Джоан сложила руки на груди. Она знала, что у нее есть все шансы оказаться на крыше быстрее, чем любой из окруживших ее успеет моргнуть. Но Джоан было любопытно, что они от нее хотят. Она, конечно, догадывалась. Но хотелось проверить
— Чем могу быть полезна, господа? — спросила она любезно, оборачиваясь к сапожнику и портному.
— Ты – ничем, – буркнул портной. — А вот твои бриллианты нам бы очень пригодились.
Джоан кивнула. Все верно.
— Боюсь, ничем не смогу вам помочь, — сказала она тоном печальной обреченности. — Бриллиантов не осталось.
— Не говори, что ты уже все потратила, — так же неразборчиво прошипел портной. — Я не поверю!
Скорбная гримаса не сходила с лица Джоан.
— Увы, но это так. Есть один рубин, пара сапфиров, один или два изумруда. Но с бриллиантами прямо беда.
Портной расцвел прямо на глазах. Он, однако, не имел склонности к светской беседе, и потому бросил грубо:
— Давай все сюда.
Джоан спокойно кивнула.
— Хорошо. Пишите расписку.
— Какую расписку, дура? Отдавай камни.
— Так-так-так, подождите, — Джоан обеспокоенно поморщилась. — Вы что, хотите просто так их у меня забрать?
Сзади нее раздался смешок.
— План был такой, — подал голос ювелир.
— А вам не приходило в голову, что это довольно хреновый план?
— С чего это? — буркнул портной.
— С того, например, что я могу не захотеть их отдавать.
— Не дури, девка, — спокойно бросил сапожник. — Отдай камни, и мы уйдем, не причинив тебе никакого вреда.
— А если я их не отдам, вы думаете, что сможете причинить мне какой-нибудь вред?
Ювелир сзади фыркнул. Портной что-то буркнул.
— Думаю, вполне, — заметил сапожник сухо.
Джоан посмотрела ему прямо в глаза.
— Ну-ну, — только и ответила она.
Сапожник моргнул. В следующий момент девушки, стоявшей перед ним на мостовой, уже не было.
— Где она? — прошипел Ювелир. Портной выругался. Сапожник посмотрел вперед и назад по улице, потом поднял глаза.
— На крыше. Она, мать его, на крыше.
Сапожник сплюнул. Портной что-то проворчал, возможно, проклятие. Ювелир молчал. Ему с самого начала казалось, что это гиблая затея.
Джоан махнула стоявшим внизу мужчинам рукой и быстро и бесшумно пошла по крышам в сторону городских ворот. Вопрос о цели путешествия откладывался на неопределенный срок. На данный момент задачей номер один определенно было выбраться из города. Она знала, что портной и компания вряд ли оставят ее в покое. Возможно, они возьмут еще кого-нибудь в долю, чтобы увеличить свои шансы на ее поимку.
Она спустилась с крыши почти у самых ворот. Солнце уже садилось, но у нее еще должно было оставаться время до закрытия. Она быстро пошла по узкому проходу вдоль стены, который соединял все городские башни и который должен был привести ее прямо к караульной. Она шла быстро, глядя прямо перед собой — и потому не заметила тень, притаившуюся в одной из ниш. Тень выскользнула вслед за ней — а потом кто-то одной рукой схватил Джоан за волосы и развернул к стене, а второй приставил нож к горлу. Она вскрикнула от боли и неожиданности — и замерла. Мгновенный испуг снова взял верх над появившейся было уверенностью в себе — она чувствовала, как немеют пальцы и дрожат колени. Ужас, тот самый ужас, который не давал ей пошевелиться тогда в Саузертоне, сейчас начал скользким червяком ворочаться где-то в животе. Она судорожно сглотнула.
— Надо было лучше прятаться, — прошептал сапожник, глядя ей в глаза. — А не идти напрямик к ближайшим воротам.
— И никакой необходимости, — продолжил он, проводя рукой по шее Джоан и нащупывая шнуровку, –никакой совершенно необходимости с кем-нибудь делиться, правда?
Он продолжил спускаться рукой в вырез рубашки. Нащупал мешочек, но не остановился и продолжил скользить шершавыми пальцами по коже. Ужас в животе Джоан начал крепко переплетаться с омерзением. Она начала часто-часто дышать.
