– Не сейчас! – прошипела я, резко дергая фотографа к себе. Так и хотелось сорвать на ком-нибудь злость.
В этот момент из распахнутых настежь дверей залы громыхнуло дискотечной музыкой – первыми по программе шли быстрые танцы. Подобрав платья, девчонки со своими кавалерами заспешили внутрь.
Я оглянулась – Ник с дамой, напротив, свернули на тропинку к боковой двери – в смежное с холлом помещение, где устраивали фуршет для учителей и родителей. Казалось бы, ничего особенного – не будет же Ник под клубную музыку попой трясти. Так, станцует пару медляков для прессы, и повезет эту сучку домой.
И все же, мой кошмар – там, где он кружится на балу с другой женщиной – становился сегодня явью.
– У тебя выпить есть? – хмуро спросила я Майлса.
– А? Не, нету… – оторвав хищный взгляд от Ксюхиной задницы, помотал головой Майлс. – Есть кое-что получше.
И слегка приподнял лацкан пиджака. Из внутреннего кармана торчал свернутый «Зиплок» пакет с белой пудрой внутри.
– Пять грамм… – шепотом похвастался он мне на ухо.
– Ты больной… – я покачала головой.
Притащить на школьную вечеринку пять грамм кокса… это слишком даже для развратного Лондонского фотографа.
…Под призывные ритмы все начинали дергаться еще не зайдя в зал, а внутри дискотека уже была в полном разгаре.
И Самойлова уже тоже была… в самом разгаре. В окружении трех подружек она тяжело топталась в самом центре зала – вероятно, чтобы не пропустить наше с Майлсом появление на пороге. По ее задумке, именно в этот момент она должна будет заметить моего «бойфренда» и указать на него подругам, как на жертву своего будущего соблазнения.
И, действительно, боковым зрением я увидела, как Самойлова кивнула и указала подбородком в сторону нашей сладкой парочки. Одна из ее подружек в недоверии подняла брови, а другая прям уж совсем неприлично заржала в кулак. Не поверили, значит, что такого парня можно отбить у такой меня.
Дальше по плану следовало протанцевать пару быстрых танцев, смешавшись с толпой.
Поискав глазами Ника и не найдя, я вздохнула и подключилась к нашей четверке, отдавшись на волю музыки. Через пару секунд я уже лихо отплясывала под восхитительный «Thunder», задрав руки кверху...
«Thunder, feel the thunder» – било мне в уши, выбивая все мысли, заталкивая сердечную боль куда-то глубоко, в подкорку…
«Lightning and the thunder, thunder…»
Майлс вдруг дернул меня за руку и увел в сторону, оказавшись на моем месте – рядом с Ксюхой.
– Майлс! – зашипела я, толкая его локтем – Самойлова уже примкнула к нашей группе и вовсю строила фотографу глазки.
Опомнившись, Козлевич сделал фальшиво восхищенное лицо, слегка склонив голову, будто в ошеломлении от ее красоты и женственности… и снова переключил внимание на Ксюхину задницу.
Подруги Самойловой внимательно наблюдали, она же начала багроветь.
Я снова незаметно пихнула Майлса локтем. Дернув головой, он уставился на Самойлову… и расплылся в призывной улыбке, будто только сейчас осознал, как ему повезло.
Как вдруг попятился.
– Извини, но без подзарядки я тут не смогу, – пробормотал он…
И пропал.
– Майлс!
Я побежала за ним, понимая, что этот гаденыш сейчас провалит все дело, а достанется мне. Прокладывая себе путь локтями, добежала до выхода из зала и оказалась в комнате для фуршета. Мельком огляделась – нету. И Ника с этой стервой кудрявой тоже нет.
Черт, где этот идиот? Меня ж Самойлова с говном съест!
В принципе, не все так плохо – уговаривала я себя. Выглядит все, как если бы я приревновала Майлса к Самойловой, и он убежал. А я за ним. Все еще можно выкрутить…
Да где же он? Остановившись посреди коридора, заполненного разодетыми в пух и прах выпускницами, я сосредоточилась и подумала. Раз на фуршете его нет, значит подзаряжается он не алкоголем.
А где можно спокойно нюхнуть кокса в этом достойном заведении? Конечно же, в туалете!
Сориентировавшись, я поспешила налево по коридору, в сторону единственного на первом этаже туалета – того самого, где я любила уединиться с компроматом на Ника и его бывшую.
