Она склонилась еще ниже, почти уткнувшись лицом в колени, и Маркус пересел к ней, обнял за плечи, погладил по голове, как маленькую.
— Ло, милая моя, девочка… Ну прости, родная. Я не хотел бередить…
— Я ничего не помню, — измученно сказала Ло, — а ведь хочу вспомнить больше всего на свете. Нет, больше всего я хочу вернуть свою магию. А потом найти тех, кто убил Арчи с Колином, и убить их тоже. Маркус, это безумие?
— Для боевого мага? Для мага вообще? Или для простого человека? Ло, ты права во всех трех случаях.
Он обнимал ее так крепко и вместе с тем нежно, от него пахло хорошими мужскими духами, алхимическим кисло-горьким дымом и, совсем немного, самим Маркусом, здоровым молодым мужчиной. Значит, ее письмо выдернуло некроманта прямо из-за работы, и он кинулся сюда, даже не приняв ванну и не сменив рубашку. Ее Маркус, верный, заботливый, всегда готовый примчаться и спасти. Только вот теперь он ровным счетом ничего не может сделать.
— Я виновата в том, что нарушила устав, — тихо продолжила Ло. — У целителей дежурил совсем еще мальчик-адепт, ему не хватало сил. Он плакал, глядя на этих, последних… Я слила ему свой резерв досуха и сидела рядом, пока один мальчишка лечил другого. Будь она проклята, эта война… Я думала, что успею восстановиться, и вообще, нас же было трое! Трое дежурных магов, как и положено. Никто даже не узнал бы, что я такое вытворила. А они ударили! И волна не сожгла меня, как остальных, а только выжгла каналы…
— И поэтому ты очнулась и смогла активировать взрыватель! — рявкнул Маркус. — И выполнить приказ! Хватит, Ло! Хватит выедать себе душу, слышишь? Если б ты погибла вместе со всеми, вольфгардцы вошли бы в Руденхольм! Тебе надо благодарить Пресветлого, что ты слила резерв, поняла? Иначе…
— Нет, Маркус, — устало покачала головой Ло. — Благодарить — не могу. Да, я его взорвала. Но как? Дознаватель спрашивал, а я сама не могла ничего ему сказать. Как я активировала проклятый взрыватель, если на это нужна была магия? Я же… я просто не могла! У меня не было ни капли силы…
— Значит, немного осталось. Всегда остаются какие-то крохи, даже если полностью выкладываешься. Ло, ключ от взрывателя был у тебя в ладони. Ты лежала рядом с передатчиком. Я сам тебя вытаскивал, тут не ошибешься. Больше некому было, понимаешь?
Ло глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Все, что говорил Маркус, было абсолютно логично и потому правильно. Никто не мог воспользоваться ключом, кроме тех трех, на кого он был настроен, — команды боевых магов Ордена. Даже любой другой маг. Ключ привязывали трижды: на кровь, на магию и на индивидуальный отпечаток души — во избежание предательства или ошибки. Арчибальд Леруазен, Колин Вестфален и Лавиния Ревенгар — лучшие из лучших…
— Но кто-то же ударил меня ножом, — еле слышно сказала она. — Маркус, кто это был? Арчи и Колин погибли, у караула внизу вообще не было доступа в башню, а я… Ладно, пусть я очнулась и каким-то чудом выполнила приказ… Но кто ударил меня ножом?
Резко и мучительно остро заныла спина. Шрам под лопаткой, совсем узкий, почти незаметный… Ло знала, что болеть у нее ничего не может — рана давно зажила, даже оставшийся внутри осколок притаился, ничем себя не выдавая до поры. Старик Эверард, лучший целитель Ордена и Избранник Милосердной Сестры, утешал, что маленькая стальная смерть может уснуть навсегда, затянувшись плотью, врасти в тело и стать безопасной. Повезло же Лавинии Ревенгар, герою Руденхольма, выжить после такого ранения? Может повезти и во второй раз по воле Благих Богов. Главное — беречься от потрясений, как физических, так и душевных.
— Не знаю, Ло, — эхом отозвался Маркус, на мгновение прижимая ее крепче, с какой-то исступленной тоской или виной. — Если бы я тогда пришел раньше…
— Ты и так пришел, хотя не должен был. Ладно, хватит… поминок. Просто…
Ло мягко высвободилась из его объятий и продолжила:
— Это не вольфгардцы, я уверена. Зачем бы им писать про моего жениха, в конце концов?
