Я сбежала от него. Торопливо собрала документы, накопленные деньги и кое-какую одежду, после чего направилась к вокзалу Берси, то и дело, нервозно подгоняя таксиста. Я прекрасно понимала, что тот ублюдок, от которого я убегала, уже вскоре узнает о моем желание покинуть Париж и, естественно, сделает все, чтобы остановить меня. Поэтому, не желая тратить ни секунды впустую, я бежала к кассе, расталкивая людей, которые провожали меня укоризненными взглядами и изредка кидали в мою сторону ругань, явно твердящую о моем паршивом воспитании. Вот только, мне было все равно. К черту все! В тот момент, я могла думать лишь о том, как сильно ненавидела этого ублюдка и только на своем гневе сосредотачивалась.
Лишь сев на первый попавшийся поезд и, с несколькими пересадками добравшись до Милана, я смогла немного утихомирить свои беснующиеся мысли, но я все так же оглядывалась по сторонам, остерегаясь, в толпе увидеть лицо этого парня. Он непредсказуем и в своей власти почти всесилен, поэтому, даже отдаляясь от Парижа, меня не покидало чувство того, что уже вскоре он меня найдет.
Немного позже, в одной кофейне познакомившись с веселой компанией туристов из Анси и узнав, что они на машине направлялись в Витроль, я попросила подвезти меня до этого города, предварительно узнав, что в их небольшом минивене было свободное место. Чем дальше я уеду, тем лучше. Так я тогда думала, но, даже оказавшись на улицах Витроля, спокойствия не обрела.
Безрезультатно блуждая по улицам города, я, устав и обессилев, купила себе чашку кофе, после чего села на первую попавшуюся скамейку, находящуюся около искусственного водоема. Позади безликие пятиэтажки с исписанными стенами и оживленная дорога, а впереди спокойная вода, по цвету напоминающая жижу, а по вони, нечто тухлое. Не самое приятное место для отдыха.
Вертя в руке стаканчик с кофе, я хмурилась и покусывала губы, смотря себе под ноги. Внешне я выглядела жутко измотанной и бледной, но внутри меня все так же сильно бушевал гнев. Мне хотелось кричать, ругаться и до крови кусать губы. Этот парень точно не человек. По своему характеру он еще тот монстр.
Положив ладонь на рюкзак, я сделала глоток еще теплого кофе и, стараясь абстрагироваться от гнева, задумалась над тем, что мне делать дальше. Этот побег не решал моих проблем. Он лишь усугублял их, поскольку, как только закончатся летние каникулы, мне придется вернуться в университет и там я вновь встречу этого ублюдка. Конечно, если он не найдет меня раньше.
Стиснув зубы, я тихо зашипела, вспоминая о том, как он не однократно повторял, что я принадлежу ему. Произносил эти слова твердо, словно желая втиснуть мне в голову подобную мысль. Он жестокий. Агрессивный. Жутко ревнивый. Никто и никогда не смел прикасаться ко мне кроме него. Вот только, он не имел права на меня. Я ему не принадлежала и своего согласия на эти отношения не давала. Хотя, такая мелочь, как согласие, его мало интересовала. Он просто захотел и взял.
Шумно выдохнув, я с силой пнула камушек, который лежал около моих ног, и мысленно выругалась. До того, как этот парень появился в моей жизни, я представить не могла насколько я слаба и никчемна. Даже мерзко от того, что в последнее время я, даже сопротивляясь изо всех сил, была в его полной власти. Но сейчас, сгорая от гнева, я твердо обещала себе, что больше не позволю ему даже приблизиться ко мне. Я не знала, что делать, но время до начала учебы собиралась потратить с умом и найти тот вариант, который позволит мне стать сильнее. Я больше не желала полагаться на постороннюю помощь. Это бесполезно. С этим ублюдком мне нужно справиться самостоятельно.
Сейчас мне следовало найти отель, или снять комнату. Возможно, было бы неплохой идеей уехать еще дальше, но, все так же, не вставая со скамейки, я почему-то вспомнила о том, с чего все началось. Вернее, в первую очередь, я вспомнила день, во время которого моя жизнь перевернулась с ног на голову. Именно тогда этот ублюдок впервые вышел из тени и, против моей воли, перешел границы дозволенного.
