— Манеры? — фыркнула Тильда, вскидывая голову. — Фу-ты ну-ты! А Молли говорит, что она дурная женщина! И Селина! И все говорят! Потому что у нее платьев дюжина коробов, а замуж пошла в мужской одежде. И простыню никому не показали. Папа… а зачем показывать простыню?
— Тильда!
Эйнар с отчаяньем понял, что краснеет. Ну вот почему эти болтливые дуры, раз уж и без того наболтали лишнего, не объяснили заодно девочке то, что должны объяснять женщины, а не мужчина? Небось, трепали языками на кухне, а Тильда подслушивала. Потом спохватились. И да, ей давно пора знать такие вещи, только мужики при дочери капитана держат рот на замке, боясь даже ругнуться, — знают, что никому мало не покажется. А женщины просто не думают, что девочка растет без матери, и то, что им известно чуть ли не с рождения, ей некому было сказать.
— Тильда, — с усилием повторил он, — вот такие вещи тебе и должна бы объяснять…
Как ее назвать? Не матушкой же! И не мачехой — совсем непочтительно.
— Леди! — выкрутился он. — И про простыню, и про девичью честь, и про манеры. И про то, о чем можно говорить с мужчинами, а о чем — нет.
— Ты не мужчина, — резонно заметила Тильда. — Ты же мой отец. А она дура. И злая. И дурная женщина.
— Я Молли и Селине языки оторву, — угрюмо пообещал Эйнар, понимая, что не вывешенная по обычаю простыня — это еще тот капкан.
Сейчас они додумались до самого простого и грязного объяснения, а когда узнают, что Эйнар с леди ночуют в разных спальнях, — невесть до чего додумаются! И ведь Тильду от этого никак не уберечь. Ох, легче того же кота не только овес научить жрать, но еще ходить строем и честь отдавать, чем заставить женщин молчать.
Тильда молча подошла к нему, сидящему на постели, ближе, обняла, положив голову на плечо. Эйнар вдохнул ее запах. От дочери пахло полынью, печеным хлебом — то-то на кухне сидела, свежие лепешки караулила — и собаками.
— Тиль, опять на псарню полезла? — упрекнул он, ловя редкий момент близости, как затишье перед бурей. — Я тебе сколько раз говорил? Без меня или Тибальда — ни ногой. Там волкодавы!
— У Майры щенки… — виновато отозвалась дочь, уткнувшись ему в плечо. — Хорошенькие такие! Можно я одного себе возьму, насовсем? Папа, пожалуйста!
— Посмотрим, — буркнул Эйнар. — Они еще маленькие. И без меня не ходи. Райда вот-вот загуляет, кобели взбесятся. И, Тиль… извинись перед леди, слышишь? Она вовсе не злая. Вот узнаешь ее получше…
— Не буду!
Тильда отпрыгнула от него, как кошка. Сверкнула яростно глазами, задрала подбородок. Уже совсем не Мари! А вылитый он сам в ее возрасте, дурак и осел!
— Извиняться? Перед этой белобрысой? Ни за что! Пусть убирается в свою столицу и там в штанах ходит, чтоб на нее мужики слюни пускали!
— Тиль! Не смей!
Снова фыркнув, Тильда вылетела за дверь как ошпаренная. Простучала туфлями по полу коридора. Эйнар закусил губу, наливаясь гневом. А вот это уже серьезно. Это она не своими словами говорит ведь! Молли, значит. Селина… Ну и все остальные? А если болтают женщины, то и мужчины заговорят, на это много времени не надо. И что делать? Пороть дур? Выгнать из крепости особо языкастую? Только вот без Молли в хозяйстве никак не обойтись, на ней оно все и держится.
Эйнар бессильно врезал сжатым кулаком по кровати рядом с собой. Он-то думал, что самая серьезная опасность — злоязыкий морок! А тут без всякой магии скоро на стену полезешь! И какого йотуна он, дурень, отправил леди Ревенгар одну к этим трепливым мерзавкам! Не дай Пресветлый, они чего ляпнут — ему же потом стыда за своих людей не обобраться будет! Леди-то права, ему надо было поступить как… да как коменданту, представляющему своих людей новому офицеру! И неважно, что там у них за семейные дрязги, чужие языки в такое мешаться не должны. Сегодня кухарки и поломойки не уважают его жену, а завтра — и самого Эйнара!
Он тяжело поднялся, гадая, успеет ли исправить то, что сам же и устроил. И, уже выходя в коридор, понял, что не успел.
