— Если вам больше нечего сказать, миледи, может, вернемся к столу?
— Нет, благодарю, — выдавила Ло. — Я совершенно сыта.
— Тогда желаю приятного отдыха. Встретимся завтра у алтаря.
Он издевался, сволочь. Невозмутимый и надменный, словно каменная статуя. Нет, горгулья с крыши столичного храма! Плечи широченные, морда мрачная… Вылитый, только рогов и хвоста недостает! И она еще отказалась жаловаться! Хотя правильно отказалась, сама справится.
— У алтаря? — переспросила Ло. — И в чем прикажете мне туда идти?
— Не вижу, чем плохо платье, которое на вас сейчас.
— Оно же синее, — пискнула из угла Нэнси в праведном возмущении и зажала себе рот рукой, судя по звуку.
— Оно синее, — ласково повторила Ло, гадая, действительно ли комендант не понимает, в чем дело, или просто придуривается.
— Ну так наденьте другое, — в голосе Рольфсона прорезалось раздражение, комендант смотрел на Ло снисходительно, как на… дурочку, вот!
— Да неужели я бы не додумалась? — прошипела она, по привычке отступая на шаг, чтобы наложить магическое плетение по большей площади и точнее. Поймала себя на этом, осеклась, но продолжила: — По-вашему, сколько у меня свадебных белых платьев в гардеробе? Как-то не рассчитывала, что понадобится больше одного! Не знаю, как у вас на родине, а у нас в Дорвенанте в цветном к алтарю идут разведенные жены, вдовы и опороченные девицы в положении. Смею надеяться, ни к одной из этих категорий я не принадлежу. Так что цветное я надену не раньше своей следующей свадьбы!
Она смотрела на Рольфсона, чувствуя себя совершенно правой и очень злой. Да, в столице Ло могла придираться к материалу платья, его фасону, слишком богатой отделке, да чему угодно! Только не к цвету! Белое — право и закон для любой девицы Дорвенанта или Фраганы, впервые выходящей замуж. Шутка насчет мундира… даже для Ло была просто шуткой, понятно же.
Комендант дрогнул и явно растерялся. Ага, не совсем дурак. Но тут же Ло изменила свое мнение и потеряла дар речи.
— Не знаю, на что вы рассчитывали, миледи, — угрюмо сказал Рольфсон, меряя ее презрительным взглядом. — Но, если эта свадьба вам не по вкусу, откажитесь от нее сами, как положено. У вас для этого есть стряпчий, нечего делать дурака из меня и обвинять моих людей непонятно в чем. А если я ошибаюсь, то завтра жду вас у алтаря. Могу прислать Молли, если нужна женская помощь.
— Она мне белую скатерть принесет? — съязвила Ло, разглядывая коменданта в полном ошеломлении.
— Да хоть простыню! — рявкнул Рольфсон. — Идите к алтарю в чем угодно. Мне плевать, что на вас будет до этой проклятой свадьбы, во время нее и после! Спокойной ночи, миледи!
Дверью комендант не хлопнул лишь потому, что она была распахнута настежь. Но по коридору ушел так, что скрипучий пол трещал и постанывал под тяжелыми шагами.
— Надеюсь, миледи, вы не собираетесь… поступить неразумно? — уныло поинтересовался мэтр, последние пару минут изображавший предмет обстановки, вроде канделябра.
— То есть отказаться от брака? Не дождется!
Злость бурлила внутри так, что в висках заломило. Просила выхода, хоть какого-нибудь. Ло оглянулась по сторонам — ничего подходящего. Хотя вот! Шагнув к подоконнику, она подхватила горшок с трупом цветка и с размаху грохнула об пол. С наслаждением! Не огненный шар, конечно, но хоть что-то… Ойкнула Нэнси, во все стороны полетели осколки и земля, мэтр бочком двинулся к выходу.
— Не дождется! — убежденно повторила Ло. — Вот теперь — точно! К алтарю, значит? В чем угодно? Великолепно! Спокойной ночи, мэтр. Идите-идите, наши женские сложности насчет нарядов вас не касаются. Не беспокойтесь, на свадьбе я буду выглядеть, как положено леди. В белом, мать его барготову! Нэнси, а ну вылезай из-под стола, дуреха. Ищи нитки с иголкой, утюг, крахмал…
Через пару минут после ухода мэтра Ло приоткрыла дверь — в коридоре было пусто. Вернувшись в комнату, она уже спокойно сказала роющейся в сундуках девчонке:
— А теперь правду, милочка. Не бойся, наказывать не буду. Платье оставалось без присмотра перед ужином?
