С. Алексеев
Рассказы о Сталинграде
«Гвоздильный завод»
Бои шли на улицах Сталинграда. Недалеко от вокзала, в подвале одного из домов, солдаты обнаружили склад с гвоздями. «Гвоздильный завод» — называли солдаты дом.
Вместе с другими сражалась группа солдат во главе с младшим лейтенантом Колегановым. Не все здание находилось у советских воинов. Часть — у фашистов. Глухая стена разделяла две половины.
Стреляют бойцы из окон. Ведут огонь на три стороны. Четвертая — и есть та глухая стена, которая отделяет их от фашистов. Спокойны солдаты за эту сторону. Стена кирпичная, толстая, ни окон, ни дверей нет. Хорошо за плечами такую опору чувствовать.
Среди солдат — Василий Кутейкин. И ему хорошо оттого, что стена защищает сзади.
И вдруг от страшного взрыва качнулся дом. Это фашисты подорвали глухую стену. Едва улеглась пыль — показался огромный проем в стене. Только рассмотрели его бойцы, как оттуда, с фашистской стороны, полетели в советских солдат гранаты.
Вот уже первая с шумом коснулась пола. Вот сейчас последует взрыв. Упала граната рядом с Кутейкиным. Солдат побледнел, зажмурился. Было простился с жизнью. Ждет, а взрыва все нет. Приоткрыл он глаза. Видит, схватил младший лейтенант Колеганов гранату, размахнулся и бросил назад в проем, то есть фашистам. Там и раздался взрыв.
Улыбнулся Кутейкин. Полегчало на сердце.
И вдруг видит — вторая летит граната. И снова прямо к нему, к Кутейкину. Вновь побледнел солдат, снова зажмурился. Ждет он бесславной смерти. «Раз, два, три», — про себя считает. А взрыва все нет. Открыл Кутейкин глаза — взрыва нет и гранаты нет. Это рядовой Кожушко, по примеру младшего лейтенанта Колеганова, схватил гранату и тоже бросил к фашистам.
Удачлив Кутейкин. Милует черт солдата.
Посмотрел Кутейкин на младшего лейтенанта Колеганова, на рядового Кожушко. И вдруг ушла из сердца минутная робость. Неловко бойцу за себя. Сожалеет, что это Кожушко, а не он подхватил гранату. Даже желает, чтобы полетела еще одна. Смотрит, и вправду летит граната.
— Моя! — закричал Кутейкин.
Бросился ей навстречу:
— Не подходи — моя!
Схватил гранату и тут же ее туда — к фашистам за стену.
Секундой позже подвиг Колеганова, Кожушко и Кутейкина повторили старшина Кувшинов и рядовой Пересветов.
Подбежали затем солдаты к проему. Открыли огонь из винтовок и автоматов. Когда закончился бой и утихли выстрелы, подошли, заглянули бойцы в проем.
Там, громоздясь один на другом, валялись десятки фашистских трупов.
— Да, нагвоздили, — произнес младший лейтенант Колеганов.
Улыбнулись солдаты:
— Так ведь «гвоздильный завод».
Много в Сталинграде таких заводов. Что ни дом, то «завод гвоздильный».
Злая фамилия
Стеснялся солдат своей фамилии. Не повезло ему при рождении. Трусов его фамилия.
Время военное. Фамилия — броская.
Уже в военкомате, когда призывали солдата в армию — первый вопрос:
— Фамилия?
— Трусов.
— Как, как?
— Трусов.
— Д-да, — протянули работники военкомата.
Попал боец в роту.
— Как фамилия?
— Рядовой Трусов?
— Как, как?
— Рядовой Трусов.
— Н-да, — протянул командир.
Много бед от фамилии принял солдат. Кругом шутки да прибаутки:
— Видать, твой прадед в героях не был.
— В обоз при такой фамилии!
Привезут полевую почту. Соберутся солдаты в круг. Идет раздача прибывших писем. Называют фамилии:
— Козлов! Сизов! Смирнов!
Все нормально. Подходят солдаты, берут свои письма.
Выкрикнут:
— Трусов!
Все:
— Ха-ха!
Не вяжется с военным временем как-то фамилия. Горе солдату с этой фамилией.
