В стенах снова что-то раздражающе перещелкнуло – как у заводного механизма с затянутой до упора тугой пружиной. Я встал и, покачиваясь, подошел к двери.
– Хватит, – шепотом повторил я и ударил по двери кулаком.
Я почувствовал тупую боль, и кисть онемела. Я ударил еще раз, с размаха, изо всех оставшихся сил. На толстом листе металла оставались красные пятна. Пальцы с разодранной в кровь кожей тряслись.
– Пожалуйста, прекратите!
Мне едва хватило дыхания даже на эти слова, хотя из вентиляционной решетки бил мощный искусственный ветер, который я чувствовал спиной, стоя в другом конце комнаты. Я хрипло вздохнул и выкрикнул в потолок:
– Вы слышите меня?! Прекратите это! Выключите свет!
Послышался ритмичный треск, сменившийся через секунду металлическим лязгом.
Я стоял, сощурившись, и смотрел, как над головой образуется прямоугольная черная дыра. Непонятное отверстие в потолке расширялось по краям, пока не стало квадратным. Потом лязг прекратился. В комнату под аккомпанемент надсадного электрического воя начал спускаться угловатый черный контейнер, покачиваясь и вздрагивая, как на волнах. Вскоре контейнер показался целиком – на тонкой изогнутой трубе, напоминающей сломанную конечность.
Раздалось привычное шипение сервоприводов. Я обернулся, зная, что увижу. Ожившая башка глумливо взглянула на меня, поблескивая красным глазом.
Контейнер продолжал трястись, а кривая труба, торчащая из потолка, покачивалась, точно маятник, из стороны в сторону. Я всерьез боялся, что эта конструкция обрушится вниз и пробьет пол, как лист картона, – однако контейнер чудом удерживал равновесие, медленно и неотвратимо приближаясь ко мне.
– Что это? – спросил я.
Лошадиный череп молчал.
Наконец контейнер остановился, повиснув на вывернутой руке где-то в метре от пола. Завывание электроприводов смолкло, и контейнер вздрогнул, спустившись опасным рывком еще на пару сантиметров и едва не слетев с хлипкого крепления.
Электрический глаз черепа азартно сверкнул.
На контейнере лежал оранжевый пластиковый куб. А также шар, закатившийся в квадратную лунку. И упавшая плашмя ярко-зеленая пирамида.
– Пройдите тест, – раздался знакомый резонирующий голос. – Вставьте фигуры в отверстия.
Лошадиный череп указал кивком на три прорези с верхней стороны контейнера – в форме круга, треугольника и квадрата.
– Что это? – спросил я. – Зачем все это нужно?
– Пройдите тест, – повторил лошадиный череп. – Вставьте фигуры в отверстия.
Я обошел контейнер, рассматривая пластиковые фигурки. Разбитая кисть ныла, по пальцам стекала кровь.
– Фигуры в отверстия? – спросил я.
– Пройдите тест. – Одноглазый череп заклинило. – Вставьте фигуры в отверстия.
Капелька крови упала на белый пол.
– Вы что, издеваетесь?! – крикнул я. – Зачем все это нужно? Я вам что, подопытная обезьяна?
– Пройдите тест! – Безумный робот принялся угрожающе раскачиваться на кронштейне. – Пройдите тест! Пройдите тест!
– Я не собираюсь… – пробормотал я и закашлялся – в горле снова першило. – Да это же просто бессмысленно!
Металлическая башка сначала приподнялась над комнатой, а потом угрожающе нырнула вниз, яростно сверкая глазом.
– Пройдите! Пройдите! Пройдите! – визжала башка. – Пройдите тест! Иначе вам будет…
– Хорошо! – крикнул я.
Разбитая кисть горела. Я вытер кровь о штанину и взял с контейнера оранжевый куб. Лошадиный череп тут же замолк. Я засунул куб в карман брюк и почему-то сразу почувствовал себя спокойнее. Тугая синтетическая ткань плотно прижимала куб к бедру.
– Вставьте фигуры в отверстия, – осторожно напомнила лошадиная голова.
Я взял пирамиду и толкнул ее в другой карман. Оставался только шар, который закатился в квадратную лунку. Достать его оказалось не так просто – шар застрял, и мне пришлось ударить по контейнеру снизу, чтобы шар вылетел из узких пазов. Лошадиный череп предусмотрительно отодвинулся к двери.