— Чтобы ты осталась в столице, и до тебя было легче добраться? — предположил Маркус, поправляя кружевные манжеты.
— Нет, это местный стиль. Наш, столичный. Язык цветов, иллюзия, даже письмо это. Думаешь, вольфгардец назвал бы себя моим другом? У них ведь как? Произнесенное или написанное слово получает силу клятвы. Это не они.
— Да, пожалуй, — задумчиво согласился Маркус. — И что ты решила?
— Не знаю. Меня мучает мысль, что этим письмом от меня чего-то добиваются. Только вот чего?
— А что, если тебе и вправду остаться?
Маркус был очень серьезен и сосредоточен, как перед тяжелым заклинанием или дракой.
— Я ведь не шутил, Подснежничек. Я глава своего рода, ты тоже. Если поженимся, нам никто ничего не может сделать. Даже королю придется смириться. Ну, отлучит от двора, это мы переживем. А ты уедешь в мое поместье под Дорвенной, пока я с этим разберусь.
— То есть спрячусь за тебя? — прошипела Ло. — Считаешь меня настолько беспомощной? Раз я лишилась силы, то ни на что больше не годна?
Слезы, так долго сдерживаемые, навернулись на глаза. От кого-кого, а от Маркуса она не ожидала. Он запрет ее в поместье под охраной, а сам начнет искать неведомо кого…
— Ло!
Она вскочила и заметалась по комнате — рвущаяся наружу ярость требовала хоть какого-то выплеска.
— Нет уж! — остановившись, выплюнула она. — Никакого поместья! И никакой женитьбы! То есть нашей… Этот ублюдок не хочет, чтоб я ехала на север? Прекрасно! Правда это или нет, но я поеду! И тогда ему придется сделать очередной ход. А ты… ты…
— Ради Темной Госпожи, Лавиния… — простонал Маркус, от отчаяния называя Ло полным именем, что делал крайне редко, когда сам злился. — Не сходи с ума!
— Ты поможешь мне собраться? — в упор глянула она на друга. — Маркус, я не могу заказать лейб-аптекарю те лекарства, которые мне нужны.
— Хорошо, Подснежничек, — сдался, как всегда, Бастельеро: — Все, что пожелаешь…
Глава 5
ДОРОГА В ПРИГРАНИЧЬЕ
— Вы что, про Руденхольм не слыхали? — напоказ удивился Тибо, чуть ли не раздуваясь от важности. — Ладно, Лестер за своими клистирами света не видит, а ты-то, капитан?!
— Слыхали, — скупо уронил Эйнар, который и вправду слышал что-то такое пару месяцев назад, но война с Вольфгардом от Драконьего Зуба прошла в стороне — и хвала Пресветлому. — Рассказывай уже, не томи.
— А я и не слышал, — подтвердил никогда не обижающийся лекарь, подрезая ветчину на общее блюдо со сноровкой человека, для которого скальпель привычнее ложки. — Разве что в Академии читал про ущелье, да то когда было.
Когда Тибальд переставал придуриваться, от него можно было ждать чего угодно. Например, хорошего знания вещей, случившихся давно и далеко, но вдруг оказавшихся важными. Тибо был кладезем историй — необходимое свойство для отрядного шута и балагура. Многие считали его недалеким и легкомысленным, но не Эйнар.
Вот и сейчас Тибо сдвинул кувшин и начал возить пальцем по лужице карвейна, все-таки выплеснувшегося из стакана Эйнара. Темная жидкость растеклась по гладко струганной столешнице, и Тибо изобразил что-то, похожее то ли на пару воронок, то ли на песочные часы.
— Вот это — Руденхольмское ущелье, — пустился он в объяснения. — Лет двести назад Руден тек так высоко, что по нему только на лодке сплавиться можно было, да и то если с головой не в порядке. Потому что тут вот, в Глотке Баргота, — он показал на самое узкое место, — течение было сами понимаете какое. А потом тогдашний король Дорвенанта велел магам отвести воду, и они устроили вроде озера вот тут… — палец нарисовал большое пятно рядом с верхней частью воронки. — Руден обмелел, а у Дорвенанта получился прямой путь через горы в Дильмах и дальше к вольфгардцам. Дорога по склону над Руденом вышла все равно узенькая, но для купцов с легкими повозками годилась, а с нашей стороны для таможенников построили махонькую крепостушку — Руденхольмский Гвоздь. Аккурат вот тут, на склоне. Был я там как-то, дыра еще та. Одна каменная башня да несколько домишек, как ласточкины гнезда… Ну, когда заваруха с Вольфгардом дошла до того, что никто не мог верх взять, клановые поставили всё на Руденхольм. Договорились с княжеством Дильмах, которое вроде было само по себе, и те пропустили несколько полков северян к ущелью. Подойти-то они подошли, да в Глотке Баргота и застряли…
— Про создание озера над Руденхольмом я читал, — вставил Лестер. — В истории магии. Там пол-ордена работало… Молчу-молчу, давай дальше.