— Д-да, миледи, — всхлипнула Нэнси, вставая со шкатулкой в руках и опуская глаза.
— То есть вышла ты не на минуточку? — уточнила Ло, жалея, что нельзя вернуть коменданта, но понимая, что это совершенно бесполезно.
Горничная молча кивнула, съежившись.
— У меня живот прихватило, — тихо сказала она. — Вот и просидела в уборной… А потом сходила за утюгом, поднялась сюда и увидела… Вы на ужине были как раз…
— Почему сразу не сказала?
— Так не любят хозяева больную прислугу, — шмыгнула носом та. — Говорят, от работы отлыниваем.
— Дура, — устало сообщила Ло. — Будешь мне врать — вот тогда выгоню. Сходи к целителю, попроси лекарство. А потом быстро сюда. В чем угодно, значит, — мстительно улыбнулась она, повторив слова коменданта. — До и после свадьбы… И во время нее… Ну нет, до простыни я, пожалуй, не опущусь…
Испорченное платье, всего лишь. Помня черные розы, она была настороже с самого первого шага по крепостному двору, не зная, чего ожидать. Но уж точно не этого. А платье и вредная девчонка-падчерица… Это вполне можно пережить и даже получить удовольствие от происходящего. Истинная леди держится с достоинством в любой одежде.
Улыбка Ло стала мечтательной и предвкушающей.
* * *
Стоя перед алтарем в ожидании невесты, Эйнар тридцать три раза проклял свою вчерашнюю глупость. Да, сорвался он и вправду по-дурацки. От усталости и угрюмой неловкости, мучившей его весь вечер. И, наверное, стоило потом подняться наверх и извиниться, ведь крепость — его хозяйство, и за все, происходящее в ней, отвечает комендант. А с платьем вышло… нехорошо. Да что там, гнусно вышло. Для любой женщины, по любви она идет под венец или по расчету, свадьба — особый день. Он вспомнил свою свадьбу и с усилием вдохнул, словно что-то давило грудь. Дурак… Как есть дурак. Надо же было ему ляпнуть про синее платье! Просто в голову не пришло… Мари под венцом была в шелковом зеленом платье с белой кружевной накидкой, он отвалил за него месячное жалованье, и красивее невесты не было во всей Невии! Только вот Мари уже носила под сердцем Тильду… Иначе разве отдал бы ее отец, богатый мельник и староста деревни, за наемника, пусть даже из Волчьей Сотни Дольфира?
Но в Невии с этим проще. Там до сих пор держатся вольфгардских обычаев, по которым невесте не зазорно идти к алтарю с круглящимся передником. Что звериный приплод, что человеческий угоден Всеобщей Матери. И если уж случилось такое, что девка понесла до свадьбы, законный брак все прикроет и поправит, лишь бы он случился.
А он, выходит, наговорил такого… Но кто же залил проклятое платье?!
Эйнар мучился этим вчера, пока не провалился в сон, и сегодня с утра, когда пришлось все-таки обсуждать брачный договор с въедливым мэтром Тюбуи. Мэтр честно зачитывал и объяснял каждый пункт, пока все они не слились и не закружились у Эйнара в голове. Главное он все-таки уяснил: если за три года его жена не родит ребенка, они могут развестись. Правда, прожить эти три года они должны непременно вместе, не разлучаясь чаще, чем положено по делам службы. На заставу, значит, он может съездить без супруги, как и она в ближний городок Донвен за покупками. А вот в Дайхольм, главный город провинции, уже только вместе. Ну, благодарность вам огромная, ваше величество… Вот ведь облагодетельствовали.
Впрочем, жить в одной крепости еще не значит быть мужем и женой по-настоящему, уж это было понятно, стоит взглянуть на будущую супругу. Леди магичка, и вправду та самая Ревенгар, держалась так, словно шомпол проглотила, а ее улыбкой можно было молоко в погребе морозить. И эта надменная аристократка ляжет с ним в одну постель? Да лучше бревно обнять, ради всех йотунов Вольфгарда!
Эйнар стиснул зубы, глянув на солнечный луч, как раз достигший вершины алтарного камня, отмечая полдень. Это не невеста опаздывала, а сам он явился рановато. Хотя все остальные тоже давно собрались. Весь крепостной гарнизон переминался у стены с одной стороны, с другой — столпились женщины во главе с Молли, смертельно обиженной, что ее не допустили к одеванию невесты. Леди изволила сказать, что справится с помощью горничной.
