— Хорошо. — Мэтт устало кивнул. — Почему бы и нет.
Пройдя по поляне покрытой короткой травой, мы шагнули в открытые двери. Нам потребовалось время, чтобы после дневного света снаружи приспособиться к темноте внутри.
Глаза Мэтта привыкли быстрее.
— О Боже… — вздохнул он.
Стены сарая были обклеены сотнями, или даже тысячами фотографий. На снимках были женщины: некоторые молодые, некоторые среднего возраста, некоторые старые.
Все они были голыми.
Женщины располагались в разных позах, и внизу на каждой фотографии была подпись.
Но это еще не все.
В центре комнаты, из большого квадратной глыбы камня, торчал баллонный ключ. Тот самый баллонный ключ, который бросил Джеймс Дин. Нижняя половина с изогнутым долотом застряла в скале. Верхняя половина с закругленным торцом баллонного ключа прямо вверх. Металл был безупречно отполирован, на нем не было и намека на ржавчину.
Было очевидно, что об этом инструменте кто-то заботился.
Озноб, который я почувствовал снаружи домика, вернулся, и стал еще больше.
— Боже, — снова прошептал Мэтт. Он прошел в центр комнаты и осторожно потрогал железный баллонный ключ. — Что это, черт подери, такое?
Я старался, чтобы мой голос звучал не слишком серьезно:
— Это то, что ты искал все утро.
— Я в курсе, мудила. Я имею в виду, вот это что? — Мэтт обвел рукой комнату.
Я покачал головой. Ответа у меня не было.
Мэтт взобрался на каменную плиту и расставил ноги над баллонным ключом. Ухватился обеими руками и попытался его вытащить. От усилий лицо Мэтта покраснело, вены на шее и руках взбухли, но инструмент не сдвинулся.
— Знаешь, что это мне напоминает? — спросил я.
— Что?
— Меч в камне. Помнишь, как те рыцари годами пытались вытащить меч из камня, но так никто и не смог? А потом Артур вытащил его и стал королем Англии?
— Ага.
— Может ты станешь следующим Джеймсом Дином, если вытащишь этот ключ.
— Мы оба станем богатыми, если я его вытащу.
Мэтт снова напрягся, пытаясь вытащить этот неподвижный кусок металла. Дотянулся до лопаты и начал вырубать железку у основания.
Я глянул на нее, а затем мой взгляд вернулся к фотографиям на стене.
Обнаженным фото.
Я повернулся. Передо мной, на уровне глаз, была фотография великолепной рыжеволосой девушки лежавшей на кровати с раздвинутыми ногами. Ее груди были маленькими, но с огромными сосками. Волосы на лобке доказывали, что рыжий цвет волос — ее натуральный. Поперек нижней части фотографии нацарапано имя — какая-то Ким.
На фото рядом был вид сзади. Огромная лысая вагина и маленький, розовый анус отчетливо видневшийся между раздвинутых ягодиц женщины. Но не так отчетливо, как ее лицо на заднем плане, заглядывающее между ног. Ее звали Дебби.
Дальше была фотография Джули.
На какое-то мгновение, я уставился на фото, не в силах поверить в то, что вижу. Джули, девушка Мэта, стояла держа руки на боках, расставив ноги и улыбаясь в камеру.
Я отвел взгляд. Не скажу что поза была интимной или многое показывала. Все, что я мог видеть это ее чрезмерно пышные груди и треугольник темно-коричневых лобковых волос между ног. Но мне не нравилось видеть девушку моего друга обнаженной. Лицезрение этого фото, каким-то образом казалось непристойным вторжением в их личную жизнь.
Мэтт все еще пытался достать баллонный ключ.
А я все размышлял, стоит ли ему говорить об этом. С одной стороны, он был моим другом, лучшим другом, и я не хотел делать ему больно. С другой стороны, Мэтту стоило об этом знать, и он хотел бы это знать, неважно насколько неприятно это будет; и если я действительно его друг, я ему расскажу. Я откашлялся.
— Мэтт?
— Что?
Он даже не удосужился поднять взгляд.
— Тебе надо бы глянуть на кое-что.
— На что именно?
Я сделал глубокий вздох.
— Джули.