— С нашей стороны к Руденхольму войска подвести можно было, но толку? — серьезно продолжил Тибальд. — Правильной битвы там не устроишь, места мало, вот и заваливали ущелье то камнями, то телами — уж как получалось. Почти полк горных егерей там лег, пока вольфгардцы ломились, а потом Орден прислал магов, аж целую барготову дюжину, и стало нам полегче. Для Вольфгарда это был последний способ закончить войну быстро, они и так увязли в ней по уши, вот и штурмовали как оголтелые, а наши отбивались, пока какая-то светлая голова не придумала, что, если что-то когда-то осушили, можно ж обратно затопить. Только людей вывести надо было, а как? Выведешь войска — Вольфгард пойдет следом.
— Ну? — не выдержал Эйнар.
— Не нукай, капитан, — укоризненно глянул Тибо. — А то главного не поймешь. Магов к этому времени уже поменьше стало, кто-то погиб. Но они держали оборону, а сами пробрались к озеру и заложили там какой-то хитрый магический заряд. Чтоб уж рвануло так рвануло. И портал поставили из Руденхольма прямо в столицу, чтоб отвести людей. Все это быстро сделано было, чтоб вольфгардцы не прознали… Два полка, уже не егерей, а простой пехоты, они увели, но сами полегли почти все. А когда солдаты ушли, тут-то орденцы и должны были подорвать заряд и пустить Руден в ущелье. Три мага специально для этого остались: двое мужиков и одна девка-магичка.
— Женщина — боевой маг? — усомнился Эйнар.
— И не просто боевой, а один из лучших, — назидательно поднял мокрый палец Тибо. — Да только что-то там пошло не так. Вольфгардцы, язви их барготова мать, тоже использовали магию — и положили двоих из трех. Мужиков как раз… А девка живучая оказалась, добралась до этого их заряда — и пошел Руден в Руденхольм, заливать Барготову Глотку.
— Тибо, ври, да не завирайся. Вольфгард боевую магию за бесчестье считает, — не выдержал Эйнар. — Не могли они здешней магией… А ведьмаки, сам говоришь, туда прорваться не успели.
— Что они могли, а чего нет, — парировал Тибо, — это ты у жены спросишь, капитан. Потому как если все сходится, то эта твоя невеста — как раз и есть та самая магичка Лавиния Ревенгар, что осталась в живых одна из тринадцати. И выходит, что миром с Вольфгардом мы изрядно ей обязаны, потому что после Руденхольма клановые поняли, что мы им все-таки не по зубам, и прислали парламентеров. Ну, понятно, Криспин тоже отказываться не стал…
— А ее, значит, в благодарность — замуж? За меня?
Эйнар махом опрокинул треть стакана и вдруг успокоился. Все это чем дальше, тем больше напоминало дурной сон. Пока смотришь — все ясным кажется, а проснешься — и сам не поймешь, как такое в голову пришло. Не могла его жена быть еще и магичкой, притом героиней войны. За такое король должен был не замуж ее выпихивать в пограничную крепость за бывшего наемника, а… Тут Эйнару воображение отказывало. Орден дать, наверное, земли какие, раз титул у нее уже есть. А если уж замуж — то за такого же лорда, мало ли их. Не саму магичку взяли бы в жены, так положенную к ней королевскую милость.
— Бред! — решительно заключил он. — Значит, это не она. Может, у нее сестра есть или кузина. Или племянница какая…
— Или тетушка семидесяти лет, — подсказал с откровенной жалостью смотрящий на него Тибо. — Вот хорошо было бы. Женился, через годик похоронил… А если в брачную ночь постараться, то и сразу. С молодой-то намучаешься. Магички — они горячие…
— Тибо! — одернул его Лестер. — Придержи помело! А ты, Эйнар, шел бы спать… Сами всё скоро узнаем.
Эйнар молча поднялся из-за стола, который почему-то качнулся. Нет, это качнулись стены…
— Ох я, старый дурак, — вздохнул Лестер. — Да и ты, болтун, не лучше. Он же со вчерашнего утра на ногах. Ну, Эйнар, пойдем, я тебя уложу. Поспишь здесь, а Тибо у меня ляжет.
