Драки не случилось. Серая стая нехотя, не спуская глаз с кабанов, развернулась и покинула злополучное подворье. Уже на самом его краю они, как по команде обернулись и каждый, скалясь, посмотрел мне в глаза. Наверное, должен был пробежать мороз по коже или пробрать до костей огонь ненависти в их глазах, но ничего из упомянутого со мной не случилось. Я просто устал, мне было плевать на их ненависть, злобу, угрозы. Кабаны скрылись среди деревьев вслед за волками. Кошка тоже куда-то делась с крыши.
Поняв, что весь этот зверинец исчез из моего поля зрения и сейчас тут только я и трупы, немного успокоился и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Спускаться — не вариант. Кто знает, может в кустах сейчас твари дружно лежат и облизываются? С другой стороны — не вечность же тут сидеть?
Ещё раз осмотрелся, стараясь не задерживаться взглядом на покойниках. Ага! Вон след от костра, вон ещё один, а вот кучка золы, отгребли в стороны, чтобы огонь на старом месте развести. Значит, место использовалось для привала неоднократно, это хорошо… Теперь купцы — явно не с севера, те по железке передвигаются. Эти вот ребята точно из пешеходных, сам с такими ходил. А где охрана? Они, что странно, поголовно с грузом; потому и умерли, что некому сходу начать стрельбу было. Почему? Ответ напрашивался простой. Потому что не боялись нападения, шли явно не в первый раз по маршруту и точно знали, где люди их встретят. Блокпост там на дороге какой, или фортик, или даже я сейчас между двух поселений нахожусь, что ещё вернее. И совершенно точно неподалёку, иначе не были бы они так беспечны.
Что получается в сухом остатке? Где-то рядом есть жильё, дорога исхоженная, купцов однозначно завтра — послезавтра хватятся и пойдут искать, либо раньше кто другой по своим делам тут пройдёт. Значит, нет смысла рисковать. Посижу на крыше, подожду развития событий, а там видно будет. С водой вот только беда, ну да ничего, терпеть умею. Неожиданно подумалось: «Хорошо, что Зюзя геройствовать не стала, дёру дала, иначе добавилось бы у меня седых волос».
Наступил вечер, плавно превратившийся в звёздную, очаровательную в своей красоте, ночь. Но на любование прекрасным меня хватило от силы минут на пятнадцать. Потом понял, что сейчас усну и принялся бродить по крыше, размахивая руками, приседая и вообще, всячески подбадривая себя. Нельзя спать, нельзя! Придут злые котики — могу уснуть навечно!
Так вот незатейливо и провёл время до самого рассвета. Едва забрезжили первые лучи солнца, я снова начал осмотр прилегающей местности. И первое, что увидел, была Зюзя! Она совершенно спокойно лежала на пригорке и беззастенчиво дрыхла! Ушастая что, вообще с ума сошла?
Словно прочитав мои мысли, доберман проснулась, и я услышал:
— Ты зачем ходить и сопеть ночь? Спать мешать! — и громко, как это умеют только представители собачьего племени, зевнула.
Проигнорировав её недовольное заявление, я начал упрекать спутницу.
— Ты что, не видишь, что тут произошло? А если бы волки в засаду сели?! Что бы ты делала? Я тут, наверху, в безопасности, а ты? Как можно быть такой беспечной?!
— Волки вчера уходить, я следила. Их сопровождать, — я увидел картинку, в которой два недобро хрюкающих свина целенаправленно шли куда-то через лес, не разбирая дороги. — Я бежала за все они. Далеко. Так что прыгай на земля, не бойся.
Ага, прыгай, легко сказать. Сверху поверхность казалась достаточно далёкой для того, чтобы без особых усилий переломать себе ноги. Посмотрел, не использовать ли для спуска в качестве транзитной площадки ту самую ржавую кабину грузовика? Нет, не получится, далеко и соскользнуть легче лёгкого. Как я вообще вчера с неё до крыши допрыгнул, а-ля Джеки Чан в молодые годы? Загадка. Хотя жить захочешь — и не такое исполнишь. Ничего не придумав, лёг на живот в самом низу ската, свесил ноги, и медленно, нелепо подёргиваясь в воздухе, принялся спускать своё тело вниз.
