Мирана, куда-то пропавшая на время клеймения, вернулась из соседнего помещения. В руках у неё была шкатулка, расписанная светящимся орнаментом. Водрузив её на край шестиугольного стола, смуглая женщина провела рукой над шкатулкой и шевельнула пальцами, активируя руну ключа. Щёлкнул механизм, и крышка чуть отошла от корпуса.
В своё время рунные умельцы Теората пытались ввести в моду волшебные замки, но постоянное поддержание материальных пластин навроде тех, что применялись в кандалах, растрачивало слишком много энергии, из-за чего привычные механические устройства так и не ушли из обихода. Разве что железным ключам суждено было стать пережитком прошлого, уступив место рунам, настроенным на открытие принадлежащих владельцу замков.
Доступ к запору на шкатулке, скорее всего, был только у пятерых членов совета, и ничьим другим браслетам замок бы не поддался.
Обычные браслеты, используемые большинством граждан Теората, а также боевые их вариации, применяемые законниками, представляли собой металлический обод с вставками в виде тонких кейсариновых пластин, наделяющих владельца доступом к разрешённому ему набору рун. Набор этот определялся положением человека в обществе и его родом занятий, а металлическая основа по желанию владельца могла быть украшена резьбой или инкрустацией из драгоценных камней. Пластины кейсарина обычно вплавлялись в браслет таким образом, чтобы сложиться в символ, по которому и определялась профессия и статус человека.
То, что лежало внутри шкатулки, представляло собой обратную картину: эмблемы, указывающие на должность кукловода и офицерское звание, были выполнены из простого серебра, в то время как остальной корпус браслетов почти целиком состоял из чистейшего кейсарина, обрамлённого лишь тонким стальным каркасом. Да и назвать это браслетами можно было лишь с большой натяжкой — достигающие в длину почти целого локтя, это были скорее полноценные наручи, способные сослужить не только оружием, но и защитить руку от прямого попадания вражеским клинком. Каждый наруч был подогнан под руку своего владельца, на ободе имелись гравировки с именами кукловодов.
Внутри прозрачной синей поверхности проглядывались многочисленные руны, каждая из которых позволяла задействовать определённое заклинание. Обычно символы вырезались в кейсарине мелко и плотно друг к другу, но здесь доля волшебного минерала в разы превосходила площадь, требуемую для размещения рун, позволяя им свободно рассыпаться по поверхности. Означать это могло лишь одно: такой наруч не только открывает доступ к магии, но и хранит в себе приличный запас энергии и может долгое время использоваться вдали от Столпов, требуя лишь периодической подзарядки.
Чего нельзя было сказать о классических браслетах, что превращались в бесполезные побрякушки, как только их владелец покидал пределы города. Впрочем, подобных инцидентов почти никогда не случалось. Охотники, добытчики, разведчики, исследователи и представители прочих профессий, требующих выхода в дикие подземелья, в обязательном порядке снабжались автономным оборудованием, а простым гражданам в целях безопасности запрещалось пешком покидать границы городов.
— Перед вами — полноценный боевой наруч, — рассказывал Мёрнен, пока трое кукловодов возились с застёжками, снимая с запястий простые кадетские браслеты и надевая новые. — Он оснащён широким спектром боевых рун, помимо уже знакомого вам базового набора, а именно: призыв холодного оружия любого типа; щитов любого размера, от малых и до ростовых; запуск снарядов трёх типов — колющие, дробящие и разрывные; обработка ранений низкой и средней тяжести; телепортация на короткие расстояния в пределах видимости и краткосрочное усиление своего тела. А также главная способность кукловодов: повелевание этродами.
Яркая голубая вспышка на мгновение осветила лица Мёрнена и кукловодов. Когда она погасла, синий наруч, плотно облегающий предплечье Гилберта, ещё сиял переливами энергии от задействованного заклинания, а правая ладонь сжимала рукоять прямого меча-бастарда. Слегка прозрачный и издающий лазурное свечение, этот клинок был куда прочнее и смертоноснее простого оружияиз металла, уже почти не встречающегося в Теорате.