В составе своей 149-й отдельной стрелковой бригады рядовой Трусов прибыл под Сталинград. Переправили бригаду через Волгу на правый берег. Вступила она в бой за тракторный завод.
— Ну, Трусов, посмотрим, какой из тебя солдат, — сказал командир отделения.
Не хочется Трусову оскандалиться. Старается. Идут солдаты в атаку. Вдруг слева застрочил вражеский пулемет. Развернулся Трусов. Из автомата дал очередь. Замолчал неприятельский пулемет.
— Молодец! — похвалил бойца командир отделения.
Пробежали солдаты еще несколько шагов. Снова бьет пулемет. Теперь уже справа. Повернулся Трусов. Подобрался к пулемету. Бросил гранату. И этот утих.
— Герой! — сказал командир отделения.
Залегли солдаты. Ведут перестрелку с фашистами. Кончился бой. Подсчитали солдаты убитых врагов. Двадцать человек оказалось у того места, откуда вел огонь рядовой Трусов.
— О-о! — вырвалось у командира отделения. — Ну, брат, злая у тебя фамилия. Злая!
Улыбнулся Трусов.
За смелость и решительность в бою рядовой Трусов был награжден медалью.
Висит на груди у героя медаль «За отвагу». Кто ни встретит — глаза на награду скосит.
Первый к солдату теперь вопрос:
— За что награжден, герой?
Никто не переспросит теперь фамилию. Не хихикнет теперь никто. С ехидством словцо не бросит.
Ясно отныне бойцу: не в фамилии честь солдатская. Дела человека красят.
Сталинградская оборона
Защищают войска Сталинград. Отбивают атаки фашистов.
Армией, оборонявшей центральную и заводскую часть города, командовал генерал-лейтенант Василий Иванович Чуйков.
Чуйков — боевой, решительный генерал.
Наступая в заводском районе, фашисты прорвались к командному пункту штаба армии. До противника триста метров. Вот-вот ворвутся сюда фашисты.
Всполошились штабные офицеры и адъютанты.
— Товарищ командующий, противник рядом, — доложили Чуйкову.
— Вот и прекрасно, — сказал Чуйков. — Он как раз нам и нужен.
Узнали солдаты боевой ответ генерала. Бросились на фашистов, уничтожили неприятеля.
Рядом с командным пунктом Чуйкова находился нефтяной склад. На территории склада — открытый бассейн с мазутом. Разбомбили фашистские самолеты бассейн, подожгли мазут. Устремился огненный поток в сторону командного пункта. День не стихает пожарище. Два не стихает пожарище. Неделю над пунктом и пекло, и чад, и ад.
Вновь беспокоятся адъютанты:
— Опасно, товарищ командующий, — рядом огонь!
— Вот и отлично, — сказал Чуйков. Глянул на дым, на огонь. — Прекрасно, товарищи, маскировка.
Бои идут совсем рядом со штабом Чуйкова. Так близко, что даже, когда приносят сюда еду, в котелках и тарелках то и дело плавают осколки мин и снарядов.
Прибежал к Чуйкову штабной повар Глинка:
— Товарищ генерал, да где это видано — осколки в тарелках, мины в каше, снаряды в супе!
Усмехается командарм:
— Так это же прекрасно, Глинка. Это же боевая приправа. Фронтовой витамин на злость.
— Витамин, — пробурчал Глинка. Однако ответ понравился. Рассказал он другим солдатам.
Довольны солдаты — боевой у них генерал.
Командует Чуйков армией, защищающей, обороняющей Сталинград. Однако, считает, что лучшая оборона — это атака. Атакует все время Чуйков противника. Не дает фашистам покоя.
Прибыла в распоряжение Чуйкова новая дивизия. Явился командир дивизии к командующему, ждет указаний. Соображает, где, в каком месте прикажут ему оборону занять. Вспоминает уставы и наставления — как по науке лучше стоять в защите.
Склонился Чуйков над картой. Рассматривает, приговаривает: «Так, так, где же вам лучше занять оборону? И тут дыра. И тут нужны. И эти „спасибо“ скажут!» Взял наконец карандаш, поставил кружок, от кружка провел стрелку.
— Вот здесь, — сказал, — завтра вместе с соседями справа начнете атаку. Цель — уничтожить скопление врага и выйти вот к этой отметке.
