- Я к этому и веду, - замахал руками воодушевлённый Гортенхельц. – Это малая машина, поэтому и может не так много. А вот если её увеличить… Но это потом, потом! Смотрите, она может поднимать большие грузы, например, на крепостные стены. Эта малые а большая – очень большие. тяжёлые. Вот смотрите!
Командные окрики, и вот уже помощники алхимика прицепляют к крюку груз, верёвку же, предварительно пропустив через какое-то «колесо с выемкой» (шкив) и подсоединив к одной из частей машины. Затем уже сам Вильгельм опустил вниз несколько рычагов и… Лязг стал ещё громче, но груз, он оторвался от земли и довольно быстро стал подниматься вверх.
- Механика! – торжествующе изрёк Гортенхельц, которого сейчас и алхимиком назвать было сложно. – Сейчас был поднят груз, который под силу одному человеку. Но если потребуется поднять то, что и сотня людей едва в силах будет оторвать от земли?
- Это ты про египетские пирамиды? – усмехнулась Лукреция. – Так мой брат строить такую в Италии не собирается. Наверно.
- Крепости. Огромные каменные блоки, которые можно передвинуть, поднять, установить. И не только это. Сила пара позволит двигать предметы так, чтобы они перемещались по нужным траекториям, отдавая свою силу так, как нужно. Вот, Его Величество передал мне рисунки, полученные от сеньора да Винчи, после чего немного их изменил. Посмотрите! Он сам говорил мне, поклявшись Железной короной, что эти механизмы могут быть созданы, а значит должны быть созданы.
Несмотря на свою кажущуюся суетливость, Гортенхельц не сильно раздражал обоих своих важных гостей. Может быть уже потому, что сын и брат этих двух Борджиа заранее предупредил о важности в своих планах этого… довольно своеобразного человека. Да и сами по себе Александр VI и Лукреция Борджиа умели не обращать внимание на мелочи, сосредотачиваясь на главном. А показанная алхимиком «паровая машина», пусть и малая, действительно кое-что делала.
Поднять груз? Для этого достаточно обычных людей. А вот для работы с огромными и массивными предметами… тут да, имелись большие сложности. Родриго Борджиа, лично наблюдавший за строительством как крепостей, как и величественныххрамов, мог подтвердить. Оставался вопрос цены, но… Тут всё зависело от того, ограничивается ли полезность сего механизма лишь одним поднятием тяжестей. Значит, стоило взглянуть на те самые рисунки. Вот он и взглянул, равно как и Лукреция. Взглянув же на одно из изображений, сложно было не перевести взгляд на второе, третье, десятое.
Корабль, но со странными колёсами то по бокам, то сзади. И поясняющие рисунки, показывающие, что они должны вращаться, загребая воду на манер весёл. Только приводиться в движение не гребцами, а стоящей внутри корабля машиной, для работы которой нужно сжигать дрова или уголь.
Огромный… воздушный шар – оба Борджиа знали, что подобное уже существует в природе, пусть и только-только показавшее свою пользу – но вытянутой формы, с большой «корзиной» внизу и опять же чем-то вроде странного колеса, способного заставить двигаться уже в воздухе.
Работающий в кузнице огромный молот, плющащий заготовки и железные слитки, придающий им нужные формы, при этом тоже работающий как часть той самой паровой машины.
Повозка с необычно широкими и странно расположенными колёсами, на части которой установлена дымящая машина, а сама она движется без помощи какого-либо животного. Лишь сидящий впереди человек, дергающий какие-то рычаги, тем самым изменяя направление движения.
И несколько других применений, словно бы создатели этих рисунков-чертежей поставили своей целью показать, что эта задумка может быть применена практически во всех сферах людской жизни. меняя окружающий мир, утверждая властьнового подхода. новых веяний.
- А ведь Чезаре говорил нам, что собирается если не перевернуть мир, то хотя бы как следует встряхнуть, - тихо так произнесла впечатлённая Лукреция. – Я бы посчитала это сказкой, но вот она… машина. Работает, лязгает, показывая своё существование и возможности.
- Мы впечатлены, синьор Горненхельц, - милостиво кивнул понтифик. – Вы оправдываете доверие, возложенное нашим сыном, и заслуживаете награды. Эти листы я заберу. А вы продолжайте свою работу, но остерегайтесь посторонних глаз. Слишком многие посчитают это колдовством. Снова.
