– Немцы пришли, чтобы уничтожить нас. Поэтому я считаю своим долгом убивать их. Пока не уберутся обратно или не подохнут здесь!
– Вы очень странный человек, Валериан Витольдович! Понимаю, что вы воевали, но так опалить душу… Мне жаль вас!
Она встала и ушла. Скатертью дорога! Лезет в душу… Мне ее жгли много. В кавказских войнах, где бросали на убой юных солдатиков, и мне приходилось их спасать. Получалось не всегда. Мне опалила душу любимая жена, когда ушла к вору, то есть бизнесмену, пока глупый доктор спасал жизни на Кавказе. И ладно бы сама, но она забрала Дашу. А ее хахаль запретил пускать меня к дочке. Мордовороты, охранявшие его особняк, избили и выбросили меня за ворота, когда я пришел Дашу навестить. Суд, куда я обратился, принял сторону вора. В тот день я плакал– от унижения и бессилия. Меня втоптали в дерьмо. Государство, которому я служил, защищало не меня, офицера, а воров. С тех пор я видел дочку издалека. Приходил к школе и смотрел, как она выходит из дверей в компании подруг. Подойти не мог – охрана не подпускала. Терпеть это было больно, и я глушил чувства водкой. Пил каждый день. Просыпаясь, первым делом смотрел на руки – не дрожат ли? Хирургия – единственное, что удерживало меня на краю. Несколько лет алкогольного угара… Но потом Бог смилостивился и вернул мне Дашу. Дочка подросла, и вор ею заинтересовался – не по-отцовски. Начал приставать. Даша рассказала об этом матери. И та, сука, заявила, что нечего выдумать. С отчимом нужно быть поласковее: благодаря нему, они живут как в сказке. Даша разыскала меня. Моим первым порывом было зарезать жирного сатира. Но потом я сообразил: глупо. Во-первых, у меня не получится – охрана помешает, во-вторых, оставлю дочку без защиты. Тогда я попросил Дашу снять приставание на телефон. И она, умничка, сумела! Я спрятал дочку у себя, а ролик выложил ролик в Ютуб.
Раньше вор бы отбрехался. Но времена изменились, а он этого не понял. Вор сидел в законодательном собрании и считал себя неприкасаемым. Не учел, что тем выше забираешься, тем более у тебя врагов. Те обрадовались и подняли волну. Видео растащили по ресурсам. Пользователи негодовали. Когда голый, пузатый мужик пристает к школьнице, это вызывает омерзение даже у отморозков. Делом заинтересовалась пресса и прокуратура. Однопартийцы от вора открестились, его отдали под следствие. Адвокаты шустрили, но слишком велик был резонанс. Вор отправился в колонию. Я воспользовался моментом и инициировал иск о лишении бывшей жены материнских прав. Суд с этим не согласился, но постановил отдать дочь мне. Даша поселилась в моей квартире. Наступили счастливые времена. Я бросил пить и курить. После службы спешил домой, где ждал ужин, приготовленный моей умничкой, и ее рассказы о школьных делах. До этого я не думал, что это так интересно. Потом Даша поступила в МГУ. Я звонил ей, и мы разговаривали подолгу. Душа моя, как выжженный палом луг, покрылась зелеными ростками, но расцвести не успела. Помешала командировка в Сирию. Я мог отказаться – меня не принуждали, но требовались деньги. Даша жаловалась, что жить в Москве дорого. Вот и получил…
***
Человек с неприметной наружностью отложил в сторону газету, которую перед этим внимательно читал, и забарабанил пальцами по столу.
– Интересно, – пробурчал негромко. – Любопытненько.
Он встал и прошелся по комнате. Вслух более не говорил. В меблированной комнате доходного дома он находился один, но профессиональная осторожность требовала молчать. Человек размышлял. «Странно, – думал он, вышагивая по потертому ковру. – С чего это шляхтич развоевался? У него было простейшее задание, проще и придумать сложно, а его вдруг понесло. С каких пор он хирург? Или это не он? Родной брат или родственник?»
Человек вернулся к столу и стал перебирать газеты. Находя фотографии нужного лица, складывал газетные листы, чтобы выходила галерея. Затем внимательно всмотрелся в тусклые отпечатки.
«Он! – пришел к выводу. – Загадка». Пройдясь по ковру вновь, он вернулся и аккуратно вернул газеты в прежнее состояние, собрав их в стопку. «А ведь это неплохо, – пришел к выводу. – Мальчика заметили, его положение упрочится. Лечил командующего, значит, может приблизиться к нему. А это другие возможности… – человек повеселел. – Надо ехать разбираться на месте, – пришел он к решению, – заодно навещу и других. Что-то они не активны. Следует напомнить и подстегнуть».