Тот день был ненормальным. Чрезмерно сумбурным и тяжелым. Но, наверное, я никогда не забуду его, ведь, словно молот, раз за разом опускающийся на камень с целью раздробить его, тот день так же оставил в моей памяти не сходящие шрамы.
Это был апрель. Как обычно, теплый, но еще не жаркий…
С трудом проснувшись в шесть утра, я довольно долго топталась около своего шкафа, переминаясь с ноги на ногу, и хмурым взглядом окидывала полки с одеждой. Предыдущая неделя была тяжелой и изматывающей, за счет проблем на подработке и завала на учебе, поэтому и настроение с самого утра было весьма паршивым. Мысленно я готовилась к очередному унылому дню.
Поддаваясь внутренней вялости, я сонно зевнула и все же вытащила из шкафа простенькие джинсы и легкую толстовку с высоким воротником, ведь, пребывая не в лучшем настроении, я хотела одеть что-нибудь мешковатое, но удобное. Мне так комфортнее.
В прочем, одевшись и сделав на голове гульку, я посмотрела в зеркало, отмечая паршивость своего внешнего вида. Бледная кожа, темные круги под глазами, усталость на лице и торчащие пряди светлых волос, которые мне не удалось нормально уложить в гульку. Ну и отлично. Паршивая неделя. Паршивый внешний вид. Паршивое настроение. Как же все подходило друг другу. Прямо идеально. Перфекционизм во всем, черт возьми.
Покидав в сумку тетради и книги, я поплелась к выходу, далеко не сразу сумев закрыть замок на двери. В последнее время он стал все сильнее заедать.
Я снимала небольшую однокомнатную квартиру мансардного типа в пятиэтажном доме в Анкло-Сен-Лоран, неподалеку от северного вокзала. Дешево, но неудобно.
Готовить приходилось на электрической плитке, которая стояла в углу моего жилья на ветхой тумбочке. Ела я за журнальным столиком, на котором еще и готовилась к занятиям, а в мой маленький холодильник, подобие которого можно было встретить в номерах отеля, помещалось минимум еды, которую мне нужно было съесть в ближайшие сутки, поскольку он почти не морозил и продукты быстро портились. У меня была комнатка с умывальником и душевой кабинкой, но она была более похожа на кладовую. Да вообще мое съемное жилье напоминало небольшую пещеру лишь с одним круглым окном около самого потолка, но более проблематичным являлось то, что до университета Пантеон-Ассас, в котором я училась, было минимум сорок минут езды с двумя пересадками на метро.
Уже стоя в вагоне метро, я с трудом стояла, не в состоянии дотянуться до поручня, хотя я не была низкой и, обычно, подобных проблем у меня не возникало. Все толкались от чего я раскачивалась из стороны в сторону, придерживая свою сумку и, некая девушка, наступила тонким каблуком своих туфель на мой кроссовок, из-за чего он тут же запачкался, а ногу пробила жуткая боль. В итоге, к университету я шла прихрамывая, а настроение, которое и так было на нуле, тут же упало еще ниже и медленно волочилось за мной по земле.
— Черти что, а не утро, — зашипела я, переходя через дорогу. Обычно, унынием я не страдала, но усталость давала себе знать настолько сильно, что эту неделю я уже не жила, а выживала, ожидая выходных сильнее, чем любого праздника.
Рядом с Пантеон-Ассас, как обычно, практически никого не было, ведь уже приближалось время первой лекции. Да даже, вовремя перерывов, почти все студенты предпочитали бегать к Люксенбуржскому саду, который находился неподалеку от университета, для того, чтобы в теплое время года поваляться на траве с учебниками, а не стоять около учебного здания в окружении приевшейся архитектуры. Поэтому, стоящего на ступеньках парня я заметила издалека. Для меня он являлся бельмом на глазу и, если бы этот придурок не стоял прямо около входы в университет, я бы по возможности, обошла его стороной.
Этим парнем был Джером Марсо. Держа одну руку в кармане своих брюк, пальцами второй руки он держал сигарету, которую то и дело подносил к губам, выдыхая из них неровные струйки серого дыма.
Каштановые волосы парня слегка растрепались и на лице залегла так сильно свойственная ему мрачность.