Он поискал взглядом Тильду, с которой вчера тоже был разговор не из легких. Дочка сначала не могла понять, о чем он ее спрашивает, потом разревелась, крича, что не трогала никакое платье, и Эйнару пришлось ее успокаивать, мучаясь виной и стыдом. Нет, это не Тильда, да и не успела бы она. Но кто?
Снова и снова Эйнар перебирал всех, кто мог испортить наряд, и по всему выходило, что это горничная миледи. Мало ли что там девчонка говорит! Может, нарочно это сделала, по приказу самой хозяйки, а может, и нечаянно… Главное, что сам Эйнар опозорился, ведь, в чем бы ни пришла его невеста к алтарю, виноват в этом он сам. Надо было отложить свадьбу, что ли. Послать за платьем в город… Но задним умом все крепки, а теперь… Ладно, придется извиниться после обряда — язык не отвалится.
За спиной вдруг пронесся шепот со стороны гостей. С обеих сторон. Эйнар медленно повернулся, зная, что сейчас все увидит своими глазами, и все-таки гадая, в чем же будет невеста. Хотя что гадать — наденет любой другой наряд. Не в простыне же, в самом-то де…
Шепот уже превратился в гул, кто-то из гарнизона присвистнул. Едва слышно, но Эйнар бы влепил двадцать нарядов вне очереди — если б мог посмотреть туда. Если б вообще мог посмотреть на что-то, кроме идущей по проходу женщины.
Его невеста… Что ж, она выполнила обещание — пришла в белом. Только то, что Эйнар на время онемел, не дало ему грязно выругаться в святом месте.
— Что-то я не понял, — очень тихо сказал стоящий рядом с ним Тибо. — Кто тут на ком женится?
Молча слушая, как гудит храм от шепота солдат и женских повизгиваний, Эйнар смотрел на медленно ступающую по дорожке магичку. Камзол, в котором леди была в день приезда, она сняла. Само собой, он же темный… Зато рубашка просто сияла белизной! Переливалась, как заснеженная горная вершина в солнечный день, аж искрила, только кружевные манжеты и воротник поблескивали чуть мягче. Низ рубашки леди заправила в штаны. Не белые, правда, а из светло-золотистой замши. Белых, видно, не нашлось. Узкие армейские сапоги на небольшом каблуке обтягивали стройные лодыжки и голени почти до колена, а выше тончайшая замша облегала бедра, как перчатка, и каждый в храме, от кухарки до новобранца, мог видеть, что фигура у леди — само совершенство. Если, конечно, этому каждому нравятся женщины, одновременно похожие на горную кошку и боевую шпагу.
Эйнар смотрел. И все остальные тоже смотрели на магичку. А проклятая рубашка мягко обрисовывала ее грудь, высокую, дерзкую, словно у едва созревшей девушки. И тем местом, где крепится рукав, рубашка сползала вниз почти до середины плеча. Кто бы ни носил ее раньше, плечи у него были поуже, чем у Эйнара, но уж точно не женские. И застежка ворота была мужская. Отделанная кружевом, но на правую сторону. Да и в талии — удивительно изящной — рубашку пришлось прихватить широким кожаным поясом с серебряными накладками. Дорогим, красивым, но тоже мужским. Эйнар будто увидел на миг щеголя, носившего белый шелк и серебро, — аж в глазах потемнело!
И весь гарнизон видел это. Его, капитана Рольфсона, невесту, явившуюся к алтарю в рубашке с чужого плеча… Эйнар сглотнул. Еще раз и еще. Леди шла, смотря на него в упор, — о, она прекрасно знала, что делает. Потому что шла она… Невесты так не ходят. Не бывает у новобрачных, леди они или нет, такого упругого легкого шага, стремительного и точного в каждом касании подошвы к полу. Так идут корабли по штормовой волне. Или воины — в атаку. Если собираются победить или умереть.
В храме вдруг стало тихо. Так тихо, что муху было бы слышно, прожужжи она. Но даже мухи затаились в ожидании. Эйнар молчал. Молчала и она, его невеста, которой вчера испортили платье в его, Эйнара, крепости. Только бы не забыть об этом…
— Миледи… — проговорил Эйнар, точно так же глядя в упор в светлые-светлые яростные глаза. «Ну, давай, скажи что-нибудь! — насмехались эти глаза под тонкими, слегка нахмуренными бровями. — Скажи, прогони, дай повод!»
