Гарнизон молчал; мальчишка, стоя рядом с Тибо, побелел окончательно, сквозь загорелую кожу проступили веснушки, которых раньше не было видно. Джастин Ройс стоял победителем, гордо озираясь по сторонам.
— Но ложное обвинение, — беспощадно продолжил Эйнар, — карается не менее сурово. Нож, как выяснилось, был не украден, а выброшен самим Ройсом. Сержант Мерри, что положено за дурное обращение с оружием?
О том, что нож принадлежал самому Ройсу, а значит, солдат имел право делать с ним, что угодно, Эйнар промолчал. Лучше запомнят. А если найдется умник, то и Эйнар вспомнит пару-тройку параграфов устава, под которые можно подвести любое имущество солдата. Но он бы сейчас не советовал такому умнику отыскаться.
У. — Неделя карцера, — скучно ответил Тибо, — двадцать пять розог и дюжина нарядов вне очереди.
— Да я…
С Ройса на глазах слетело самодовольство. Пару мгновений он ловил воздух ртом, потом закричал:
— Да он же негодный был! Господин капитан, какое дурное обращение? Там лезвие треснуто и рукоять слетела!
Гарнизон начал переглядываться, послышались смешки. Малкольм, сорвавший сухую травинку, задумчиво похлопывал ею по сапогу: ему все было ясно, он просто ждал результата, поскольку заведовал в крепости наказаниями проштрафившихся. Тибо смиренно возвел глаза к небу, наверняка моля богов ниспослать немного разума в голову недоумка. На щеках Валя загорелись алые пятна, сообразительный мальчишка воззрился на Эйнара с яростной надеждой.
— То есть ты выкинул негодный нож, — подытожил Эйнар. — Тогда за порчу оружия отвечать не будешь. Но ты обвинил в краже того, кто его подобрал и привел в порядок.
Он снова повертел злосчастный нож в руках и поднял, показывая всем. Ровная аккуратная рукоять, выправленное и наточенное лезвие, старательно сшитые ножны… Только вот трещина нехороша. Да и железо поганое. Но понятное дело, сироте выбирать не из чего, а какой парнишка может обойтись без ножа? Хоть плохонького, но своего. Ройс — с-с-скотина… Нашел над кем поглумиться!
— Нож принадлежит Валю, — закончил он бесстрастно и протянул мальчишке клинок, убранный в ножны. — Джастину Ройсу за ложное обвинение в воровстве — двадцать пять розог, а потом — дюжину нарядов на усмотрение сержанта Мерри.
— За что?! — заорал возмущенно Джастин, у которого даже сейчас не хватило ума промолчать. — Он же не солдат! Щенок приблудный!
— Был бы солдатом, тебе бы за такое устроили темную твои же товарищи, — любезно пояснил Тибо. — А за всех, кто не подлежит уставу, в крепости отвечает комендант. Так что ты, сапог драный, не мальчишку обвинил, а его самого. Сержант Ирвинг, еще двадцать пять розог недоумку за пререкания с командиром. Господин капитан?
Эйнар кивнул. И добавил, не снижая голоса, чтобы слышали все — и задумались на будущее:
— Валь, пойдешь с сержантом Мерри в оружейную, он поможет тебе подобрать нож по руке. А этот, мой совет, верни хозяину и не жалей. Они друг другу подходят, оба… с трещиной.
Несколько долгих мгновений мальчишка смотрел на него, недоверчиво расширив темно-карие, почти черные глаза. Потом просиял так, словно внутри зажегся огонь, осветив все еще бледное лицо. Повернулся к Ройсу и сунул несчастный нож ему в руки, а Эйнару поклонился с удивительным для такого возраста достоинством. Девчонка, не отлипающая от него, тоже присела в реверансе, улыбаясь во всю круглую мордашку.
— Валь говолит, — сказала она звонко, — что в долгу пелед милолдом, и клянется отслужить.
Говорит? Немой? Мальчишка заметно смутился, дернул сестру за руку и повел к кухне. Вот и еще одна странность. А ведь парнишка далеко не прост. Эйнар вздохнул: мало ему загадок?
— Ну, и чего встали, мои бравые господа? — поинтересовался Тибо, выразительно глядя на гарнизон. — Представление закончено, всем вернуться на прежнюю позицию. Ройс, березовую кашу примешь вместо ужина, на голодный желудок она полезнее. А сейчас — в строй, барготову мать тебе под одеяло!