По мере моего удаления от зала для вручения дипломов, народу становилось все меньше, ритмы музыки глохли с каждыми поворотом за очередную бетонную стену, и под конец я уже шагала одна, почти в полной тишине.
Подойдя к мужскому отделению туалета, я постучала, уже готовая позвать этого придурка по имени...
– Сделай одолжение, выйди пожалуйста! – отозвались на мой стук из-за закрытой двери.
Совсем не голосом Майлса.
– Никки… почему?.. У тебя что, кто-то есть?..
Я замерла с поднятой для второго стука рукой. Всего лишь на одну секунду. А в следующую уже рванула дверь на себя, ослепленная никогда прежде не испытываемой яростью.
Мне было плевать, что это мужской туалет. Плевать, что там мог быть кто-то еще.
Потому что там был Ник. Мой Ник – с этой блондинистой, грациозной, вылощенной сучкой.
Почти ничего не видя из-за слез, я пнула дверь первой ко мне кабинки, боковым зрением подмечая Майлса, согнувшегося над гранитной столешницей.
Пнула вторую.
В третьей были они. Ник, прижатый к стенке кабины этой дрянью.
В миг потеряв силы и ярость, я отступила на шаг назад и уперлась спиной в столешницу раковин. Какое там вцепиться в волосы… Я и стоять-то с трудом могла, будто из меня разом выдернули жизненный стержень.
– Анжи… – слабо сказал Ник.
Потом опомнился, оттолкнул женщину и рванулся ко мне.
– Не подходи.
Он остановился, будто налетел на каменную стену.
– Анжи… Она… Я не хотел… Она…
– Пошел к черту, – кусая губы, процедила я. – Пошел. К черту.
Глава 23: МАРКИТАНТКА ЕГО ВЫСОЧЕСТВА
Не знаю, как к черту, а из туалета он пошел. Изменившись лицом, замкнувшись в себе и оставив свою кудрявую сучку стоять в недоумении в кабинке мужского туалета. Через пару секунд и она, опомнившись, выбежала следом.
– Вот так-то, Майлс, – зачем-то сказала я, чувствуя вкус битого стекла во рту.
Качая головой, Майлс снова склонился над аккуратной, белой полоской кокаина, выложенной на черной визитной карточке.
Уже почти втянул в нос...
Нет, наркоман Ксюхе не нужен, отвлеченно решила я, шагнула к нему и стряхнула карточку на пол. Пусть хоть у кого-то будет сегодня нормальный вечер…
– Эй, ты что делаешь?!
Майлс в ужасе пялился на рассыпанный по полу белый порошок.
– Верну деньгами, не трясись. Идем танцевать!
Тон у меня, вероятно, был такой, что спорить Козлевич не посмел. Так и поплелся за мной унылой собачонкой.
Все кончено… все кончено… – крутилось в голове.
Я ведь не прощу измены. Я не их тех, кто прощает. И не делюсь своим.
Оказавшись на танцполе, оглушенная музыкой, я закачалась, запрыгала в волнах убойного ритма, понеслась в никуда… вытянулась всем своим существом в черную, кружащуюся вокруг меня грохочущую дыру.
Начхав на все, Майлс полетел в эту самую дыру вместе со мной, прихватив совершенно ошалевшую Ксюху, и не было в этом мире больше ничего – ни боли, ни страданий, ни подлых измен…
Саймолова может идти к черту. Потому что сегодня я отмечаю конец учебного года. И конец своей любви. А, может… попрыгаю еще пару танцев и, вообще, конец всего...
Черт, где бы выпивку взять…
Попятившись, я просочилась сквозь дрыгающиеся тела и вдруг оказалась на улице – на пустой тропинке, освещенной открытым окном танцевального зала… И дала себе волю – разревелась, по-девчачьи закрывая лицо и вздрагивая плечами.
– Ты что творишь? – сквозь слезы лицо Самойловой казалось круглым и белым, как луна. – Ты мне все испортила, дрянь! – схватив меня за грудки, Катька трясла меня, как мужик другого мужика перед дракой. – Все испортила!
Мне вдруг стало истерически смешно… Какая она смешная…
– Кать… серьезно… Это же невыносимо… Отпусти, Кать…
Размахнувшись, она вдруг залепила мне звонкую пощечину. Такую звонкую, что у меня на мгновение заложило в ушах.
