— Слушайте, Снегирёва, а ведь вы у меня, оказывается, не самая пропащая на потоке, — задумчиво протянул Ярмолин, скрестив руки на груди и пристально разглядывая мнущихся на пороге аудитории парней.
— Мне есть куда стремиться? — скептично уточнила, мельком глянув на несчастных опаздунов и с трудом, но всё же опознав в них штрафников с факультета основ безопасности жизнедеятельности.
— Не советую, Снегирёва, — явственно поморщившись, Алексей Валерьевич махнул рукой, указав парням на задние парты. — Не разрушайте мою веру в ваш разум и наличие в этой хорошенькой головке мозгов, — ещё и по голове меня погладил, прежде, чем засунуть руки в карманы джинсов, вновь возвращая своё внимание группе. — Ну-с… На чём мы там остановились-то?
Я на это только удивлённо глазами хлопнула, не зная, как реагировать. И решив не заострять на этом внимание, подпёрла щёку кулаком, глядя на блондина. Который, как ни в чём не бывало, продолжил лекцию, снабжая её ироничными комментариями и яркими примерами из жизни и собственной практики. Слезть с парты Алексей Валерьевич даже не подумал, начисто игнорируя условности и хоть какие-то рамки поведения.
От наблюдений за собственным преподавателем меня отвлекла вибрация телефона. Скосив глаза на увлечённого очередным рассказом Ярмолина, я вытащила смартфон и просмотрела список уведомлений. Сообщения от банков с предложением кредита отмела сразу, нафиг мне такое счастье. А вот сообщения в соцсети открыла, про себя гадая, кому это приспичило со мною пообщаться, да с утра пораньше.
— Первое сообщение и сразу успех, — пробормотала я себе под нос, открывая диалог с какой-то мадам, позировавшей на фоне какого-то металлолома. — Ну, ничего удивительного, собственно…
«Не смей приближаться к Ярику! Я тебя сгною! Я тебя урою! Я тебя…». Дальше читать не стала, удалив диалог полностью. Устраивать свару с какой-то незнакомой мне дурой — опускаться до уровня её интеллектуального развития. А он, судя по количеству ошибок, очень и очень недалёк. Фу такой быть!
Тихо фыркнув, я пролистала список диалогов и открыла второе сообщение. Оно оказалось куда содержательней и куда интереснее, как по мне. Только ответить на него я не успела, потому что…
— Снегирёва, а что вы думаете по этому поводу? — насмешливо протянул преподаватель, заглянув мне через плечо и в который раз умудрившись незаметно для меня нарушить моё же личное пространство. Опять.
Да что ж такое-то?!
— Смотря, что за повод, — уклончиво ответила, убирая телефон в карман джинсов, и невинно улыбнулась. — По поводу вашего чрезвычайного внимания к моей личной переписке — ничего хорошего, а вот по поводу Трудового Кодекса Российской Федерации… Тоже ничего хорошего. Особенно про статью восемьдесят один, пункт шесть.
— А что такого страшного в расторжении трудового договора по инициативе работодателя?
— А то, что работодатель порою слишком вольно трактует эту статью вообще и данный пункт в частности, — припомнив пару случаев из жизни, я невольно скривилась. Чем заинтересовала Ярмолина ещё больше, уж больно задумчиво он на меня смотрел. Только вот, чтобы там не задумал Алексей Валерьевич, его планам исполниться было не суждено. Звонок на перемену поставил точку в утренних мучениях всей группы и счастливые студенты радостно гомонящим потоком хлынули из аудитории.
И я поспешила следом за ними, удачно игнорируя слишком уж задумчивый, оценивающий и насмешливо-внимательный взгляд в спину. Не до того как-то было. Куда больше меня занимало объявление, скинутое коллегой по барменскому цеху и сулившее хоть какую-то, но работу на ближайшую пару недель. Надеюсь, мелкие вернули мой мопед…
А не то я им устрою Варфоломеевскую ночь и утро Стрелецкой казни, блин! И где моя Мила с кофе, когда так нужна?!
Это малиновое «счастье» обнаружилось на втором этаже главного корпуса, в хранилище газет и журналов филфака, обнимаясь с кактусом в пузатом, ярко-оранжевом горшке и поливая несчастное растение горючими слезами. Методист, до этого, видимо, пытавшаяся хоть как-то успокоить студентку, усиленно делала вид, что ничего интереснее подборок сатиристического журнала «Крокодил» в жизни не видела. И только испуганно вздрагивала на очередное громкое шмыганье носом расстроенной девушки, обнимавшей кактус так, словно это единственное родное существо во вселенной.
