— Nuzdravstvui, belayagoryachka. — произнес он хриплым низким голосом, не отрывая взгляда от ареолы соска груди, качающейся от его носа на расстоянии ладони. Сглотнул, перевел чистые, голубые глаза на вторую грудь и неожиданно крепко зажмурился.
Я отшатнулась в спасительную темноту своего, уже такого родного угла, одновременно подхватывая ленты изорванного платья. Это он на каком языке-то у меня разговаривает? Даже по звучанию я не могла угадать страну. Муженек открыл глаза, уставившись туда, где только что стояла я, успокоено вздохнул и снова отключился, уронив голову на сгиб руки. Стянув одеяло с кровати, я осторожно укрыла своего нечаянного мужа. Постояла над ним, вздохнула и начала стягивать сапоги. Сапоги он носил без чулок, ловко намотав на ноги отрезы ткани. Светлый и все Заступники! Фланель! На ноги! Ну проспись мне только. Я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно не боюсь этого человека, с которым несколько часов назад соединила судьбу, даже не зная его имени. Я улыбнулась своей наглости, подоткнула мужу одеяло, и, не удержавшись, пощекотала ему ногу. Босая стопа, уморительно шевельнув пальцами, улиткой нырнула в теплую темноту самого надежного убежища. Сквозь спутанную бороду промелькнула умиротворенная улыбка. Я же, завладев обеими иголками с удивительно крепкими нитками, ушла к столу, чинить наконец-то свое многострадальное платье.
Утро я встретила в обжитом углу на кровати, сжавшись в комок. Ночью я расплела косу, и сейчас темно-русые волосы свободно свисали вперед, хоть как-то закрывая то, что платье скрыть было уже не в силах. Хватит уже всем глазеть на мою грудь. Прорех в одежде было предостаточно. Ниток хватило как раз схватить основные, так что уже не требовалось постоянно удерживать ткань. Иголки, порассудив, я спрятала у себя, вернуть всегда успею. Ночная удаль улетучилась, и я снова боялась. Не мужчину, просто неизвестно чего. Неизвестности этого чего-то.
Луч солнца из окна постепенно приближался к лежащему на полу мужу. Вот он прошел по пальцам открытой ладони с узеньким шрамом, оставшимся после церемонии бракосочетания. Коснулся кончиков торчащих волос, перепрыгнул на нос и решительным наступлением ринулся к глазам, пробежавшись напоследок по удивительно черным ресницам.
В бодрствующее состояние незнакомец перешел мгновенно. Вот он спал, и вдруг открыл глаза, не потягиваясь и не зевая почем зря. Я наклонила голову ниже и застыла, тяжелая прядь волос, скользнув из-за уха, закрыла мое лицо естественной вуалью. Голубые глаза безучастно скользнули по мне. Мужчина упруго встал на ноги, держа одеяло в руках и, не смотря в мою сторону, я бы даже сказала — старательно не смотря, положил его на кровать рядом с подушкой. Я молчала, боясь пошевелиться, и только поворачивала голову вслед его перемещениям. Муж взял со стола кувшин и, принюхавшись к содержимому, припал к горлышку. Кадык под бородой заходил в такт глубоким глоткам. То, что в кувшине была вода, я выяснила еще ночью, так что насчет продолжения пьянства не переживала. Осознавая, какая сухость сейчас стянула горло, я бы и сама поднесла ему вина. Вина в доме не было. Дома, если уж говорить по справедливости, не было вообще ничего, что можно было бы съесть или выпить кроме воды. В этом я тоже убедилась ночью, благо размеры хижины время обыска не затянули. Допил, поставил кувшин на стол, вытянул руку вперед. Рука ощутимо дрожала. Мельком взглянув на меня и не обратив внимания на лежащую на столе золотую монету, муж прошел к рукомойнику. Снял свой странный камзол, повесил его на крючок рядом полотенцем, оставшись в странной обтягивающей блузке без рукавов, в ярко-голубую, как его глаза, поперечную полоску. На левой руке блеснул брачный браслет. Полной горстью бросив в глаза воду, до сих пор молчащий мужчина начал ожесточенно тереть лицо. Не притрагиваясь к полотенцу, взял с полки лежащую рядом с мылом шкатулку. Открыл. Я удивленно округлила глаза, в крышке изнутри было прикреплено удивительно чистое зеркало. Снова стрельнув глазами в мою сторону через это волшебное зеркало, муж уставился на себя.
— Dopilsya, MaksimLeonidych? — он закрыл глаза, глубоко дыша через нос.
