Я посмотрела на "безделушки", которые переливались разноцветной радугой, и улыбнулась - странно, но сейчас и для меня россыпь бриллиантов, тяжело лежавших в моей руке, не имела особой ценности. Уже перед самым выходом она вручила мне перчатки - короткие, из черного шелка.
- Зачем они мне?
- Так нужно. Это традиция.
- Перчатки?
- Да. Все будут в перчатках.
- А в чем смысл этой традиции?
- В традициях нет смысла, есть подтекст. Идея.
- Так... И в чем идея перчаток?
- Видишь ли, бал - всегда флирт, и под каким бы величественным предлогом он ни проводился, это всегда праздник влюбленности и ухаживаний. А что главное во флирте?
- Не знаю...
- Во флирте главное, при всей кажущейся близости, оставаться немножечко недоступной. Быть совсем рядом, но всегда чуть-чуть не дотягиваться. Быть на расстоянии вытянутой руки, но не прикасаться. Быть настолько близко, насколько ты никогда бы не позволила себе в обыденной жизни, но при этом всегда, подчеркиваю - ВСЕГДА - в полушаге друг от друга. Это важно. Это и делает флирт - флиртом. Понимаешь?
- Да. То есть, нет. Не понимаю, при чем здесь перчатки?
Ирма вздохнула и покачала головой.
- Дитя... Перчатки - это то, что всегда отделяет твою руку от руки партнера. Даже в танце, который сам по себе означает близость, между вами всегда есть что-то, что не дает вам быть слишком близко друг к другу. Эта и есть та самая грань. Дымовая завеса, без которой пропадает волшебство. Это препятствие, пусть тонкое и весьма символичное, к тому, чтобы вы стали СЛИШКОМ близки.
Она многозначительно посмотрела на меня и поняла, что ничего из того, что она сказала, до меня не дошло.
- Просто надень их. - сказала она и вручила мне тонкие лоскутки. Я надела и их и удивилась, до чего же красиво они сели. Руки мои словно покрыли черным шелком, который стал моей второй кожей, и это было непривычно. Я даже не знала, что простые перчатки могут так изменить облик. Даже не облик, нет. Ощущение. Странным образом, хоть не поняла и половины из того, что Ирма объясняла мне про загадочность и дымовую завесу, я почувствовала себя женственной и таинственной.
Мы вышли из комнаты в десять часов вечера. За окнами уже стемнело, и луна подглядывала за нами свозь неплотно прикрытые портьеры.
- А куда мы идем?
- Бал будет в столовой.
- А как гости приехали? Я имею в виду Фоса. Неужели никто не побоялся?
- Все приехали днем. Ты, сидя в своей библиотеке, все пропустила. Меньше читать надо. Днем Фос не приходит, ты же знаешь. Ну, а в замок Фосу не пробраться.
- Ну как сказать. Ведь совсем недавно ему это почти удалось.
- Ну не удалось же. Кроме того, странно, но именно в ночь бала Фос и сам старается сторониться замка. Ходит в округе, но близко не подходит.
Так за разговорами мы не заметили, как пришли. Уже подходя к столовой, я услышала гомон сотен голосов - их смех, их радость, их удивление, смешанное с восторгом. Я никак не ожидала, что людей будет так много. Честно говоря, уже в этот момент у меня возникло постыдное желание развернуться и отправиться прямиком в библиотеку, на ходу снимая с себя украшения и перчатки, но твердая рука Ирмы, лежащая на моей спине, отрезала мне путь к отступлению.
- Не бойся. - шепнула она мне на ухо.
- Я и не боюсь.
- Трясешься, как заяц. - тихонько хихикнула она.
- Мне все это кажется совершенно дурацкой затеей. Зря я пришла сюда.
- Абсолютно не зря, мой трусливый зайчик. Я скажу тебе больше - эту ночь ты не забудешь никогда. Я смело, со всей ответственностью, берусь утверждать, что больше нигде и никогда ты не увидишь того, что будет сегодня. - я лишь кинула на нее взгляд, полный немого крика о помощи, но увидев в ее глазах знакомый огонек, который уже видела однажды, когда мы подняли на уши целую кухню, поняла, что она уже ни за что не даст мне уйти.