Он перестал дергать баллонный ключ и спрыгнул с камня. Его хорошее настроение как рукой сняло:
— О чем ты…? Ты ведь не серьезно.
Я указал на фото.
Мэтт уставился на фото, затем осмотрел снимки вокруг. Он сделал глубокий вздох, затем сорвал фотографию со стены. За ней была другая — фото голой женщины с прической «улей» в стиле 60-х.
— Пиздец — сказал тихо Мэтт. Он начал рвать фотографию Джули на маленькие кусочки, роняя их в грязь. На глазах у него выступили слезы. — Пиздец — повторил он.
Я прекрасно понимал что Мэтт сейчас чувствует, и хотел как-то сгладить ситуацию.
— Может она…
Он повернулся ко мне.
— Может она, что?! Как ты это можешь объяснить, а? Какие рациональные объяснения могут быть вот этому?
Я покачал головой. Я ничего не мог сказать на это. По щеке Мэтта скатилась слеза.
— Просто пиздец, — слова застряли у него в горле.
Теперь я чувствовал себя еще хуже. Я никогда раньше не видел как Мэтт плачет, и каким-то образом это беспокоило и задевало больше, чем вид его голой девушки. Мне казалось, что я должен как-то поддержать Мэтта: коснуться плеча, похлопать по спине… сделать хоть что-нибудь. Но раньше я никогда этого не делал и понятия не имел, как сделать это правильно, поэтому просто вышел из сарая, оставив Мэтта один на один со своей болью. Если я не могу утешить его, то хотя бы дам возможность побыть одному.
Я подумал о Стефани, о первой встрече на которой мы познакомились. Я был рад, что она истинная христианка. Раньше меня очень злили и раздражали ее пуританские взгляды на жизнь, и мы много раз были на грани расставания из-за того, что она стойко хранила девственность, но на этот раз я был рад что Стефани не представляет секса до замужества. Может я и не получал ничего, и снимал сексуальное напряжение мастурбацией, но, по крайней мере, я знал, что обнаженного фото Стеф на этой стене не было.
А как же Джули?
Понятия не имею. Может, фото на стену прикрепил ее бывший. А может…
— Это прямо здесь!
Я повернул голову в сторону кустов.
— Боже! Я с десяти лет ждала этого момента!
Два голоса, женские, приближались в нашу сторону.
У меня засосало под ложечкой. Я поспешил назад в постройку.
— Мэтт! — прошипел я. — Кто-то идет!
— Что?
— Две женщины идут сюда!
Он взял лопаты лежавшие посреди комнаты и улыбнулся. Что-то в этой улыбке привело меня в ярость.
— Ты хочешь сказать, что мы поймаем их с поличным?
Я жестом велел ему замолчать и прошептал:
— Нам надо спрятаться!
— Зачем?
Я понятия не имел зачем, но чувствовал что так нужно, был уверен в этом. Я быстро осмотрел комнату. В дальнем углу стояла небольшая стопка коробок и упаковочных ящиков.
— Пошли! — прошептал я.
Подойдя к коробкам я залез в одну из них, и порадовался, что Мэтт последовал моему примеру. Голоса уже звучали очень близко, прямо за дверями.
— Ты принесла свою фотографию?
— Конечно.
Мы пригнулись. Я услышал как они вошли в сарай. Голосов слышно не было, но шарканье шагов было громким. По звукам казалось, что женщин было гораздо больше, чем две.
Меня одолело любопытство, и я выглянул за край коробки. Их было больше, чем две, скорее пятнадцать, или двадцать. Там были две шестнадцати-, или семнадцатилетние девушки, разговор которых я слышал; и кучка других девчонок-подростков. Компанию им составляли четыре или пять женщин, которым было за тридцать.
Я быстро спрятался, пока меня не заметили.
Слышались шепот и шарканье, кто-то прочистил горло, кто-то нервно покашливал. Одна из женщин среднего возраста заговорила:
— Ты знаешь что делать?
— Мне мама все объяснила — ответила одна из девочек.
— Ты девственница?
— Да.
— Хорошо. Когда закончишь, можешь разместить своё фото, рядом с фотографией матери.
Матери?
Господи.
