Я вышла из кафе, чтобы взглянуть на набережную. Та непривычно пустовала, хотя на небе ярко светило солнце, легкий бриз шелестел свежей листвой и все говорило, нет, практически кричало: «Сегодня прекрасный день для прогулки и чашки горячего шоколада!» Однако людей почти не было.
Пустовала и обычно оживленная улица, на которой находилась шоколадница. Только Бардак, завидев меня – или, скорее, учуяв – с радостным лаем бросился под ноги, виляя хвостом.
– Маленький попрошайка, – притворно проворчала я, пытаясь одновременно погладить его и не дать поставить на себя грязные лапы. Зеленое платье было уже не таким новым, но пока оставалось любимым.
– Мира!
Я обернулась на зов: ко мне спешила госпожа Кроули, тревожно кутаясь в легкий плащ, хотя погода уже позволяла ходить и без верхней одежды. Только когда мамина подруга подошла ближе, я поняла, что плащ она накинула чуть ли не поверх ночной сорочки или просто легкого домашнего платья. Ее заведение открывалось во второй половине дня и работало до ночи, поэтому Анна Кроули вставала гораздо позже меня.
Еще ни разу в жизни я не видела ее в таком растрепанном виде: без макияжа, с наспех собранными в пучок волосами и непонятной одежде. Не говоря ни слова, госпожа Кроули почти втолкнула меня обратно в шоколадницу, отодвинув ногой обиженно залаявшего Бардака, чтобы закрыть за нами дверь.
– Отец дома? – спросила она, тяжело дыша.
– Нет. – Я растерянно покачала головой. – Он ушел к Стоуну.
Стоун – наш основной поставщик. Мы закупаем через него все, кроме какао, его привозит специализирующийся на подобном заморском товаре Арчер Вранак. Но с Вранаком у нас долгосрочный контракт, какао в виде порошка, масла и бобов, а заодно шоколадные «монеты», мы закупаем с запасом на случай проблем с поставками. А к Стоуну отец ходит со списком, который я составляю, раз в неделю-две. Вот и сегодня пошел, чтобы сделать заказ, оплатить его и договориться о доставке. Такие дела отец предпочитал оставлять за собой.
– Да и пекло с ним, старым хрычом, Варег его забери, – раздосадовано махнула рукой госпожа Кроули. – А ты закрывай лавочку, опусти занавески, запри как следует дверь и не высовывайся из дома хотя бы несколько дней.
От ее слов – а еще больше от тона – у меня похолодело внутри, сердце забилось быстро и неровно.
– Анна, что случилось?
С тех пор как мама умерла, госпожа Кроули попросила называть ее по имени, потому что была старше меня всего на девять лет. И, вероятно, с тех пор считала себя просто моей подругой, но я продолжала воспринимать ее как подругу матери.
– Сиран ночью подписал капитуляцию, – мрачно объяснила госпожа Кроули, кусая губы. – Ты разве не видела? Это во всех утренних газетах! Варнайский Магистрат уже наводит там свои порядки.
Я едва не задохнулась то ли от удивления, то ли от страха. Скорее, от второго, потому что удивляться было нечему: Сиранская Республика уже два месяца сражалась с Магистратом, который ни с того ни с сего объявил войну им, а не Ниланду. Армия генерала Шелтера уверенно шла к ее столице. Об этом постоянно писали и говорили, но сегодня утром у меня не было времени заглянуть в газету, а отец никогда не обсуждал со мной политику и, видимо, не посчитал нужным предупредить о случившемся.
– Думаешь, теперь они пойдут к нам? – испуганно и жалобно пискнула я.
– Думаю, они уже идут, – горько вздохнула госпожа Кроули. – Им нужен выход к морю. Только ради этого они и лезли сначала в Ниланд, а в итоге подчинили Сиран. Чтобы добраться до нас и занять порт. Великий Магистр варнайцев наверняка понимает, что мы сражаться не будем. Нам просто нечем и некем. Да и если они сломили Сиран… – Она снова вздохнула, не договорив. Но этого и не требовалась.
– Значит, военных действий у нас не будет? – уточнила я.
Госпожа Кроули покачала головой.
– Нет, они придут сюда уже как хозяева. Скорее всего, поставят своих людей во главе города, наведут новые порядки и уйдут, оставив какое-то количество солдат. Дальше будем жить как жили, только уже по законам Магистрата.
– Тогда, может быть, все не так страшно?