Не успели мы вплотную приблизиться к дверям, как они распахнулись, впуская нас в полумрак крошечного коридора, служащего вестибюлем столовой. Сейчас здесь было темно из-за окружавших нас портьер, которыми было завешано и без того крошечное пространство, создавая ощущение маленькой пещеры, в темноте которой горели две свечи. Они были в руках встречающего нас человека в маске с огромным длинным носом и закрывающей лишь верхнюю половину лица.
- Добрый вечер. - произнес он тихо, и губы его растянулись в широкой улыбке. - Сердечно рады видеть Вас. Пожалуйста, внесите свой вклад.
- Вклад? - удивилась я. - Но у меня нет денег.
Тут Ирма заговорила у меня за спиной. - Деньги и не нужны, моя хорошая. Нужна музыка.
Тут незнакомец в маске ловким движением убрал руки от свечей, которые так и остались висеть в воздухе, тихо покачиваясь из стороны в сторону. Руки его исчезли в темноте, а через секунду появились снова перед моими глазами, заключая в себе странный предмет - хрустальный тетраэдр, размером немногим больше спичечного коробка, который переливался под мягким светом свечей. Ирма обошла меня, закрыла глаза и внезапно тетраэдр заискрился, словно внутри вспыхнул радужный взрыв, разбрасывая разноцветные вспышки по собственным граням.
- Это совершенно не сложно. Просто подумай о своей любимой песне, и она перенесется сюда.
- Да, но... - я представила себе, как великосветское общество в вечерних нарядах будет сочетаться, например с Linkin Park или Rammstein. Не то, чтобы мне нравилась эта музыка, но посмотреть было бы весело. - Я не думаю, что моя музыка будет уместной... здесь.
- О, не волнуйся. Любая музыка есть музыка. Она универсальна и здесь рады каждой. Ты даже не представляешь, какие удивительные мелодии привозят сюда наши гости.
- Но зачем?
- Как зачем? Мы будет танцевать под нее! - глаза Ирмы так вспыхнули. Я вздохнула, закрыла глаза, и попыталась представить себе что-то из классики. Но тут человек в маске сказал.
- Простите, мадам, нужна именно любимая песня, а не та, которую Вы считаете правильной.
И то ли оттого , что голос его был тихим и вкрадчивым, то ли он применил какое-то заклинание, то ли просто сработал рефлекс на слово «любимая», но нужная песня в ту же секунду вспыхнула в моей памяти и, открыв глаза, я увидела, как догорает хрустальный тетраэдр, а затем прячется где-то в темноте.
- Благодарю.
Перед тем, как руки человека в маске снова вернулись к свечам, он галантно приоткрыл для нас тяжелую портьеру, пропуская нас в столовую, ставшую на сегодня бальным залом.
И без того огромная, она превратилась в необъятную из-за царившего в ней мрака, оттенка чуть светлее ночи, скрывающего все вокруг. В воздухе витает аромат летней ночи, свежей и пьянящей. Я подняла голову и увидела россыпь крошечных звездочек, летающих по всему залу. Свет от них рассеивался, и было похоже, что миллиарды маленьких дисковых шариков летают то высоко, то опускаясь почти к самому полу, то снова взлетая наверх, неся с собой брызги света. Один из них подлетел совсем близко. Я протянула навстречу руку, и он приземлился мне на указательный палец. Искрясь и переливаясь, он посидел на пальце пару секунд, а затем медленно взлетел, уносясь куда-то в темноту несуществующего потолка. Смутно угадывались очертания людей, находящихся в зале. Я разглядывала их силуэты, но невозможно было сказать, сколько их, и лишь гомон множества голосов говорил сам за себя. Сотни две, может три, и все они скользили в темноте, разговаривая и смеясь. Кто-то узнавал кого-то, и тогда доносились приветствия, искренняя радость и неподдельный смех. Живая, дышащая, полная предвкушения толпа волновалась, словно море перед бурей. И наконец, раздался первый раскат грома, как первая весточка начинающегося шторма.
- Дамы и Господа! - голос Графа, низкий, бархатный, прогремел в кромешной тьме, прокатившись эхом по всему залу. Воцарилась полнейшая тишина, и где-то совсем рядом со мной чей-то взволнованный женский голос тихо взвизгнул, не в силах сдержать эмоций. - Да начнется бал! - а в следующее мгновенье миллиарды светлячков устремились к стенам и, осев на них причудливым узором, вспыхнули, словно искры, освещая собой все вокруг. Зал возник словно из ниоткуда, приобретая очертания, украшенный, и оттого почти неузнаваемый, полностью заполненный людьми. Высоко под потолком вспыхнул каскад фейерверков, и толпа взревела от восторга, заполняя криком весь зал. Граф сидел на одном из искусственных карнизов высоко под потолком и приветственно махал рукой, вызывая взрыв аплодисментов и восторженных приветствий.