Задуманное почти удалось. Почти — потому что я при приземлении ухитрился отбить себе пятки и минут пять потом, выпучив глаза и хватая ртом воздух, успокаивал себя и боль. Когда полегчало, сразу направился к Зюзе. Необходимо было доскандалить, хотя бы и в педагогических целях.
— Я тебя просил убежать отсюда как можно дальше. Кричал тебе об этом. Ты слышала?
Ответа не последовало, только лёгкое подёргивание ушами — не знаю, что оно обозначает в переводе на человеческий.
— А если бы волки не ушли и обнаружили тебя? Или эти, новые?..
— Я убежать. Они не догнать.
— Так почему сразу не убежала?! — не сдержавшись, я повысил голос. Не до крика, но весьма серьёзно, а затем резко успокоился и продолжил уже мягко, без напора. — Ты понимаешь, что я за тебя переживал?
Доберман виновато отвернула голову. Не думаю, что ей было вот прямо так сильно стыдно; скорее смущение от того, что нарушила договор и не прислушалась к моей просьбе.
— Я думала, если волки до ночь не уйти, то я нападать на они. Не на все сразу, по один. Напасть — ранить — убежать. Напасть — ранить — убежать. А потом приходить другие, ругать волки и говорить — уходите в свой, — отобразились по очереди поле, деревья, небольшая речушка, — дом-земля…
— Территория. Место, где живут Разумные и всё, что вокруг принадлежит им для охоты — называется территория.
Спутница согласно кивнула, запоминая новое для себя слово и, совершенно удовлетворённая моими аляповатыми разъяснениями, продолжила:
— Да, здесь их… территория. Можно идти, можно спать, нельзя убивать без разрешение. Охота можно только для еда, больше нельзя убивать, чем нужно для кушать.
— Погоди… погоди… Ты слышала, как они между собой общаются? Разве такое возможно?
— Они думать громко, для все. Не закрывать свой разговор.
Вот это новость! Значит, твари могут не только друг с другом беседы вести, а и со многими сразу? В голове почему-то сразу завертелось слово «Конференция» — не совсем к месту, но, по моему мнению, удивительно подходящее для обозначения этой новой возможности.
— И что потом?
— Волки злиться, требовать ты для месть, но потом другие обещать их бить, и они подчиниться. Другие, — картинка со свинами, — идти провожать до конца территория. Я следить, не показываться. Потом возвращаться.
Я присел на корточки перед подругой, посмотрел ей в глаза и от чистого сердца произнёс: «Спасибо тебе. Я рад, что у меня есть такой друг». Вместо ответа доберман уткнулась мне в лицо своим чёрным лбом и засопела. Мои слова ей явно понравились.
Хотя вопросов у меня была ещё огромная куча, однако время безжалостно уходило, и надо было как можно скорее покидать это ставшее бойней подворье. Несмотря на брезгливость, тщательно обыскал трупы, успевшие уже на летнем воздухе начать тухнуть и привлекшие своим неповторимым ароматом смерти отовсюду огромные полчища жирных, зелёных мух. Приходилось постоянно от них отмахиваться, гадкие насекомые норовили влезть в нос, рот, сесть на глаза. Тьфу!
Моей добычей стала солидная россыпь патронов под мою «мурку» и у одного из покойников я позаимствовал поясной патронташ, который, памятуя о вчерашних событиях, сразу укомплектовал и прицепил куда следует. Больше ничего брать не стал, в моём мешке и так всё, что нужно есть.
Подобрал на дороге сидор — хорошо, что твари его из вредности не порвали на клочки, закинул на спину. И уже совсем было собрался в путь, как неожиданно даже для самого себя решил осмотреть дохлых волков, точнее их броню. Нашлись они в кустах, бережно уложенные рядом, мордами в одну сторону. Прикинул по сторонам света — на восток. Ничего себе, прямо погребальный ритуал какой-то тварный! Внимательно осмотрел сбрую — такая же, как и ранее видел, особо ничем не отличается. Оббитые железом нагрудник и ошейник, хотя… Присмотревшись, я рассмотрел слабые вмятинки на пластинах, защищающих грудную клетку. Больше всего это походило на следы от дроби. Ощупал морду — точно, есть шрамики под шерстью, а в двух местах под кожей явно прощупывались твёрдые, некрупные шарики.
