Второй раз за последние двое суток я взялся разгребать завал, и сейчас это было сделать сложнее, добротные, хорошо сложенные брёвна, с этой стороны просто осыпались. Ох не лёгкая это работа, я, найдя рычаг, всё же смог сдвинуть несколько, а под ними обнаружился тот, кого я точно не ожидал увидеть. Словно в коконе из разломанных поленьев лежал маленький ребёнок. Он покряхтывал, потому что сил плакать видимо не было. Я схватил малыша и засунул под свои свитера прижимая его к себе, ледяные, рефлекторно сжатые кулачки, неосознанно заелозили по мне. Сколько же ты пробыл здесь? Как выжил?
Все мои страдания и метания показались глупыми. Вот маленький человечек, который продолжает бороться за жизнь, хотя ему это делать в разы сложнее, а я всю дорогу пытаюсь уговорить самого себя сдаться. Я сильнее сжал малыша. У нас с ним у обоих жизнь с чистого листа, может так оно и должно быть?
Детёныш закряхтел под свитерами. Он же голодный, а я тут о высоком размышляю. Его же надо накормить! Голова заработала в ускоренном темпе. Я заглянул в ворот одёжи, ребёнок маленький, сам с трудом голову держит. Маленькие дети едят молоко, только молоко. Коровы с козой мне сейчас точно не сыскать. Не отпуская ценную ношу я, одной рукой развязал свой кулёк с провиантом, который оставил на земле, рядом, прежде чем начинать разборы завала. Там в основном покоились мясные консервы, но я точно помнил, что должно быть что-то, а когда нашел сухое молоко чуть не закричал от радости. Так с едой было более ли менее ясно, но тут же встала проблема транспортировки, нести ребёнка так как я держал его сейчас было невозможно я бы не смог нести всё остальное. Сильно рискуя я всё же решил зайти в один из неразрушенных домов. Внутри было холодно, но нашлась и печь, и дрова, я даже умудрился зажечь её и вскипятить воду. Откуда у меня все эти знания даже если я не помню своего имени? Я заскрежетал зубами. Так сейчас не время! В хлопотах пролетел, наверное, час, но зато в доме стало теплеть, малыш был водружен на кровать, и я принялся аккуратно, из ложечки вливать в маленький рот разведённое молоко. Боже, это надо было видеть, как жадно, с голодным причмокиванием ел ребёнок. А ещё я нашел отличный способ передвижения, ободрав занавеску с одного из окон и приспособил её под гамачок, поверх которого надену свои свитера. В доме правда нашлась отличная парка и штаны, но они мне были малы, зато подошла обувь, отличные высокие ботинки на толстой подошве, в таких точно не околеешь. Мои мысленные восторги по поводу находок прервало недовольное покряхтывание, я как-то совсем упустил из виду, что дети не только едят, но ещё и возвращают продукты потребления. Раздевая малыша, я размышлял как с этим бороться, а то мы с ним замёрзнем очень быстро. Когда ребёнок был почти раздет мои руки замерли от накатившего удивления. Да это же девочка! Вот этого я почему-то не ожидал. Девочка. В голове стало сумбурно от нежности у этого маленького комочка. Почему? Не знаю. Пеленал её обратно уже бережно и нежно, как подобает обращаться с маленькими и хрупкими девочками.
Идти куда-то в ночь, было полнейшей глупостью потому решил хот сегодня побыть в тепле, кто знает, что нас ждёт впереди? Я смотрел на засыпающую малышку и думал, как же её назвать:
— Надежда, ты ведь моя надежда, рядом с тобой, я понимаю, что нужен. Надежда, Наденька, — пробовал слово на вкус, но что-то не нравилось, неожиданно в голову пришло имя, которое почему-то вызывало огромную радость, — А может Хоуп? — уже спящая малышка смешно дёрнула носиком, — значит будешь хоп, — заключил я, — будем с тобой Хоуп и… — а кто я? Как мне называть себя? Сэр Безымянный. Ноу нейм, переиначил в голове слово. Пазл не складывался. А может Ноун Бизи? Пусть будет так. Ноун Бизи. На этом моё подсознание решило, что с него хватит и погрузило меня в крепкий сон.