— Ух ты, быстро, — поразился Тиден, вспомнив тренировки с маломощными учебными браслетами, когда полная материализация клинка занимала добрую секунду, и можно было невооружённым глазом проследить, как призрачное лезвие вырастает в руке.
Гилберт сделал несколько пробных взмахов: призрачный клинок порхал в его руке так легко, словно был рапирой, а не четырёхфутовым бастардом. Затем, погасив меч, он спросил:
— А что насчёт нашего войска? Они здесь, в Самет'Хоране?
— Нет. Переброска столь большого числа воинов отсюда к границе заняла бы слишком длительное время, поэтому армия этродов была сформирована в Кина'Тероне — ближайшем к восточной границе городе Теората. Ваша отправка состоится завтра, в десять-ноль-ноль. Поезд уже подготовлен, персонал поставлен в известность. От вас потребуется лишь предъявить браслеты, и уже через шесть часов вы прибудете на место. А пока можете быть свободны. Попрощайтесь с семьями, отдохните напоследок и будьте готовы к завтрашнему отъезду.
***
Дожидавшийся за дверью провожатый доставил кукловодов к выходу, проведя их обратной дорогой через запутанную сеть холлов и коридоров. Новые боевые браслеты успели собрать на себе взгляды каждого встречного писаки и законника — раньше такие можно было увидеть разве что на самих Командующих. Оказавшись на улице, офицеры — даже Гилберт — не удержались от того, чтобы ещё раз полюбоваться гладкой поверхностью кейсариновых наручей, испещрённой внутри десятками убийственных рун.
Тиден поднял взгляд к Столпу, где на высоте трёх сотен футов отсчитывал время циферблат гигантских часов. Закреплённые прямо на исполинской голубой колонне, они имели механическую основу; кейсарин служил лишь источником энергии, позволяя пудовой часовой стрелке изо дня в день преодолевать свой вечный круг. Ещё три таких же висели по другим сторонам Столпа, показывая время для всего внутреннего периметра столицы.
— Всего лишь шестнадцать, — произнёс он и повернулся к напарникам. Там, где они только что стояли, было пусто, а компанию новоиспечённому кукловоду составляли лишь два стражника у дверей Зала Совета.
Оглянувшись по сторонам, Фонтер быстро обнаружил две фигуры в кадетской форме, уже готовые затеряться в толпе. Впрочем, голубые цилиндры браслетов выдавали их лучше любой одежды, и кукловод поспешил догнать своих напарников.
— Ещё не знаю, куда вы направляетесь, — затараторил он, подстраиваясь под их шаг, — но не разрешите ли навязаться с вами? Отметим втроём наш последний день в столице, я как раз знаю пару подходящих местечек.
— Может, ещё в кровать к нам залезешь? — фыркнула Кара, не сбавляя шага. — Увидимся завтра. Надеюсь, не раньше.
Тиден не стал уговаривать и, не слишком огорчившись, пожал плечами и отправился восвояси. Гилберт и Кара остались вдвоём.
Какое-то время они молча шагали по широкой площади центрального Самет'Хорана, огибая толпы прохожих. Девушка снова ушла в себя и лишь спустя минуту выпала из задумчивости и осмотрелась, пытаясь определить, куда они идут. Гилберт вёл их по круговой площади и, судя по всему, направлялся к зданию столичного архива, примыкавшему к Столпу с противоположной от Совета стороны.
— Слушай, насчёт того, что предлагал этот Фонтер, — обратилась она к спутнику. — Может, всё-таки гульнём напоследок? Без него, само собой.
— Лучше потрать это время на подготовку к предстоящей миссии. Ознакомься с картой Арсафира — ты же не хочешь потеряться на незнакомой территории?
— Я знаю, в какой стороне восток, — недовольно буркнула Кара.
— Изучи подробнее ту местность, где нам предстоит начать задание, — будто не услышав её, продолжил Гилберт свои наставления. — Ознакомься с историей, культурой этого государства, а главное — с тактикой и вооружением их войск.
— Боже, Гил, этим данным уже шесть веков! У них там всё сто раз поменялось.
— У Фаррена не изменилось почти ничего, — поспорил Гилберт. — Значит, и их соседи не могли далеко уйти в развитии. В любом случае, мы не знаем, какая информация может оказаться полезной. Следует изучить всё, что найдётся в архиве, а не надеяться, что как-нибудь разберёмся на месте.
