Он поручил управляющему найти для него архитектора, который был бы готов построить здание гостиницы с учётом пожеланий виконта, возможно не совпадающих с привычными моделями подобных зданий. В общем, готового к творчеству. Но когда искомый архитектор прибыл и развернул перед виконтом привезённые с собой эскизы, Майкл счёл, что вид этих зданий настолько красив, что править их — только портить. Начинать возводить здесь эдакий Дубай из его мира было бы неуместно и сильно преждевременно.
Так что был утверждён проект добротной бригантской гостиницы, в характерном для этого времени архитектурном стиле, имевший, правда, некоторые внутренние усовершенствования. Так, даже для самых дешёвых номеров был предусмотрен отдельный санузел с унитазом, раковиной и душевым отсеком, а для номеров побогаче — ещё и с ванной. Унитазы Майкл заказал такие же, как для своего замка, на том же заводе, который выпускал фарфор. К гостинице прилагались хозяйственные постройки, которые помимо обязательных конюшен, каретных и дровяных сараев, включали водонапорную башню и котельную для согрева воды.
Пока архитекторы и инженеры ломали головы над тем, как вместить в проект гостиницы все требуемые виконтом помещения и коммуникации, у Майкла, наконец, образовалось свободное время.
И тогда во время совместной инспекционной поездки он решился спросить управляющего:
— Скажите, мистер Фитцберг, не известна ли вам какая-нибудь дама, скажем, из среднего сословия, способная скрасить для сына графа его одинокие вечера?
Управляющий ничем не показал, что удивлён подобной обращённой к нему просьбой и обещал подумать над этим вопросом. Через пару дней он сообщил Майклу, что их ждут с визитом у некоей вдовы торговца Финчли, имеющей свой домик на одной из тихих улочек Дилкли.
Означенная вдова была около тридцати лет отроду, светловолосой, обладала миловидным лицом с ямочками на щеках и приятными на вид округлостями фигуры.
— Кларисса, — скромно улыбнувшись, представилась она виконту.
— Кларисса, — не без удовольствия повторил Майкл, поднося её руку к своим губам…
Вскоре после этого Майкл выписал для Аарона Фитцберга породистого жеребца, для большей комфортности и престижности передвижения управляющего по графству и за его пределы.
А в замке Оддбэй в кабинете виконта заботливо хранилась в отдельной папке газетная страница с зарисованной победительницей игры в лаун-теннис, счастливо прижимающей к себе маленький букетик.
Глава 4
Осень в графство Оддбэй пришла как-то вдруг. Во всяком случае, Майкл обнаружил, что вовсю царит осенняя пора, лишь когда однажды звук копыт его коня изменился, добавившись каким-то шуршанием — кусты и деревья сбрасывали и укрывали землю разноцветными листьями.
"Мда, закрутился я что-то, совсем красоты вокруг не замечаю", — подумал Майкл, вдыхая и пробуя на вкус чистый прохладный воздух. "Взять, что ли открытую коляску да прокатиться с Клариссой, полюбоваться окрестностями… или всё-таки поехать сначала к мебельщикам, как планировал?"
Одной из крупных статей дохода графства до появления "нового" Майкла, как уже упоминалось, было производство типовой мебели. Столы, буфеты, шкафы, стулья — без особых изысков, для средних классов населения. Проблема была однако в том, что лесами графство Оддбэй было не особо богато, и мастерам-мебельщикам приходилось иногда закупать древесину в соседних областях, когда ежегодная квота на вырубку леса в своём графстве заканчивалась.
Цех по производству мебели логично располагался рядом с лесопилкой, которая делала строительный лес и дрова, пользовавшиеся, естественно, большим вынужденным спросом во всём графстве.
Первое, что увидел Майкл, подъезжая к лесопилке — высокие холмы опилок.
— А опилки мы, ваша милость, разрешаем за так забирать людям — кто на удобрения земли их пускает, кто засыпает их в стены для тепла, да ещё ими посыпают землю в стойлах для лошадей. А остальное сжигаем, — пояснил ему начальник лесопилки.