3
Утро встретило нас холодом в комнате, потухшая печка уже в середине ночи перестала давать тепло, и гениальной идеей как сделать так, чтобы девчушка не замёрзла, когда решит удовлетворить свои природные потребности. Со стола была стянута клеёнка и жестоко исполосована на множество равных кусков, её участи последовали все найденные в доме тряпки, на сколько мне этого хватит я не знал, но попытаться стоило. Когда солнце только выползло на небосвод мы покинули гостеприимный дом, но не столь гостеприимную деревушку.
Пошел я южнее этого поселения, рассудив, что, коль скоро, пришел я с запада и там разруха, и здесь разруха то стоит пойти в противоположную сторону, авось выгорит. Через несколько суток пути я получил радостное подтверждение. Я оказался в маленькой деревушке, буквально на десять домов, память услужливо сообщила, что это не много.
Не успел я ступить на главную дорогу, как передо мной оказался молодой мужчина и холодно поинтересовался кто я и куда следую. Наверное, мой вид говорил, что я не являюсь обычным жителем:
— Ноун Бизи, — представился я. Новое имя с трудом ложилось на язык.
— Лагерный что ли? — презрительно спросил незнакомец.
— бездомный, — не знаю, что мне не понравилось в слове «Лагерный» но казалось оно несло угрозу.
— Рожденный или выращенный? — продолжал свой допрос собеседник. Этот вопрос поставил меня в тупик. Я судорожно ковырялся в памяти, но не мог найти даже обозначений этих слов.
— В-выращенный, — запнулся я.
— Выращенный? — с подозрением уточнил анкетирующий, — какого ж чёрта ты таскаешься по деревням, да ещё в такой одежде?
— другой не нашел, да и не плохо было бы иметь кров и еду, а то знаете ли голодно, — тут решил ничего не выдумывать.
— из какого города? — не унимался мужчина.
— далеко, ты не знаешь, — он начал меня раздражать, поднимая волну с трудом контролируемой ярости. Какого чёрта! Не хочешь меня пропускать, так скажи сразу и я пойду другой дорогой.
— в какой стороне, хоть город, — язвительно спросил он меня.
— на западе, — рыкнул я и уж было собрался уходить, когда о немного отступил с дороги.
— Ну пойдём, сходим к старосте, посмотрим, что он сможет тебе предложить из работы, — но хотя ухмылка на лице этого человека не внушала мне доверия, я последовал за ним.
Старостой оказался щупленький мужичек, лет сорока пяти, а может пятидесяти, он оглядел меня с ног до головы и повторил все вопросы, на которые я пять минут ответил. Было нестерпимое желание, махнуть на всё, развернутся и уйти, но внутреннее чутьё, пока ещё успешно борющееся с раздражением, подсказывало, что это не удачна идея.
1.08
На моё счастье малышка, под кучей одежды одетой на мне, крепко спала, не реагируя на внешние раздражители, почему-то мне совершенно не хотелось объяснять наличие у меня ребёнка, что-то подсказывало что они не только не поймут, но отберут её у меня, а этого я не мог допустить. Она был единственным стимулом двигаться и что-то делать, потому что откровенно говоря, не найди я её возможно плюнул бы на все потуги и замёрз бы где-нибудь. Пока я шел до этой деревеньки я искал в себе хоть что-то что сказало бы мне что моё существование не бесполезно и не находил.
Закончив с допросом, староста потёр лысый, без намёка на щетину, подбородок и уставился на моего конвоира. Тот тоже безмолвно, не мигая смотрел на главу поселения. Их игра в гляделки длилась, наверное, минут пять в итог староста выжал из себя:
— нам бы не помешала помощь в валке деревьев, но дом мы тебе дать не можем.
— да я как-то и не претендовал на дом, крыша над головой есть, уже хорошо, а если ещё и печь, то вообще праздник.
— ну раз так, подселю тебя к Розе. Она старая и ей не помешает помощь в хозяйстве, — я согласно кивнул. Такой расклад меня устраивал, — давай документы, — а вот тут случилось засада, ведь ничего у меня не было и как это оправдать я не знал. Шестерёнки в голове заработали с неимоверной силой.
— у меня украли сумку с едой и всеми документами, — чего мне стоило, чтобы голос не трясся, когда я врал, от чего-то стало страшно признаваться, что из документов у меня усы, лапы и хвост.