Впрочем, ещё пара минут таких тесных объятий и это будет правдой. Потому как она его банально впечатает в своё немаленькое декольте, со всеми вытекающими.
— Мил, ещё чуть-чуть и ты будешь Ёжик. Без головы, без ножек, зато в иголках по всему телу, — отобрав несчастный суккулент и вернув его хозяйке кабинета в лице той самой методистки, я порылась в рюкзаке. Выудила оттуда бумажные платки и сунула их подруге. — Что случилось-то? Закрыли паблик «Супергеройский Блог»? Отложили выход очередной части «Мстителей» на неопределённый срок? Дедпула сделали действительно мёртвым бассейном?
Селяхина от такого подавилась очередным всхлипом и закашлялась, глядя на меня со священным ужасом во взгляде. А потом громко высморкалась, гнусаво так заявив:
— Хреновое у тебя чувство юмора, Наташ…
— Никто не жаловался, — пожала плечами, устроившись рядом и прижав рюкзак к груди. Недовольные взгляды методистки мы дружно проигнорировали. Мне было параллельно, Милке — тем более. Так что, ткнув её локтем в бок, я задала очередной наводящий вопрос. — Так с чего такой слёзоразлив? Парень бросил?
На этот вопрос подруга снова подавилась вдохом и опять закашлялась, активно замахав руками. А когда смогла говорить, недовольно протянула, вытирая размазавшуюся по лицу косметику:
— Утешитель из тебя так себе, Снегирёва. И вообще, сама же знаешь, единственный любимый мужчина в моей жизни — это наука и бросать её я не собираюсь.
— Тогда чего ревём? Да так, что я тебя по громогласному шмыганью нашла?
— Да блин…
После серии горьких и трагичных вздохов, мне всё-таки поведали причину этих внезапных душевных страданий. Оказалось, что красавицу, умницу, спортсменку Людмилу банально и совершенно подло обошли в выборах на должность главного редактора университетской газеты. Не то, чтобы это чудо так сильно рвалось разгребать данные Авгиевы конюшни, но работу в местной бульварной прессе могли засчитать при будущем трудоустройстве. А Мила, не обделённая толикой честолюбия, была совсем, вот совсем-совсем, не против сделать карьеру в области журналистики. Особенно, если начнётся она с мелкой должности в небольшой газетёнке и закончится крупной ролью ведущего на каком-нибудь центральном канале.
И пусть особого успеха явно ждать не стоит, может же она об этом хотя бы помечтать?
Я на это только фыркнула, протягивая очередной бумажный платок. Помечтать может, кто ж спорит? Но с должностью редактора её прокатывают второй год подряд, а это о чём-то, да говорит. Правда, расстраивать подругу своими соображениями я не стала, благоразумно рассудив, что так точно целее буду. Зато, подумав немного, предложила, совершенно без задней мысли:
— Я сегодня на работу иду устраиваться, новую. В клуб ночной. Составишь компанию?
— А что за клуб? — слёзы высохли как по мановению волшебной палочки. Лерка даже носом шмыгать перестала, глядя на меня горящим нездоровым энтузиазмом взглядом. — «Блуд»? «Готэм»? Или этот, как его… «Цезарь»?!
— Скучно и слишком много красного. Такое количество Бэтменов моя хрупкая психика переварить не смогла, ага. И ты прикалываешься? В этом клубе, в кого пальцем не ткни то Брут, то Август Антоний… — поморщившись от всех озвученный предположений, я полезла за телефоном и, щелкнув экраном блокировки, показала ей объявление. — Не, бери выше. Есть вакансия в «Максимум». Клуб только открылся после глобальной реставрации, штат видимо расширяют, ну или просто перетряхивают персонал. Требования, конечно, любопытные, но ничего криминального. А квалификации мне хватает, чтобы попытаться. Ну что? Ты со мной?
— А ты будешь, как бармен устраиваться или…
— Мила, какое или?! — я возмущённо засопела, показав хихикающей подруге кулак. И встала, подхватив чуть не грохнувшийся с колен рюкзак. — Чтоб ты знала, это «или» исключительно для себя. Чтобы помнить, что я женщина, а не посудомойка.