И я вдруг поняла, что натворила.
О, боже.
– Я послала его к черту, – прошептала я, с ужасом глядя в глаза нависающей надо мной Самойловой, готовой ударить меня еще раз.
– Мне плевать, кого ты куда послала, – прошипела она. – Я отомщу тебе, по любому, так и знай. Да так, что вы оба будете сегодня плакать и никогда не сможете больше…
И замолчала удивленно – так резко за окном прекратилась музыка и наступила звенящая цикадами тишина.
– Минуточку внимания, господа.
Ник. Постучал и говорит в микрофон.
Я стряхнула с себя руки Самойловой и кинулась по тропинке обратно ко входу. Боже, что он задумал… Неужели официально объявит о своем увольнении…
Распихивая столпившихся вокруг танцпола сокурсниц и их кавалеров, я протиснулась к сцене. Надо остановить его… ненормальный… выпил, небось еще…
Ник все еще не видел меня, глядя прямо в стилизованный под старинный, висящий с потолка микрофон диджея.
– Я бы хотел… – он остановился, разглядев кого-то в толпе. – Эй, господин в синем костюме… Вы, вы!
Я не могла разглядеть к кому именно он обращается.
– Я вижу у вас бирку из Дайли Джеральд. Вы не по мою душу пришли?
Все взбудоражено зашептали, а я чуть ни присела в ужасе – нет, он точно пьяный. Господи, не дай ему себя опозорить. Он ведь этого не переживет.
– Подходите ближе, я вас удивлю, – улыбаясь, пригласил Ник все еще невидимого мне журналиста. Через пару секунд тот протиснулся к сцене – маленький, лысый господин обвешанный ленточками с бирками и фотоаппаратом.
– Снимай… – Ник сделал небрежное движение рукой, и фотограф вскинул руку с телефоном, нажав на запись. – Итак, молодые люди, – повторил он, обводя глазами толпу, по привычке слегка хмурясь от шушуканий. – Не далее, как семьдесят лет назад, в этой же самой зале, произошло некое событие, чрезвычайно важное для моей семьи. Мой прадед и, как вы, наверное, уже в курсе, бывший владелец этого поместья, сделал предложение своей будущей жене на глазах у двух сотен приглашенных на благотворительный бал в честь больницы Святого Патрика. Чем несказанно удивил все благородное сообщество – его избранницей была отнюдь не дама высшего света, а заезжая маркитантка из Тулузы.
Он замолчал и поискал глазами в толпе, все еще не замечая меня.
– Своей маркитантке предложение я уже сделал, поэтому это событие не произведет такого фурора.
Вопреки его словам, шушуканья усилились троекратно. А у меня появилось ощущение, будто я за всем наблюдаю со стороны.
– Поэтому я хотел бы просто пригласить свою невесту на танец. Если, конечно, она еще не утопилась в пруду, – он повернулся к диджею и попросил. – Поставь-ка, друг мой, нам что-нибудь… эдакое.
Диджей никак не отреагировал, глядя на него с открытым ртом.
– Невероятно… – громко прошептал журналист, трясущимися руками пытаясь удержать свой телефон. Уже, небось представлял себе нули на чеке гонорара за такой материал.
– Дорогая, где ты? – позвал меня Ник, уже начиная раздражаться.
– Которая из них? – зло спросила я. Толпа расступилась, журналист взвился и крутанулся, целясь в меня своим телефоном и, судя по возмущенным возгласам, наступив на ноги сразу нескольким девицам.
А Ник, наконец, встретился со мной глазами.
– Ну уж явно не та, которую я оттолкнул сегодня со словами «пожалуйста, отвали от меня!» или что-то в этом роде, – ни менее зло ответил он.
Я помолчала, кусая губу. Знала ведь, что бешусь просто так, и что он ни в чем не виноват. Сучка эта, ясное дело, сама запихнула его в кабинку туалета. Уверена, он настолько опешил, что просто не знал, как на такой прямой подкат реагировать. Не бить же женщину.
– Будьте уверены, милорд, я опрошу свидетелей, – сухо сообщила я ему, имея в виду Майлса.
– Сделайте такое одолжение. Так и будем пререкаться на камеру?
В этот момент диджей опомнился и врубил что-то медленное, но с довольно ощутимым ритмом. «Wherever you are» – через секунду узнала я.