- - Им останется лишь смириться, отец.
- Может быть, - вздохнул Родриго Борджиа, принимая из рук Вильгельма скрученные и упакованные в футляр листы. – Пока же я хочу уйти из этого душного и очень неуютного места.
Против этого Лукреция даже не думала возражать. Все те места, в которых сам брат или его помощники творили что-то новое, как правило, являлись очень нелицеприятными. К тому же она понимала, что далеко не всё из полученных впечатлений отец готов произнести вслух перед посторонними. Так и оказалось, стоило им выйти из лаборатории и оказаться на свежем воздухе.
- И опять Чезаре находит новый путь двигаться вперёд, многое приобретая. Но в числе этих приобретений и очередные враги.
- Кричать о колдовстве всё равно будут, папа, - ехидненько улыбнулась младшая Борджиа.
- Я о других крикунах. Цеховых. Мы только что видели поднятие тяжестей. А рисунки? Те, где показана машина для кузниц и другие похожие. Это не коснётся мастеров, а вот обычных «вечных подмастерий» из числа просто неспособных создать свой «шедевр» и особенно учеников, которые выполняют самую простую работу – их сильно уязвит. Ещё есть цеховые старшины, которым выгодно имеющееся положение. которые не хотят перемен. Задумайся.
Понтифик знал, о чём говорил. Многие цеха и так смотрели волком в сторону нововведений в Италии. Тех самых, согласно которым их влияние сходило на нет, а недовольные своим положением подмастерья и даже некоторые мастера спокойно и без каких-либо проблем могли выйти из цеха и продолжать работу самостоятельно. Попытки же «проучить» отступников быстро и жёстко карались королевской властью. Обязательные удары по кошельку, а в случаях, если беглецов из того или иного цеха успевали ещё и как следует побить… тогда к виновникам применялось и иное воздействие. Причём как к непосредственным исполнителям, так и к тем, кто им это поручил.
Это что касалось дел внутри королевства. А были ещё и те, кого либо напрямую переманивали из других стран, либо просто в цехах германских, голландских и иных земель «внезапно» начинали бродить слухи о возможности получить в Италии много больше. чем тут, на старом месте. Вот и тянулись в Италию представители самых разных цехов, собственно, уже переставших быть частью того или иного цеха, в надежде получить куда более приятную жизнь, чем была раньше. В большинстве случаев это оставалось без последствий, но иногда, дабы сберечь цеховые секреты, старейшины были готовы на многое. В том числе и на убийство беглецов. Ни разу не пустые слова! Пара часовщиков из Нюрнберга, гранильщик камней из Португалии, ещё несколько случаев… Тут покушения удались, а сколько их сорвали, либо сразу перебив нанятых убийц, либо сперва выпытав имена заказчиков.
Зато с тех пор действительно ценных мастеров стали охранять ещё сильнее, одновременно повесив на площадях тех, кто был руками заказавших убийство. Сами же заказчики, проживавшие за пределами Италии… Тут почти во всех случаях Борджиа пришлось проглотить полученное оскорбление. Не та сложилась вокруг обстановка. чтобы позволять себе показательно устранить оплативших убийства. Хотя Лукреция помнила интересные такие листы бумаги, в которых её брат записывал имена малозначимых персон, которые перешли дорогу интересам семьи. На будущее, близкое или отдалённое. Так вот, имена некоторых цеховых старейшин там значились.
Касаемо же сказанного отцом… Тут дочь понтифика начинала осознавать истинный смысл угрозы. Сперва Чезаре нарушил особые права цехов, дав возможность всем трём уровням их иерархии – мастерам, подмастерьям и ученикам – возможность выбора. Находиться внутри цеха или же выйти из него и пробиваться самостоятельно, рассчитывая лишь на силу своей одарённости? Теперь всё зависело от самого человека. Понятно, что через какое-то время вышедшие из того или иного городского цеха мастера могли создать что-то вроде своего цеха, пусть и маленького, тем самым соперничая со старым. Тем самым заставляя других работать лучше и себе не давая «почивать на лаврах». И никакой возможности вынужденной преемственности вроде «отец был ткачом, значит и дети его ими будут». Они МОГУТ стать ими, а могут и не стать, если захотят чего-то иного и имеют к этому дар.
