— Плюс двадцать два, как в Шри Ланке — хохотнул флегматичный Юозас, и Андрей удивился. Когда он перестал быть флегматичным? В глазах биолога горел интерес, он весь подобрался, как зверь перед прыжком, и приготовился к встрече. Что их здесь ждёт?
Измерения показали, что планета TrES-2b отражает менее одного процента света, то есть она темнее любой из планет солнечной системы. Но действительность оказалась иной: отражённый экзопланетой свет, достигнув необычно плотной атмосферы, возвращался обратно, как зеркало возвращает солнечный луч слепящим глаза «зайчиком». Ночей на планете не было, свет бил фонтанами — невероятно резкий, так что «лампочку» хотелось слегка прикрутить.
Анализ воздуха впечатлял: кислород был смешан с незнакомым газом, состав которого не подлежал определению. Таблица Менделеева вкупе с утверждениями учёных гениев, что материя Вселенной состоит из одних и тех же элементов, потерпела на Эльгомайзе грандиозное поражение. Волокушин бы порадовался…
— Без практики теория мертва. Надо немножко подышать, вдруг получится? — оптимистично заявил Юозас.
— Давай. Мы тебе цветочки на могилку принесём. Если они здесь растут, — пообещал биологу Риото.
Надо же, шутить умеет, удивился Андрей. Он до сих пор удивлялся тому, как мгновенно менялись люди, стоило им увидеть чужую планету, почувствовать под ногами землю, которая — что-то другое, может быть, даже живое, и с ним придётся как-то «разговаривать». Будет ли экзопланета рада гостям, это ещё вопрос, зато радость гостей не имела предела. Андрею знакома была эта эйфория и непобедимая уверенность в том, что всё будет о-кэй.
Корабельный арсенал удивлял и завораживал: в отсеке с табличкой «Защита» были представлены все современные виды боевого оружия: поражающее, ослепляющее, парализующее, аннигилирующее, плавящее, замораживающее. На то, чтобы сориентироваться, осмотреться и выбрать, Риото хватило двух минут. Сунув в карманы комбинезона пару компакт-аннигиляторов, он легко забросил на плечо ката-ускоритель, повертел в руках оружие последнего поколения, лазерный резак дальнего действия «Терра», которым справедливо гордилась вся Америка — Северная и Южная — и вернул его на место. Андрей с интересом наблюдал, как по лицу японца пробежала тень сомнения. Выдвижная сейфовая ячейка медленно закрыла створки, мигнула цветными огоньками, идентифицируя наличие и рабочее состояние доверенного ей оружия, и скрылась в стене из металлостекла. На чём же он остановит свой выбор? Хоть бы наше выбрал, — думал Андрей. Отчего-то ему хотелось, чтобы японец предпочёл русское оружие. Наше лучше американского, самонаводящееся, ловит биологическую (живую) цель за долю секунды и плавит — всё подряд, по-русски. То есть, сначала плавит, потом думает — а на хрен надо было…
Тот, кто не наносит удар первым, первым его получает. Это древняя военная мудрость, а мудрость национальная черта японцев. Ну же, давай! Выбирай. Ты не должен сейчас ошибиться, от тебя зависят наши жизни, всех нас, — хотелось сказать Андрею. Но он молчал. Надо уважать чужой выбор, даже если он не совпадает с твоим.
Риото выбрал русский «Скиф». Андрей выдохнул накопившийся в лёгких воздух. Теперь будем живы, что бы ни случилось.
Факты
Забыв недавние распри, все хлопали друг друга по плечам и улыбались ободряюще, обещая поддержку и помощь, и вообще — они команда, одно целое, и их так просто не возьмёшь. Это читалось в лицах, угадывалось в интонации. Подбадривая друг друга шутками (с момента посадки беззлобными), они ещё не знали, что их ждёт. Впрочем, штурманов ждал отдых, операторов систем защиты, биолога и физика ждала работа. Сизифов труд, как выразился Берни. Потому что «камень» куда его ни кати, останется на экзопланете.