Он не стал откладывать исполнение решения. Собрав саквояж, он запер дверь и пошел к хозяйке.
– Уезжаю по делам, Капитолина Федосьевна, – сказал, отдавая ключ. – Вернусь где-то через неделю. Скажите Лукерья, чтоб прибралась.
– Непременно! – ответила хозяйка, изобразив на жирном лице улыбку. – Даже обидно слышать, Аркадий Модестович! У меня в комнатах завсегда чистота.
– Это на всякий случай, – повинился постоялец. – Привык, знаете-с к порядку. Матушка покойная приучила. Царство ей небесное!
Он переложил котелок из правой руки в левую и широко перекрестился. Хозяйка повторила его жест.
– Засим откланиваюсь.
Человек подхватил с пола саквояж и вышел из квартиры. В коридоре он надел на голову котелок и зашагал к выходу. «Лушка точно в каждую щель заглянет, – подумал, открывая дверь. – Интересно, состоит она службе в полиции? Вряд ли. Слишком глупа. А вот хозяйка непременно. Да пусть хоть все перевернут! Омния меа мекум порто – все свое ношу с собой.
Человек улыбнулся. Прошагав немного по улице, он поймал извозчика и велел тому ехать на вокзал.
[1] Цитата из фильма «На войне как на войне».
[2] Все это было в реальной истории. Как было сказано: нацизм придумал не Гитлер.
[3] Кто в этом сомневается, почитайте книги западных историков. Подчеркиваю, не российских.
Глава 6
Визит прессы не прошел даром. В конце июля Карлович огорошил меня вопросом:
— У вас есть парадный мундир, Валериан Витольдович?
Я пожал плечами: откуда? И зачем он мне?
– Нас вызывают для вручения наград в Минск, — пояснил Карлович и улыбнулся: – Поздравляю, Валериан Витольдович! Георгиевская Дума одобрила, а государыня подписала указ о награждении вас орденом Святого Георгия четвертой степени. И меня, старика, не забыли — Владимир четвертой степени. Так что собирайтесь.
– А раненые?
– Тяжелых не повезут – я договорился, а остальных есть, кому лечить. О мундире не волнуйтесь — в Минске есть знакомый портной. Сделает быстро. Деньги имеются или одолжить?
— Не нужно, – сказал я.
Деньги у меня были, верней, у донора. По выздоровлению я заглянул в бумажник. Больше тысячи рублей — большая сумма по меркам этого мира. Да и жалование получаю -- 135 рублей в месяц. Тратить его негде. В селе есть лавка, где можно приобрести необходимые мелочи, вроде папирос, бритвы, мыла, зубной щетки и порошка. Остальным обеспечивает армия. Нас кормят и одевают. Водку Кульчицкий делает из получаемого лазаретом спирта. Его гонят из самого дешевого сырья – зерна. До гидролиза опилок пока не додумались. Кульчицкий разбавляет спирт водой и чистит смесь березовыми углями. Получается на удивление неплохо. В присылаемых земствами подарках имеются носки и носовые платки, которые большей частью перепадают персоналу. Вместо носков солдаты используют портянки, а носовые платки им заменяют пальцы рук.
Санитарная двуколка доставила нас в Молодечно. Вторая везла санитаров – Федора и Кузьму. Карлович взял их в сопровождение. Санитары несли наши саквояжи. У меня его не нашлось, занял у дантиста. Санитары исполняли роль денщиков. Военным врачам они не положены, но мы почти офицеры, а те вещи не носят. Кузьма с Федором рады. Они оставят рутину лазарета, поедут в большой город, где посетят лавки и базары. Благородия дали денег, чего-нибудь купят. У каждого свое счастье.
Из Молодечно в Минск ходил поезд, он доставил нас на Виленский вокзал. Трамвай здесь имелся, но мы поехали на извозчиках – офицеры. Санитарам коляску наняли отдельно – им невместно с благородиями. Дорогой я с любопытством смотрел по сторонам. Первый крупный город в этом мире! Выглядел Минск непривычно. Булыжная мостовая и кирпичные дома с множеством вывесок. Мелкая здесь торговля. Кое-где вывески взбирались на вторые этажи и даже на фронтоны. «Мануфактурная торговля А.З. Царфина», «Магазин портняжных и галантерейных товаров», «Парикмахер М.А. Гершензон» или просто «М-м Ольга». И чем, интересно, эта «м-м» занимается? Надеюсь, чем-то приличным. Если нет, тоже неплохо. Я бы посетил. Интересно посмотреть местных дам с пониженной социальной ответственностью. Венеролог говорил, что их регулярно проверяют. Болезни его профиля в России не распространены. Проникают из «цивилизованной» Европы – там это проблема. Да что венерические! В СССР до Великой Отечественной войны отсутствовал грибок стоп и ногтей. Немцы занесли. Культура у покорителей Европы была «на высоте». В сорок первом Вермахт поразила дизентерия – болезнь грязных рук. Армия дристала так, что срывала темпы наступления. Попавшие под Сталинградом в плен немцы болели туляремией – тяжелой инфекцией, которую в СССР практически извели. Ее переносят мелкие грызуны. Чтобы не заболеть, достаточно соблюдать правила гигиены, например, кипятить воду для питья. В Красной Армии этих эпидемий не наблюдалось.
