— Ежик ползет, ежик ползет, ежик ползет…
Мля… кто-нибудь, подарите ему бритву!
Сплюнув, я сунула в зубы последний бутерброд и, прихватив кружку только что налитого чая, направилась на выход из этого заполненного любовью помещения. Обиженный бас Ильи догнал меня уже в коридоре:
— Ну, Стаська!
— Плотитеффь… тьфу! Плодитесь и размножайтесь, дети мои! Только не забудьте вытереть за собой стол, нам еще за ним обедать!
— Белка!
— Двадцать три года, как Белка, — хмыкнув, отозвалась, банально бубня себе под нос, направляясь по широкой лестнице наверх. — И как не любила щенячьи нежности, так до сих пор терпеть их не могу!
Нет, на самом деле за брата я была рада. Ну да, Неаполь, конечно, из разряда прискочет — вынесет мозг — отлюбит — уедет, но зато ему с ней весело. Признаться, я когда первый раз ее увидела, обалдела, а уж когда услышала…
Думала, всё, личные зеленоволосые черти пришли по мою душу. Но нет. Оказалось, у брательника всего лишь сдвиг по фазе, и он не только втрескался по уши в дикую неформалку, но еще и жениться на ней собрался!
Правда, это было только его желание, сама девушка, насколько я знаю, пока еще активно посылает Илюху и все его предлагаемые органы с конечностями на тот самый детородный орган, тоже ей активно предлагаемый.
Но это — явно явление временное.
Как там было? Никуда не денутся, влюбятся и женятся?
Короче, совершат самую наиглупейшую ошибку из всех возможных.
— Белка, ты это, — и часа не прошло, как на пороге террасы второго этажа нарисовался Илья, уже вполне прилично одетый в кожаные штаны, обтягивающие упругий зад, и футболку-сетку. На ногах пока что носки, на голове черно-белая бандана, на шее плетеный шнурок с азартно оскалившейся черепушкой, на левом запястье браслет из его собратьев поменьше… Вот это я понимаю, наконец-то выглядит, как человек! — В клуб поедешь?
— Двинулся? — изумленно вскинула брови, рассматривая неприлично серьезного братца. — Кого я там любила?
— Стась, завязывай, — сложив руки на могучей груди, показав литые мышцы везде, где тело напряглось, нахмурился байкер. — Хорош в четырех стенах сидеть. Прокатишься, клубешник оценишь, ты там не была ни разу.
— А чего, без моего пристального осмотра и авторитетного мнения он перестанет исправно работать и приносить тебе бабки? — еще больше удивилась, оставляя допитую кружку на широкие перила, на которых сидела, разглядывая небольшую тихую улицу загородного коттеджного поселка, скрытую под тенью весело шелестящих листочками берез. Здесь было тихо, прохладно. А самое главное — безлюдно.
— Белка, не зли меня, — еще больше нахмурился рыжий. И вздохнул. — И курить бы ты завязывала, что ли…
У меня чуть тонкая сигарета с шоколадным привкусом изо рта не выпала. Чёт не вовремя Илюха сегодня старшего брата врубает…
— Харлей, тебе чё от меня надо? — тихо и проникновенно поинтересовалась, выдохнув приятный, сладковатый дым. Развернувшись к нему лицом, поджала под себя ноги, не слезая с перил, и мрачно добавила. — Что за внеплановые признаки активности материнской платы? Мы, кажется, уже это обсуждали. В твоем «Максимусе» мне ловить нечего. Твои друзья — не мои друзья, и вряд ли вообще меня вспомнят. Так что давай не будем лаяться, а просто свернем эту тему. Я никуда не поеду.
— Неаполь к предкам сваливает, на неделю почти, — добавил информации братец, прозванный еще в бурных подростковых годах известной маркой байков. — У меня работы в клубешнике навалилось. Ты одна тут будешь куковать?
Я пожала плечами. А почему нет-то?
— Ни хрена, Белка, — слегка треснув пудовым кулачищем по дверному косяку, непримиримо заявил рокер. — Одевайся давай, и погнали. Потусишь, с парнями пообщаешься, может, работенку тебе какую найдем.
— На кой буй? — изумилась еще сильнее, впервые услышав о подобных планах. Стлевшая сигарета обожгла пальцы и я, зашипев, скоро затушила окурок в пепельнице. Сунула пальцы в рот, глядя на совершенно серьезного братца… и поняла, что он не шутит. — Братиш, ты обалдел? Какая работа? Хочешь, чтобы я тебе весь коллектив распугала?