Пока Тибо с Малкольмом разгоняли солдат по площадке, Эйнар, стоявший спиной к главной лестнице, передернул плечами, почувствовав чей-то взгляд. Обернулся — так и есть. Леди стояла на галерее, кутаясь в теплую шерстяную накидку поверх темно-синего платья. Ее непокрытые волосы, собранные в обычный пучок, блестели на солнце стальным отливом, и Эйнар невольно нахмурился: в такую погоду стоит одеваться потеплее. И вообще, не повредит ли ей то, о чем он собрался просить? До Гарвии путь неблизкий, а она еще вчера была нездорова, да и ночь провела нехорошую. Надо бы с Лестером посоветоваться… Йотуны задери этих столичных аристократов, так не ко времени свалившихся на его крепость со своими неурядицами.
Поднявшись на галерею, он вдруг мгновенной вспышкой понял, что ему снилось! Мягкие светлые волосы на сгибе его руки, горячее дыхание и прохладная ладонь в его руках, сильная и нежная разом… Понял — и смутился, жар стыда прокатился вниз по телу, бросился в щеки. Но отступать было поздно и глупо, так что Эйнар просто вдохнул поглубже и сказал, глядя в серебристо-серые, привычно холодные и настороженные глаза:
— Доброе утро, миледи. Как ваше здоровье?
* * *
«У некоторых людей удивительная способность задевать больное место», — мрачно подумала Ло, но вслух сообщила:
— Прекрасно, милорд, благодарю.
Капитан не поверил. И это яснее всего доказывало, что вопрос был не из вежливости. Те, кто осведомляются о положении дел только ради этикета, не ждут в ответ правды. Но откровенничать Ло не собиралась. Утром она проснулась со слабостью во всем теле, как после долгой магической работы. Уже почти забытое ощущение, которому она бы несказанно обрадовалась, не будь оно подлой фальшивкой.
Сила не возвращалась. С тупым безнадежным упрямством Ло каждое утро и вечер проверяла себя, пытаясь растеплить хоть крошечную искру, но выжженные каналы были мертвы. Иногда, правда, ей казалось, что проявляется магический взгляд. Вот как сейчас почудилась крошечная искра, мелькнувшая между Валем и его сестренкой. Но это, конечно, лишь иллюзия…
А капитан ждал, всем упрямым кирпичным видом показывая, что в учтивое вранье не поверил ни на миг, и она сдалась, потому что еще помнила горячие руки, согревающие ее ладонь, и осторожно-тихий голос в полутьме спальни.
— Лучше, чем можно было ожидать, — буркнула она, отводя взгляд. — Ничего страшного, поверьте…
— Хорошо, — отозвался он тем же напряженным тоном. — По правде говоря, у меня к вам просьба, миледи. Но я буду рад и просто совету.
Просьба? Ло настолько удивилась, что снова невольно посмотрела мужу в глаза. В отличие от рук, глаза у капитана были привычно холодными, цвета северного моря в шторм. Точно как на картине с вольфгардским драккаром, что висела в библиотеке особняка Ревенгаров. Но серо-зеленая холодность больше не могла обмануть Ло — ведь морю не обязательно кипеть, чтобы стать опасным. Интересно, бывает ли оно ласковым?
— Слушаю вас, — отозвалась она с интересом.
Капитан еще немного помялся, подбирая слова, а потом начал рассказывать. Про вчерашнего гостя, уехавшего слишком рано, чтобы дождаться вестей о своей невестке. И про странную леди, зачем-то сбежавшую из дома и пытавшуюся выбраться через границу в Невию, но свернувшую не туда. А вчера она решительно отказалась последовать за солдатами в крепость. Оно и понятно: одинокая женщина с ребенком попросту испугалась незнакомых мужчин. Для юной леди компания более чем неподходящая. Но и в Гарвии ей оставаться не следует, так что… Может быть… Тут капитан снова замялся, но все-таки выдавил:
— Может, вы позволите вашей горничной поехать со мной в Гарвию? Она поговорит с леди…
— Капитан, — прищурилась Ло, сообразив причину застенчивости дражайшего супруга, которого вдруг поразила болезнь непредставимой ранее деликатности. — Вы ведь не Нэнси хотели с собой позвать? Она девочка славная, но всего лишь деревенская глупышка. Я бы на месте испуганной беглянки не придала ее словам особого значения.
— Я хотел просить вас, — хмуро подтвердил Рольфсон. — Но если вы нездоровы…
— Ради Пресветлого! Не настолько же я плоха, чтобы не прокатиться верхом! Или туда нужно идти?