Если этими поучениями он пытался вывести Кару из себя, то уверенно шёл к успеху. Но следующая фраза Гилберта на голову превзошла все глупости, до этого вылетавшие из его рта:
— И не забудь попрощаться с отцом. Вы с ним ещё долго не увидитесь.
— Попрощаться с кем?!!! — раздался за его спиной возмущённый вопль, когда девушка резко остановилась. Ближайшие прохожие вздрогнули и поспешили обойти стороной крикливого офицера.
— Может, мне ещё обняться и поцеловаться с ним? — продолжила Кара, не обращая внимания на окружающих, разве что чуть сбавила громкость.
Гилберт подошёл к ней и по-отечески положил руку на плечо.
— Он твой отец, Кара. Может, и не самый лучший, но он вырастил и выкормил тебя, прояви уважение хотя бы к этому. А ещё лучше — постарайся с ним помириться.
Лицо девушки перекосило так, словно прямо сейчас на ней выжигали второе клеймо.
— Лучше бы ты вообще не открывал свой рот… — процедила она, всё ещё не веря в услышанное. — Ты хоть сам слышишь, что несёшь?
— Слышу, — спокойно ответил Гилберт, полностью уверенный в своей правоте. — Мы должны уважать тех, кто дал нам еду и крышу над головой. Воспитатели в моём приюте тоже были строги, и всё же я непременно загляну к ним перед отъездом. И тебе советую сделать то же са…
Мощный удар наотмашьедва не сбил его с ног. Наруч на второй руке Кары не подавал признаков активности, чему Гилберт нисколько не удивился. Бить она умела, несмотря на свою обманчивую хрупкость, и при нужде заехать кому-нибудь в лицо всегда обходилась без рунных усилений.
Выпрямившись, Гилберт увидел мелькающие кадетские каблуки и хотел было бросить вслед, что Кара только что нарушила закон, но наконец догадался, что, пожалуй, уже и без того перегнул палку. Ещё раз проводив взглядом непутёвую подругу, офицер покачал головой продолжил свой путь в архив.
***
Кара вертела оловянной кружкой, наблюдая за катающимися по дну каплями. Хотелось подозвать разносчицу и заказать ещё, но, как назло, именно к завтрашнему утру она должна быть в трезвом уме и твёрдо стоять на ногах. Напиться сегодня не выйдет.
Завсегдатаи кабака, неустанно пристающие к каждой симпатичной девице, забредшей в это место, а в их отсутствии донимающие официанток, обходили офицера стороной. Бывало, что их не останавливали ни кадетская форма, ни горячий нрав Кары, но сегодня, заметив громоздкий наруч из чистого кейсарина, предназначенный явно не для управления лампочками и механизмами, даже самые наглые из посетителей предпочли не испытывать судьбу.
Часы показывали без десяти восемь. Кара тянула этот вечер, как могла, успев погулять по городу, поглазеть на витрины магазинов и посидеть в кабаке, но ночью, хотелось ей того или нет, нужно было выспаться. Отодвинув кружку и высыпав на стол несколько серебряных мекаров, она поднялась и покинула прокуренный и пропахший перегаром зал.
Бывают обязанности, достойные того, чтобы отдать все силы на их выполнение и гордиться результатом. Такие, например, как оборона границ, по завершении которой всех выживших офицеров ждут щедрые награды, почести и всеобщее уважение.
А есть дела, которые хочется до бесконечности откладывать на потом, придумывать новые и новые отговорки, а лучше полностью выбить из головы, подивившись тому, как подобные безумства вообще могли прийти в голову. Как раз такая задача настойчиво нависала над Карой весь сегодняшний день, и самый мощный кейсариновый щит не смог бы укрыть голову от назойливых мыслей.
Девушка яростно пнула подвернувшийся под руку камень, чуть не угодив им в сидевшего в стороне бедняка. Куда большее удовлетворение принесла бы дубовая голова Гилберта, окажись она на месте этого камня, но и так сойдёт.