Коляски доставили нас к двухэтажному дому неподалеку от центра города.
– Остановимся у моего друга, – пояснил Карлович перед поездкой. – В гостиницах бесполезно – все занято. В Минске расположена ставка Верховного главнокомандования и штаб фронта. Тысячи офицеров. Для них сняты гостиницы и меблированные комнаты. А у меня в Минске товарищ по университету. Надеюсь, приютит однокашника.
Товарищ встретил нас на пороге – Карлович предупредил его о приезде. Однокашником оказался немолодой врач по имени Леопольд. Они с Карловичем обнялись и расцеловались, я удостоился пожатия руки. Дом, как выяснилось, принадлежал Леопольду. Врачу, который служит в госпитале, даже не начальнику. Ценят здесь интеллигенцию! Дав прислуге указания, Леопольд сел в коляску и отправился на службу, пообещав поговорить с Карловичем вечером, а сейчас его раненые ждут. Нас разместили и накормили.
Перекусив, мы отправились к портному. Им, ясное дело, оказался очередной Гершензон. Едва мы вошли в мастерскую, как он выскочил из-за ширмы.
– Ваше высокоблагодие! – поклонился Карловичу. – Навестили бедного Лазаря. Какое счастье! Я так рад вас видеть. Чем могу быть полезен? Желаете новый мундир?
Он кланялся и тараторил, но взгляд черных глаз словно говорил: «Счас я вас обую!» В смысле – раздену.
– Не части, Лазарь! – улыбнулся Карлович. – Мундир нужен не мне, а этому молодому человеку. Парадный – и очень скоро. Крайний срок – завтра.
– Никак не можно! – замахал руками портной. – Много заказов. И всем срочно. Господа офицеры не любят ждать. Через неделю.
– Не устроит, – покачал головой Карлович. – Поищем других.
Он сделал вид, что уходит.
– Что вы, ваше высокоблагородие! – преградил путь Лазарь. – Кого вы найдете? Сейчас у всех много заказов. Есть поцы из эвакуированных, которые обещают быстро. Но что они могут? Кого они обшивали в своих местечках? Мундир это не лапсердак, к нему нужно с умом. У мине лучшая мастерская в губернии.
– Сказал, что не можешь.
– Можно подумать.
Лазарь хитровато прищурился. Ясно.
– За срочность доплачу, – вмешался я.
– Для Лазаря главное – уважение, – заулыбался портной. – Чтобы их благородия оставались довольны и приходили еще. Мине лишнее не нужно. К мине есть мундир, как раз для этого красивого офицера. Заказчик не забрал: дал задаток и не появился. Если его благородие не побрезгует… Там подшить капельку! Сто восемьдесят рублей.
– Побойся бога! – возмутился Карлович. – Девяносто.
– За девяносто даже поц иголку не возьмет! – заломил руки Лазарь. – Только из уважения к его высокоблагородию – сто семьдесят.
– Ты получил задаток.
– А вдруг его благородие придет? Придется возвращать.
– Сто.
– Сто шестьдесят пять – и только из уважения к вам.
– Сто пять, – помотал головой Карлович. Похоже, настроился торговаться. Немец, у них экономия в крови. Я не выдержал и вмешался:
– Сто пятьдесят – и мундир завтра после обеда.
– Сразу видно благородного человека! – обрадовался Лазарь. Карлович посмотрел на меня осуждающе, дескать, чего влез, но спорить не стал. – Оставляю вас здесь, – сказал сухо. – А я – в госпиталь к Леопольду. Обещал навестить.
– Прошу, ваше благородие! – сказал Лазарь, когда Карлович ушел.
Я прошел за ширму. Лазарь кликнул Изю. Прыщавый подросток в кипе выслушал указание и принес вешалку с мундиром. Судя по погонам, его заказал какой-то капитан-артиллерист. Я снял свой и переоблачился. Мундир оказался великоват – неизвестный мне капитан был в теле. Лазарь закрутился вокруг с булавками. Он доставал их изо рта и ловко прикалывал собранную по бокам ткань. Кое-где помечал мелком. Затем взял портняжный метр и замерил талию.