— Слава богам, нет, — в глазах капитана появилось такое облегчение, что Ло стало почти смешно. — Часа полтора на лошади. Летом даже быстрее, но сейчас грязь. Вы действительно сможете?
— Разумеется! — фыркнула Ло. — Только мне придется переодеться. Не ехать же в платье.
Про дамское седло она благоразумно решила не упоминать: вдруг это изобретение Баргота найдется в крепости или среди ее приданого?
— Оденьтесь потеплее, в горах ветрено.
Ло уже хотела съязвить в спину уходящему капитану, что давно выросла и не нуждается в подобных заявлениях, но вдруг устыдилась. Вчера она ведь в самом деле свалилась в постель, словно изнеженная нервная девица. Понятно, почему супруг беспокоится о ее здоровье. А еще эти кошмары! Неужели — краска бросилась ей в щеки — она действительно назвала капитана Маркусом? Сквозь сон помнилось именно это, но почему Рольфсон ни слова не сказал? Может, не расслышал, не понял? Глупо на такое надеяться, но еще глупее объяснять, что это просто привычка. В объятиях Маркуса она спасалась от кошмарных снов и ледяного тоскливого одиночества, Маркус шептал ей утешения после тяжелых рейдов и потери друзей… Он как никто знал, чего боится Ло, и рядом с ним страхи отступали. А если капитан примет их отношения за обычную интрижку… Решил же он, что Ло пошла к алтарю в рубашке любовника!
И все-таки ночью ничего не сказал. Успокаивал, держал за руку… Потому она и решила, что рядом Бастельеро!
Поднявшись к себе и переодеваясь, Ло пребывала в полном, но радостном смятении. Всезнающая Нэнси преданно заглядывала в глаза, помогая расшнуровать корсет и подавая теплые чулки. Привычные штаны, несчастная рубашка, сюртук… С плащом Ло заколебалась. Глянула в угол, где на вешалке из оленьего рога красовался подарок ярла — длинный, теплый, с капюшоном, — но покачала головой и велела достать накидку. Не стоит дразнить Рольфсона, да и себе напоминать не хочется.
Умница Нэнси встряхнула и расправила синюю накидку толстого шерстяного сукна, отделанную рысьим мехом, накинула ей на плечи. Мягкие широкие складки укрыли Ло почти до коленей. В седле вид будет вполне приличным. Прогулка! Ради Пресветлого, как же хорошо будет снова сесть в седло, подышать осенним холодком, запахами травы и мокрой земли… И плевать, что потом спина разболится! Впрочем… Ло сунула во внутренний карман коробочку с обезболивающим — она не позволит клятому старому ушибу испортить такое удовольствие, как первая прогулка за Баргот знает сколько времени!
— Позволите собрать вам корзинку в дорогу, миледи? — осведомилась Нэнси.
— Мы ненадолго, — махнула рукой Ло. — Хотя фляжку с шамьетом было бы неплохо.
Она провела рукой по приятно мягкому сукну. А все-таки большое зеркало завести стоит. Из комнаты покойной жены капитана она ничего, разумеется, брать не станет, но… Синее всегда ей шло, даже больше, чем фамильный красный Ревенгаров. А у этой накидки такой пушистый воротник, и по фигуре она приталена, плавно расширяясь к подолу…
— Миледи просто куколка, — восхищенно подтвердила Нэнси, подавая синюю же круглую шапочку, тоже отделанную мехом по околышку. — И сразу видно, что знатная дама. Уж вас-то эта бедняжка не испугается.
— Почему-то я совершенно ее не помню, — вздохнула Ло. — Марли… Марли… А ведь должна бы! Если ее муж живет в столице, я не могла ни разу не слышать о нем. Ладно, при встрече выясним!
Любимые сапоги, до блеска вычищенные и ладно севшие по ноге, окончательно завершили сборы, и вниз Ло почти сбежала, чувствуя себя легкой и счастливой, будто ее пригласили проехаться не в глухую горскую деревню, а по главному столичному бульвару. Впрочем, что там интересного, на том бульваре? Завистливые и осуждающие взгляды, лицемерные улыбки, сплетни и пустая болтовня… А в северных горах она ни разу не была, здесь и небо какое-то иное, низкое, но бескрайнее, и серые пики скал то ли протыкают его, то ли поддерживают, не давая опуститься на верхушки гор. И дышится легче, а воздух пахнет совсем не так, как на равнине!