В голове у Майкла начала оформляться мысль об использовании опилок и древесной стружки, но для окончательного решения ему нужно было увидеть своими глазами процесс производства мебели.
Там он понаблюдал за тем, как обрабатываются заготовки для мебели и какие станки и инструменты при этом используются работниками. В частности, его внимание привлекли широкие рубанки и валы для придания древесным заготовкам ровной округлой формы. Виконт назначил совещание на завтра для руководства мебельным цехом с участием его самого и управляющего графством.
"А вот теперь — можно и к Клариссе", разрешил себе Майкл.
Кларисса Финчли была примерной женой торговца сушёными фруктами, имевшего в городе маленькую лавку. Неудачная беременность оставила пару без надежды завести детей, но брак их был устойчивым, с ровными и доверительными отношениями супругов, и они продолжали жить вместе. Когда позапрошлой зимой мистер Финчли заболел пневмонией и умер, его вдове пришлось продать лавку. Рассчитавшись с небольшими долгами, она положила деньги в банк, чтобы скромно жить на проценты от вклада. За это время к ней пару раз сватались, но один из кандидатов в мужья страдал периодическими запоями, а у второго, вдовца, было детей "семеро по лавкам" и дырявая крыша над головой, так что Кларисса не решилась на брак с кем-либо из них.
Когда к ней пришёл Аарон Фитцберг, которого она немного знала ещё при жизни супруга, и предложил стать содержанкой виконта Оддбэя, Кларисса сначала испугалась. Её смущало, что репутация её добропорядочной тихой дамы пострадает. На что мистер Фитцберг заметил, что она не станет вести разгульный образ жизни, чтобы испортить репутацию, а связь с одним мужчиной для вдовы вполне объяснима и простительна. Помимо того, мистер Фитцберг предъявил Клариссе и другой весомый резон — она сможет улучшить своё благосостояние настолько, чтобы через некоторое время представлять из себя гораздо более выгодную партию для заключения нового брака. И она согласилась.
Виконт Оддбэй был существенно моложе её, но весьма привлекательным внешне, и его обхождение Клариссе тоже понравилось. Оба они соскучились по телесной ласке и с радостью дарили её друг другу. В её домике со временем появились новые удобные вещи, а сама Кларисса смогла одеться покрасивее и даже украсить себя некоторыми небольшими драгоценностями. Как и предсказывал мистер Фитцберг, её соседи отнеслись к их отношениям спокойно и где-то даже одобрительно. Тем более, что виконта Оддбэя в графстве любили, справедливо ценя его заслуги в материальном процветании графства в последнее время.
Сегодня виконт приехал к ней в открытой коляске с предложением прокатиться и полюбоваться золотой осенью. Кларисса с радостью составила Майклу компанию. На опушке леса они вышли из коляски и прогуливались пешком. Кларисса собирала жёлтые и красные листья, тонкие прутики, составляя из них большой красивый букет. Коляска, управляемая кучером, медленно двигалась за ними. Майкл был по обычаю молчалив, но он не без удовольствия наблюдал за Клариссой, а она знала, как суметь представить для него приятное зрелище.
Так они подошли к принадлежащему Оддбэям пустующему шале на границе с графством Фосбери, когда неподалёку послышался стук копыт и к ним приблизилась одинокая всадница.
— Добрый день, виконт, — сказала леди Элизабет, осаживая лошадь и проигнорировав засмущавшуюся Клариссу.
— Здравствуйте, леди Фосбери, — поклонился Майкл, — Тоже решили насладиться осенним пейзажем?
Элизабет пожала плечами:
— Я часто здесь гуляю. Вам ли не знать, Майкл?
— Если я когда-то и знал это, то забыл, — ответил Майкл в тон девушке.
Он повернулся к Клариссе и спросил, не озябла ли она. Та в ответ кивнула. Майкл предложил пойти ей в домик и растопить там камин.
— Как вы поживаете, леди, в порядке ли ваш брат с невесткой? — спросил Майкл у Элизабет, которая молча продолжала возвышаться над ним, сидя в седле.
— Разве ваш отец вам не рассказывал? Мы ожидаем прибавления в семействе. Долорес-София готова осчастливить брата появлением наследника через два месяца.