— Я… домой… к дочери… — упрямо отозвался Эйнар, пытаясь удержаться на ставших вдруг тяжелыми и непослушными ногах.
— Много ей от тебя такого радости, — вздохнул старый лекарь. — Ложись уж, найдется кому присмотреть за Тильдой. Давай-давай…
Вдвоем с предателем Тибо, присоединившимся к Лестеру, они почти силой уложили Эйнара, лекарь укрыл его одеялом. Эйнар пытался открыть глаза, но они сами закрывались, а в темноте перед свинцовыми веками плясали всполохи и кружились девицы в пышных ярких платьях, так что Эйнара почти стошнило, но он удержался. «Жена-магичка? Этого не может быть, потому что просто быть не может», — очень умно утешил он себя и уснул, гордясь собственным рассудком.
* * *
Маркус хотел проводить ее, но Ло запретила. Хватило ей вечера накануне отъезда, когда некромант принес заказанные зелья и кучу пустяков, о которых она не подумала, вроде изящного несессера со всем необходимым, от расчески и платков до освежающего волосы зелья. Еще несколько свертков и коробок он велел слугам уложить в багаж, туманно отозвавшись, что это пригодится в крепости.
Ло было не до сборов. Она отчаянно не хотела ехать, но что-то гнало ее вперед, словно пришпоренную лошадь. В этот последний вечер Маркус был против обыкновения тих и скован, ей тоже не хотелось болтать, так что они просто посидели у камина молча, как могут только очень близкие люди. Он не спрашивал, почему рядом с Ло нет Мелиссы, и это тоже было хорошо, ведь Ло не смогла бы ответить.
С Мелиссой… все было сложно. Учась в Академии, Ло видела ее только дважды в год на зимних и летних вакациях. Она приезжала домой, в обветшалый тихий особняк, с подарками, на которые полгода старательно собирала деньги из скромной стипендии. Мелисса встречала старшую сестру с восторгом, а Ло радовалась тому, как тоненькая, голенастая, словно щенок-подросток, девочка меняется и расцветает. Мелисса была красива, у Мелиссы были не просто прекрасные манеры, но и живое милое обаяние. Даже фамильная бледность Ревенгаров только придавала ей особенную нежность и утонченность. И Ло была свято уверена, что сестре непременно повезет при дворе.
Потом Ло уехала к первому месту службы — отрабатывать ту самую стипендию и содержание за годы учебы. Обычная практика среди магов, которым семья не могла оплатить обучение, — Орден сочетал заботу о молодых адептах с разумной бережливостью. Мелисса, как они и решили на семейном совете, состоящем из двух девиц Ревенгар, старшей и младшей, отправилась ко двору. Ло пришлось заключить контракт на пять лет вперед, но она разом погасила долг за учебу и достойно собрала сестру. Друзья отца оказали протекцию, королевская чета вспомнила, что Ревенгары, пусть и обедневшие, входят в Три Золотые Дюжины родов Дорвенанта, — и Мелисса попала в число личных фрейлин королевы. Большая честь! А главное — полное содержание…
Потом, не успела она отслужить по контракту и пары месяцев, случилась война. И, когда Ло растирала сведенные напряжением и болью пальцы, чтоб не подвели в нужный момент, или мечтала закрыть глаза, чтобы не видеть дело рук своих, она вспоминала Мелиссу. И упрямо думала, что зато у сестренки, нежной, тихой, доверчивой, уж точно все будет хорошо.
А теперь Ло вернулась. И, когда Мелисса примчалась из загородного королевского дворца, все должно было быть прекрасно! Ну, хоть ненадолго, пока Ло не уедет… Они должны были наговориться всласть, забравшись под одно одеяло, как в детстве. Ло хотела расчесать чудесные белокурые волосы Мелли и пить с ней горячий шамьет, подсовывая друг другу самые вкусные конфеты и сваренные в меду сливы… Когда все пошло не так? Неправильно, странно, до боли обидно.
Наверное, когда Мелли увидела платье. То самое, свадебное. На все остальные она смотрела с восхищением, но как-то сдерживалась, только щебетала чуть громче обычного и суетилась вокруг Ло, упрашивая померить то и это. А вот свадебное надеть даже не предложила. Перед жемчужно сияющим атласным чудом Мелли замерла, как птичка перед змеей, глядя завороженно, с мгновенной безнадежной влюбленностью.