— Заканчивай, мля! — как всегда, Харлей был громок, прямолинеен, краток, суров, красноречив и не цензурен. И только увидев, как я застыла, вздохнул, проводя ладонью по уже абсолютно гладкому подбородку. — Извини. И все равно, Белка, не дело это. С тобой всё в поряде, да и наши еще не таких видали. А из дому тебе один черт выходить надо, сколько можно за компом виснуть? Примочки твои никуда не убегут. На крайняк, если совсем тухло будет, к Жеке нашему в каморку забьешься, ноут его заберешь для развлекухи. Идет?
— К Жеке… — задумчиво протянула, пытаясь вспомнить, кто, собственно, это такой. И усмехнулась, качая головой, так и «не вспомнив» этого байкера, всегда тяготеющего именно к компьютерам, программам и прочим милым хакерскому сердцу вещицам. — Нет, братик. Не идет!
Не пошло, угу…
Поехало!
Прошел всего какой-то час, как злая, помятая и активно недовольная жизнью я, со стоном и затекшим телом вывалилась на асфальт из довольно-таки вместительного, но всё-таки багажника!
— Что б тебе дети под старость лет такое делали! — с хрустом разминая поясницу, зло посмотрела на добродушно ухмыляющегося братца, поигрывающего ключами возле своего кроссовера немецкого производства. — А зная, кого ты собрался в жены брать, могу сказать, что так оно и будет!
— Белка, хорош пищать, — фыркнул владелец клуба, на парковке которого мы и стояли. Точнее, один из его владельцев. — Я тебе сказал — поедешь, значит, поедешь. Хорош уже сопли на кулак мотать! Жизнь чё, кончилась что ли? Тебе сколько лет?
— Так восемьдесят пять вчера стукнуло, милок, — согнувшись, гнусаво прошмякала, подгребая к мужчине на трясущихся ногах. — Ты б пожалел старушку, касатик!
— Да хоть сто один, — как в официальном саунтдреке фильма «Сволочи», кое у кого не было ни любви, ни тоски, ни тем более жалости. — Куплю вставную челюсть и пойдешь ей скалиться! Хватит, мля, затворницей сидеть!
— Харлей, — выпрямившись, я поморщилась от неприятных ощущений и машинально поправила на переносице очки, только потом сообразив, что их там нет. Пожалуй, отдельное, едва ли ни единственное спасибо его девушке надо сказать именно за удачно подобранные линзы. — Вот тебе нужен этот геморрой, а? На кой черт тебе в развлекательном заведении моя хмурая морда?
— Всё, я сказал!
— Ну ё-мое… Мистер «забодаю-забодаю», самодур и тиран… Да хрен с тобой! Но за последствия не отвечаю! — ругнулась, понимая, что этого рыжего барана хрен переубедишь, если он уперся. — И если что-нибудь…
Договорить я не успела. Меня прервал появившийся из-за угла паркетник — копия Илюхиного, но кипенно-белого цвета. Пара секунд, и тонированная в круговую машина оказалась ловко припаркованной возле своего брата-близнеца, вызвав у меня вящее недоумение. Кто ж из байкеров решил народ попугать своими вкусовыми предпочтениями? У них у всех вроде как все сплошь и рядом черные четырехколесные монстры, да и черта с два они летом на них сядут…
— А вот и Вишенка, — довольно прогудел братец, глядя, как открывается дверца со стороны водителя.
Я даже поинтересоваться не успела, что там за ягодка такая, а на прогретый летним солнцем асфальт уже легко спрыгнула… девушка.
У меня вырвался невольный хмык, чутка похожий на завистливый.
Красивая. Ростом как я, но вся такая хрупкая и изящная, похожа на фарфоровую статуэтку. Шикарная копна темных волос, переливающаяся шоколадными оттенками, и плавные, привлекательные, миловидные до невозможности черты лица. Прям нереально милые — так и хочется подойти и потискать за щечки!
На аккуратных ножках открытые босоножки с плетеными лаковыми ремешками голубых и бирюзовых цветов, выше — укороченные тонкие нежно-бирюзовые брючки. Еще выше — приятного желтого цвета шелковая футболочка с орнаментом, на тонком запястье изящные часики, в ушах серьги-гвоздики, на шее маленький кулон. Все украшения в едином стиле, с небольшими синими камнями, вроде как сапфирами. На макушке очки-авиаторы, бровки красивой, идеальной формы, реснички длинные, изогнутые, а глаза даже без косметики синие-синие!