Группа из семи человек — операторы боевых машин, физик, биолог, врач, капитан и оператор сопровождения, как гордо именовал себя Мишенька Перевозчиков — ступила на планету, щурясь от яркого солнца, в восемь раз превосходившего земное по светимости. Астрофизики предполагали, что солнце Эльгомайзы будет белым. Но они ошиблись: солнце было аквамариновым, цвета морской воды. Планету назвали Аква Марина (от aqua marina — морская вода). По неизвестной причине — возможно, эффект преломления световых лучей в атмосфере планеты, возможно, сыграло роль притяжение второй звезды, Проциона бэта, — солнце имело форму эллипса, словно сплющенное чудовищной силой, способной сжимать звёзды спектрального класса F5. Лучи оттенком напоминали прохладную воду, и так же как вода изливались на голубую траву, которая становилась лиловой.
А деревья! Карлики с необычно плотной древесиной и мощными как у баобаба синими стволами и стелющейся по земле голубой кроной… Впрочем, после захода солнца растительность изменяла цвет. В лучах здешней луны — тусклого белого карлика, который получил имя Белый Гном — трава становилась лиловой, а листья на деревьях фиолетовыми. Но всё это будет потом, через трое земных суток, когда Аква Марина завершит полный оборот вокруг своей оси. А пока защитные стёкла очков с выведенным до максимума затемнением не спасали от слепящего света, и приходилось всё время щуриться.
Поэтому Андрей не сразу заметил, что Кендал открыл шлем своего скафандра. Постоял, глубоко дыша, впуская в лёгкие воздух чужой планеты. И объявил онемевшему капитану: «Ол райт». Андрей непонимающе на него уставился, и Кендал объяснил по-русски: «Эйр деликат, вкусно дишат».
И тут Балабанов очень к месту вспомнил, что он капитан. Набрав в лёгкие воздуха, открыл рот и приготовился заорать: «Кэндал! В санблок, на карантин, к чёртовой матери, сию секунду и без возражений!». Но запнулся на полуслове. Врача в санблок? А кто его лечить будет? Ситуация…
Между тем Джимми широко улыбался и был вполне доволен жизнью. Даже слишком доволен. Что в этом воздухе такого, отчего он так повеселел? Андрей стащил с головы шлем, надвинув на глаза защитные линзы. И понял, что имел в виду африканец, когда говорил, что ему вкусно дышать. Воздух экзопланеты хотелось пить большими глотками, хлебать ложкой, наслаждаясь его густой свежестью. После стерильно-безжизненного воздуха «Сайпана» это было подарком. Андрей глупо улыбался, чувствуя себя ребёнком, который запыхался от беготни на детской площадке, и бабушка разрешила ему снять шапку. Впрочем, в его детстве не было ни бабушки, ни детской площадки, а шапку полагалось носить всегда: зимой шерстяную, летом бейсболку. Карусель, на которой они крутились под надзором врача, наклоняя голову попеременно то вправо, то влево и повторяя упражнение на артикуляцию: «двадцать один, двадцать два, двадцать один, двадцать два», пока язык не начинал заплетаться, — карусель в космошколе была обязательной.
Капитан «Сайпана» был в эти минуты обыкновенным земным мальчишкой, забравшимся в чужой незнакомый двор и ошалевшим от обретённой свободы и полной безнаказанности.
Впечатления
Катерина Ветинская, оставшись практически без работы (здешнее тяготение выматывало похлеще тренажёров), с удовольствием помогала Леоне и Кэли на кухне и в оранжерее, не проявляя желания прогуляться по планете. Почему? Да потому, что ей пришлось бы терпеть общество Юозаса(чего Катеринке не хотелось) либо Нади Кисловой (которая всё время говорила о Юозасе, будто больше не о чем говорить). А ещё Катеринка боялась — лиловой травы, которая «вечером» станет голубой, синих стволов деревьев и бьющего в глаза яростного солнца. День, который на Аква Марине длился почти трое земных суток, был для Катеринки неприемлем. А на корабле всё было как на Земле, и она цеплялась за этот кусочек земной жизни, как утопающий цепляется за брошенную ему верёвку.
Кэли и Леона откровенно скучали. Посадка на Аква Марину не внесла в их обязанности изменений: на Земле или за триллионы километров от Солнечной системы — кушать хотелось всегда, анорексией экипаж не страдал, жрали просто зверски, по определению Катеринки, с которой андроморфы проводили вместе свободное время. Капитан вздохнул с облегчением: Катеринка нашла наконец друзей, биолюди — немного люди, немного дети — составят ей отличную компанию. И уж точно ничем не обидят.