Ничего удивительного, что верхушка цехов – старейшины и немалая часть мастеров – уже плевались ядом и желчью в сторону Борджиа, неся немалые убытки и понимая, что в скором времени они станут ещё больше. Да и ускользающая из их рук пусть небольшая, но власть хорошего настроения и доброты им также не добавляла.
Тогда зачём всё это творилось её братом и при поддержке отца? Лукреция почти сразу задалась этим вопросом, но очень быстро сама себе и ответила. Не пришлось даже спрашивать кого-либо. В проигрыше была лишь часть состоящих в цехах. Зато наиболее способная, активная, стремящаяся вперёд часть – они получили возможность и не собирались выпускать её из рук. Наглядным доказательством был самый настоящий расцвет ремесел как в пределах Рима, так и по всей Италии. Добавить к этому заинтересованность государства в определённых мастерах, не скрываемую он людей, и в итоге получилось… Выгода получалась, причём немалая.
Независимость от закупок действительно важных товаров извне – вот чего стремился достичь Чезаре Борджиа. Ну а понимая, что, к примеру, то же железо и лес для кораблей найти в итальянских землях весьма затруднительно, вынужден был до поры ограничивать тем, чтобы покупать только сырьё для создания тех или иных товаров. Отсюда и закладки верфей, и растущие, словно трибы после летнего дождя. Многочисленные мастерские. Мечи и ткани, доспехи и повозки, часы и украшения на любой кошелёк – всё это, п словам брата. укрепляло королевство. Сначала это были слова. теперь же становились видны и первые результаты.
И вот новый шаг. Опасный и в то же время многое обещающий. Если у того учёного народа, который так ценил и всеми силами привлекал в королевство Чезаре, действительно получится создать даже часть из увиденного на чертежах… Лукреция представляла, как сильно изменится мир. И как громко будут орать те же строители, число которых… несколько поубавится. Не мастеров своего дела, а простых работников. Если та «паровая машина», как называл устройство Гортенхельц, сможет заменить усилия многих носильщиков, поднимающих грузы на крепостные стены, тогда… Их нужно будет куда-нибудь деть, чем-то занять. Занять таким, чтобы уже эти, лишившиеся пусть слабо оплачиваемой, но позволяющей как-то жить работы, не стали опорой для ненавидящих Борджиа.
- Чезаре должен был это предусмотреть.
- Предусмотреть что? – испытующе так прищурился Родриго Борджиа, пристально глядя на свою дочь.
-Что творения этого да Винчи и его собственного разума в будущем лишат работы очень многих.
- Вот ты и сумела посмотреть в будущее дальше, чем на один, может даже два шага, - сделав шаг, понтифик обнял своё дитя, будучи действительно довольным тем, что сейчас услышал. – Я горжусь тем, что уже второй мой ребёнок научился это делать. Вот если бы все… и кое-кто раньше.
Тут Лукреция предпочла промолчать, зная, что именно имеет в виду отец. Кого он случайно или не очень мимолётно упомянул. Хуан. Её старший брат, которого она уже давно не считала родным человеком. Тот самый, собственными стараниями разрушивший всё, чего мог достигнуть, да ещё и потоптался на осколках сапогами. Понимая отцовские чувства. сама она ничуть не жалела о том, что её ныне изгнанный братец так и не взялся за ум. Слишком уж много бед от него случилось, да и отношение Хуана к сестре было… порой плохим, а порой и вовсе омерзительным. Раньше она могла только расстраиваться и пытаться сдержать слёзы, а вот теперь… Теперь бы братца просто не стало. Спасибо Чезаре за его особые уроки, он не зря рассказывал ей о способах избавиться от врага так, чтобы заподозрить истинного виновника было бы очень трудно, почти невозможно. Нет, стоит Хуану только попробовать заявить о себе, осмелиться на что-то претендовать – приговор будет подписан моментально. А от того, что лишь в голове Лукреции, его ранее безобидной сестры – так от «печального» исхода это всё равно не спасёт.
- И да, Чезаре уверен, что предусмотрел последствия, - прервал выжидающее молчание дочери Родриго Борджиа. – Если что-то становится избыточным в одном месте, то это надо перенести в другое. Может даже далёкое.
- Завоёванные земли… - подумав высказала предполоджения юная Борджиа. – Не освобождаемые, а завоёванные. И тут, и за океаном, в Новом Свете. Я права?