Спрыгнув со сцены, Ник подошел, взял меня за талию и рывком притянул к себе, отведя руку в сторону. Под разнесшийся по залу разноголосый девчачий «аааххх», шагнул вперед, задавая тон танцу.
– Нормально… – оторопело протянул кто-то сзади.
– Доктор Кронвиль! – возмущенно донесся до меня голос директора, заглянувшего проверить, что там за непонятное заявление делает его высокородный ректор по дисциплине.
Но мы уже ни на что не обращали внимания, подхваченные чувственным ритмом, двигаясь в унисон, будто танцевали вместе всю свою жизнь. Рука его крепко держала меня за спину, глаза буравили, приковывая к себе, заставляя терять разум и двигаться согласно его воле.
«Wherever you are, I’ll always make you smile…» – неслось из огромного динамика, вымывая из души обиды и обещая годы спокойствия и счастья.
Мозги уже не думали, музыка раскачивала, а временами подхлестывала, кидая к нему ближе… Танец все полнее овладевал моей душой и телом, все дальше затягивал в сводящее с ума кружение, укутывая нас в восхитительный, плотный кокон, в котором существовали только он и я, а все остальное – не важно...
«Wherever you are, I’m always by your side…»
Уйдя всем своим существом в танец – наш первый танец! – краем глаза я все же видела вздернутые руки с телефонами и вспышки профессионального фотоаппарата журналиста из Джеральд.
И только сейчас поняла, что все это означает.
Это официальная часть предложения. Выход из тени. И теперь я стану женой герцога.
Да хоть сапожника, черт возьми – главное его женой! Я выхожу замуж за Ника!
Сбившись с ритма, я оступилась.
Ник чертыхнулся.
– Ты понимаешь, что последние двадцать лет своей жизни будешь любоваться видео, в котором наступаешь мне на ногу во время нашего предсвадебного танца?
Я прыснула со смеху, а через секунду уже прижималась к нему сильнее. А потом и обняла его – так крепко, как только смогла.
Потому что до меня вдруг дошел смысл его «будешь смотреть», сказанное в единственном лице, будущем времени.
– Надо срочно родить штук пять детей, – я решительно тряхнула челкой. – Или восемь.
– Ты одного сначала роди, – усмехнулся он, наклоняясь ближе и касаясь моей щеки своей.
Где-то там, за пределами нашего защитного пузыря, изумленно галдели какие-то люди… Студентки, поняла я… и профессора… и гости… Прекратили молча пялиться и разгалделись, выйдя из шокового ступора. Все-таки, до сегодняшнего дня для всех мы были профессором и студенткой. Причем, яро ненавидящими друг друга.
А потом музыка вдруг закончилась. Я было подумала, что подошла к концу песня, и постаралась морально приготовится к изумленным возгласам и вспышкам фотоаппаратов. Но вместо этого услышала звук опускаемого над сценой экрана проектора и усиленный микрофоном голос Самойловой. Глумливый и истерически визгливый:
– Браво! Браво, господин ректор! Какой вы, однако… любвеобильный. Только недавно развлекались на камеру с одной девушкой, а теперь вдруг женитесь на другой!
***
Замерев от ужаса, мы вцепились друг в друга, страшась повернуть головы – посмотреть туда, где, мягко прошелестев, опустился белым пятном экран для фильмов блю-рей. Голоса притихли, тишина легла на комнату ощутимым, ватным грузом.
– Компромат… – пискнула я, чуть не подпрыгнув от звука собственного голоса.
Ник ответил мне неразборчивым гортанным хрипом.
– Надо остановить…
Надо, ох как надо… Но вместо того, чтобы отпустить, я вцепилась в Ника еще сильнее. Что остановить? Дистанционно управляемый проектор, который уже зарядился и с минуты на минуту заработает? А даже если и остановить… ведь если Самойлова добралась до компромата, у нее явно не один файл!
– Это конец, – прошептал он. И добавил еле слышно. – Может, оно и к лучшему.
Но как? Откуда узнала? Как получила мою почту и через кого? Банковская карта? Тот загадочный водитель такси? Все вместе? Тысячу вопросов можно было задать и получить лишь один ответ – нет никакой разницы, как. Важно одно – она его достала, это долбанное видео. И хранила на тот случай, если захочется отомстить.