С этими словами Элизабет резко развернула лошадь и поскакала назад.
Сидя у камина рядом с Клариссой, Майкл пытался уместить в голове услышанную новость. Может ли быть, чтобы Элибабет солгала? Почему-то известие о беременности Долорес-Софии воспринималась им как нечто неправильное, чего никак не должно быть.
"Хотя, чего ж ещё нужно ожидать, если девушка выходит замуж, как не появления детей?" Но эта мысль перекрывалась картиной легко бегающей и прыгающей по теннисному корту юной графини Фосбери не более трёх месяцев назад.
Часть 7 Глава 1
Сказать, что Дора была шокирована при словах Бригитты — ничего не сказать.
— Но ты же не замужем…
— Для того, чтобы появился ребёнок, не обязательно быть в браке, знаешь ли, — усмехнулась Бригитта.
— Но ведь в обществе осуждают женщин, рожающих ребёнка без мужа. И герцог, когда узнает, перестанет содержать тебя. Что станет с тобой и с ребёнком?
— У моего ребёнка будет отец. Он любит меня и позаботится о нас с малышом.
— Но почему тогда он до сих пор не женился на тебе?
— К сожалению, он аристократ и не сможет сделать этого, вздохнула Бригитта.
Дора лишь ошарашенно покачала готовой.
— Я не знаю, Бригитта… И где ты собираешься жить? Этот доходный дом принадлежит герцогу, он больше не разрешит тебе здесь жить. Этот твой аристократ точно не бросит тебя?
— Ну не бросал же до сих пор. С чего бы ему это сделать, когда он узнает, что будет ребёнок? — легкомысленно ответила Бригитта.
— Так он что, ещё не знает?!
— Нет… Я пока не говорю ему. Пусть всё пока будет как всегда, пока не станет заметно.
Дора схватилась за голову.
— Бригитта, что же ты наделала? Ты не знаешь законы, по которым живут в обществе аристократов, как ты можешь на что-то рассчитывать?
Бригитта впилась глазами в глаза Доры.
— Зато ты знаешь. Вот и ответь мне, как думаешь — станет Питер Крэйбонг заботиться обо мне и нашем ребёнке?
— Питер? — оторопела Дора.
— Ну да.
Бригитта гордо встала.
— Мы с Питером вместе почти с тех пор, как я поселилась здесь.
— Где вместе? — спросила Дора вполголоса, начиная осознавать всю глубину глупости подруги, — в этой квартире вместе? Или, может быть, вы вместе посещаете приёмы у коллег Питера, балы и обедаете у герцога?
— Да где уж мне, — озлилась Бригитта, — Для меня, как простолюдинки, дома аристократов закрыты. Но Питер может бывать и там, где позволяет его статус, и проводить время со мной. И дальше так будет — почему нет?
В голосе Бригитты при этом, однако, не хватало уверенности.
— Когда ты намерена сказать ему? Мне кажется, чем раньше это сделать, тем лучше. Пока ты ещё не отяжелела, и у тебя будет больше времени на то, чтобы подготовиться к рождению ребёнка и жизни с ним.
Бригита задумчиво помолчала, а потом спросила совсем другим тоном:
— Ты же не оставишь своего племянника или племянницу, Дора?
Перед уходом Доры Бригитта взяла с подруги обещание, что та ничего пока не скажет Питеру, заверив, что сама сделает это безотлагательно.
Дора уезжала из Блумсбери в сильном волнении. В её понимании, случилось нечто страшное. О младенцах, которые рождаются вне брака, тем более от связи между аристократом и простолюдинкой, её жизненный опыт включал только одно знание — их подбрасывают к воротам монастырей и приютов. Даже в среде простолюдинов женщин, рожающих без мужа, считают падшими и относятся к ним крайне неуважительно. Ребёнка, рождённого таким образом и остающегося у женщины, отказываются крестить в храме, когда он вырастет, его не обвенчают — на нём как бы остаётся клеймо незаконнорожденности на всю его жизнь.