Не в силах совладать с любопытством, я решила рассмотреть это удивительное чудо поближе. Стараясь не шуметь, слезла с кровати и приблизилась к мужу почти вплотную. Отражение мужчины открыло глаза. Зрачки скачком заполнили голубую радужку и вернулись к первоначальному размеру, со скрипом зубов гульнул желвак. Дыхание сбилось и пошло глубже. Это ж сколько он пил, что сейчас его так корежит? Я протянула руку, решив попросить разрешения рассмотреть поближе это чудесное зеркало, но, смутившись своей смелости, так и застыла. Шкатулка с щелчком захлопнулась. Ну нельзя и нельзя, обидевшись, я отвернулась от застывшего столбом мужа. Вернувшись к кровати, я уже привычно забилась в уголок, кусая губы от досады и пряча за каскадом волос глаза. Муж резко развернулся, узрел меня на прежнем месте, протянул руку и, нащупав, снял камзол с крючка. С удивительной скоростью застегнув пуговицы, расстелил фланелевый отрез и сноровисто, в три движения обернул им ногу. Сунув полученный кулек в сапог, он потянулся за вторым отрезом. Я не вытерпела.
— То есть, поговорить ты не хочешь? — нога ткнулась мимо сапога.
— С тобой можно поговорить? — он осторожно поднял голову. — Интересно, о чем?
Голос у него был на зависть всем, низкий, слегка с хрипотцой. А его грубоватый акцент что-то шевельнул в моей душе. «Не вовремя, вам действительно надо поговорить». — рррр.
— Да обо всем! — разозлилась я на свои мысли. — Я тоже, знаешь ли, не рада оказаться здесь. Я спокойно жила, никого не трогала, никому не мешала. Да что там мешала, я даже на глаза старалась никому не попадаться. И тут… Думаешь, мне легко… — вдруг начали наворачиваться слезы. В голове снова простреливали вспышки картин с недавними событиями. — Я просто читала… А у них пирушка… Думаешь, я это все придумала? А все вино это проклятое…Барон пьяный… — я наконец-то разрыдалась.
Муж ошалело смотрел на меня, и, кажется, перестал дышать.
— Давай я брошу пить? Вообще, — вкрадчиво попытался он меня успокоить. — ничего крепче простокваши. Слово даю.
— Да причем здесь пить? — вскинулась я. — Ты же сейчас на себя в зеркало глядел, понравилось? И вообще, ты бросишь пить, а дэи аристократы нет, и что они своим воспаленным воображением могут придумать дальше, никому не известно! — кажется, у меня начинается истерика. Надо бы тоже умыться.
— Причем здесь зеркало? Ты белочка или совесть? — взорвался вдруг муж. — Не нравится, иди к своим дэям. Они тоже, небось, пьющие.
— К дэям!? — я вскочила на ноги, рука рванула левый рукав. — А это для тебя ничего не значит? — ткнула я пальцем в золотой баджу.
— Насколько я в курсе ваших традиций, — несносный мужлан прищурил глаз. — эта цацка означает, что ты чья-то жена. И что?
— Чья-то!? — все, пришествие Темного сейчас отодвигается на второе место в рейтинге катастроф, — Твоя, идиотина!
Глава 10
Максим Медведев
Смешная девчонка. Чья она, интересно? Это ж надо, как кто-то оперативно подсуетился. Узнать, что я вернулся с заработков. Определить, что я нахожусь в невменяемом состоянии. И подсунуть свою дочку, предварительно нарядив её в изорванное платье. Следующий шаг… А какой следующий шаг-то, кстати? Такой план нуждается в подстраховке, я же могу и не раскаяться в «содеянном». Элементарно. Рвущие из подмышек волосы: «Не уберегли доченьку»! — родители, оперативно прибывшие на место ужасного злодеяния свидетели, шантаж, храм, свадьба. А Варлам предупреждал, что за год меня полюбой окрутят. Вот же, я ему еще и кувшин красного должен оказался. Ведь не отмажешься. Ну вот никак.
Я шагал к трактиру, там я оставил вчера свою сумку с приобретенными продуктами. Хотел с утра по-человечески позавтракать. Позавтракал. Вспомнив своё пробуждение, я расхохотался. Сердечко таки пропустило пару ударов. Сидит еще, главное, такая вся в белом платье. Волосы распустила — лица не видно. И тишина! Уф, думал всё — пришла за мной белая леди. Ха. Хорошо, заговорила. Я вошел в трактир.