В седло немолодого и явно смирного каурого жеребца она взлетела, едва коснувшись стремени носком сапога, — только накидка взметнулась синими парусами-крыльями. Кокетство, конечно, чистое кокетство! Подобрала поводья, погладила теплую конскую шею, откровенно красуясь выправкой. Отец, кавалерийский офицер, влюбленный в верховую езду, учил дочерей сидеть на лошади чуть ли не раньше, чем ходить, да и в Академии был чудесный манеж, где будущих боевиков гоняли на совесть. Пресветлый, как же хорошо снова оказаться верхом!
— Вы разбиваете сердца, миледи, — сообщил Тибо, подавая принесенную Нэнси флягу, и Ло счастливо улыбнулась в ответ.
Вздохнула полной грудью, чувствуя холодный ветер загоревшимися щеками, прицепила флягу к седлу и поймала взгляд капитана, которому как раз подвели коня. Удивленный, недоверчивый взгляд и, пожалуй, с оттенком восхищения. Боги, не думал же он, что боевой маг ездит только в карете! Ло снова торжествующе улыбнулась, борясь с детским желанием показать язык. Да что же это такое, ее словно игристым вином напоили!
— Вы точно не замерзнете?
Голос капитана был привычно бесстрастен, и это помогло остыть, собраться с мыслями. Ло покачала головой, уже спокойно отмечая мелочи. Толстую куртку-доспех на Рольфсоне и неизменный топор у седла. Двух солдат, седлающих лошадей. Безмятежного Тибо и второго сержанта, Малкольма с заслуженным прозвищем Верзила, остающихся в крепости. Обычная поездка, значит. Да и не повез бы ее капитан туда, где опасно, можно ручаться. Так отчего же лихую вдохновенную радость предвкушения вдруг разбавила нотка тревоги? Тихонько царапнула по сердцу и затаилась, но не исчезла… Тронув коня вслед за капитаном, Ло отогнала глупые мысли. Она больше не маг, чутье не служит ей, как прежде. Горько, но надо к этому привыкать.
Дорога и в самом деле оказалась грязной. Накидку пришлось подобрать, чтоб не испачкать подол летящей из-под копыт грязью, но теперь серо-коричневые брызги оседали на сапогах и даже штанах. Капитан два раза спросил, не холодно ли, и один раз — не устала ли она. Каждый раз Ло вежливо отзывалась, что нет, удивляясь про себя: неужели он по-прежнему считает ее нежным цветочком? После всего, что узнал от тех же вольфгардцев?
Зато горы были дивно хороши. Деревья уже лишились листвы, трава пожухла, но это лишь подчеркнуло суровую красоту причудливо изрезанных морщинами скал, проступающих сквозь тонкий покров растений.
— Летом здесь красивее, — словно извиняясь, уронил капитан, и Ло поверила, представив те же горы, покрытые тугими зелеными облачками листвы.
— Они и сейчас прекрасны, — искренне сказала она и снова поймала удивленно-недоверчивый взгляд Рольфсона.
А вот деревня прекрасной или хоть сколько-нибудь приличной не выглядела. Очередной поворот извилистой, как ползущая змея, дороги открыл ее целиком: пара дюжин приземистых каменных домиков с земляными крышами, едва ли в два человеческих роста высотой рассыпались по небольшой площадке, с одной стороны окруженной скалами, с другой — длинным крутым склоном спускающейся в ущелье.
— Где она остановилась, у старосты? — спросил Рольфсон у немолодого солдата, всю дорогу ехавшего впереди.
— Никак нет, господин капитан. У вдовы какой-то, — отрапортовал тот. — Вон, крайний домик.
— У вдовы?
На лицо капитана набежала мрачная тень — Ло даже глянула вверх, не закрыли ли облака и без того скупое осеннее солнце. «И чем ему вдова не угодила? — удивилась она. — У одинокой женщины другой порядочной женщине остановиться приличнее, чем в доме, полном мужчин».
Но если капитан и думал иначе, мыслями он делиться не стал, только тряхнул поводьями, понукая коня.
Вблизи указанная хижина выглядела еще печальнее. Труда на тесание камня здесь никто не тратил, складывая стены из обломков валунов, соединенных глиной с навозом. Небольшое окошко под самой крышей, затянутое овечьим пузырем, вряд ли давало много света, труба очага почти завалилась на крышу, из которой торчали ветки. Единственным, что хоть как-то радовало взор, было стадо жирных белых гусей, весело плескавшихся в озерце, полном воды пополам с грязью неподалеку У хижины. Как ни странно, глянув на гусей, капитан помрачнел еще больше и негромко помянул йотунов.