— Я даже где-то верю, ага… Зайдёшь за мной вечером?
— Ещё одно слово про «или» и я за тобой вообще никогда не зайду, — мстительно ущипнув подругу, я потянула её из картотеки в сторону столовой. Попутно, в который раз задумавшись о том, что рассказывать ей о своём увлечении было…
Ну не дальновидно, да. Хорошо ещё, что только ей и по большой-большой пьянке. На трезвую голову в этом признаваться определённо не хотелось, пусть и ничего такого постыдного моё невинное хобби не подразумевало. Правда, если со мной идёт Милка, то брать мопед точно не стоит. Мало ли что…
* * *
Частная мастерская в центре жилого двора, в спальном районе, была пуста. Ну, не считая самого её владельца, явно увлёкшегося медитацией, глядя на почти разобранный мотор раритетного «Москвича» и двух подростков. Сопевших, пыхтевших и отчаянно старающихся не материться подростков, возившихся с полуразобранным (или полусобранным, это как посмотреть) мопедом недалеко от входа.
И этой парочки с лихвой хватало, чтобы обеспечить шум, звон и гам на всё немаленькое такое помещение, включая все подсобки и закоулки. Дети, что тут ещё сказать-то?
— Так-с… — Кирилл задумчиво почесал гаечным ключом затылок, глядя на получавшуюся конструкцию. Хорошо ещё не матерную, но что-то около того. — Вот эту хреновину, к этой фиговине, да на эту вот загогулину… Или на эту?
Пару минут парень сверлил недружелюбным взглядом расстеленную на двух табуретках схему, после чего обошёл табуретки кругом и посмотрел на чертёж с другой стороны. И выдал:
— Изверг ты, Сергеич! Нет, чтобы помочь бедным и несчастным сиротам…
— Сами напросились, сами разбирайтесь, — флегматично отозвался тот самый Сергеич, успевший не только постигнуть все прелести дзена за сборкой-разборкой деталей, но и выпить кофе с небольшой долей коньячка. Что настраивало на особый, благодушный лад и прогоняло подкравшуюся осеннюю хандру.
— Говорю ж, изверг, — снова вздохнув, Снегирёв вновь почесал затылок всё тем же ключом. Потом глянул на низ чертежа, затем на его верх и, помянув тихим, незлым словом всех инженеров-конструкторов, перевернул схему. Так многое становилось понятнее, да. — Ну ладно, с этим разобрались… Вроде. А вот это?…
— Ки-и-ир…
— Не, Сергеич, что сами виноваты, я даже не спорю, — отмахнувшись от лезущего под руку братца, старший (на целых полминуты!) близнец с трудом удержался от желания пнуть крыло мопеда. И то, только потому, что не очень-то хотелось потом вправлять его обратно. — Но епт! Тому, кто это рисовал, премию Дарвина должны были дать вне очереди! Вручить, блин, с особой жестокостью! И…
— Кирыч… — Даниил вновь попытался привлечь внимание брата.
И только чудом успел отскочить в сторону, когда тот резко обернулся, рявкнув:
— Да чего?!
— Щенок сгрыз ботинки, попробовал на зуб обувную тумбочку, пожевал край кожаной юбки, — по-военному чётко отрапортовал Данька. И добавил, на всякий случай, отступив чуть в сторону. — И успел обслюнявить рукав кожанки. Вот.
Сергеич, знавший о новом домашнем питомце семьи Снегирёвых если не всё, то основное, тихо хрюкнул. Очень сильно стараясь не заржать в голос от выражения лица Кирилла, застывшего у почти собранного (или разобранного, тут как посмотреть!) мопеда с гаечным ключом наперевес. Уж больно говорящим оно было, и говорило точно не о силе братской любви и всепрощении.
— Ла-адно, — наконец, отмер старший близнец и вернулся к работе. — Будем решать проблемы по мере их поступления! Сначала мопед, всё остальное — потом!
— За кожанку нас взгреют… — напомнил Данька, занявшись своей частью работы.