- Волшебник. - сказал Ирма, хитро прищурившись, глядя на то, как Граф планирует вниз, прямо по воздуху.
- Позер. - ответила я.
Удивительно, но сам он был одет более, чем скромно. Его комплект - темно-синие брюки и такого же цвета шелковая рубашка, удивительно элегантная в своей простоте, шикарно сидел, подчеркивая мужественность и стройность его фигуры, и выгодно выделял его на фоне пестрой толпы. И, конечно же, цвет - глубокий, насыщенный - он зажег его глаза, и они, и без того синие, словно океан, вспыхнули, переливаясь, словно два подсвеченных изнутри сапфира , искрясь, словно звезды. Он улыбался и, похоже, был в том же восторге, что и все присутствующие. Никакой ложной скромности и напыщенности, только счастливая улыбка, и горящие глаза.
Я оглядела зал и поняла, что мои предположения о двух сотнях были, по меньшей мере, смешны. В стенах огромного зала свободно, не стесняя друг друга, но при этом не оставив ни одного свободного места, было не меньше тысячи человек. Мужчины, женщины, дамы и господа весьма почтенного возраста, и совсем еще юные девчонки, которым только вчера перевалило за пятнадцать, молодые девушки и парни в самом расцвете лет - все они были прекрасны и счастливы. В воздухе чувствовалась теплая атмосфера встречи очень старых, хорошо знающих друг друга друзей. Очень большой компании друзей.
Граф приземлился, и толпа расступилась, окружая его вокруг так, чтобы всем, кто желал видеть его, хватило места. И тут я заметила в его руках тот самый хрустальный тетраэдр, в котором, хранилась музыка, в том числе и моя, и мои щеки густо залились краской. Не знаю почему, ведь каждый из присутствующих внес свою лепту, но именно я чувствовала себя раздетой. Там была добрая тысяча различных музыкальных произведений, примерно четыре тысячи минут и более шестидесяти часов, совершенно разнообразной, не похожей одна на другую, музыки. Ее хватило бы дня на три с учетом хотя бы небольших перерывов на сон, и совершенно не факт, что моя песня прозвучит сегодня, но от одной этой мысли мне становилось не по себе.
- Я рад, что сегодня Вы здесь. - в голосе Графа не было напускной заносчивости, которая всегда сквозила в общении со мной, или напыщенной торжественности, неестественной и совершенно здесь неуместной. Он звенел от предвкушения веселья, он был, действительно, счастлив и совершенно этого не скрывал. Он улыбался и был обаятелен.
- И особенно я благодарен Вам за дар, который Вы преподносите мне каждый год. Вы знаете, я люблю музыку, и ничто другое меня не радует так, как эта музыкальная шкатулка. - Он поднял вверх правую руку, в которой сверкала гранями прозрачная фигура. - Я предлагаю Вам разделить со мной мое пристрастие. - Рука его опустилась, он чуть крепче сжал "шкатулку" в своей руке провел пальцем по одной из ее граней. Зазвучала скрипка, жизнерадостная и дерзкая, к ней присоединился альт, грянули духовые и ударные, и комната заполнилась музыкой. Она звучала громко и заполняла собой все пространство, но при этом совершенно не мешала говорить, потому как я прекрасно слышала каждое слово тех, кто окружал меня. Зал снова зашелся в аплодисментах и тут, к всеобщему удивлению, в столовую неуклюже, но довольно быстро перебирая толстыми ногами, стали заползать столы. Они шли сами по себе, без чьей либо помощи расставляясь в заранее определенном порядке, образовывая огромную "о" в центре комнаты. Над головами полетели скатерти с уже стоящими на них столовыми приборами, тарелками, бокалами, и через считанные мгновенья огромный стол уже ждал своих хозяев. Под новый залп аплодисментов гости стали рассаживаться, кому куда нравилось. Мы с Ирмой немного замешкались. Решили дождаться, пока гости не займут свои места, а уж потом подыскать местечко себе, как голос за нашими спинами заставил нас подскочить, словно ошпаренных.
- Дамы, позвольте проводить Вас.
