Было бы неплохо узнать об этом раньше. До того, как я вкусил прелесть магии разума.
– Значит, пора готовить инвалидное кресло, – изо всех сил я старался, чтобы это не прозвучало как вопрос.
– Рановато, но варианты продумать стоит. Знаешь, зачем я здесь?
Я боялся этих слов, но рано или поздно каяться придется.
– Потому что я облажался и не сберег шкатулку. Прости.
– Это не важно. В ней нет моих леденцов, – в ответ на мой изумленный взгляд он усмехнулся. – Ушлые корейцы выгребли все подчистую. Внимательнее надо быть.
Так вот почему Чёрный человек не приходил, когда я лапал конфеты. Картавый Мистер Чанг обвел меня вокруг пальца!
– Схватка с владельцем Нерфитуса впечатляет. Готов ко второму уроку, Нова?
– Всегда готов! – советские фразочки Макара плохо на меня влияют.
– Слушай внимательно: человеческий мозг — самая совершенная вещь во вселенной. Если развить его, раскрыв заложенный потенциал. Но настало время познать обратный эффект: превратить разум в дырявый сыр!
– Деградация — это весело! Но я не планировал тупеть.
– Речь не о тебе, Нова, а об этих несчастных, – он указал на пробегавших мимо заключенных. – Чужое сознание станет податливым и мягким, склонным к подчинению. Для этого всего-то и надо: избавить цель от собственных мыслей и идей.
– Превратить нормального человека в овощ. Звучит аморально.
– А читать чужие мысли — честный поступок? Что еще за овощ? Вы, смертные, каждый век придумываете новые названия для старых трюков. Твой друг с дредами назвал бы это зомбированием, а нахал в белом халате — лоботомией. Но мы оба знаем, что иного выбора нет. Ты должен опереться на живых и покинуть это место. Заставить их умирать за тебя. Сражаться с машинами, отвлекать турели.
– Не уверен, что это выход.
Чёрный человек закатил глаза.
– Упрямец. Ты потерял месяц, валяясь в наркотическом бреду. Сколько потратим здесь? Полгода, год? Дождутся ли тебя на воле? Я предлагаю реальный выход. Быстрый и эффективный. Oboedi! (Подчинись!)
– И все-таки…
– Тихо сам с собою я веду беседу? – несмотря на немалые габариты, Макар передвигался неслышно. Наташа тоже так умеет, видимо, это входит в стандартную подготовку на всех континентах.
Черный человек шутливо поклонился и провалился сквозь землю. Я не успел спросить о дочери и своей памяти. А может, мне не хотелось об этом знать. Зачем цепляться за прошлое, когда впереди маячат такие перспективы? Растянув губы в доброжелательной улыбке, я посмотрел на Макара:
– Ваши нагрузки меня убивают, уважаемый. С начала пробежки только и делаю, что молюсь о передышке.
– Вера — дело полезное, – посерьезнел старик. – Коли не шутишь, сходи к Падре. Он, конечно, католик, но мужик правильный. Вон, у стены стоит, прихожан принимает.
Странная позиция для советского гражданина. Хотя внутри шпиона намешано столько личин, что он сам не понимает, какая из них настоящая. Поблагодарив Макара за наводку, я двинулся, еле переставляя ноги, к указанному человеку. Он как раз завершал обряд погребения для бедолаги, погибшего от андроидов. Технически, труп просто сбросили в глубокую шахту. Иначе хоронить в снежных скалах целые поколения арестантов просто нереально. Уже на подходах я понял, что Падре не католик, а лютеранин. Легко спутать, воротничок очень похож. Хотя суть одна: православие, основанное на единобожии. Нюансы важны лишь для самих служителей культа. Помнится, протестанты не слишком любят обращение “святой отец”, считая его недостаточно тёплым.
– Утро доброе, пастор. Можно задать вам несколько вопросов.
– Разумеется, я всегда открыт для беседы. Вы хотите спросить о боге?
– Не совсем, скорее наоборот, – я помедлил, размышляя, как помягче сформулировать. – Если я скажу вам, что Дьявол существует? Физически. Его можно увидеть и поговорить с ним
– Радостная весть, сын мой. Очень на это надеюсь. Ведь если Диавол реален, значит, есть и Бог.