Стиснув зубы, я против воли, задумалась над тем, почему этот парень для множества девушек из нашего университета являлся мечтой и предметом вожделения. Ладно, он из уважаемой и весьма богатой семьи, что являлось магнитом для противоположного пола. Девушки же хотят обеспеченного парня, а не нищего работягу, а Джерому, как раз уже сейчас было предрешено светлое будущее в высшем обществе. Плюс, как бы мне не было противно думать об этом, но внешность у него тоже была очень притягательная. Но, черт, характер у него невероятно ужасный. И, нет, я не преувеличиваю. Джером, действительно, сущий монстр.
Когда мы с Джеромом сталкивались в университете, иногда ругались. В то утро, не желая с ним разговаривать и вновь ссориться, я попыталась побыстрее пройти мимо Джерома, пока парень меня не заметил. К сожалению, у меня не получилось это сделать.
— Ну и мерзко же ты выглядишь, Лорет, — сказал парень, брезгливо приподняв один уголок губ. Он окинул меня хмурым взглядом и сделал очередную тягу, наполняя легкие горьким дымом. — И как такая девушка как ты сможет хоть кому-нибудь понравиться? Соболезную твоему будущему парню. Только окончательно отчаявшийся человек поведется на тебя.
— Взаимно. Только безмозглым дурам может понравиться такой кромешный ублюдок как ты, — я фыркнула, все же останавливаясь.
Ну, вот какого черта Джером творил? Неужели, нельзя было промолчать? Да, выглядела я плачевно, но я ведь просто проходила мимо и не трогала парня. Черт, как же сильно я все же ненавидела Джерома и мне была отвратна мысль, что мне приходилось постоянно сталкиваться с ним в стенах учебного заведения, несмотря на то, что он был старше меня на три года и учился на другом факультете.
Но, еще более омерзительным являлось то, что Джером мой брат. Конечно, это немного преувеличенное утверждение, поскольку родными братом и сестрой мы не являлись и, более того, никакой кровной связи между нами не было.
Несмотря на то, что мой отец, Базиль Ламбер, и отец Джерома, Гастон Марсо, являлись представителями совершенно разных слоев общества, еще в детстве, учась в одной закрытой школе, куда мой отец попал благодаря стипендии, они сдружились и эту дружбу пронесли сквозь годы. Позже, когда они, найдя свои половинки, женились, уже стали дружить семьями. Конечно, это продолжалось до тех пор, пока моя мама, бросив трехлетнюю меня и своего мужа, не убежала куда- то с любовником. Естественно, после этого, только я и папа ездили в гости к семье Марсо.
В принципе, я никогда не скучала по маме, а с папой, несмотря ни на что, жила счастливо и годы, прожитые под его родительской опекой, всегда вспоминала с теплотой, а тот день, когда папы не стало, с ужасом и жуткой болью. Мне тогда было четырнадцать лет и новость о том, что папу, когда он возвращался домой с работы, ограбили и убили, оставив три ножевых ранения, разбила меня на множество мелких кусков, некоторые из которых до сих пор не нашлись. Время лечит, но боль от потери любимого родителя навечно остается в людях.
Первые месяцы после того, как папу убили, я помнила плохо, словно на тот период мой мозг просто перестал работать. В моем сознании до сих пор отображалось лишь чувство опустошения и апатии.
У меня не было других родственников, поэтому я могла попасть в детский дом, но почти сразу месье Марсо, отец Джерома, оформил попечительство и забрал меня к себе. Нет, я не стала частью семьи Марсо. Я была той девчонкой, которую они просто уберегли от скверной судьбы в детском доме, давая мне деньги на образование и отдельную комнату в их доме. Все это в память дружбы с моим отцом.
Я никогда не просила большего, чем мне было нужно и продолжала учиться в обычном колледже. Когда же мне исполнилось восемнадцать, я поблагодарила Лауру и Гастона Марсо за доброту и, понимая, что больше не смогу злоупотреблять их добротой, переехала в ту квартиру, которую сейчас снимала, попутно найдя себя подработку, чтобы иметь деньги на жизнь. В прочем, связь с семьей Марсо я не потеряла, поскольку временами заходила к ним в гости.