— так как же я тебя оформлю? — вскипел староста.
— а может так?
— Как так? — шумел мужичонка, — как я тебе пайку дам, если у меня семь работников, а ртов восемь. Или ты предлагаешь чью-то пайку делить. А то может ты повстанец или беглый из Лагеря, вон в какой одежде разгуливаешь!
— ну не ко двору я вам, так пойду. Что вы мне тут цирк устраиваете? — взорвался я, — жил как-то до этого, проживу и дальше, — мой голос громом разносился по домишке, и я чувствовал, что сейчас наваляю и этому плюгавенькому и мужику, что привёл меня сюда.
— а что ты шумишь? — тут же начал сдавать свои позиции староста, видимо ощущая мою ярость почти физически, — подумать надо, помозговать.
— вам работник нужен или нет?
— ну… эээ, — замялся собеседник.
— в чём сложность вопроса, тут два ответа. Или да, или нет, третьего не дано, — давил я, с удивлением отмечая краем сознания, что приведший меня мужчина в наш диалог не вмешивается и своего начальника не защищает.
02.08
Староста задумался, а его соплеменник, ещё раз окинув меня взглядом предложил:
— Леон не работник, его нога быстро не заживет, несмотря на все медикаменты. Подели пайку Леона, как будто он работает, тот ничего не потеряет, а этот приобретёт.
— тебя такое устраивает?
— да, — выбирать мне пока было не из чего.
— но, когда Леон поправится, мы расстанемся, — закончил разговор глава деревни. Я согласно кивнул, даже если этот неведомый Леон оправится через пару дней у меня будет передышка, пусть не большая, но и то хорошо.
Роза оказалось, сухонькой старушкой с подслеповатыми блёклыми глазами. Она лишь радостно растянула губы в беззубой улыбке узнав, что ей, пусть и ненадолго, привели помощника.
— как тебя звать касатик, — подойдя ко мне почти в плотную и подставив ухо, чтобы лучше слышать, спросила она, когда мой провожатый ушел.
— Ноун Бизи бабушка, — ответил я громко, от чего Хоуп недовольно заворочалась.
— Ноун, хорошо. Ты вон поди постели себе там, указала она на небольшую горенку рядом с общей комнатой служившей пожилой леди, по всей вероятности, и спальней, и кухней, и гостиной.
Роза, медленно переставляя ноги зашаркала к шкафу и достала видавшее лучшие времена постельное бельё:
— там уж немного припылилось, сил не хватает прибирать, — вздохнула она, — уж не обессудь.
Я поблагодарил, взяв бельё и пошел обустраиваться, в доме было прохладно, хотя большая печь упиралась своими стенами во все помещения небольшого домика. Доставать девочку было боязно, что замёрзнет, но и натопить дом с притороченным гамачком для малышки было не сподручно, я, стянув с себя один из свитеров, закутал кроху и пошел интересоваться у новой соседки водятся ли у неё дрова.
— так как не быть, — словоохотливо ответила она, — только вот беда, колотых то не осталось. Добрые соседи помогли с осени, даже чуть накололи. А ещё просить, мне совестно.
Вместо ответа вышел на улицу, в сгущающиеся сумерки и пошел к сарайчику. Силы мои не восстановились, я это ощущал, но регулярное питание и постоянное движение, делали своё дело и то что я смогу наколоть дров на сегодня был уверен. Покончив с этим делом, затопил печь, которая начала весело потрескивать и рискнул спросить у старушки, е найдётся ли у неё молока.
— не много, — вздохнула женщина, — пайку урезают с каждым месяцем, но одна кружка найдётся. Дома теперь тепло и голод будет меньше приходить.
Я лишь вздохнул, слушая это, грустно обстоят дела в том мире, в котором я живу если люди постоянно впроголодь существуют.
Примечания:
Перевод песни. Исполнитель Сергей Лазарев. Музыка: Филипп Киркоров, Dimitris Kontopoulos Слова: John Ballard, Ralph Charlie
Мы не умалчиваем ничего никогда,
Мы никогда не дадим нашей любви погаснуть.
Всё, что у нас было, — остаётся нетронутым, о,
Ты всегда будешь той одной для меня.