Я промолчал, размышляя. Действительно, интересная идея. Бесполезная в практическом смысле, но занятная. Однако Бог не предлагал мне способ выбраться отсюда, в отличие от моего пропахшего серой друга.
– Наверное, это прозвучит глупо, но не могли бы вы подержать меня за руку? Мне не помешает немного поддержки.
Священник с готовностью исполнил мою просьбу. Едва скользнув в его голову, я понял, что Падре сидит здесь по ошибке. На вражескую разведку мужчина не работал, просто оказался не в том месте не в то время. Он действительно верил и довольно рьяно. При этом не был дураком и не витал в облаках. Падре прекрасно понимал, что никогда не покинет эти пещеры. Однако предпочитал воспринимать происходящее, как испытание, ниспосланное всевышним. Подобный подход не только давал ему силы жить, но и вдохновлял других заключенных.
Демон не объяснил, что конкретно надо делать, но таков его стиль обучения. Поначалу это раздражало, но со временем я просто махнул рукой. Разум штука тонкая, возможно, точные инструкции только запутают меня. Некоторое время я понаблюдал за шарами мыслей, а после сделал то единственное, что пришло в голову — уничтожил их. В чужом сознании у меня не было физического воплощения, поэтому я действовал через желание и воображение. Ярко представил, как протыкаю их. Чаще всего в последнее время я вертел в руках кинжал и в пустоте между мыслями возник именно он. Змееподобное лезвие свободно парило, следуя за моим вниманием. А дальше всё напоминало детскую игру “лопни шарик”.
Сначала мысли появлялись быстрее, чем я их уничтожал. Но после нескольких десятков проколов разуму Падре стало лень думать впустую. И всё равно это заняло непростительно много времени. Я лопал шарики всю оставшуюся прогулку. Откат подарил мне головную боль, но по сравнению с тем что пришлось испытать раньше, это оказалось вполне терпимо.
Для занятий спортом на улице существовала ещё одна веская причина: после прогулки полагался обязательный душ. Точнее, унизительная процедура обливания из брандспойта. Мне даже понравилось. Теплая вода смыла пот и слегка уняла головную боль. Стоит запомнить этот эффект на будущее. После возвращения в камеру, я нашёл пастора и схватил за запястье. Он успел восстановиться! Глаза остекленели, но мозг сопротивлялся, упорно генерируя новые мысли. Разве что они стали тусклее и меньше.
Пришлось вернуться к нашей игре. Выбрать священника первой целью для зомбирования оказалось прекрасной идеей. Нас никто не отвлекал, принимая мои манипуляции за долгую исповедь. Я провозился с ним остаток дня и всю ночь, отвлекшись только на поедание холодной тушёнки с размокшей гречкой. Головная боль между сеансами не успевала проходить, и стала моей постоянной спутницей. Когда в течении тридцати минут не появилось ни одной новой мысли, я понял — все получилось. Восемнадцать часов методичной скучной работы разума увенчались успехом.
Устало отпустив его руку, я осмотрел свое творение. Пастор вызывал смешанные чувства, в основном, гордость и сожаление. От взрослого человека осталась лишь оболочка. Да, у него сохранилась мышечная память и инстинкты, но больше ничего. Демон не соврал: в пустом пространстве без мыслей мои слова воспринимались, как прямой приказ. Я коснулся виска священника:
– Встань. Иди вперед!
Теперь его сознание слабее, чем у животного. Надзиратель снаружи равнодушно наблюдал, как Падре упёрся в решётку головой, но продолжал передвигать ногами. Абсолютное отупение, теперь придётся его на горшок водить, словно младенца. Усадив свежеиспеченного зомби в угол камеры, я нашёл среди неспящих арестантов знакомое лицо.
– Тебя, кажется, интересовал футбол, дружище? Пойдём, выпьем чайку.
Глава 14. Сломанные куклы
Если долго заниматься эзотерическими практиками, рано или поздно наткнёшься на понятие “катарсис”. Оккультисты воспринимают этот термин иначе, чем философы. Впервые я встретился с ним, изучая ритуал взросления небольших американских племен. Мальчик в одиночку отправляется через тёмный лес, в особое место, полное опасностей. Проводит там ночь, и утром возвращается в племя уже мужчиной. Если выживает. По легенде его ждут не только дикие звери, но и злые духи из числа врагов предков. Парень за одну ночь перерождается, испытав катарсис.