В комнате стало тихо. Слишком тихо. Я слышал, глубокое дышит Мэтт в коробке рядом, и мое собственное дыхание казалось невероятно громким. Я был в ужасе, что нас могут найти, хоть и не мог сказать, почему перспектива раскрытия так пугала меня.
Стало слышно как расстегивается ремень, звук молнии. Что-то упало на грязь, что-то мягкое, и за этим последовал тихий шорох. Кто-то прошел в центр сарая.
Затем снова наступила тишина.
Внезапно я услышал резкий вздох. Небольшой болезненный стон и выдох. Еще один вздох.
Хотелось узнать что там происходит. Я еще раз рискнул выглянуть из коробки.
И сразу же присел.
Одна из девушек помоложе, самая красивая, насаживалась на железку. Она сидела над камнем на корточках, совершенно голая, закругленный конец баллонного ключа уже был внутри нее. Лицо девушки исказилось, казалось, что она испытывает физическую боль вперемешку с божественным экстазом.
Остальные девушки и женщины сидели перед ней в таком же положении, на корточках, и пристально наблюли за каждым ее движением.
Что, черт возьми, здесь происходит? Глубоко дыша я уставился на выцветший коричневый картон своей коробки. Эти женщины одержимые фанатки клуба Джеймса Дина, или это какой-то странный культ?
А как насчет Джули?
Девушка громко ахнула, затем застонала.
Это был не стон боли.
Стоны усилились, громкие и безудержные, дыхание девушки звучало как короткие и страстные вздохи.
Я подумал о тех фото на стенах, о тысячах фотографий. Неужели все те женщины это делали? Видимо, да.
По словам девочки, мать рассказала ей что и как надо делать. А насчет остальных, как они об этом узнали? Тоже мама рассказала?
Сколько женщин знали об этой лачуге?
Все женщины Южной Калифонии?
У меня выступили мурашки на руках и на шее. Это было неправильно, это было неестественно, и я испугался вместо того, чтобы возбудиться. Я не понимал, что происходит, и не хотел понимать.
Джули
Я поймал себя на мысли, что думаю о загадочных тайных сообществах, о фильмах ужасов и о романах про извечные тайны женщин и про их секреты, которыми они никогда не смогут поделиться с мужчинами. Вспомнил…
Стефани
… что мужчин, пытавшихся вторгнуться в эти тайны, всегда убивали.
Если Джули знает, значит и Стефани знает. Они же лучшие подруги.
Мои мысли пронзило понимание. Я был уверен, что Стефани во всем этом не участвует, но, может, я ошибаюсь. Может, она уже сделала это. Может, ее фотография тоже где-то здесь. Или, возможно, здесь была ее мать. Ведь Стефани и ее мать родились в Лос-Анджелесе.
Но Стефани была религиозной. Она была христианка. И девственница.
Хотя девушка на камне тоже была девственницей. Видимо, это необходимое условие.
Наверное Джули тоже была девственницей, до того как пришла сюда.
Я засел в коробку еще глубже.
Девушка на камне простонала в последний раз. Я услышал, как она спрыгнула на землю, а затем сарай наполнился смехом и разговорами, когда девушку начали поздравлять.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я никогда не забуду, как это происходило. Величайший момент в моей жизни.
— Разве это не было чудесно?
— Ты почувствовала Его присутствие?
Девушка торжественно подписала свое фото и повесила где-то на одной из стен.
В итоге, примерно через треть часа все ушли.
Я просидел в коробке еще минут пять, чтобы увериться в безопасности, затем медленно и с трудом поднялся. Дотянулся до коробки Мэтта и стукнул:
— Вылазь, — сказал я. — Давай валить нахрен отсюда.
Я глянул на баллонный ключ. Даже в тусклом свете сарая, он влажно и поблескивал.
Мне было интересно, куда девушка прикрепила свое фото. Мэтт молча вылез из коробки. Взяв лопаты, он вышел за дверь. Я недолго постоял в одиночестве, оглядывая стены со слоями перекрывающих друг друга фотографий. Интересно, Стефани тоже где-то здесь?
Она трахнула себя баллонным ключом Джеймса Дина? По спине пробежал холодок; я вдруг понял, что остался в маленькой постройке совсем один и поспешил на улицу.
К машине мы шли молча. Когда мы добрались до парковки, я открыл багажник и Мэтт бросил лопаты внутрь. По дороге домой мы не разговаривали.