Родители Джерома золотые люди и, если честно, мне непонятно, как у них мог родиться такой сын. А, ведь, мы с ним толком никогда не общались. Джером учился в закрытом интернате Монпалье, а, поступив в университет, стал жить в отдельной квартире, из-за чего редко бывал дома, но, в редкие дни, когда он все же там появлялся, я всячески старалась уйти куда-нибудь, поскольку, как только мы оказывались в одной комнате, там возникала жутко неприятная и угнетенная обстановка, постепенно накаляющаяся и перерастающая в ругань между нами.
Я не знаю, почему Джером так не любил меня и относился с такой неприязнью, несмотря на то, что его отец постоянно пытался нас помирить, неоднократно ставя акцент на том, что я, находясь под попечительством месье Марсо, практически являлась сестрой Джерома. Парень от этих слов еще сильнее раздражался и, просто ради того, чтобы его позлить, я до сих пор называла этого ублюдка братом. Правда, делала я это только в те моменты, когда меня слышал только он, поскольку в университете никто не знал, что я имела какое-то отношение к семье Марсо. Вернее, после того, как мне исполнилось восемнадцать и месье Марсо перестал быть моим попечителем, по документам, я действительно, не имела к его семье никакого отношения. Нас связывало лишь то, что для меня Лаура и Гастон все еще были кем-то наподобие наставников, к которым я относилась с глубочайшим уважением.
— Говоришь, что я могу понравиться только безмозглым дурам? — поинтересовался парень, приподняв бровь. — Значит, я очень сильно нравлюсь тебе. Может мне, в таком случае, разок поиметь тебя? На нечто большее ты все равно не сгодишься, — Джером в очередной раз унижал меня, как девушку, словестно намекая на мою посредственность и на то, что серьезно я никого не заинтересую. Это он показывал на собственном опыте, ясно показывая свое отношение ко мне.
— Смотрю на тебя и меня тошнить начинает, — я скривилась, искажая черты лица, но почти сразу разгладила их и попыталась изобразить приветливую улыбку. — Брат, я приготовила для тебя подарок. Подожди, сейчас я его найду. Если честно, уже не помню, куда его положила, — заметив, как губы Джерома сложились в одну тонкую линию, после слетевшего с моих губ, ненавистного для него «брат», я изобразила целое представление из поиска подарка. Сначала заглянула в сумку, потом похлопала по карманам джинс и, наконец-то, засунула одну ладонь в карман толстовки, после чего вынула ее с выставленным вперед средним пальцем. — Вот и мой подарок. Как он тебе, брат? Вот прямо от всей души дарю тебе его, — я зло прищурилась все так же показывая Джерому непристойный жест.
— Ты опять собираешься пропустить лекцию? — позади меня раздался глубокий, слегка хрипловатый голос, который, своим холодной интонацией, тут же забрался внутрь моего сознания, пропуская по коже неприятные мурашки. Я сразу узнала человека, которому принадлежал этот голос и, естественно, поняла, что обращался он не ко мне.
Тут же опустив руку, я развернулась и сделала шаг назад, замечая, как высокий, светловолосый парень подошел к Джерому. Он был одет в черные брюки и такого же цвета пиджак, под которым виднелась белоснежная рубашка с затянутым вокруг воротника галстуком. Парень был расслаблен и, как обычно, непринужден, но, как- то само собой, он выглядел, как гордый хищный зверь, вытесанный со льда.
Этого светловолосого парня звали Жан де Феро. Он лучший друг Джерома, с которым он учился в одной группе и он тот, от кого у меня по спине бежал колючий холодок.
Жан, будучи старшим сыном барона де Феро, являлся представителем аристократии. В отличие от множества обнищавших знатных родов, семья этого парня смогла приспособиться к современному устрою общества, благодаря чему они сколотили немаленькое состояние, открывая сразу несколько дел в химической промышленности.
К Жану де Феро я испытывала почти такую же неприязнь, как и к Джерому, несмотря на то, что мы с ним никогда не ругались. Как вообще можно пререкаться с тем, для кого ты являлась пустым местом? Жан никогда не смотрел на меня, словно я была прозрачной и, тем более, никогда не разговаривал со мной, несмотря на то, что несколько раз, я, будучи вынужденной это сделать, обращалась к нему по некоторым вопросам. Не то, чтобы он меня игнорировал. Жан просто меня умело не замечал. И у него получалось это делать настолько естественно, что, находясь рядом с ним, я чувствовала себя пустым местом. Не самое приятное ощущение.