— Ваша милость! Ваша милость!
Молли мчалась к его комнатам так быстро, что цветастая юбка моталась вокруг ног, а деревянные подметки башмаков гулко вбивались в пол под немалым весом экономки.
— Ваша милость, — запыхавшись, проговорила она, останавливаясь перед Эйнаром и упирая руки в бока. — Это что же такое! Меня, честную женщину, в воровстве обвинять? Да я! Да я ночами не сплю! Думаю, как бы повкуснее да посытнее всех накормить! А меня… она… Какая-то…
Она все-таки осеклась. Застыла, глядя в лицо Эйнара, хлопая хитрыми круглыми глазками и явно жалея о том, что слетело с языка.
«Распустились! — холодно и очень зло подумал Эйнар. — Решили, что сойдет с рук вообще все, как сошло испорченное платье, будь оно неладно. Ну, сами виноваты».
— В чем тебя обвинили, Молли? — сказал он тихо и так четко, что кухарка, не сводя глаз с его лица, сглотнула и слегка попятилась. — И кто? А то я не расслышал.
— Так… леди же… — пискнула Молли.
— Моя супруга? — уточнил Эйнар так же тяжело и спокойно. — Ее светлость леди Ревенгар? Ну что ж, пойдем, разберемся.
* * *
Приходно-расходные книги — на диво интересное чтение. Конечно, для тех, кто в этом понимает. Ло терпеть не могла денежные дела, но поневоле в них разбиралась. Лет с двенадцати, когда погиб отец, а следом тихо угасла матушка, управление домом легло на Ло почти полностью, несмотря на обучение в Академии — отчеты управляющего исправно приносили туда, так что она до сих пор помнила, сколько стоит прочистка дымоходов и сколько фунтов говядины следует закупать в месяц. От этих обязанностей ее не освободила даже война, потому что в опустевшем особняке Ревенгаров остались Мелисса со слугами. А за управителем, даже самым честным и преданным, нужно приглядывать. Ему самому так спокойнее — нет лишних искушений.
Потом Мелли уехала покорять двор, и Ло велела закрыть особняк, оставив только пару сторожей, а слуг отослала в последнее сохранившееся поместье Ревенгаров — так на их содержание требовалось куда меньше средств. Экономить она умела на всем и знала, что ей придется делать это очень долго. Скорее всего, всю жизнь. И даже перестала злиться на это. А теперь вот получалось, что к одному требующему внимания хозяйству добавилось другое, с неминуемыми хлопотами. И неизвестно еще, помощью или обузой станет ей муж. Ло поставила бы на второе.
В кабинет, где хранились денежные книги крепости, ее, разумеется, никто не впустил. Ло с интересом оглядела соседнюю комнату, служившую складом всяких нужных мелочей от писчей бумаги до кожаных шнурков и ремней. На одной полке робко теснились книги. Подойдя к ним и проведя пальцами по серым от пыли корешкам, Ло поморщилась. Школярское «Жизнеописание славных королей и королев Дорвенанта», «Хроники Дорвенанта, Фраганы и сопредельных земель», «Устав солдатской службы», «Честных девиц и жен книга, составленная к удовольствию их и вразумлению», еще что-то по хозяйству. Внезапно — руководство для разведения породистых собак. А вот и три-четыре романа с приключениями, старые, читанные Ло еще в Академии. Тоска… Может, у лекаря что-нибудь найдется? Не то чтобы у нее предвиделось очень много свободного времени, но ведь грядет зима.
И все-таки сейчас она здесь не за книгами. Ло вздохнула, мрачно предчувствуя новый разговор с дражайшим супругом, и уже повернулась к двери, чтоб отправиться на его поиски, как та распахнулась — супруг пожаловал сам. С экономкой. Ага…
Несколькими мгновениями, оставшимися до возможного скандала, Ло распорядилась обдуманно и расчетливо — попросту села в единственное кресло возле небольшого и тоже отчаянно пыльного стола. Ох, пороть местную прислугу некому…
— Миледи, — не стал тянуть кота за хвост капитан, — могу я узнать, в чем вы обвиняете мою экономку?
— Можете, — вежливо сообщила Ло. — Пока что — ни в чем.
— А она говорит совсем иначе. Молли?