***
Сапожник был умным малым. Проворным и хитрым. Он много хотел от жизни — и, кажется, жизнь наконец подарила ему то, чего он хотел. Забрав драгоценности, он получал ключ к своим самым честолюбивым мечтам — а мечты у этого смекалистого парня были на редкость честолюбивыми. Он хотел выйти в люди. Всегда знал, что быть сапожником — не его удел. Что он достоин большего.
И он знал, что эта девушка — настоящий подарок судьбы. Конечно же, надо было хватать мешочек, перерезать девице горло и бежать к воротам, пока те еще не закрыли. Собственно, именно так он и собирался поступить. У него не было никаких далеко идущих поползновений, тем более что и девушка была не то чтобы особенно соблазнительной. Но что-то в ней было, что-то странное и манящее, что подтолкнуло его не останавливаться на мешочке с драгоценностями и поизучать ее еще чуть-чуть. В конце концов, он ничего не терял. Простое мужское любопытство.
Он уже добрался рукой до ее груди, и сам почувствовал, что начинает слишком увлекаться. С другой стороны… время еще есть…
Он определенно увлекся. Он не заметил, как глаза девушки из зеленых становятся ярко желтыми, как ее дыхание неожиданно выравнивается и становится глубоким и почти беззвучным. Он не успел заметить, как реальность постепенно заменяется чем-то другим, чем-то невыразимо прекрасным…
Джоан просто оттолкнула его. Она всего-навсего дала выход тому омерзению, которое распирало ее изнутри, чувствуя, что иначе она взорвется — зная, что в ее случае это отнюдь не метафора. Джоан просто оттолкнула сапожника изо всех сил.
Парень подлетел в воздух и ударился о противоположную стену узкого прохода, после чего медленно сполз на землю.
Прошло очень много времени, прежде чем Джоан смогла моргнуть. Потому что ужас, до того просто тихо копошившийся где-то внутри, медленно и уверенно разлился по всему телу, связал руки, приклеил ноги к земле — и остановил даже глаза. Она хотела и не могла отвести взгляд от тела внизу и следа, оставшегося на стене. Она никогда раньше не видела, что происходит с человеком, разбившимся о камни.
Джоан услышала ровные шаги, приближающиеся справа. Стража. Ежевечерний обход вдоль стен. Она слышала, как стражник подошел. Как остановился. Как что-то крикнул. Раздались еще шаги, тяжелые и торопливые, кто-то громко говорил, кто-то тряс ее за плечо. Она не знала, кто. Она не могла отвести взгляда.
Джоан не сразу поняла, о чем ее спрашивают.
— Что здесь произошло?! Кто его убил? Ты видела, кто его убил?
Невероятным усилием воли Джоан медленно перевела глаза на стражника, продолжавшего трясти ее.
— Это я, — прошептала она беззвучно пересохшими губами. — Это я его убила.
Цена преступления
Все познается в сравнении. Не надо морщиться, Джоан, не надо поджимать губы. Все познается в сравнении. Поверь мне.
Кто так говорил? Джоан уже не помнила. Она сидела на каменном полу, неровном, холодном и влажном каменном полу дельтской тюрьмы и чувствовала, как вся ее жизнь медленно утекает в черную вонючую дыру в полу.
Столько времени она барахталась в волнах, плыла и тонула, жила и страдала — а смысл? Ее больше нет. Ее очень давно больше нет. Есть чудовище с ее лицом, ее голосом, ее руками. Сколько людей любили это чудовище? Сколько заботились о ней, жалели ее, доверяли ей? Доверяли этим рукам?
Рукам убийцы.
Смешная была у нее жизнь.
Когда Джоан впервые превратилась в дракона, ей казалось, что в этот момент жизнь закончилась. Потом, когда Генри бросил ее у Сагра, она закончилась еще раз. Потом — когда она прогнала его. Потом — когда умер Сагр. Потом — когда она узнала, что больше нет отца и Генри. Жизнь заканчивалась и заканчивалась, и начиналась снова, потому что все это по большому счету не имело большого значения. Теперь Джоан знала это.
Ее жизнь не имела никакого значения. Она могла тысячу раз закончиться. Не было никакой ее жизни. Была только жизнь чудовища. И оно медленно и методично убивало людей вокруг. Сначала — осторожно, как будто оно было не при чем. Теперь — своими руками. Но большой разницы не было. Просто теперь чудовище наконец-то можно было привести к ответу.