Госпожа Кроули смерила меня сочувственным взглядом, который как бы говорил: какая же ты бестолковая.
– Страшно будет только молодой девице попасться на глаза солдатне, которая месяцами в походах женщин не видит, – жестко припечатала она. – Закона над ними никакого не будет, завоеванные территории всегда в полном распоряжении захватчиков. Поняла?
Я судорожно закивала, с трудом сглатывая. Что ж тут не понять-то? О том, что творит армия Магистрата на подчиненных территориях, ходят легенды. Жуткие и тошнотворные.
– Поэтому закрывай кафе, запирайся, зашторивай все окна и сиди тихо, как будто тебя здесь нет, – велела госпожа Кроули.
Она крепко обняла меня, очертила указательным пальцем на лбу защитный круг и поцеловала в то же место.
– Береги себя.
Выглянув за дверь, она убедилась, что на улице все по-прежнему спокойно, и торопливо вышла. То ли отправилась предупреждать еще кого-то, то ли к себе – баррикадироваться.
Когда госпожа Кроули выбегала из шоколадницы, Бардак умудрился просочиться внутрь и теперь сел посреди зала, деловито виляя хвостом и глядя на меня из-под густой челки. Я решила не выгонять пса, с ним было как-то спокойнее. А отец все равно будет ругаться, как минимум, на закрытое кафе. Собакой больше, собакой меньше…
Я сделала все как велела Анна Кроули: опустила шторы, заперла дверь, сама забралась на второй этаж, закрылась в своей комнате вместе с Бардаком и села у окна – караулить возвращение отца. Из окна как раз был виден вход, поэтому я не могла пропустить его появление. Но отец все не возвращался. Возможно, зацепился языками со Стоуном или встретил приятелей, с которыми решил обсудить события в Сиране за кружкой эля.
Людей на улицах почти не было видно. Лишь иногда появлялись какие-то компании или отдельные, особо смелые горожане. Бардак вел себя на удивление спокойно: сидел на полу у моих ног и тихонько скулил, словно предчувствовал беду.
Военные в черной форме появились в городе ближе к обеденному времени. Они или шли отрядами человек по двадцать, или разъезжали в странных повозках без лошадей (должно быть, ими двигала магия). Маги с ними тоже были, их я узнавала по характерным одеждам, больше похожим на платья, чем на нормальные мужские одеяния. В отличие от солдат, все они, как один, носили длинные волосы.
Меня начало подташнивать от страха. Или от голода, потому что я не смогла заставить себя поесть, а времени с раннего завтрака прошло уже прилично. В конце концов, я решила запихнуть в себя хотя бы что-то из утренней выпечки. Все равно ведь пропадет теперь. Пришлось спуститься вниз, но я очень старалась передвигаться бесшумно, а сквозь зашторенные окна меня не могли увидеть.
Я набрала на блюдо кексов и слоеных завитков и уже собралась вернуться наверх, когда услышала за дверями постоянно нарастающий шум. Сначала это была непонятная возня, постукивания и скрежет, а потом раздались крики. Голос отца я узнала сразу.
– Смердящие выродки! Змеиные ублюдки! Вон отсюда! Вас сюда не звали! Это наш город!
Я едва не выронила тарелку, успела в последний момент с громким стуком поставить ее на ближайшую горизонтальную поверхность. Метнулась к окну и осторожно отвела в сторону край шторы, чтобы выглянуть. Сразу затошнило сильнее.
На улице, прямо перед дверями кафе, толпилось несколько человек: отец с приятелями и почти с десяток военных армии Варнайского Магистрата. Я не разбиралась в их форме и знаках отличия, но было похоже, что двое из них офицеры, а остальные – рядовые. Чуть дальше, на дороге, стояла одна из безлошадных повозок, небольшая, сравнимая по размеру с обычным экипажем. Еще дальше остановилось несколько человек из горожан. Или они вышли из домов поглазеть на назревающий конфликт.
Когда я выглянула в окно, тот уже расцвел пышным цветом. Мой отец, никогда не отличавшийся силой и статью, но зато обладающий чрезмерно сварливым, склочным характером, по старой привычке кинулся на военных. За ним подобное наблюдалось иногда: он любил поорать на других и помахать тростью, без которой последнее время не ходил. Вот только мне хотелось верить, что он окажется достаточно вменяем, чтобы не делать этого по отношению к солдатам захватчика. Впрочем, его раскрасневшееся лицо и блестящие глаза давали понять, что с элем он знатно переборщил сегодня, а потому на разумную осторожность с его стороны рассчитывать не приходилось.