А Питер? Что ждёт его? Что будет с её умным, добрым и весёлым братом, которого так любят и уважают в свете? Который обладает безупречной репутацией, требующейся для работы в руководстве Министерства иностранных дел. Дора не могла себе представить Питера, открыто воспитывающего ребёнка, рождённого простолюдинкой.
А ведь в этом есть и часть вины её, Доры. Это ведь именно она просила Питера присмотреть за Бригиттой, она передала ему беспокойство о благополучии монастырской подруги, она как бы нагрузила Питера с его братским отношением к ней самой, перенеся его часть на Бригитту, от чего он не смог отказаться.
Такие мысли терзали Дору и в дальнейшем, в столичном доме Фосбери, и когда они возвращались в графство.
Граф заметил задумчивость и обеспокоенность жены после посещения подруги, но ни о чём не расспрашивал, полагая, что вникать в женские секреты ему совершенно ни к чему. Тем более, что ему в свою очередь тоже хватало предмета для размышлений — барон Чарлсон просил у него руки Элизабет для своего сына, и Фредерик пока раздумывал.
Сын барона Чарлсона, Патрик, был единственным сыном в семье, включающей ещё четырёх детей — дочерей. Он был известным баловнем, повесой и заядлым игроком, делавшим рискованные ставки на скачках. В свете, где все обо всех знают, не было секрета в том, что барон Чарлсон ограничивал сына в средствах, иначе не было уверенности, что деньги задержатся у него в руках. Из-за этого порока Патрик Чарлсон, несмотря на свой 34-летний возраст и перспективу унаследовать когда-нибудь баронский титул, до сих пор не был женат — родители обеспеченных девиц ему дружно отказывали.
Для Фредерика в такой ситуации согласиться на брак сестры с Патриком означало как бы признать перед светом, что его сестра не достойна лучшей партии. Хотя в принципе, он мог представить себе их относительно благополучный брак, в котором финансы будут держаться в твёрдых руках Элизабет, но не знал, как отреагируют на это барон и сам Патрик. Он решил обсудить это с сестрой.
Элизабет не выразила восторга от перспективы стать женой сына барона, которого она знала как человека с неказистой внешностью — ниже её ростом и довольно полного, но, главное, довольно слабо уважаемого в свете. Однако, выслушав предложение брата, связанные с предполагаемыми финансами их будущей семьи, не стала и протестовать против этого брака.
Дело оставалось за Чарлсонами. Барон, недолго подумав и посоветовавшись с женой, согласился. Однако он совершил ошибку, малодушно скрыв от сына условие графа Фосбери и предоставил Патрику узнать о нём как-нибудь потом.
Фредерик же, получив согласие от барона, дал положительный ответ на помолвку сестры и сэра Патрика. Патрик Чарлсон приехал в Фосбери для свидания с Элизабет, с которой был знаком ранее. И во время их приватного разговора он впервые узнал о "сюрпризе", который, как оказалось, подготовили ему отец и граф Фосбери. Он закатил крайне некрасивую сцену, оскорбил Фредерика и Элизабет скупцами, с которыми не желает отныне знаться, и немедленно покинул замок графа.
В баронстве Чарлсон Патрик поостыл, и наслушавшись увещеваний родителей, смирился со своей участью, о чём и написал покаянное письмо в Фосбери. Фредерик от себя и от лица Элизабет в ответном письме принял извинения, но сообщил, что помолвка им расторгается.
Вся эта история, конечно же, стала достоянием света и обсуждалась злыми языками на все лады в комедийном ключе, где никому из действующих лиц не было отведено однозначно положительной роли.
Элизабет в связи с произошедшим чувствовала себя отвратительно. Словно весь позор неудавшейся помолвки лёг на одну неё. Она впала в какую-то озлобленность, ругалась на слуг, мало разговаривала с братом и с невесткой, сократила свои светские визиты в графстве и подолгу пропадала в верховых прогулках.
Дору эта история как бы обтекла стороной, не коснувшись. Она лишь пожала плечами, увидев бушующего и хлопнувшего дверью жениха Элизабет. Возможно, такая реакция Доры была обусловлена тем, что её супруг и золовка всё время выказывали ей себя людьми несравнимо более опытными в жизни, и она не почувствовала их нужды в её участии.