Джоан надеялась, что ее не приговорят к смертной казни. Она знала, что чудовище не даст себя убить. Нет, уж лучше пожизненное заключение. Вечное, потому что Джоан верила — чудовище никогда не умрет. Должно — но не умрет. Что ж, она готова на эту вечность. Она будет приглядывать за чудовищем. Присматривать как следует, чтобы оно никогда больше никому не причинило вреда.
Джоан сидела на полу, безучастная ко всему, что происходило вокруг. В камере было еще много людей, но она не замечала никого. Сокамерницы же, узнав, за что Джоан оказалась здесь, сторонись ее по мере сил. Никто не хотел, чтобы его мозги размазали по стенам камеры. История о том, как умер сапожник, уже несколько дней ходила по городу, обрастая все новыми подробностями. По последней версии, убийца сама подстерегла его, ничего не подозревающего, в темном проходе, потому что хотела вернуть свои деньги. Поговаривали, что она несколько раз ударила его затылком о стену, много-много раз подряд, пока он не умер. Эти слухи проникали в камеру и становились темой постоянного перешептывания. Джоан было все равно. В конце концов, это были совсем незначительные отклонения от правды.
Суд над заключенными проходил раз в две недели, массово. Городской судья садился в зале ратуши и подряд объявлял приговоры всем скопившимся за это время заключенным. Правосудие работало быстро и безошибочно. Всякий, кто оказывался в тюрьме, был виновен. Каждый виновный получал приговор. Система не давала сбоя.
За пару дней до суда в камеру бросили еще одну девушку. Она была маленькой, в грязной и изодранной, но дорогой мужской одежде. Рыжие волосы тоже не страдали чистотой, но даже в таком виде они производили сильное впечатление. Буйные кудри горели так ярко, что волосы Джоан на их фоне казались банального и невыразительного коричневого цвета. Маленький вздернутый нос украшало несколько веснушек и смешная морщинка, как будто его обладательница все время стремилась увеличить его курносость. Из-под рыжих — действительно рыжих — ресниц испуганно смотрели серо-голубые глаза. Губы были разбиты и потрескались, но можно было угадать, что от природы у них была безупречная форма. Кожа, несмотря на слой пыли и грязи, выглядела смуглой и гладкой. Джоан рассматривала девушку из своего угла, машинально отмечая все эти детали. Ей было все равно.
Первое время девушка лежала на полу и плакала. Джоан сначала наблюдала за ней, потом ей это наскучило, и она перевела взгляд на потолок. Ей было все равно.
Она с отстраненным интересом наблюдала, как девушка жмется и краснеет, глядя на черную дыру в полу. С отстраненной же вежливостью отвернулась, когда та наконец решилась ею воспользоваться. Джоан было все равно, но зачем же смущать человека?
Она заметила, что девушка иногда тоже наблюдает за ней. Слышала, как кто-то услужливо сообщил рыжей, что за странная фигура сидит все время у стены, не шевелясь и лишь переводя равнодушный взгляд с одного предмета на другой. Джоан видела краем глаза, как девушка поежилась и отползла подальше от нее. Но не возражала. Ей было все равно.
Ночью, когда все, кроме Джоан, спали, она вдруг заметила шевеление в противоположном углу. Три женщины встали с пола и осторожно, на ощупь стали пробираться к тому месту, где спала рыжая девушка. Джоан наблюдала за ними. Они не могли видеть, что она не спит. Но она видела их отлично.
Женщины окружили спящую девушку. Джоан прищурилась. Что-то странное шевельнулось внутри. Джоан отвернулась. Ей было все равно.
Она слышала, как девушка глухо замычала, видимо, кто-то зажал ей рот. Кажется, они пытались отобрать ее одежду.
Джоан глубоко вздохнула.
— Оставьте ее, — сказала она тихо, но отчетливо.
Звуки в углу затихли, а в следующее мгновение одна из женщин оказалась перед Джоан. Она быстро наклонилась и сильно схватила ее за горло.
— Без фокусов, — прошипела она.
— Плохая идея, — спокойно ответила Джоан, не обращая внимания на стальные пальцы на шее.
Женщина процедила что-то неразборчивое, но очевидно мерзкое.