Значит, не зря твари этот металлолом на себе носят. Имеет смысл. Перешёл к осмотру шерсти — в местах соприкосновения с защитой она вытерлась, обнажая розово-синюшную кожу, уже загрубевшую роговой мозолистой коркой в местах трения. Давно, давно броню носят уроды серые. Непонятного стало ещё больше. Откуда они такие взялись? Почему со мной говорили абсолютно правильной речью, куда там Зюзе?! Почему вообще говорили, кто учил? Кто им это железо одевает и снимает? Что они под Фоминском делали? — в том, что это были именно эти волки, я не сомневался. С ними был только один кот или ещё есть? И многое, многое, многое…
Выйдя на дорогу, доберман сразу, по своему обычаю, собралась умчаться вперёд, однако я её остановил. Оставался у меня ещё один вопрос, вертелся на языке, вот только не знал, как его приплести к беседе и не обидеть спутницу. Плюнув на все условности, спросил напрямую:
— Слушай, когда ты вчера на волков наткнулась — они же на тебя не напали? Почему?
— Зачем? Они не любить люди, я для они не враг. Главный говорить — не мешай, иди своя дорога. Я против. Я говорить — идти с мой друг. Главный злиться и ругаться. Он хотеть ты пропускать и напасть на другие люди, которые мы тогда обошли. А потом догнать и напасть на ты. Я против! — ещё раз повторила она.
Этот рассказ навёл меня на серьёзные раздумья. По всему выходило, что твари между собой вполне нормально ладят и всячески избегают кровопролития, пытаясь договориться. Но при этом людей не любят в той или иной степени, и практически поголовно — вспомнились быки, охранявшие мой трудовой отряд, и поведение кабанов с кошкой, не обращавших на меня никакого внимания, и волки, устроившие засаду, в которую я, слава Зюзе, чуть не вляпался. Что же получается? Их мир — гармоничней, добрее, миролюбивее? Похоже, что да… Вот только людям там явно места нет.
От пустых, но занимательных философствований меня отвлекла кошка. Та самая, трёхцветная, заходившая ко мне на крышу в гости вчера. Она сидела прямо посреди дороги и со вкусом и грацией, присущей только кошачьим, вылизывалась. Мы остановились.
Тварь, словно только сейчас нас заметив, прекратила наводить такую своеобразную красоту, посмотрела на мою подругу, после чего совершенно спокойно встала, развернулась и потрусила вперёд.
— Она звать идти с ней. Говорить, что нас ждать человек.
— Зачем? Мы тут никого не знаем, в гости не напрашиваемся.
Ответить ушастая не успела. Неожиданно из кустов за нами вывалился на дорогу один из вчерашних кабанов, отряхнулся и захрюкал довольно басовитым голосом.
— Он говорить, что не опасно. Но очень настаивать идти.
Дожил! Свиньи в плен берут!
— Ты ему веришь?
— Он говорить правда. Не злой.
Я пожал плечами — почему нет? Зюзя спокойна, угрозы не видит. Некто неизвестный зовёт в гости, вон, даже приглашающих прислал. Ну не стрельбу же открывать на ровном месте из-за этого. К тому же во мне крепла ничем не обоснованная уверенность в том, что всё будет хорошо.
— Ну пойдём, познакомимся. Может, покормят.
Сколько предстояло идти по времени или в километрах — узнать не удалось. На все мои расспросы доберман честно пыталась выведать ответ у сопровождающих, но её усердие не увенчалось успехом. То ли твари такими несуразностями, как часы и расстояния, совершенно не озадачивались, то ли им было просто лень отвечать. Скорее, первое. Единственное, что удалось вытряхнуть из них моей спутнице — не рядом. Как она сказала: «По дорога, через лес, поле, через немного деревья, поле». Вот такая странная география.
От нечего делать я решил сдержать своё обещание по выполнению нормы рассказанных сказок. Даже выбирать не пришлось, подсознание само услужливо подтолкнуло новое повествование.
— Ну, слушай, Зюзя… «Сказка про трёх поросят и злого волка».
… Когда я подошёл к тому месту, где волк разрушает второй свинский домик, слепленный из веток вперемешку с неизвестно какими субстанциями, бредущий неподалёку кабан вдруг возбуждённо зафыркал, забегал кругами, чем изрядно меня перепугал, и стал недовольно визжать.