Глянул командир дивизии на генерала:
— Так это, выходит, целое наступление, товарищ командующий. А не оборона.
— Нет, оборона, — сказал Чуйков. — Сталинградская оборона.
Чуйков — атакующий, наступательный генерал. Во многих сражениях Великой Отечественной войны участвовал генерал. В 1945 году возглавляемые им войска одними из первых вошли в Берлин.
Ныне Василий Иванович Чуйков Маршал Советского Союза.
«Очень даже заслужил»
Нелегкая жизнь у разведчиков. Со смертью в обнимку ходят.
Было это как раз накануне тех дней, когда наши войска под Сталинградом перешли в наступление. Младшего лейтенанта Волкова посылали в разведку. Задание важное, срочное. Стоят трое: командующий армией генерал Батов, командир дивизии полковник Меркулов, разведчик младший лейтенант Волков. Полковник Меркулов объясняет задание. Штабу армии нужен срочно немецкий «язык».
— Ясно, товарищ полковник, — ответил Волков.
Знает полковник Меркулов Волкова. Уверен, что точно и в срок выполнит тот задание.
Выполнил Волков задание. Привел пленного гитлеровца. Доложил Меркулову. Доложил генералу Батову.
— Благодарю, молодец, — сказал генерал.
— Служу Советскому Союзу, — отчеканил Волков. — Разрешите идти?
— Идите.
Повернулся младший лейтенант. Вышел.
— Молодец, ну и молодец, — повторил Батов.
Улыбнулся полковник Меркулов. Приятно ему похвалу о своем подчиненном слышать. Посмотрел на командующего, сказал не без гордости:
— Так точно — молодец, товарищ командующий. Он девять «языков» уже взял. Это десятый.
— Десятый?!
Доволен Меркулов. Знает, что взять десять «языков» — нелегкое это дело. Понимает, что произвел впечатление на командующего.
— Так точно, десять!
— Да-а, — протянул задумчиво Батов и вдруг: — А что же наград у него не видно, товарищ полковник?
Не ожидал такого Меркулов, развел руками:
— Обстановка неподходящая, товарищ командующий. Какие же здесь награды, раз армия то отступала, то стояла, то вновь отступала, да вот и сейчас стоит. Вот пойдем вперед. Вот прорвем немцев…
— Значит, неподходящая обстановка?
— Так точно, товарищ генерал.
Нахмурился Батов, искоса посмотрел на Меркулова.
— Согласен, — сказал. — Для наград комдиву — неподходящая. Не заслужил еще комдив. И командарм, — Батов показал на себя, — не заслужил. А вот младший лейтенант Волков заслужил, — произнес генерал резко.
Поднялся Батов, прошелся по землянке и повторил, теперь уже тихо, не смотря на Меркулова, как бы для себя:
— Очень даже заслужил!
В тот же день отважный разведчик был награжден орденом.
В. Коротеев
В блиндаже командующего
Первые дни октября в Сталинграде сравнительно теплые. Дни золотой осени. Багрово-красные купы кленов, оранжевые тополя и березы, еще зеленоватые, но уже начинающие желтеть молодые дубы сбрасывали листья на мягкую, влажную заволжскую землю.
К командному пункту штаба фронта надо было идти по берегу Ахтубы. Вдоль берега, заросшего у воды ивняком и красноталом, тянулись вишневые сады. Уже вечерело, солнце садилось в тучах, с запада надвигалась темная громада облаков, все предвещало близкий дождь. Заходящее солнце торопилось обласкать своими последними лучами листья деревьев. Мой спутник — подполковник, тоже военный корреспондент, остановился и, оглядываясь вокруг, сказал:
— Вот оно — Заволжье!
На огороде старуха рыла картошку. Услышав наши голоса, она подошла к нам и, поправляя на голове сбившийся платок, доверчиво, словно старым знакомым, сказала:
— Гриша, сынок мой, ушел с первого дня на фронт, все жду не дождусь письма. Неужто убит?!..
Ну, что можно было ответить ей в таком случае?
Штабные землянки с перекрытиями в два-три наката бревен, со стенами, обшитыми досками, представляли собой довольно сносное жилище.
В них можно было входить, не сгибая головы. На обсыпках — крышах блиндажей — саперы насадили цветы. Густая роща маскировала весь укрытый в земле многолюдный поселок командного пункта штаба от авиации противника.