Приятели сначала пытались его унять, потом – отбить у военных, но в итоге их оттеснили в сторону, а отца один из рядовых ударил задней частью… Думаю, что это было ружье такое. Отец упал на колени к ногам одного из офицеров, а рядовой снова занес оружие для нового удара.
Я не выдержала: дернула замок, рванула на себя дверь и выскочила на улицу.
– Стойте! – закричала, подбегая к отцу и пытаясь закрыть его собой. – Не надо! Не трогайте его, пожалуйста! Вы же видите, он не в себе…
Солдат замер, так и не нанеся удара, вопросительно посмотрел на офицера. И я тоже посмотрела на него снизу вверх. Черный мундир сидел на мужчине, как влитой, на груди красовались какие-то значки, что изображено на погонах, я не видела. Да и не поняла бы. Поэтому смотрела только в равнодушные серые глаза, которые недобро сощурились.
– Ты кто?
– Я его дочь, – быстро затараторила я, демонстрируя раскаяние и смирение. Мне было не привыкать к такому. – Мой отец не в себе. Пожалуйста, отпустите нас, я заберу его домой, он больше не доставит вам неприятностей.
– Еще сапоги ему оближи, дрянь продажная, – почти заревел отец. Когда выпивал, он совершенно терял связь с реальностью, из его рта летели только ругательства и проклятия. – Они на чужой земле! Мы должны дать им отпор, а не вставать перед ними на колени!
Учитывая, что мы оба сейчас стояли на коленях перед офицером варнайской армии, его заявление выглядело особенно нелепо. Впрочем, отец честно пытался подняться, но мы с опьянением не давали ему этого сделать.
Я снова умоляюще посмотрела на офицера. Не зверь же он, должен понять…
Мужчина презрительно скривился и усмехнулся, скользнул по мне оценивающим взглядом. Я запоздало вспомнила слова госпожи Кроули, вновь чувствуя, как руки леденеют, а в груди все сжимается от ужаса.
Где-то ниже по улице что-то вдруг затарахтело, приближаясь, потом скрипнуло, останавливаясь рядом с нами. Офицер обернулся, и я против воли проследила за его взглядом: рядом остановилась еще одна безлошадная повозка, но уже побольше, похожая на грузовой фургон. Открылась дверца – и на мостовую спрыгнул мужчина в обычном темно-сером костюме. Немолодой – его волосы уже посеребрила седина – и заметно расплывшийся, с неприятным взглядом и лоснящимся от пота лицом, хотя было не так уж и жарко.
– Что у вас тут происходит, майор? – обратился он к офицеру. – Нам нужно проехать, а вы перегородили дорогу.
– Да вот… – Майор неопределенно кивнул на нас с отцом. – Сейчас все сделаем, господин Драгз.
И он велел солдатам оттеснить собирающуюся толпу зевак. Меня дернули за локти, грубо поднимая на ноги и оттаскивая к стене здания. В считанные мгновения проезд оказался свободен, из чего я сделала вывод, что господин Драгз – важная фигура.
Однако тот не торопился воспользоваться освобожденной дорогой. Он смотрел на меня. Его взгляд быстро скользнул по фигуре, потом долго изучал лицо. Я не выдержала и опустила глаза в землю, тяжело дыша и чувствуя, как тело охватывает дрожь. Колени уже начали подгибаться от страха.
– Это твой муж? – внезапно спросил Драгз, кивнув на притихшего наконец родителя.
– Этой мой отец, – немного оскорбленно отозвалась я.
– Живете с ним вдвоем?
– Да…
– Чудесно, – он вдруг улыбнулся, но от этой улыбки мой желудок снова подскочил вверх, к горлу. Драгз повернулся к майору и потребовал: – В машину. Я забираю ее в коллекцию.
Он повернулся и отправился на свое место в повозке. Майор мазнул по мне удивленным взглядом, едва заметно дернул плечами, словно чего-то не понимал, и кивнул солдатам, которые ждали только его приказа. Не успела я осознать, что происходит, как отца оттащили в сторону, а меня повели к большой повозке.
– Что вы делаете? Нет! Я не пойду! – закричала я, как только поняла, что происходит.
Я уперлась ногами в землю, попыталась вырваться из цепких рук солдата, но тот, конечно, оказался сильнее. Удалось только немного замедлить наше движение, повернуться в руках схватившего меня мужчины и умоляюще посмотреть на отца.