— Привет, наше вам. — поздоровался я с хозяином заведения, вскинув руки к груди местным жестом приветствия. — Как оно, ваше драгоценное здоровье?
— Да уж милостью Светлого. — кивнул мне он. — Сам как? Живой до дома с друзьями добрался?
— Угу. — я облокотился об стойку. Бахнуть пивка, что ли? Нет, надо с «белой горячкой» разобраться. Сейчас родственники набегут, а меня нет. Невежливо выйдет. Вдруг одной семьёй будем? Тьфу-тьфу-тьфу. — Дражайший, я у тебя тут давеча сумочку оставлял, на сохранение, с продуктами. Не вынесешь?
— Конечно, сей момент. — трактирщик расплылся в широкой улыбке и исчез за дверью на кухню, чтобы через пару мгновений поставить на стойку мою полотняную сумку.
Я взялся за ручку двери. Подумал и вернулся:
— Уважаемый, а удвой-ка ты заказ. — я поставил сумку обратно на стойку. — сколько с меня?
— Максим, — трактирщик укоризненно посмотрел на меня. — Ты хоть и заходишь два раза в год, но только благодаря тебе я еще не разорился. Продукты за счет заведения.
Мде. Это ж сколько я тут оставил вчера? Скромнее надо быть, не будут дочек подсовывать. Кстати.
— Глубокочтимый, а не напомнишь, с кем я ушел?
— Так, сидели вы, считай до полуночи. А там еще друзья твои подошли. Вот он, говорят. Слава Заступникам, нашелся, мол. — трактирщик задумчиво протирал стаканы, вспоминая минувшую ночь. — Ну так, значит, под руки тебя взяли, и вышли.
— Почтенный, а имена друзей не подскажешь?
— Первый раз их видел. — трактирщик озадаченно посмотрел на меня. — У тебя все нормально?
— Благодарю за заботу, достопочтенный. — я задумался. Кому ж я понадобился? Повели меня, не иначе как к первому акту пьесы. Надо спешить. Жаль, девчонка мне понравилась. На Земле, я б к такой и сам бы подошел знакомиться. — Всего доброго.
Алатана Бэар
Я сидела на кровати, злая на весь мир. Этот мужик расхохотался, одел второй сапог и все-таки ушел. Чтобы успокоиться мне требовались однообразные, меланхоличные действия. Прибраться, вымыть посуду. Так даже этого я была лишена. Здесь было чисто. Чисто, как в лекарском кабинете. А еще мы так и не познакомились. А еще хотелось есть. А еще мне одеть нечего. Скрестив руки на груди, я смотрела в стену и дулась.
«Истеричка, капризная девчонка, от таких любые мужики убегут». — шептал мне Голос.
Ради разнообразия я была с ним полностью согласна, но ничего не могла с собой поделать. Вот куда он ушел?
— Белка, ты готовить умеешь? — пока я сверлила взглядом стену, он вернулся с большой полотняной сумкой. — Не поделишься рецептом вашего коронного блюда?
— Коронного? — я от удивления забыла про обиды. — Могу. Только вот, продукты нужны. А какое у меня коронное блюдо?
— Не знаю. Орехи? — снова вогнал меня в ступор муж. — Грибы там, сушеные. О! Грибы через сито протереть и в сливках их, с орехом мускатным. Ммм, соус, я тебе скажу, выйдет. К спагетти.
— Откуда ты такой рецепт взял? — я замерла, решив не обращать внимания, к чему подойдёт наш секретный соус.
— Ну белки же орехи едят, грибы всякие. — муж обернулся, посмотрев на меня в упор, — нет разве?
— Да почему белка-то? — я решила его отвлечь от обсуждения секретного рецепта.
— Так ты ж мне кажешься. На фоне длительного запоя у меня помрачение. Белая горячка, или попросту — белка. Нет? Докажи. — выкладывая на стол овощи, кусок мяса, яйца и сыр, опять вогнал меня в ступор этот странный человек.
— Как? — честно заинтересовалась я.
— Расскажи мне что-нибудь неизвестное, что я раньше не знал и придумать сам не мог. — поразмыслив, выдал он предложение, садясь за стол.
«Знаешь, а мне нравится его деловой подход, чувствуется этакая логичность в суждениях. Хотя, может быть, это сказывается опыт?»
— Хм… ну Земля вращается вокруг Солнца, — поразмыслив, начала я.
— А так же является шаром, слегка сплюснутым с полюсов. Дальше. — припечатал он.