— Что с ним? — вполголоса спросил я у спутницы. — Не взбесился этот здоровяк часом?
— Нет. Он не довольный. Говорить — поросята не уметь строить дом, значит ты врать, а это плохо. Говорить, у поросята есть папа и мама, которые защищать. Они не бояться, прогонять. Подожди. Я ему рассказать, что такое сказка.
Мне оставалось лишь изумлённо заткнуться. Не знаю, что доберман наплела этому свину, но он удовлетворённо хрюкнул, мотнул согласно (именно таким, абсолютно людским, вышел у него этот жест) головой и пристроился идти рядом со мной, явно ожидая продолжения.
Когда волк упал в котёл и сварился благодаря хитрости Ниф-Нифа, Наф-Нафа и Нуф-Нуфа, кабана обуяла радость. Он с визгом унёсся вперед, потом всесокрушающим ядром промчался обратно, не переставая при этом победно хрюкать и подпрыгивать, во всю размахивая кисточкой на своём тонком хвостике. Зюзя бесстрастно следила за его действиями.
— Он очень радоваться. Говорить, что все поросята смелые, хитрые, умные. Как он. Ему очень нравиться сказка, просить рассказать её сначала.
Ну уж нет, не люблю повторяться.
— А тебе понравилось?
— Да. Только волк жалко. Он глупый, совсем нет разум. Нельзя кушать таких, как сам.
Обдумав ответ, я сделал кое-какие выводы и предложил слегка изменить свой репертуар.
— Тогда предлагаю сказку о поросёнке, — да что же за свинский день такой! — Фунтике.
Книгу об этом перековавшемся обманщике и госпоже Белладонне я не читал, но хорошо помнил неоднократно просмотренный в детстве мультик, а потому дело пошло. Оба слушали, затаив дыхание, откровенно наслаждаясь успехами главного героя и ещё больше радуясь неудачам злокозненной тётки.
И только кошка не слушала. Она всё так же бежала впереди, не обращая на нас никакого внимания. Думаю, что ей, как приличной представительнице семейства кошачьих, было просто пофиг.
К обеду мы, действительно пройдя через лес, поле, маленькую рощу и прекрасный в своей нескошенности луг, вышли к небольшому домику, стоящему на окраине полуразрушенной деревни. От жилища к нам на встречу шёл относительно молодой человек, одетый в чёрную… рясу? Присмотрелся — нет, не ошибся. Застиранное чёрное, почти до земли, одеяние, жиденькая русая бородёнка, волосы собраны в хвост на затылке, за пояс специальная церковная шапочка заткнута… скуфья, по-моему, называется. Монах или аналогичный священнослужитель — в церковной иерархии я не силён. Единственное, что несколько портило вид смиренного слуги Божьего — топор в его руках. Против ожидания, он мне открыто, искренне улыбнулся.
Глава 11
— Здравствуйте! — задорным, полным неуёмной жизненной энергии голосом обратился ко мне этот странный человек. — Меня Алексеем звать. Это вас вчера на крышу стая загнала?
Меня несколько покоробило от такой фамильярности, однако лезть в бутылку не стал и ответил, на сколько мог, вежливо:
— Да. Меня. Несколько тварей положил, остальные чуть ли не в осаду взяли. Купцов зато всех на небеса отправили.
— Наслышан, — разом посерьёзнев, буркнул мой новый знакомый. — Мурка рассказала. Она же и ребят привела на помощь, вот только не успела.
Кошка, услышав своё имя, сразу же запрыгнула ему на руки и принялась усердно тереться головой о бороду. Занятие это было для них обоих, судя по всему, настолько увлекательно, что даже топор беззаботно отлетел в сторону. Крепкие пальцы начали мягко перебирать шёрстку за ушами, вызвав громкое, утробное урчание.
Свин при виде всех этих нежностей недовольно хрюкнул.
— Конечно! Конечно и Пряничек хороший! — немедленно отреагировал Алексей и, прекратив гладить недовольную такими переменами трёхцветную тварь, стал освободившейся рукой чесать затылок кабана. У того от блаженства закатились глазки, и он рухнул на бок, искренне надеясь на продолжение удовольствия. Однако ему не повезло, продолжения не последовало.