— А за мопед по голове погладят, да? — скептично фыркнул его брат. И тут же чертыхнулся, чуть не уронив всю конструкцию себе на ногу. — Да чтоб тебя! Сергеич, ну помоги, а? А то наши трупы будут на твоей совести! Как восстанем, как придем, гремя цепями, как…
— Угу, сомнительное удовольствие, не спорю, — хмыкнув, Сергеич отставил кружку с недопитым кофе на верстак и поднялся, направившись в сторону возмущённо сопевших мальчишек. И, возвышаясь над ними и плодами их трудов как Монблан над Фудзиямой, скептично поинтересовался. — Ну и что тут у вас?
— Да короче…
Вообще, что Данька, что Кирыч в механике разбирались постольку, поскольку. Конечно, у них была схема. И большую часть работы Сергеич, как раз таки, сделал сам, справедливо рассудив, что двум подросткам это точно не под силу. Он же нашёл недостающие детали, напряг свои связи и даже раздобыл краску, ну точь-в-точь как на прежней версии этого драндулета. Осталось так, по мелочи.
Но эти самые мелочи надо было собрать и закрепить, желательно правильно! И покрасить. Аккуратно, а не вылив на всю эту металлическую и не очень конструкцию ведро краски из ближайшего строительного магазина. Увы, тут как в рекламе «Ярославских красок», чтоб покрасил и забыл, не получится. А жаль…
В разгар работы, когда Сергеич гонял близнецов по мастерской как сидоровых коз, попутно следя, чтобы они ничего не снесли и не сломали приступом своего энтузиазма, в проёме гаражных ворот нарисовалось новое лицо. Блондинистое такое, вредное, насупленное, кутавшееся в уже знакомую, явно великоватую ей кожанку.
И рухнувшее на колени прям посреди мастерской, разрыдавшись навзрыд. Размазывая сопли по лицу и обнимая себя за плечи. Сергеич чуть сигаретой не подавился, благо не прикуренная была. А близнецы и вовсе только чудом не уронили колеса себе на ноги, вылупившись на девчонку, как на восьмое чудо света.
— Лерка? — прокашлявшись, сипло выдохнул мужчина, махнув парням рукой, чтоб они колеса к нему тащили. Те его проигнорировали, продолжая пялиться на отчаянно ревущую девчонку. И в себя пришли только от крепких подзатыльников, выданных тяжёлой рукой хозяина мастерской. — Так, орлы! Чего уставились?! Колеса к мопеду, табуретки освободить, девушку на них усадить! И марш в подсобку за термосом и флягой! Ну, чего стоим? Кого ждём?! Живо!
Командный рык оказал воистину чудотворное действие. Даже Лерка заткнулась. Правда, ненадолго и спустя минуту, сообразив, что рычали, в общем-то, не на неё снова разрыдалась. Уткнулась лицом в колени, в комок сжалась и на вопросы обеспокоенного Норкина не отвечала. Только в кожанку сильнее закуталась, продолжая реветь.
Близнецы, успевшие притащить и табуретку, и термос, и чашку с флягой, переглянулись. И вздохнули, аккуратно оттеснив мужчину с дороги. В отличие от него, парни с женской истерикой дело уже имели и как действовать, примерно, представляли. Конечно, одно дело успокаивать собственную сестру, другое малознакомую пигалицу…
Но это точно не сложнее, чем мопед собирать. Ну, или разбирать, тут уж всё зависит от точки зрения!
— Табуретку сюда ставь, — Кир, подойдя к девушке, наклонился и легко поднял её на руки, кивая брату на колченогий предмет мебели. — И побыстрее, она ни разу не пушинка. Блин, вроде тощая, а такое чувство, будто центнер живого весу… И не шипи! И не вырывайся! Уроню — хуже будет! Да блин, по уху то за что?!
— За всё хорошее, — буркнула Лерка, громко шмыгая носом. Но вырываться не стала, спрятав нос в воротнике своей куртки и вцепившись побелевшими, дрожащими пальцами в крышку термоса с горячим кофе.
Сдобренного порцией коньяка от нахмурившегося Сергеича. Смерив взглядом получившуюся композицию из трёх подростков, мужчина вздохнул и вернулся к мопеду. Он, конечно, переживал за малявку, но и Снегирёвых знал достаточно, чтобы со спокойной совестью оставить Лерку на их попечении.
— Ну и чего белугой воешь, дурында? — мрачно поинтересовался Кир, провожая завистливым взглядом фляжку с коньяком. Норкин её предусмотрительно забрал с собой, оставив детишкам на растерзание термос с остатками кофе.