— Земля сама является планетой, которых вокруг Солнца вращается еще пять, — я невозмутимо села на второй табурет, продолжая доказывать свою некажестотесть… настоящесть…Р-р-р, бред.
— Ага, Уильяма Исааковича Гершеля у вас еще не случилось, семь. Дальше. — отмахнулся муж.
— Одна из самых ярких звезд, Дом Светлого, тоже планета, она полосатая и у неё есть луны, только их там не одна, как у нас, а четыре. А что семь? — уже не выдержала я.
— Планет в солнечной системе еще семь, не считая Земли, и еще есть карликовые планеты. — улыбнулся он. — По лунам Jupitera понятно, свой Галилей у вас был. Вам бы телескоп помощней, лун у вашей полосатой нашли бы больше… Итого, мы, где-то, между одна тысяча шестьсот десятым годом и тысяча семьсот восемьдесят первым.
— Знаешь, это, по-моему, ты мне доказываешь, что не белка, — захлопала глазами я. — а сколько лун у Ю-пи-те-ра? Это ведь, по-вашему, так Дом Светлого называют?
— Не знаю, когда я перестал следить за новостями в астрономии, приближались к седьмому десятку. — он подпер рукой голову и отвернулся к окну, теряя интерес к разговору. Мне вдруг стало так жаль своего мужа. Во всем его существе сквозило какое-то одиночество.
— Ой, я когда была в Академии, научилась готовить соус. Яйца, оливковое масло, лимонный сок, специи, — заторопилась я.
— Майонез, тысяча семьсот пятьдесят восьмой. Добавь еще чуточку горчицы, улучшает вкус, — меланхолично выдал самый грустный мужчина на земле. Подцепив пальцами приданое, он, поставив монету на ребро, щелчком придал ей вращение. — Когда гостей-то ждать?
— Гостей? Не знаю. — я, непроизвольно следя за вращающимся золотым, отвлеклась от разговора. Оторвавшись от монеты, я увидела, что он смотрит прямо на меня. Зло, оценивающе. Недавнюю жалость смыло раздражением, вот как можно жалеть этого самоуверенного мужлана. Я решил и все, докажи мне обратное. Не можешь? Значит я прав. — Кажусь я ему. Белка, сам ты… медведь.
— Как? — ой, я вслух последнее произнесла. Я вжала голову в плечи от раскатистого хохота. — Как ты меня назвала?
— Медведь, ты только не обижайся, он же лохматый такой, вот я и… Ну и разозлилась маленько, я не очень привыкла доказывать, что я не видюсь… не привидяюсь… не кажусь, — все, я совсем запуталась в словах, и закрыла лицо руками от смущения.
— Ситуевина, — отсмеявшись, хмыкнул он. — не позавидуешь. Так, гостей не ждать? Ладно уж, замнем для ясности. Давай тогда я задам несколько вопросов, а ты, как можно проще, ответишь на них. Твоя? — супруг кивнул на успокоившуюся монету, я согласно дернула подбородком. Перебросив золотой мне, он продолжил. — Что ты делала в моей постели, я, это, тебя не, хм… — взгляд мужа скользнул по разорванному платью, — не принуждал к, хм… — я с готовностью подлила ему воды в кружку. — Спасибо, короче, кто ты и что здесь делаешь?
— Проще значит? — теперь кивнул он. Я мысленно сложила его вопросы в список. Проследила за кружкой, которую он поднес ко рту. Смеяться любишь, значит. — Сидела. Нет. Нет. Жена. С недавних пор, живу.
Голос поперхнулся с моей разбойничьей наглости. Кадык мужа тоже замер. Кружка поплыла к поверхности стола. Бородатое лицо честно крепилось, не давая организму раскашляться. Кадык судорожно дернулся вверх-вниз.
— Язва. — сипло подытожил хором с Голосом муж. — Что ж, — справившись с собой, продолжил супруг, — поиграем по твоим правилам. Давно?
— С ночи, где-то, с полуночи.
— Что именно?
— Что, что именно? — недопоняла я.
— Сидишь? Жена? Живешь? — он вдруг начал наливаться багрянцем. — Что из этого с полуночи?
— А все вместе.
Он закрыл глаза, что-то шепча. А я не могла понять, куда делся мой страх перед незнакомыми людьми, тем более мужчинами. Нет же, во мне возник какой-то шальной азарт, хотелось продолжения. Так расковано я себя не чувствовала лет с шести.
— Грешно издеваться над больным человеком. — он, до шептав свою молитву, явно пришел к какому-то решению. — вот продукты, приготовь, пожалуйста, поесть, а я скоро буду.