— Капитан…
Она снова не сделала реверанс — в таких-то штанах, — только поклонилась коротко и четко, как перед поединком. Эйнар оценил, в очередной раз сглатывая комок в горле. Войну ему объявили по всем правилам.
— Леди Ревенгар! — выдохнул стряпчий, подвернувшийся совсем некстати. — Вы… вы…
— Что — я? — негромко спросила магичка, не отрывая взгляда от Эйнара, будто пыталась в нем дыру провертеть. — Мэтр, извольте объясняться точнее, вы же стряпчий.
На ее лице, бледном до прозрачности, не было ни следа краски, короткие белые волосы уложены в строгий узел. Эйнар будто в первый раз увидел узкие губы, точеные скулы и холодную сталь радужки вокруг черных зрачков. Его первый меч был точно такого цвета. Хороший был клинок, надежный.
— Вы одеты… неподобающе… — простонал Тюбуи.
— Ошибаетесь, — ответила леди так же негромко, но до того четко, что каждый звук разносился по храму до самых дальних уголков — на радость всем жадным ушам. — Во-первых, я в белом. Как и положено порядочной девушке, впервые выходящей замуж. Во-вторых, капитан сам вчера предоставил мне полную свободу в выборе наряда.
Предоставил свободу? Он, Эйнар?!
— Капитан? — неверящим голосом повторил мэтр.
— Изволил сообщить, — так же ясно отчеканила магичка, — что ему плевать, что на мне будет до этой проклятой свадьбы, во время нее и после. При вас, кстати. Полагаю, мэтр, вы понимаете, что слово дворянина незыблемо. Тем более слово лорда, нового главы дома Ревенгар. И я очень рада, что будущий супруг так недвусмысленно дал мне разрешение одеваться по своему усмотрению.
— А… да… конечно… — прошептал укрощенный мэтр, отступая на свое место свидетеля со стороны невесты.
— Мы можем начать, капитан? — поинтересовалась леди у Эйнара таким мягким кротким голосом, что у него снова потемнело в глазах от злости.
— Да, — деревянным голосом сказал он, поворачиваясь к алтарю и глядя прямо вперед, на освещенную солнцем поверхность камня с выбитыми письменами.
Храм снова наполнился шепотом, словно в него только сейчас вошли люди. Эйнар стоял, как облитый помоями, изо всех сил сдерживая злость. Он дал разрешение! При свидетеле! А теперь, получается, и при всем гарнизоне разом! Йотуновы потроха… И ведь в самом деле, взять слово обратно нельзя. Он теперь не просто дворянин. Он лорд. Настоящий аристократ, пусть и через брак!
Дальше все приличные мысли у него закончились. Эйнар осторожно, чтоб не раздавить, взял узкую прохладную ладонь с удивительно жесткими пальцами, словно и не женскую. Так же глядя только вперед, проговорил все нужные слова и ответил Лестеру, исполняющему в крепости роль жреца, на все положенные вопросы. Надел невесте кольцо из коробочки, поданной стряпчим, а она — ему. Тяжелый золотой перстень с кроваво-красным камнем сел на палец как влитой. Эйнару все время казалось, что он спит и все это уже было. Потом он сообразил, что и вправду было, двенадцать лет назад. Только женщина рядом была другая, и он тогда был счастлив, глупо, до неприличия, так что счастье рвалось из него наружу, окрашивая весь мир в хмельные яркие цвета. А сейчас…
— Леди Лавиния Корделия Антуанетта Жозефина Ревенгар! Согласны ли вы по доброй воле и без принуждения… — очень старательно и громко спрашивал Лестер.
— Да, — уронила совершенно чужая женщина рядом.
Боевая магичка, аристократка, наглая холеная стерва… Эйнар стиснул зубы, тщательно следя, чтобы не слишком сильно сжать ладонь. Вся вина, которую он испытывал утром, исчезла, растворилась в пережитом на глазах у всех унижении. Явиться к алтарю в рубашке любовника! Кем еще ей может быть неизвестный ублюдок в шелке и кружевах? Бедная сиротка! Покровительство короля! А может, она и белое надела не по праву, что бы там ни говорила? Ну, это он у нее спросит. Вот в первую брачную ночь, будь она неладна, и поинтересуется. Чужому ребенку он свое имя не даст, пусть эта добродетельная невинная невеста и не надеется. Как там ее… Подснежник… Тьфу!