– К завтрему усе сделаем, – заверил, полюбовавшись. – Погоны я пристегну другие.
– Лучше пришить, – возразил я. – Зауряд-врачам положено.
– Я вас умоляю! – прижал руки к груди Лазарь. – Зачем вам так выделяться? Будете красивый офицер.
– Ладно, – кивнул я.
– Фуражку найдем, – сообщил Лазарь. – Их у мине много.
Покончив с примеркой, я переоделся и достал из бумажника сотенную купюру.
– Задаток.
– Благодарю!
Купюра исчезла, будто растаяла.
– Хочу спросить. Мне нужен хороший ювелир. Не подскажете?
– Отчего ж не подсказать, – закивал головой портной. – Мы с вами не ссорились. Могу спросить: для чего господину ювелир? Купить или сделать заказ?
– Заказ, сложная работа. Ювелир нужен хороший.
– Тогда только Либезон, – сказал он. – Лучшего не найти. Изя, проводи господина офицера. И чтоб сразу назад, не шататься по улицам!
Мальчик кивнул и шмыгнул носом. Мы вышли из мастерской, и зашагали по булыжной мостовой. На улице было многолюдно. Навстречу попадались гражданские и военные. Нижние чины отдавали мне честь. Офицеры, разглядев узкие погоны на плечах, делали вид, что не замечают. На фронте к зауряд-врачам относятся уважительно, в тылу вылезает спесь. Ну, и хрен с ними! Я им тоже не козырял. Мы вышли на Захарьевскую улицу. У красивого здания с лепниной Изя указал на вывеску «И.М. Либензон».
– Здесь.
– Как зовут ювелира?
– Исаак Моисеевич, – ответил он удивленно. Видимо, здесь этим не интересовались.
Я дал мальчику гривенник. Он зажал его в кулак и убежал. Я толкнул тяжелую дверь лавки. Сверху прозвенел колокольчик. Из-за застекленного прилавка навстречу вышел приказчик.
– Что угодно господину офицеру? Кольцо, брошь, серьги?
– Господин офицер желает поговорить с Исааком Моисеевичем.
– Хозяин занят.
– Меня направил к нему портной Лазарь. Крупный заказ.
Приказчик кивнул и скрылся за дверью в перегородке. Вместо него появился дюжий охранник. Скрестив руки на груди, он уставился на меня. Взгляд его словно говорил: «Только попробуй!» Я пробовать не стал. Подошел к витрине и стал рассматривать выставленные там изделия. Красивая работа! В моем мире пошла бы на «ура». Несколько старомодно, конечно, но покупатели бы нашлись.
– Чем могу служить? – спросили за спиной.
Я обернулся. Передо мной стоял сухонький старичок в кипе с седыми пейсами на висках. Выцветшие глаза под кустистыми бровями смотрели без почтения. Суровый старик, мощный.
– У меня сложный заказ, Исаак Моисеевич. Надо сделать такие штуки.
Я полез в карман, достал сложенный листок и вручил его ювелиру. Тот развернул и некоторое время рассматривал.
– Что это? – спросил, посмотрев на меня. – Кольца? Какие-то странные. – Это называется стент. Его вставляют в разорванный сосуд, после чего зашивают. Я врач.
– Почему вы пришли с этим к ювелиру?
– Стент делают из золота или платины. Лучше из последней. Работа сложная и ответственная. Рекомендовали вас.
– Пройдемте! – кивнул он на дверь за прилавком.
В небольшой комнате, которая служила мастерской – об этом говорили разложенные на столе инструменты и пара неизвестных мне станков – Либензон предложил мне сесть. Сам устроился за столом и вновь рассмотрел рисунок, использовав для этого лупу.
– Кто это рисовал? – спросил, положив ее на стол.
– Я.
– Неплохо. С размерами понятно. Какой толщиной должна быть сетка?
– Как можно тоньше. Но при этом не сминаться
– Тогда золото не годится – слишком мягкое. А платина тяжела в обработке, – он посмотрел на меня.
Я достал бумажник.
– Погодите! – остановил он. – Я еще не принял заказ. Вам это нужно для чего?
– Продемонстрирую на конференции военных врачей. Если они одобрят, стенты войдут в практику. Мы можем спасти жизни людей, и не только раненых. Есть такая болезнь – атеросклероз. С возрастом у человека засоряются артерии, из-за чего нарушается кровообращение. В тяжелых случаях необходима операция. А ее не сделать, если нет стента.
– Не слышал о таком, – сказал он. – Интересно, у меня есть этот атро…
– Атеросклероз.
– Ага.
– Сколько вам лет?
– Шестьдесят пять. Я старый человек, ваше благородие.
– У вас есть чувство жжения и боли за грудиной? Головокружения, шум в ушах? Трудно ли глотать?