Ты одна-единственная.
Я никогда не отступлю,
Ведь где-то там есть ты.
Ничто и никто
Не в силах разлучить нас.
Я делаю всё, что в моих силах,
Но всё ещё не достигаю цели.
Я не брошу пытаться, держись!
Гром и молния -
Это захватывает и волнует
Линия горизонта освещается,
И ты становишься видна.
Моя любовь усиливается,
История нашей любви начинается вновь,
Вместе мы всё преодолеем,
И дотянемся до звёзд.
Ты одна-единственная,
Ты единственная для меня,
Ты — моя жизнь,
И каждый мой вдох.
Незабываемая, такая невероятная,
Ты одна-единственная, одна для меня.
Я мог бы сказать тебе
Замедлиться и насладиться моментом.
Я мог бы рассказать тебе тайну -
Сможешь сберечь её?
Я хочу открыто рассказать
Про свою любовь, когда обрету её,
Я думаю о том, чтобы подождать
Когда ты будешь рядом.
Я никогда не отступлю,
Ведь где-то там есть ты.
Ничто и никто
Не в силах разлучить нас.
Я делаю всё, что в моих силах
Но всё ещё не достигаю цели.
Я не брошу пытаться, держись!
Гром и молния -
Это захватывает и волнует
Линия горизонта освещается,
И ты становишься видна.
Моя любовь усиливается,
История нашей любви начинается вновь,
Вместе мы всё преодолеем,
И дотянемся до звёзд.
Ты одна-единственная,
Ты единственная для меня,
Ты — моя жизнь,
И каждый мой вдох.
Незабываемая, такая невероятная,
Ты одна-единственная, одна для меня.
Ты одна такая для меня.
Перевал (вместо пролога)
Бредя во тьме тоскующей душой,
Не зная на вопросы все ответы.
Я думаю, как будет хорошо.
Когда найду свою дорогу в лето.
Пусть холоден и мрачен перевал
Опасно серых скал обледенение;
Я помню, верю, что когда-то знал
Лугов, залитых солнцем, вдохновение.
Я жил и спал, сражался и страдал,
И выживал и рвался из трясины.
Уже не верил и уже не ждал,
Когда внезапною накрыло чувств лавиной.
Не знаю будущего, в страхе перед ним
Я замираю, стоя перед бездной.
Еще минута промедления — и пропал.
И все мечты опять рассыпет белым пеплом.
Мне остается только шаг вперед,
Опять сквозь боль и кровь, сквозь страхи и сомнения
К теплу и свету, к жизни я шагну.
Как дальше жить — я сам приму решение.
Спасибо Автору за разрешение использовать его стихи, по его просьбе указываю только инициалы.
главы 4 — 6
4
Утро встретило меня солнышком и пониманием, что проблема у меня всё-таки есть. Иди на работу с ребёнком было верхом глупости, но и оставить её одну я не мог. Собравшись с духом решил обратиться за помощью к Розе:
— вы знаете, у меня к Вам есть одна просьба, — замялся я, — так получается, что я пришел не один, ко мной ещё маленькая девочка.
— Да где ж она, — всплеснула руками старушка, — неужто на морозе оставил!
— Да что Вы! — удивленно воскликнул я, как кого-то можно в принципе оставить на холоде в ночи, — она спала со мной, — с этими словами я сходил в комнату и принёс сладко спящую девочку, — она весь день спит и есть, вы не могли бы за ней приглядеть, пока я работаю?
— рожденная, — с неким благоговением прошептала старушка и протянула руку.
— ну да, — согласился я, не понимая какие ещё бывают дети, — её зовут Хоуп. Вы сможете её покормить?
— конечно, — рьяно закивала бабушка, — положи её вот сюда, у стенки, — указала она на свою кровать. Да чем же её кормить, — заохала она тут же, — эх коза померла пять лет назад, а так было бы молочко то.
— ничего не надо, — потряс я банкой с сухим молоком, — мы пока обходимся этим. И вот ещё, доставая из другого кармана мясную консерву, поставил на стол, — я вам её открою и кушайте на здоровье.
Мне на секунду показалось, что от моей щедрости старушку Кондратий хватит, он схватилась за сердце и часто-часто задышала.