Блиндаж командующего находился на краю штабного поселка, у самого берега реки Ахтубы. Отсюда видна пыльная слобода Средняя Ахтуба и начинающаяся за ней унылая заволжская степь.
Это был, пожалуй, самый тихий КП штаба Сталинградского фронта за последние два месяца. В конце августа и в начале сентября штаб находился в глубоком овраге на реке Царице, и командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко перенес его к берегу Волги только тогда, когда авангардные отряды неприятелей вплотную подошли к штабу. Потом командующий фронтом вынужден был перебазировать свой штаб в Ямы, на левый берег Волги, а когда Ямы стали обстреливаться неприятелем из района сталинградского элеватора, штаб переместился в Красный Сад.
Андрей Иванович менял каждый раз месторасположение КП с видимой неохотой потому, что заботился не только о скрытности и безопасности его, но, прежде всего, об удобстве управления войсками, близости к ним. Штаб Сталинградского фронта делил с войсками все тяготы и лишения войны, своей близостью поддерживал их высокий моральный дух.
…В этом лесу, в этих укрытых в земле блиндажах, на которых заботливые саперы насадили даже цветы, день и ночь без перерыва велась внешне незаметная, скрытая, но кипучая напряженная деятельность. В блиндажах узла связи непрестанно стучали аппараты Бодо и Морзе, связывавшие штаб фронта с армиями и со ставкой Верховного Главнокомандования. Отсюда же день и ночь на самолетах и на машинах отправлялись офицеры связи, направленцы, прикрепленные к одной из армий. Здесь каждый день решалась судьба любой дивизии, судьба многих тысяч людей, которые могли быть либо-выведены из боя для отдыха и пополнения, либо, наоборот, могли быть двинуты на самое опасное, смертное направление.
По пути к командному пункту мы заметили несколько зенитных батарей. Маленький худощавый лейтенант, командир батареи, с которым мы поздоровались и спросили, как обстоят дела, ответил:
— Эх, как дела? Никак. Пасем душу с вечера до утра. Ни налетов, ни тревог, только даром хлеб едим…
Горестно вздыхая, молодой артиллерист рассказывал, как скучно стоять здесь, в недалеком от фронта тылу…
И в самом деле, врытый в землю командный пункт штаба на первый взгляд производил впечатление сравнительно тихого уголка. Густой лес до самого берега Волги заслонял от него правый берег, на котором стоит сражающийся Сталинград.
Тяжкие разрывы бомб и снарядов, непрерывный грохот пушек и минометов доносились сюда лишь слабым отзвуком. И, хотя над лесом то и дело пролетали вражеские разведывательные самолеты, — на левом берегу, невдалеке от КП штаба фронта, зенитным батареям не разрешалось стрелять по ним, чтобы не демаскировать расположение штаба.
Предъявив часовому пропуск, проходим по тропинке через густую заросль молодого клена и оказываемся вновь у берега реки, в том месте, где она делает крутой поворот.
У берега Ахтубы произошла встреча с генералом Еременко. Он, видно, только что вышел из блиндажа и прохаживался около речки, используя тихий вечерний час полуотдыха — об отдыхе здесь нельзя было и мечтать.
Выше среднего роста, немного тучный, в кителе с расстегнутым воротом и в брюках навыпуск, он слегка прихрамывал, опираясь на костылик. С этим неизменным костыликом я встречал его почти год назад на Брянском фронте в те дни, когда гитлеровцы прорвались к Орлу.
Представляемся командующему. Андрей Иванович протянул руку, поздоровался и широким жестом приглашает в блиндаж. По маленькой лесенке спускаемся вниз. Блиндаж оказался неглубоким, но просторным и сравнительно благоустроенным, обитым внутри фанерой. В нем было светло и уютно. Деревянный пол застлан ковром, в углу небольшой письменный стол, на нем два полевых телефона, — а рядом — кровать, покрытая серым суконным одеялом. Слева у оконца сидел адъютант, молодой черноволосый, немного сутулый майор.
Приглашая нас садиться, Еременко рассказал, что когда блиндаж построили, в нем оказалось полным-полно лесных клопов и их пришлось выкуривать дымовой шашкой.