Увидев Стефани на следующий день, я размышлял: стоит ли спрашивать ее о сарае. Знает ли Стеф о нем, или нет: этот вопрос мучил, заставляя разум рисовать всевозможные сцены ужасов и извращений. Но в итоге я ничего не спросил. Я решил, что не хочу этого знать. Неделю спустя я обнаружил у нее в комоде обнаженное фото.
Стефани была в ванной, готовилась к нашему свиданию; ну, а я, как обычно, лазил в ее вещах. Фото лежало прямо на трусиках. Я осторожно взял его. До сих пор я ни разу не видел Стеф обнаженной; хотя несколько дней назад, на заднем сиденье машины, мне удалось оголить её грудь. Я тщательно изучал фотографию. Стефани сидела вытянув ноги и согнув их в коленях: розовые губки ее влагалища были отлично видны.
Она была побрита.
Я услышал, как дверь в ванную открылась и на мгновение задумался: стоит ли показать ей фото. Кто ее фотографировал? Она сделала это сама, с помощью таймера на камере? Это сделал какой-то парень? Или девушка? Но я почти инстинктивно бросил фото поверх ее трусиков, поспешил обратно на кровать и быстро схватил журнал, притворяясь будто читаю.
Дверь открылась, я поднял взгляд.
Комод все еще был открыт.
Я забыл закрыть его.
Стеф сразу же это заметила. Она посмотрела на комод, затем на меня, я улыбнулся ей, изображая абсолютную невинность, делая вид, что ничего не видел. Она улыбнулась мне в ответ и невзначай закрыла комод.
Стефани прошла по комнате и присела ко мне на кровать.
— Я забыла тебе сказать, — начала она. — Свидание в следующую субботу отменяется.
— Почему?
— Кое-кто приедет.
Я отбросил журнал в сторону:
— Но мы же давно собирались поехать в Диснейленд.
Она приобняла меня.
— Я знаю, но моя мама и несколько ее подруг хотят устроить нечто вроде пикника, и я должна пойти с ними.
У меня во рту внезапно пересохло. Я попытался облизнуть мои губы.
— Куда?
— В Гриффит-Парк.
— Можно я тоже поеду?
Она покачала головой.
— Боюсь, что нет. Это только для нас, для девочек.
— Я не буду…
— Нет. — она улыбнулась и ущипнула меня за нос. — Ревнуешь?
Я посмотрел на нее, посмотрел на закрытый комод, задумался на секунду и покачал головой.
— Нет. — медленно сказал я. — Думаю, нет.
— На следующей неделе мы с тобой совершим нечто особенное. Только ты и я.
— Это что же?
— Увидишь.
— Ты уже что-то задумала?
Стефани кивнула.
— Хорошо. — сказал я.
Мы поцеловались.
Кожа
Я очень любил придорожные аттракционы, вышедшие в обилии из Южной пустыни в шестидесятые. В детстве родители иногда возили меня в такие места имеющие историческую ценность, но только в самые крупные, минуя захудалые.
Я же запасался брошюрами и проспектами всех-всех туристических точек в проезжих отелях. Планировал, что когда вырасту, обязательно посещу их самостоятельно.
Но по прошествии лет, многие из них просто исчезли. «Кожа» — это моя дань уважения тем несбывшимся поездкам. И все же, я не сержусь на родителей. Дом в «Коже» тоже имеет очень важное историческое значение. И семье из рассказа не следовало в него заходить.
* * *
Бежево-белый указатель на краю дороги казался крошечным и хоть Эд и был в контактных линзах, ничего разобрать так и не смог. Поэтому он притормозил, поравнявшись с указателем.
— Что там? — обратился к Бобетт.
— Пишут: «Историко-архитектурный памятник. Дом Чапмэнов. Одна миля.»
Эд обернулся к детям.
— Остановимся?
— Ага — сказала Пэм.
Эда неопределенно пожала плечами.
— Значит сделаем остановку.
Эд ехал медленно, позволяя другим легковушкам и грузовикам идти на обгон, пока не заметил следующий бежево-белый указатель. Шоссе свернуло на неприметную узкую дорогу, идущую по прямой через луг к лесу на другой стороне.