Ло поставила локти на стол, сплела пальцы и оперлась на них подбородком, выжидая. Несчастная и несправедливо обвиненная почтенная женщина выкатилась из-за плеча коменданта и принялась взахлеб страдать, что ее, несчастную и несправедливо… ну и так далее… обвинили в воровстве! Она же… Ло с каменным выражением лица слушала это, почти наслаждаясь.
— Милорд, вы считаете меня дурой? — так же вежливо поинтересовалась она, когда экономка смолкла, торжествующе блестя маленькими круглыми глазками над толстыми щеками. В сочетании с длинным носом это делало Молли удивительно похожей на раздобревшую амбарную крысу, обнаглевшую от безнаказанности и считающую себя хозяйкой амбара, а то и всего поместья. — Как я могла обвинить эту… почтенную женщину в воровстве, всего лишь пройдясь по кухне? Кухня, кстати, содержится в отменном порядке, не могу не отдать должного. Я всего лишь попросила расходные книги — вам это кажется странным?
— Расходные книги крепости? — прищурившись, уточнил Рольфсон.
— Пресветлый меня сохрани, — хмыкнула Ло. — Ваши комендантские дела меня не касаются. Но вот наши, — она с ядовитой ласковостью выделила это слово, — семейные расходы — очень даже. Я так понимаю, ими тоже заведует эта… почтенная женщина?
Всего лишь крошечная пауза каждый раз — а какое действие! Молли уже покраснела, глядя на Ло с неприкрытой злостью; комендант же явно насторожился.
— Да, — бросил он. — И не думаю, что она ведет книги. Как-то обходились без этого.
— Верю, — бесстрастно согласилась Ло. — Дорогой супруг, позвольте узнать, сколько жалованья вы получаете?
Армейские расценки она знала, но Рольфсон еще и комендант крепости.
— Сорок флоринов.
Ничего необычного или оскорбительного в вопросе Ло комендант не увидел, и то хорошо.
— Сорок флоринов… — повторила она. — Тогда почему, позвольте узнать, ваша дочь с момента моего прибытия в крепость еще ни разу не сменила платье? Чулки, кстати, тоже, если не ошибаюсь. У нее вообще есть одежда на смену?
— Есть, конечно! — возмущенно взвизгнула Молли. — Вы что думаете, мы у бедной сиротки воруем? Есть у нее платья, и юбки есть. Только у девочки это платье — память о матушке, храни ее Претемная Госпожа в своих садах! Потому его Тильда и не снимает…
И она победно посмотрела на Ло.
— И сколько платьев у леди Тильды? — так же ровно спросила Ло.
Комендант, хвала тому же Пресветлому, молчал. Это было лучшее, что он сейчас мог сделать, и, возможно, сам Рольфсон это понял.
— А мне откуда знать? — так же вызывающе фыркнула Молли. — У Селины спросить надо, она вещами его милости заведует.
— Его светлости, — скучающим тоном поправила Ло. — Со вчерашнего дня к милорду и леди Тильде положено обращаться «ваша светлость», как и ко мне. Запомните и передайте остальным, будьте любезны.
И добавила, расчетливо пользуясь паузой, пока Молли хлопала глазами:
— Тогда я хотела бы видеть Селину. Надеюсь, она сможет дать мне полный отчет в гардеробе, а также постельном и столовом белье. Или бельем заведуете вы? Селина хорошо шьет?
— Никто не жалуется, — буркнула экономка и не удержалась: — Вот его светлость одет в ее работу… Оно, конечно, таких рубашек у нас в крепости не сошьют, как на миледи давеча была…
— А вот это плохо, — ласково сказала Ло, краем глаза отмечая, как закаменело лицо Рольфсона. — Если Селина не может шить тонкое белье, мне придется поискать еще швею. Моя семья должна одеваться сообразно своему достоинству. Кстати, вас я попрошу составить перечень столовых приборов и прочего имущества. Мне нужно знать, что следует заказать до наступления зимы, чтобы успели привезти. Значит, книги расходов в хозяйстве моего мужа пока не ведутся?
— Мы здесь люди честные! — выдохнула Молли. — Безо всяких записей не воруем! И за капитаном, и за доченькой его смотрели, как за родными, всеми богами клянусь. А коли господину коменданту моя служба теперь не угодна, ему меня и увольнять!
Глянув на капитана, она присела в реверансе, выпрямилась и вызывающе посмотрела на Ло.