В общем смысле это слово означает перезапуск, полное обновление мироощущения. Нечто особенное, после чего жизнь никогда не станет прежней, а всё вокруг начнет восприниматься в новом свете. Красивая теория. Обладая богатым воображением, легко можно представить такое событие. К сожалению, мой катарсис имел привкус тюремной баланды и напоминал ватник, повисший на плечах. Вместо очищения и возвышения, он принес отчаянье. Единственное, что совпало: я точно не смогу жить как прежде.
– Пошли, он уснул! Сколько можно тянуть? – тихий шёпот едва доносился из дальнего угла камеры, но для меня даже это было пыткой. Любой звук вызывал боли в голове.
Я лежал на матрасе, завязав глаза двойным слоем ткани. Мигрень усилилась, но это было не удивительно. Уничтожение чужого разума оказалось изматывающим и крайне долгим занятием. Причем навык не улучшался. В зависимости от силы воли цели и настроя, у меня уходило от восемнадцати до тридцати двух часов беспрерывного контакта на каждого зомби. Это утомляло.
Время теперь отсчитывалось по количеству пустоголовых болванов у кровати: пять штук. Учитывая сон и разборки с сокамерниками, я здесь почти две недели. Чёрный человек чуть ли не ядом истекал, а я старался не думать про умирающего голодной смертью Гаитянца и ускользающие контакты с Фондом и корейцами. Рядом что-то зашуршало.
Осторожно приподняв повязку, я горестно вздохнул. Тусклый свет тюремных ламп бил по глазам не хуже искр от сварки. На первый взгляд, все как обычно. На расстоянии вытянутой руки сидел мускулистый зомби с глубоким шрамом на лице. Моя боевая мощь и телохранитель. Ветеран многих битв, примерный сын и отец. Большой любитель шашлыка и собак. Чуть левее, возле решетки, стоял хромой казах. Он раньше обожал деньги. Прогнил насквозь, продавая знакомых, начальство и военные секреты. Изменял десяткам любовниц, обещая быть с ними до гроба. Я понимал каждого зомби лучше, чем друзей детства. Обнимал их детей, целовал жён. Точнее, я знал тех людей, которыми они были раньше. Сейчас между ними не осталось разницы: пустые оболочки, ещё дышащие трупы.
Не замечая, что за ними наблюдают, три заключенных крались к Падре. Быстрый прыжок, и два арестанта уже душат его какой-то грязной тряпкой, а третий полосует заточкой из ложки. Священник не вырывался, не кричал, а лишь тихо хрипел и часто моргал. Инстинкт самосохранения ушёл вместе с мыслями. Самая сложная команда, которую способно воспринять ослабевшее сознание: “Защити меня”. Однако спасать самих себя я не приказывал.
– Взять их!
Четыре пары недоуменных глаз смотрели в разные стороны. Зомби давно привыкли к тембру моего голоса в мыслях, и подчинялись командам вслух. Но это принесло новый ворох проблем: из-за тупости, зомби выполняли любой приказ совершенно непредсказуемо и слишком медленно.
Чаще всего возникала путаница с тем, кому предназначен приказ. Я пытался давать им порядковые номера и клички, но они просто неспособны их запомнить. Сейчас четыре марионетки, мешая друг другу, бросились на ближайшего заключённого с заточкой. Они повалили его на пол, и мужчина завизжал от страха. Как же громко! При этом остальные арестанты продолжали душить Падре с удвоенным энтузиазмом.
Дьявол, придётся вмешаться самому! Вскочив с койки, я протянул к нападавшим правую руку открытой ладонью вперед и заверещал что есть мочи:
– EXORCIAMUS TE, OMNIS IMUNDUS SPIRITUS, OMNIS SATANICA POTESTAS, OMNIS ISPURSIO INFERNALIS ADVERSARY, OMNIS LEGIO, OMNIS CONGERDARIO...
К счастью, латынь они не знали, иначе самая распространённая формулировка для изгнания бесов вызвала бы максимум хохот. Слова на чужом языке звучали весомо, страшно. Заключенные отпустили священника и сбежали к противоположной стене, спрятавшись за койками. А я устало провел ладонью по волосам, прервав речитатив. Детский сад какой-то.