— Очень плохая идея, — повторила Джоан. — Вы должны были слышать, что у сапожника был при себе нож. И что он совершенно ему не помог.
Пальцы исчезли с ее горла, темная фигура отступила на шаг назад. Воцарилась тишина.
— Я считаю до трех, — тихо продолжила Джоан. — На счет три вы будете сидеть в своем углу тихо, как мышки. Даже еще тише. Мне уже надоела ваша вечная возня по ночам. Так что в угол — и спать. Быстро. Раз...
Остальные отпустили девушку и отступили на пару шагов, пытаясь в темноте разглядеть Джоан.
— Два... Я не шучу. Я сейчас встану.
Они замерли.
— Три, — сказала Джоан, поднимаясь на ноги и делая шаг вперед. — Я предупреждала.
Они ломанулись к противоположной стене, спотыкаясь о спящие тела. Кто-то проснулся, кто-то громко выругался. После этого снова все затихли, слышно было только учащенное дыхание тех троих в углу, да судорожные рыдания девушки на полу. Джоан немного постояла, потом пожала плечами и вернулась на свое место на полу.
Камера снова погрузилась в тишину.
— Спасибо, — вдруг тихо сказала девушка.
Джоан посмотрела на рыжую, в блестящие голубые глаза, пытающиеся отыскать ее в темноте.
— Всегда пожалуйста, — ответила она тихо.
И улыбнулась.
***
Утром рыжая сама подошла к Джоан и села рядом. Джоан сделала вид, что не заметила этого, но по большому счету не возражала. Во всяком случае, так рыжую точно больше никто не тронет.
Джоан отдала ей свою еду. Какой смысл есть еду, если она тебе совершенно не нужна и при этом отвратна на вкус? Джоан было противно от одной мысли, что чудовище внутри нее нужно еще и кормить.
Девушка была очень голодной. Она съела все.
Джоан рассчитывала, что оставшиеся два дня до суда пройдут в тишине. Она не жалела, что встала на защиту рыжей, но окружающий мир по-прежнему не представлял для нее никакого интереса. Она все еще не видела никакого смысла в том, чтобы с кем-либо о чем-либо говорить. Она хотела снова погрузиться в равнодушное созерцание, из которого ночью ее так бесцеремонно вырвали — и потому невольно начала раздражаться, когда рыжая решила, вероятно, в порыве благодарности, сойтись с ней поближе.
— Спасибо еще раз.
Джоан кивнула.
— И за еду тоже.
Джоан никак не отреагировала.
— Кстати, меня зовут Джил. Джил Гаттер.
Джоан прикрыла глаза.
— А как зовут тебя?
Джоан помедлила.
— Джо, — наконец ответила она, не открывая глаз.
— Джо? Странное имя для девушки. А дальше как?
Джоан слегка сжала зубы.
— Никак.
— Но ты же что-то сказала им при составлении протокола?
— Я сказала им, что меня зовут Джо Дрейк, но это совершенно не означает, что это правда.
— Лучше, чем ничего.
— Сомневаюсь.
Джил ничего не ответила, и Джоан начала надеяться, что ее любопытство иссякло. Но она всегда думала о людях лучше, чем они того заслуживали.
— А чем ты занимаешься?
Джоан промолчала.
— Хей! Ну, расскажи мне, Джо, что ты умеешь.
— Убивать, — ответила Джоан спокойно, поворачиваясь к Джил и глядя ей прямо в глаза.
К ее удивлению, Джил не отвела взгляда.
— А я умею воровать лошадей, — невозмутимо сообщила она.
— Хорошо умеешь? — подняла брови Джоан.
— Судя по тому, что я здесь, — усмехнулась Джил, — не очень.
***
В день суда всех начали по очереди выводить из камеры. Обратно уже никто не возвращался, поэтому узнать, как проходит суд, не было никакой возможности. Джоан заметила, что теперь исход суда стал представлять для нее интерес. Ей вдруг пришло в голову, что мысль о смертной казни не нравится ей вовсе не только потому, что это освободит дракона. Джоан просто-напросто не хотелось умирать, а полное превращение, она знала, было равносильно этому.
Она не хотела задавать вопросов Джил, боясь проявить к девушке чересчур большой интерес и тем самым снова дать повод поговорить по душам. Но любопытство в конце концов пересилило.