Впрочем, Кэти с Леоной не возбранялось покидать звездолёт, им даже удалось вытащить «на улицу» домоседку Катеринку, и целый час неразлучная троица бродила вокруг корабля, шарахаясь от любопытных ящерок и вспугивая алых бабочек. Белая луна Аква Марины изливала на планету тусклый свет, но когда всходили три других спутника, видно было, как в траве ползают муравьи, такие же, как на Земле.
Операторы боевых машин, развлекались, направляя лазертаги на скалы. Каменная плоть чужой планеты вскипала пузырями и стекала вниз, заполняя неглубокие впадины, в которых остывала, играя незнакомыми оттенками цветов. Другой спектр, другая палитра. Цветам давали земные привычные названия, но «голубой» вовсе не был голубым, «малиновый» напоминал малину лишь отдалённо, а «изумрудный» не укладывался в голове и был так назван от балды, по определению Риото. Вот интересно, где японец ухитрился выучить русский слэнг?
Миша Перевозчиков, с горящими глазами и розовым от возбуждения лицом, появлялся как чёртик из табакерки и казалось, был сразу в нескольких местах. И фотографировал, и снимал безудержно, завывая от восторга как та самая собака солнца, о которой говорил капитан, Миша запомнил только про собаку, остальное пропустил мимо ушей, думая о своём.
Операторы боевого оружия были единственными, кто брал Мишеньку «на природу», как называли Риото Ита и Бэрген Тимирдэев патрулирование местности вокруг корабля. Мишину камеру «Fuji Y» они называли оружием массового поражения.
Остальные правдами и неправдами старались отделаться от «сопровождающего»: после каждого кадра Мишенька издавал индейский победный клич, от которого с баобабов слетали (падали, не выдержав Мишиных децибел) ногастые птицы размером со страуса, и улепётывали по страусиному, прижимая к туловищу крылья и мерзко вереща. Птицы не выносили Мишеньку органически. Экипаж терпел, понимая, что студент делает свою работу, также как они делают свою.
Догадки
Биолога заинтересовала обширная пустошь. Среди сплошных лесов, покрывающих планету, она казалась неестественной и напоминала древнее ритуальное кострище. Огромный костёр, полыхавший сотни, а может, тысячи лет назад, обжёг планету так сильно, что она до сих пор не может залечить шрамы.
Голубая трава стелилась под ветром — прохладным, как в его родной Лаукуве. И пахла мёдом, к которому примешивался незнакомый аромат. Странный здесь воздух. И тяготение тяжелее земного в полтора раза. Биолог притопнул ногой, радостно ощущая упругие тренированные мышцы, которые справлялись с тяготением Аква Марины. Спасибо Катеринке! Если бы не её тренажёры, он сейчас волочил бы ноги, отпыхиваясь и вытирая со лба пот. А после анабиоза при таком тяготении одышка и усталость гарантированы уже через первые двадцать метров. На «Сайпане» не было анабиозных камер, и четыре месяца перелёта он прожил полноценной жизнью, а не проспал как бревно. Здесь, на пустоши, вдали от всевидящих капитанских глаз, Юозас был счастлив. Балабон его просто достал. Высмеял, когда Юозас нечаянно заснул в библиотеке. И чего привязался?
С момента посадки на Аква Марину биолог забыл о сне и отдыхе и как собака мотался по окрестностям в сопровождении молчаливого Бэргена, обвешанного оружием, как новогодняя ёлка игрушками. С Бэргеном он чувствовал себя комфортно: защитник не задавал вопросов и не отпускал в его адрес замечаний. Выполнял свою работу, обводя взглядом окрестности и ежеминутно поворачиваясь, как радар. Когда Юозас попросил его отпилить кусок каменно-твёрдого «баобаба», Бэрген снял с плеча лазертаг, аккуратно отодвинул биолога в сторону и направил на ствол узкий луч. Дерево плавилось медленно, словно нехотя, сохраняя структуру за пределами луча. И никаких тебе опилок.
К вездеходу Юозас шёл, с усилием переставляя ноги и торжествующе волоча квадратный кусок баобаба, который оказался неожиданно тяжёлым. Бэрген топал следом, и если бы биолог обернулся, то увидел бы, что якут улыбается.