Да и весь внешний облик в целом…
Ухоженная. Приятная. С тем самым неуловимым лоском, налетом роскоши и явно хорошим вкусом.
Повторный хмык удалось заткнуть в последний момент.
— Рано ты сегодня, Ришка, — бесцеремонно приобняв девушку за плечи своей лапищей, довольно пробасил Харлей. И кивнул в мою сторону. — А это Стаська, сеструха моя. Приволок, наконец-то.
— Станислава, да? — девушка улыбнулась просто и открыто, приветливо и мягко… короче, меня от вежливости слегка покорежило. — Приятно познакомиться. Я Арина.
— Трепло ты, братец, — сунув руки в карманы серых джинс, ставя пометку сказать спасибо Неаполь, за ее своевременное вмешательство. Если б не она, светить бы мне сейчас перед этой шикарной някой любимой пижамой… — Обо всём успел растрещать?
— Харлей всего лишь говорил, что у него есть сестра, — мило фыркнула девушка приятным, нежным и глубоким голоском. Хм, интересно — оно еще и поёт, что ли? — Обещал познакомить. Харлей, я привезла эскизы бильярдной для «Анубиса». Посмотришь? А то мы с Сашей опять не сошлись во мнениях…
— Ришка наш второй арт-директор, — пояснил брательник, забирая протянутую ему папку. — Еще думаем, кто из них после открытия во второй клуб перейдет… Санька помнишь? Во! Он опытнее, но у Вишенки вкус тоньше…
— Харлей, ну хватит, — с мягкой укоризной посмотрела на него «Ришка». Блин, с какого бодуна этому утонченному создание дали такое прозвище? — Это вопрос решенный. К «Максимусу» я привыкла, а то, что вы собираетесь сделать из нового клуба — немного не мой уровень. Ладно, я побегу. Стася, приятно было познакомиться. Как будет время, заходи, попьем чаю, поговорим. Я обычно в кабинете на первом этаже, справа от сцены. Харлей, увидимся.
— Аха, — отозвался рыжий, залипший намертво в содержимое той самой папки.
Улыбнувшись еще раз, приятная до безобразия девушка, явно из высшего света и выпавшая из института благородных девиц, как минимум, легкой походкой направилась в сторону входа в огромное здание клуба.
Глядя, как удаляется ее изящная фигурка, я всё-таки хмыкнула еще раз. Достала сигареты, закурила и, сунув руки в карманы крутки, повернулась к машине улетевшего в нирвану братца.
Блестящий на солнце лакированный бок коряво, но послушно явил мне собственное отражение: тощую фигуру, немного не дотягивающую до мешка с костями и именем Неаполь. Из одежды серые джинсы, белая майка, кеды, и кожаная куртка из тонкой кожи, плюс перчатки с обрезанными пальцами. Худое, осунувшееся лицо с острыми скулами и таким же подбородком, в обрамлении растрепанных, неровно остриженных темно-русых волос, с пепельным отливом и обилием выбеленных прядей.
Не комильфо…
— То, что надо! — наконец-то отмерев, радостно потер руки Илюха, захлопывая папку. Сунул ее подмышку, сцапал меня за руку и шагнул вперед, довольно пробасив. — Айда, с остальными познакомлю! Епта… Стаська, ты опять?
— Не опять, — усмехнулась, когда байкер остановился, сообразив, что я с места так и не сдвинулась, и не потянул он меня волоком только каким-то чудом, учитывая нашу разницу в габаритах.
— Тогда в чем дело? — грозно нахмурился суровый начальник местной развлекаловки, носящей гордое имя «Максимус». — Если ты снова…
— Не снова, — хмыкнула, раздавливая подошвой кед несчастный окурок. И, освободив свою руку, снова сунула ее в карман куртки. — На этот раз без шуток, Илюх. Я никуда не пойду.
Глава 2
— Да почему…
— Да потому! — перебив его, коротко и зло ругнулась. А потом, взъерошив волосы еще больше, уселась на корточки, обхватив голову ладонями. И тихо проговорила, не глядя на брата. — Не пойду, Харлей. Хватит шутить. Какая работа? Где я и где эта девочка-лапочка? У нее наверняка воспитание, образование, опыт, да и вообще… С людьми она общаться умеет. А я что? Ни того, ни другого, ни третьего. С людьми полгода как не разговаривала в принципе. Какую к черту работу ты мне найти собрался? Опозоришься только моими потугами. И вообще… Если у вас арт-директор такой, боюсь представить, кто у вас там еще обитает. Мне куда со своим рылом, да в их ряды? С меня и байкер так себе, если помнишь…
— Хорош, Стась, — опустившись рядом, тяжело вздохнул мужчина. — Ну поцарапала мой байк, чутка, с кем не бывает? Ты сколько уже без опыта, почти пять лет? Ничё, вспомнишь, это дело наживное. Чё мне, для сеструхи железа жалко?