- Твой брат внимательно изучал историю, в том числе и прежнего Рима. И добавлял в старую основу новые мысли. Поэтому все эти сербы, болгары и прочие будут «освобождаемыми», а отношение к ним благожелательное и покровительственное. С особыми планами на них на всех. Османы же и другие… им нечего ожидать от носящего Железную корону. Для Чезаре все они как Карфаген для одного римского сенатора.
- Который «должен быть разрушен».
- Именно, дочка. Не в этой войне. так в следующей или через ещё одну. Хотя жаль, что с первого раза не получится добиться всего, чего хотели.
Вопрос без слов, одним лишь взглядом. Лукреция умела это делать, причём весьма выразительно.
- Недавно доставили, - достав этого скрытый под одеянием скрученный лист бумаги, понтифик передал его дочери. – Мы с твоим братом ожидали ответных действий от врагов в короне и рясах, но чтобы так… Недооценили их решимость и глубину испытываемой к нам, Борджиа, ненависти.
- Доминиканцы…
- Лишь явная и видимая часть. Они сплелись в единый клубок почти со всеми нашими врагами. Ядовитый, шипящий, грозящий не сталью, но ядом. Не достанут до нас самих, будут кусать всех, до кого дотянутся, разрывая связи Святого Престола везде, где смогут, на что хватит сил и влияния. Читай, Лукреция, там есть и знакомое тебе и ещё не очень. Копия уже направлена Чезаре.
Размещаясь рядом с отцом в ожидающей их карете, что должна была отвезти из во дворец, Лукреция не могла оторваться от начертанных мелким, но разборчивым почерком строк. В этом донесении из Франции кратко, но в то же время с упоминанием всех важных нюансов говорилось о том, что уже произошло и что должно было произойти в самом скором времени. И эти события обещали большие проблемы как Италии, так и Святому Престолу. Не то чтобы угрожающие существованию и даже достигнутому величию, но рушащие большую часть дальнейших планов.
- Будьте вы прокляты, ослеплённые собственным безумием фанатики, - процедила Лукреция. – Мало нам было Савонаролы…
***
Рим, вот уже в который раз, стал похож на растревоженный муравейник, а может и пчелиный улей. Только на сей раз угроза была не у стен и даже не у границ что подвластных Святому Престолу земель, что Италии. Опасность подкралась к власти духовной, распространяющейся через любые границы, проникающей во все места, где находились подчиняющиеся понтифику священнослужители, от кардинала до последнего бродячего монашка.
Разумеется, умеющие мыслить и делать правильные выводы и раньше поняли, что конфликт между нынешним понтификом и Орденом Братьев-проповедников после последней буллы стал не просто неминуемым, но и перешедшим в стадию кипения. Поставленные по сути перед выбором между сдачей на милость Папы и бунтом инквизиторы во главе с генеральным магистром Ордена святого Доминика Крамером не могли не сделать свой ход. Вот они его и сделали: жёсткий, опасный, раздувающий пламя уже пылающих костров и добавляющий новые пожары.
До поры отсиживающийся в Зальцбурге Генрих Крамер, как оказалось, уже некоторое время там не пребывал, тайно покинув пределы Священной Римской империи и оказавшись на французских землях. Именно оттуда раздалось его «Воззвание ко всем истинным христианам», в котором он одновременно нападал на нынешнего понтифика и обличал саму суть «оступившихся от истинного пути мирян и священнослужителей». В вину Александру VI и тем, кто его поддерживает, было поставлено почти всё произошедшее с момента избрания его Папой Римским и даже то, к чему он не имел прямого отношения, но вместе с тем «не содействовал отмене греховных законов и не делал и малейших усилий для обуздания греховности рода человеческого».
Царящая в Риме и не только роскошь среди князей церкви, «еретические» опыты алхимиков и иных. «называющих себя учёными», но создающими «угодные только дьяволу изобретения». Под последними, что и неудивительно, имелись в виду новые виды оружия, а особенно новинка под названием «воздушный шар, восхваляющий гордыню человеческую, богопротивно желающую вознестись к небесам не жизнью праведной, а при помощи дьявольских ухищрений». Особая ненависть, естественно, была относительно значительного урезания полномочий инквизиторов и по существу запрет вынесения приговоров с последующими сожжениями на местах. Это подавалось Крамером как потворствование даже не еретикам, но колдунам и ворожеям, о сути которых в библии говорилось прямо и открыто.