- Балбес, ну и напугал же... - тихо ругнулась Ирма, поворачиваясь к стоящему позади нас Графу. - Меня же так удар хватит. Колокольчик бы тебе на шею.
Я обернулись. Он стоял совсем близко, и я бессовестно впилась в него глазами, не в силах оторвать взгляд. Он не был красивее, чем был всегда, хотя темный цвет ему шел, просто каждый раз, когда он был так близко, что можно было прикоснуться, мой разум и мое тело отказывались меня слушаться. Я не смела протянуть руку, об этом не было и речи, но взглядом я беззастенчиво зарывалась в его темные, почти черные волны волос, еле касаясь кончиками воображаемых пальцев, прикасалась к щеке, чувствуя тепло его кожи, вдыхая ее запах, пряный, но нежный, и прижимаясь к его груди, слушала стук его сердца, чувствуя, как отдается его ритм в моих венах, и слышала, как где-то в глубине рождается низкий, бархатный голос, который говорит мне: - Ирма, родная, ты прекрасна...
Я очнулась от захвативших меня мечтаний. Граф нежно обнял Ирму, и поцеловал в лоб, - Тебе идет красный.
- Знаю, ты уже говорил, - она обняла его за талию и смотрела в его глаза прямо, без показной скромности, так, словно он давным-давно был ее собственностью, и она ни секунды не сомневалась в своей власти. Наверное, так и было. Не было в замке женщины, которую бы он не любил и боялся больше, чем Ирма. Они так и стояли, обнявшись посреди толпы, словно были совсем одни. Но как бы странно это ни звучало, при всей нежности этого момента, в нем не было того, что обычно бывает между влюбленными. Чего-то неуловимого. И тут в моей памяти возникли слова Ирмы. Я, наконец, поняла, о чем она говорила мне. Между ними не было тех самых пресловутых перчаток, как бы странно это ни звучало. Не было дымовой завесы, той самой пары сантиметров, что придает близости интимный подтекст. Они были настолько близки, настолько хорошо знали друг друга, что любовь их, сколь сильной она ни была, была любовью брата и сестры. Она была слишком честной, слишком открытой. И потому ни один, ни другой не видели смысла скрывать ее или хоть как завуалировать.
- Я хочу, чтобы вы сидели рядом со мной сегодня.
- Как пожелаешь, родной. Амалия снова не пожелала явиться?
- Как обычно.
- Так вот откуда такое хорошее настроение!?
Он улыбнулся и подмигнул ей. Предложил ей руку, она с видимым удовольствием ее приняла, а затем он повернулся и посмотрел на меня. Меня обдало холодным потом, как только синий лед его глаз, прошелся по мне, задержавшись на моих глазах, чуть дольше, чем обычно.
- Не откажете мне в любезности? Составьте компанию скромному хозяину...
- Хватит кривляться, - перебила его Ирма, - Лера, идем, мой зайчик.
Во мне боролись два желания - дать ему в лоб за свои уши и дать ему по лбу за позерство и показушничество, но, поскольку намечался праздник, пришлось наспех закапывать топор войны.
Он повторил свой жест со мной, и я взяла его под руку, чувствуя тепло кожи под щелком.
Мы шли по залу, и гости с нескрываемым восхищением смотрели на нас, улыбаясь и иногда махая нам руками. Я все гуще заливалась краской. Такое чрезмерное внимание делало все происходящее вокруг неестественным, нереальным, словно это был сон, поэтому, когда мы наконец-то уселись на своих местах, мне стало намного комфортнее, потому как все внимание снова устремилось к хозяину сегодняшнего вечера. К моему огромному разочарованию, сидеть с Ирмой нам пришлось по-отдельности - нас разделял Граф, а мы, как верная свита, сидели по обе руки от него - Ирма справа, я - слева. Я возражала. Меньше всего хотелось мне сидеть рядом с человеком, чье присутствия напрочь лишало меня дара речи, рассудка и еще множества других полезных вещей, но выбирать было не из чего - свободны были лишь два этих места. Усаживаясь в удобное кресло, я героически приняла, как должное, тот факт, что останусь голодная, потому как совершенство справа от меня совершенно отбило у меня аппетит. И это было тем более обидно от того, что столы буквально ломились от красивой, ароматной, аппетитной еды на любой вкус. Я горько окинула взглядом это пиршество и взяла бокал с красным вином. Оно пахло малиной. Это напомнило мне что-то. Очень знакомое, очень близкое. Влад... Владик!