Закрывшись в кают-лаборатории, биолог колдовал над принесёнными образцами, разделяя их на фракции и вычленяя химические элементы. Последние упрямо не желали соответствовать таблице Менделеева, отстаивая своё «я». Биолог уважал чужую индивидуальность, даже если это кусок древесной коры или окаменелость. То и другое было когда-то живым. И как знать, может, и осталось… В прозрачных «стаканах», в плену магнитных полей плавали в стерильном вакууме осколки чужого мира.
О предположениях и догадках Юозаса капитан не знал. Меньше знаешь, крепче спишь, мудро решил литовец. Потому что найденные на экзопланете древние окаменелости были не такими уж окаменевшими: приборы показывали явное сходство «камней» с мышечной тканью. От этого открытия Киндзюлису хотелось заорать во всё горло: «Ребята! Похоже, они ещё живы! Может, удастся их разбудить?». Но он молчал: вспомнят фантастический триллер «Нечто» и вытурят с корабля вместе с образцами. Ничего, вернёмся на Землю, там разберёмся кто есть кто, успокоил себя биолог.
Часть 10. Пустошь
С планетой требовалось разобраться, и начать следовало с пустоши. Почему она такая? Нет, не так. Что её сделало такой? Юозас сидел на лиловом лугу и разговаривал вслух: «Что ж ты не родишь ничего? Не можешь? Вон посмотри, как лес размахнулся, на всю планету». Биолог осёкся и замолчал. «Сайпан» пришлось посадить у самых скал, там, где деревья не смогли укорениться. Если вся планета покрыта лесами, тогда почему здесь одна трава? Биолог поднёс к глазам бинокль. Синий лес окружал пустошь со всех сторон и резко обрывался на её границах, точно спиленный лазерным резаком. Но тогда — где же подлесок? Молодая поросль, которой «размножаются» леса, постепенно захватывая незанятую людьми территорию, на границе пустоши отсутствовала.
Незанятую! А пустошь, похоже, занята, и лесу здесь расти не позволяют.
Юозас стянул перчатки, раздвинул лиловую траву, прижал к земле ладони. Земля была тёплой и слегка дрожала, словно там, внутри, бушевал и ярился огонь. Вулкан? Не похоже. Вулканы не бывают плоскими. Впрочем, откуда ему, пришельцу, знать, какими здесь бывают вулканы?
Лиловая былинка с фиолетовым соцветьем щекотно коснулась щеки. Ветер. Это просто ветер. Он правильно сделал, отделавшись от Мишеньки с его камерой. Ему хорошо одному. Никто не станет над ним смеяться, никто не помешает. И не остановит — никто. Юозас захватил пушистый стебелёк губами, пожевал. На вкус стебелёк оказался медовым. Почему сюда не прилетают пчёлы? Ведь они же есть, он видел — и в лесу, и у речки, где вода стального цвета, совсем как Балтийское море, куда его возили однажды, и он запомнил…
Через десять дней после посадки, когда остыли смертоносные магниэны и полностью рассеялось эн-поле, вокруг звездолёта копошились муравьи, мелькали в траве юркие ящерки, порхали алыми крыльями бабочки. Более крупные виды местной фауны приближаться к звездолёту не решались, и биолог их понимал. Но почему здесь, в пятнадцати километрах от «Сайпана» не растут деревья, не летают птицы? Нет даже муравьёв. Никого.
Юозас растёр в пальцах щепотку чужой земли, вдохнул незнакомый запах. Земля слабо пахла металлом. Здесь что, была война? Биолог погладил тёплую траву и спросил по-литовски: «Mergaite mano, ka stave izeide? Tau, tikriausiai, iki siol skauda…» (Девочка моя, кто тебя обидел? Тебе, наверное, до сих пор больно…)
Аквамариновое небо потемнело. На востоке неспешно всходила чёрно-багровая луна, третий спутник Эльгомайзы. Трава изменила цвет, мгновенно став бирюзовой. Ветер налетел внезапно, запорошил глаза фиолетовой пылью. Юозас поспешно дожевал вкусный стебелёк, провёл по губам ладонью и, опасливо посмотрев по сторонам, припустился к вездеходу бегом.
На «Сайпан» он вернулся, несвязно бормоча о пчёлах и цветах, которых нет, но по идее должны быть. Андрей окончательно уверился в том, что биолог свихнулся.
На просьбу Юозаса установить на пустоши буры, потому что там не летают бабочки и не растут цветы, капитан отреагировал адекватно: покрутил пальцем у виска.