За годы их знакомства кадет не один десяток раз предлагал ей провести ночь вдвоём, и иногда ему даже улыбалась удача, хотя чаще Гилберт получал отказ. Не потому, что Кара не замечала его чувств или не разделяла их — просто каждое их свидание упиралось в долгие поиски подходящих мест для уединения. Гилберт жил в кадетском общежитии, Кара — в доме с отцом, а стипендия кадетов была не настолько высока, чтобы проплатить комнату в гостинице.
Постоялые дворы, предлагавшие скромный ночлег за разумную цену, канули в прошлое шесть веков назад вместе со старым Теоратом. В подземельях не было путников, ради которых стоило бы создавать подобный сервис, а гостиницы предназначались для купцов из других городов, и цены за ночлег там были соответствующие.
Сегодня же, вопреки своей гордости, Кара была готова уснуть с ним в обнимку хоть в подворотне за кабаком. Но этому дуболому, видите ли, вздумалось весь вечер просидеть над картами и книжками, лишив Кару последней возможности оттащить себя подальше от дома и не дать волю нестерпимому желанию поквитаться за всё со своим папашей.
Что ж, нет — значит нет. Пусть это станет ещё одним, последним испытанием для неё. Испытанием убийства.
Ноги, сами помнившие дорогу, довели хозяйку до юго-восточной части города, где в тоннелях внешнего периметра располагался её дом. Двигаясь по широкому тоннелю меж верениц выдолбленных по обе стороны жилищ, часто украшенных столбиками, балконами, террасами и декоративными грибниками, Кара дошла до здания с кусками облупившейся белой краски на стене, по которым ещё угадывался нанесённый когда-то номер: 35.
Простейшая железная дверь, по два узких стеклянных окна на обоих этажах, в остальном — голая стена без малейших признаков того, что хозяев этого дома хоть немного беспокоил внешний вид их жилища. Даже через пару лет, когда белые цифры окончательно скрошатся, любой житель этой улицы безошибочно узнает стену дома, где некогда проживал Антеус Нинкер со своей дочерью. Хотя, если всё пройдёт как задумано, к тому времени дом уже перейдёт к другим людям, а те, глядишь, выкроят время для нескольких взмахов кистью.
Дверь была не заперта, и, толкнув её внутрь, Кара вошла в дом. Судя по стоящему в воздухе запаху перегара, отец уже успел отметить повышение своей дочки. А может, он давно уже позабыл, на кого она училась — поводов для пьянки у Антеуса Нинкера всегда было в избытке.
Кара повела левой рукой, и по её сигналу зажглась кейсариновая лампа на потолке, залив комнату лазурным светом.
— А, Кара, р-радость мой-я!
Пьяный заплетающийся бас раздался сверху — он опять что-то забыл в её комнате. Грузная фигура отца, держась за перила, стала спускаться по лестнице, по пути отвечая на невысказанный вопрос:
— Я вот т-только приш-шёл, хотел заглянуть к теб-бе. Поздр-вить, так сказ-ть. А теб-бя ещё и н-не было. С хах-халем своим оп-пять развлекалась, д-да?
Кара молча наблюдала, как он спустился и едва удержался на ногах, встретив вместо очередной ступеньки ровный пол под ногами. Может, окажись он трезвым или свались спать в какой-нибудь канаве, не осилив путь до дома, всё бы обошлось. Она бы спокойно легла спать, а утром так же спокойно ушла на вокзал. Глядишь, наткнулась бы по дороге на ту самую канаву и ограничилась пинком на прощание.
— Я с-слышал, завтра ты уезж-жаешь, да?
Надо же, всё таки помнит, похвалила про себя Кара. Отец тем временем взял нужное направление и приближался к ней.
— Ну д-давай, дочка. Полюб-би папочку в последний раз. Больше в-ведь, мож-жет, и не свидимся. Помрёшь вот на с-службе, и буд-ду я тут сидеть, горевать.
Левая лапища отца легла ей на плечо, а вторая принялась нашаривать пуговицы на униформе.
В своё время Кара пыталась сопротивляться, но ни в тринадцать, ни в пятнаднадцать, ни даже в восемнадцать не могла ничего противопоставить исполинскому телосложению своего мучителя.