– Папа! – крикнула я, протягивая к нему руку, словно он мог что-то сделать.
Неожиданно отец рванулся ко мне, но его удержали на месте.
– Мира! Что вы делаете, мерзавцы? Отпустите ее!
Это придало сил, я забрыкалась в руках солдата активнее, упираясь ногами в землю так, что едва не повалила обоих. Мужчине это быстро надоело, поэтому он просто перехватил меня за талию и поднял над землей. Теперь я не могла за нее цепляться, только сучить ногами в воздухе.
Внезапно раздался пронзительный лай: из шоколадницы выскочил Бардак и кинулся на тащившего меня солдата. Тот пнул его ногой, Бардак заскулил, но секунду спустя снова залаял, зарычал и бросился на солдата. Я не успела обрадоваться неожиданному заступничеству: заметила, как другой солдат снял с плеча ружье, вскинул его и прицелился в пса.
– Бардак, фу! – заорала я в ужасе, но уже не за себя. – Фу, Бардак, беги!
Раздался выстрел, пес испуганно взвизгнул, заскулил, но бежать бросился вполне резво: стрелявший или промахнулся, или и не целился в него, а только хотел спугнуть.
А меня, брыкающуюся и снова зовущую отца, тем временем подтащили к задним дверям повозки, которые кто-то уже распахнул. За большой повозкой остановилась еще одна маленькая. Я почувствовала на себе прожигающий взгляд, но смогла рассмотреть только возницу и неясные силуэты на заднем сиденье.
Мгновенно стало не до разглядывания повозок: меня закинули в фургон, как мешок картошки. Я больно ударилась плечом о холодный жесткий пол, а головой – о чуть менее жесткую скамью, тянущуюся вдоль стены. После чего дверцы захлопнулись, что-то с противным лязгом щелкнуло.
Приподняв голову, я успела поймать три обращенных на меня испуганных взгляда, вскочила и ударила раскрытыми ладонями в двери, хоть и понимала, что они не распахнутся.
Ладони лишь ожидаемо обожгло болью. Повозка вздрогнула, зарычала, качнулась и тронулась с места. Я прильнула к маленькому окошку, пытаясь поймать взгляд перепуганного отца, который вдруг растерял всю свою воинственность. Возможно, даже протрезвел от неожиданности.
Повозка уверенно набирала скорость, и в считанные секунды дом и кафе, в котором я работала с детства, отец, знакомые лица соседей и грозные лица чужих военных остались далеко позади, сначала сжавшись, а потом и вовсе исчезнув из вида. Так быстро, что я не успела поверить в случившееся.
Та повозка, которой мы мешали проехать, какое-то время следовала за нами, но потом свернула. Мои колени наконец подогнулись, и я с размаху плюхнулась на скамью. В глазах темнело, в ушах шумело, к горлу подкатывала тошнота, а легкие горели, потому что я не могла нормально вдохнуть. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не задохнуться. Только сейчас я обратила внимание на едкий, мерзкий, горький запах, которым был наполнен воздух в фургоне.
Что теперь будет? Куда меня везут? О какой коллекции говорил тот мужчина? Как же папа? Он ведь пропадет без меня! Кто приготовит ему еду и кто будет зарабатывать деньги, чтобы он эту еду мог купить?
Сотня вопросов толпились в голове, но я не могла сейчас найти ответы. Все, что я могла, – это дышать.
Глава 3
Повозка катилась по городу, фыркая и рыча. Не знаю, долго ли мы кружили по узким улицам. Сквозь туман, окутавший сознание, я едва заметила несколько остановок. В фургоне появились еще три перепуганные девушки, но через пелену, застилавшую глаза, мне не удалось разглядеть их лица. Я обхватывала себя руками, но никак не могла унять дрожь. От едкого, ядовитого запаха разболелась голова. Кто-то рядом тихо плакал, две девушки – вероятно, знакомые друг с другом, – о чем-то тревожно шептались.
Наконец повозка снова остановилась, двери открылись, и грубый голос велел:
– Вылезайте! Быстрее!
Сначала никто не шелохнулся, но когда мужчина повторил требование громче, еще и стукнув раскрытой ладонью по металлической дверце, мы испуганно вздрогнули и торопливо выбрались наружу. Я едва не свалилась, зацепившись ногой, однако командовавший нами солдат удержал меня от падения. И на том спасибо.