— Достаточно, — уронил Рольфсон, и Ло напряглась, холодно подумав, что, если сейчас коменданту хватит дури встать на сторону экономки, не миновать настоящей войны. — Молли, как видишь, никто тебя ни в чем не обвиняет. Книги расходов у нас и в самом деле только для крепостных дел, миледи. Если вам угодно завести ее для семьи — ваше право. Молли, возьми Селину, пересчитайте и запишите все, что желает ее светлость. Грамоте ты обучена, а не справишься — попроси Тибальда.
— Да как же это… ваша милость… я же…
— А еще, — мерно продолжил капитан, — вели остальным придержать языки и сама этому поучись. Особенно при моей дочери. Услышу, что кто-то поминает ее светлость без должного почтения, — выпорю. А я услышу, ты знаешь. И вообще нечего Тильде на кухне делать. Стряпать она там не учится, зато всякой дряни нахваталась.
Экономка молча хватала воздух ртом, багровея все сильнее. Ло тоже молчала, умиляясь на картину, однако прекрасно понимая, что эту битву не она выиграла, а проиграли болтливые бабы, успевшие достать капитана до печенок — чего одно поминание рубашки стоило. А уж до конца сражения и вовсе далеко…
— Все ясно? Тогда свободна.
Дождавшись, пока экономка выскочит за дверь, капитан так же хмуро глянул на Ло и поинтересовался:
— Довольны?
— Вполне, — безмятежно отозвалась она, чуть откидываясь на спинку стула. — Что, уже болтают?
Капитан досадливо дернул уголком рта и, кажется, собрался выйти.
— Останьтесь, — негромко сказала Ло. — Нам действительно нужно поговорить. Не об этих глупостях, конечно. Прислуге рот не заткнуть; достаточно, если она будет болтать подальше от нас. Меня интересует другое. Скажите, капитан, вы действительно думаете, что его величество вас так уж роскошно наградил?
— Не понимаю вас, миледи, — буркнул капитан, но уходить передумал, пройдя вперед и бесцеремонно присев на подоконник — тоже пыльный, конечно!
— Даже не удивлена, — съязвила Ло. — Вы ведь пока думали только о достоинствах этого брака, верно? Титул, положение… Кстати, а зачем они вам? Неужели хотите делать карьеру при дворе?
— А что, не похоже? — невозмутимо встретил ее взгляд капитан.
— Нисколько, — честно ответила Ло.
— У меня дочь, — после недолгого молчания так же тяжело уронил Рольфсон. — И я хочу для нее лучшей жизни. Самой лучшей. И потому ваши намеки… Говорили бы вы без них, попросту.
— Извольте, — согласилась Ло, вытягивая ноги и морщась от боли в спине. — У его величества очень странное представление о наградах. Он женил вас на одной из самых знатных дворянок Дорвенанта. Вы, конечно, вряд ли интересовались историей Ревенгаров? А придется. Мой род входит в Три Дюжины, старое дворянство, стоявшее у истоков королевства. На девицах из Трех Дюжин не зазорно жениться даже принцам крови, в былые времена они этим еще как занимались, между прочим. Случалось и наоборот. Один из Ревенгаров двести лет назад повел к алтарю принцессу. Но это в прошлом, а сейчас наш род разорен. Как его нынешний глава вы должны знать, чем придется управлять хотя бы в ближайшие три года.
Она с удовлетворением отметила, как и без того внимательный взгляд Рольфсона стал особенно острым, и неторопливо продолжила:
— От всего состояния у нас осталось поместье в окрестностях Веллердольва, но дохода от него едва хватает на содержание самого поместья да особняка в столице. А если вы собираетесь выдавать дочь замуж в Дорвенне, то без капитального ремонта дома не обойтись. Сама свадьба тоже обойдется в круглую сумму, даже если жених не потребует богатого приданого. Но вы ведь понимаете, что и выбирать в таком случае вашей дочери будет трудновато?
— Понимаю.
Голосом капитана можно было гвозди забивать.
— Кроме этого, — бесстрастно продолжала Ло, — вам как главе рода сначала придется выдать замуж мою младшую сестру. Мелиссе семнадцать, она фрейлина королевы, и ей, в отличие от меня, фамильной красоты Ревенгаров досталось полной чашей. При удаче и хорошем расчете она может сделать отличную партию даже без приданого, с одной только внешностью и родовитостью, но этим следует заниматься. И не через три года, когда мы сможем развестись, а как можно скорее.
— Понимаю. Что еще?
— Вы помните сумму моего приданого? — мягко спросила Ло, сплетая пальцы на коленях и чувствуя себя рыбаком, вываживающим редкую и очень недоверчивую рыбину.