— Да не байке дело, — мотнув головой, убрала с лица волосы и снова закурила. Впервые сладковатый дым сигарет горчил на языке, оставляя неприятное ощущение. — Дело во мне, Харлей. У меня нет ни опыта, ни образования, ни внешности… Ни хрена. Я столько времени даже толком ни с кем не разговаривала. И теперь даже слов найти не могу. А о чем вообще говорить — понятия не имею. Отстала от жизни конкретно…
— Ладно тебе, Белка, — поднявшись, брат утянул меня за собой и молча, но так капитально обнял, прижимая к своей немаленькой груди, в которую я тут же уткнулась носом, совсем как в детстве. Тогда казалось, что он чертов грубый великан, всегда надо мной издевающийся, проявляющий замашки тирана и деспота… И лишь с годами пришло осознание, что именно он своими запретами и ором пытался сделать для меня, как лучше. — Херня война, прорвемся. Наверстаешь еще упущенное. А Гиппократу твоему башню рано или поздно сверну, обещаю.
— Только о нем не надо, ладно? — тихо проговорила, морщась, но продолжая обнимать этот шкаф за необъятную талию. Самый надежный и дорогой шкаф из всех возможных… Жаль только, что я поняла это слишком поздно. — Бывший муж — не та тема, которую я хотела обсуждать.
— Да понимаю, чего там, — невесело хмыкнул Илюха и, отстранившись, пригладил своими лапищами мое воронье гнездо на голове. — Прошлого не вернешь. Но жить-то как-то надо дальше, не?
— Да я б с радостью, — отозвалась, поежившись от прохладного ветерка, ссутулив плечи и снова сунув в карманы замерзшие руки. Меня по жизни морозило на нервной почве — теперь, кажется, с этим ничего поделать нельзя. Нарушенное кровообращение весьма неприятная штука, и теперь даже на июньском солнцепеке я чувствую себя как страус в Антарктиде. — Но боюсь, Илья. Правда, боюсь. Твои друзья меня вряд ли вообще помнят. Да и позорить тебя я не хочу.
— Ты это заканчивай, — мне снова подарили грозный взгляд из-под кустистых бровей. Закурив, братиш вдруг зло усмехнулся и сплюнул на землю. — Впарил тебе херню всякую… Кого, млять, и как позорить? Ты чё, банду мою не помнишь? Где они и где манеры? Забей. Ты была своей в доску, такой и осталась. Пацаны тебя как родную примут, обещаю. А о том, что случилось, они не в курсях. Знают, что развелась, и всё… А Ришку тебе надо узнать получше, плохо о ней не думай. Ну чё, идешь или дальше сопли на кулак мотаем?
— Да иди ты, — фыркнув, слегка пихнула его кулаком в бок. И, оглядев внушительное здание передо мной, вздохнула. — Но в чем-то ты прав, братиш… Жить дальше как-то надо. Хрен с тобой, рыжий. Пошли, пока я добрая. Посмотрим, что там со временем из твоей братвы выросло…
Начинать жизнь с нуля — всегда страшно. Начинать ее, не имея на то ни малейшего желания, страшно вдвойне. Забыть пять лет жизни в другом городе, в который я свинтила, оборвав по собственной глупости и наивности все связи — вообще невозможно в принципе.
Но… кто б мне варианты оставил к размышлению.
Я братца знаю. Если что задумал, хоть бери молоток и бей промеж глаз — поржет, но планов своих не оставит. И раз он дошел до крайней меры вроде транспортировки моих костей в собственном багажнике, значит, надоела я ему своим нытьем до самой каким-то чудом не пропитой печени.
Конечно, самый лучший и желанный для меня вариант — просто оставить меня в покое. Но, блин… кто даст-то?
Илюха как лучше хочет. И в этот раз, пожалуй, надо оценить его потуги. Ну, или хотя бы попробовать.
Всё-таки его банда — не высшее и люто ненавидимое мною общество, мнение которого с какого-то куста меня волновало, и чьего осуждения я боялась. Правда, так и не умудрившись вовремя понять: а какого ж все-таки хрена я вообще о нем думать стала?