Это было уже второе нападение, и шаткое равновесие в камере держалось на страхе агрессоров перед моими силами. Я серьезно недооценил заключенных. Это не обдолбанные психи Фонда, а настоящие бойцы. Умные, расчётливые и цепляющиеся за любую возможность навредить мне. Они прекрасно понимали, что могут оказаться следующими жертвами, и действовали наперед. На этот раз атака удалась — склонившись над Падре, я понял, что он мёртв. Отсутствие мозгов не превращало зомби в бессмертных, они уязвимы не меньше меня. Закрыв мужчине глаза, я прошептал короткую молитву. Жаль, я не знаком с лютеранской традицией и не могу сделать это, как полагается. Отмучился мой первенец.
Оставшиеся четверо зомби удерживали последнего из нападавших: тучного мужчину в возрасте. У моих слуг достаточно минусов, но любую задачу они выполняли с максимальным рвением. Раз толстяку не повезло попасться — заменит Падре.
С голосовыми командами надо что-то решать. Вспомнив трюк гаитянца на базе Фонда, я надергал ваты из фуфайки и залепил уши всем зомби, кроме одного. Заодно обновил приказ защитить меня у двоих, а остальных заставил держать будущую жертву за руки и зажимать рот. Крики действовали на нервы.
– Эй, колдун! – из голоса Макара давно ушла доброжелательность. – Хочу поговорить. Наедине!
– Сколько раз повторять? Безмозглые нас не слышат,– я посмотрел на слюни, обильно вытекающие из приоткрытых ртов моих подопечных. – А если и слышат, никому не расскажут.
– Зачем они, соколик? Я долго терпел, позволял тебе творить всякое, но всему есть предел! Разумных в камере все ещё больше, чем твоих кукол. Мы нападем и прикончим тебя, когда расслабишься. У этого безумия вообще есть причина?
Я был удивлён, что он тянул так долго. Скорее всего, не верил собственным глазам, присматривался. Хотел понять, как именно я стираю разум арестантов, и скопировать. Ох уж эти шпионы. Один из стоящих рядом зомби был послан лично им. Меня не проведёшь, пришлось несколько раз стирать приказы Макара из его головы.
– Причина одна, Джон Смидт — свобода. Разве это не базовая ценность США? Или лучше называть тебя Викинг?
Он дернулся вперёд, стараясь схватить мое горло, но два безмозглых слуги закрыли меня телами.
– Откуда? Как ты узнал?
Так я все и рассказал. Основное правило оккультизма, которое сложно оспорить — таинственность. В моем случае это жизненно необходимо. Если сокамерники выяснят пределы магии разума — меня зарежут в ту же минуту. Значит продолжаю наводить туман.
– Успокойся, если бы я хотел тебя сдать, разболтал бы все рыжему бородачу. Забыл его имя. У вас тут по десятку псевдонимов, как сами не путаетесь? Короче, мужик он суровый, дознаватель из французской разведки. Ваши убили его друга в семьдесят восьмом. Он будет рад возможности отомстить.
Марионетки без всякого приказа начали сминать Макара в объятиях. Коснувшись каждого зомби, я приказал отпустить старика и обновил установку на защиту. Чего им взбрело в голову?
– Хорошо, что ты сам начал этот разговор, Джонни. Ты пришёл за толстяком? Зря. Я заберу разум пухляша силой. И ты позволишь это, без кровопролития.
– С чего бы? – Макар сплюнул на пол кровь. Видимо, зомби перестарались, сжимая его. – Я ещё не твоя марионетка, если не забыл.
– Ты умнее, чем половина людей в этой камере, и пригодишься в сознании. Не мешай мне, Джонни, и мы уйдем отсюда вместе. Хватит цепляться за “Красную зарю”. Пора вернутся домой.
Глаза старика увлажнились, а руки задрожали. Убеждать очень легко, когда знаешь сокровенные желания цели. Разведчик мечтал увидеть родную землю перед смертью. Пришлось стать его личным демоном-искусителем, предложив сделку, от которой он не может отказаться. Я быстро учусь, и не только магии.
– Согласен, – ему нелегко далось это решение. – Какой план? И моя роль в нём?
Слишком громко! Каждое его слово эхом боли отдавалось в голове. Даже произнесённое шёпотом. Сжав зубы, я вернул повязку на глаза.
– Обсудим позже, мне нужно поспать. Успокой людей в камере и гаси напряжение.
Я стал отлично врать, постоянная практика способствует. На самом деле, спать не получалось уже два дня. И не только из-за мигрени.