– Вставьте фигуры, – повторил робот. – Вставьте фигуры в отверстия.
Я стоял, сжимая темно-красный шар. Ссадины на пальцах кровоточили.
– Вставить фигуры? – спросил я. – А что потом? Чего вы хотите этим добиться?
Лошадиный череп дернулся и еще немного сдвинулся к двери.
– У всего этого есть какой-то смысл?
Я подбросил в руке шар.
Лошадиный череп безмолвно следил за фигуркой.
– Да пошли вы! – крикнул я и швырнул шар в нависающую над комнатой башку.
На сей раз шар не попал в электрический глаз, а ударился об изогнутое крепление робота и отскочил обратно, к моим ногам. Лошадиный череп придвинулся ко мне на шипящем кронштейне.
– Вставьте фигуры в отверстия! – прозвучал сдавленный голос. – Призываем вас к сотрудничеству. Любые агрессивные действия будут пресекаться.
Череп резко взлетел над комнатой и застыл над дверью, как страшный сюрреалистичный трофей.
Я поднял с пола шар.
– Хорошо. Фигуры в отверстия.
Я с силой загнал шар обратно в квадратную лунку, а потом еще и ударил по нему кулаком. Череп недовольно дернулся, но промолчал. Я вытащил из кармана пирамиду.
– Фигуры в отверстия, – процедил я сквозь зубы и воткнул пирамиду острым концом в круглое отверстие.
Череп качнулся на кронштейне.
– Агрессия! – раздался неуверенный возглас, который тут же рассыпался в электрическом треске.
– Да, да, уже сейчас, – сказал я. – Почти готово, – и взял оранжевый куб.
На контейнере оставалось только треугольное отверстие – слишком узкое для куба. Я попытался просунуть куб углом, поворачивая его по часовой стрелке, как винт, однако ничего не получалось. Лошадиный череп затрясся в приступе беззвучного хохота.
– Вставьте фигуры в отверстия, – напомнил он.
Я прошелся вокруг контейнера, ухватился за торчащую из него трубу и с силой встряхнул контейнер. Тонкая труба со скрипом зашаталась, внутри контейнера что-то звякнуло.
– Агрессия! – взвизгнул череп.
Я вытер об одежду окровавленные пальцы и повернулся к своему мучителю.
– Зачем все это? – спросил я.
Робот молчал.
– Что будет после того, как я вставлю фигуры?
Лошадиный череп не двигался.
– Что будет? – повторил я.
Череп едва заметно кивнул.
– Вставьте фигуры в отверстия, – сказал он.
Сначала я попробовал вытащить из квадратной прорези кровавый шар, однако на сей раз у меня никак не получалось подцепить его пальцами – шар плотно засел в отверстии и не хотел поддаваться. Тогда я выдрал из круглой лунки пирамиду, содрав по краям ее раздражающую ярко-зеленую краску, и аккуратно, чувствуя на себе пристальный электрический взгляд, просунул пирамиду в треугольную прорезь. Пирамида с глухим стуком упала внутрь.
– Удачный выбор! – прокомментировал череп.
Оставалось вытащить шар, который я так удачно забил в квадратное отверстие. Я ударил по контейнеру снизу, но шар и не думал выскакивать из прорези. Тогда я обхватил шар пальцами и, упершись в контейнер, изо всех сил потянул его вверх, однако пальцы соскользнули с пластиковой фигурки, и я чуть не сверзился на пол, отшатнувшись к двери.
Лошадиный череп издевательски закачался на кронштейне.
– Так, значит? – спросил я.
Шар уже наполовину просел в квадратную лунку. Я подбросил куб в руке, а затем с размаху ударил им по шару.
Череп испуганно отпрянул к стене.
– Подобное поведение недопустимо! – раздался скрипучий голос. – Агрессивное поведение будет…
Голос захлебнулся в истошном треске. Я не сдавался и еще раз ударил кубом по шару. Шар осел глубже – и почти провалился внутрь контейнера.
– …недопустимо… – проскрипел искаженный голос и замолк.
Лошадиный череп теперь молча наблюдал за мной, повиснув над дверью.
Я продолжал молотить кубом по шару, забивая его в квадратную прорезь все глубже и глубже. Вскоре лишь верхняя часть шара – оббитая кровавая макушка – торчала из отверстия. Я набрал в грудь воздуха, размахнулся, и – шар вдруг сам упал в контейнер.
За спиной послышалось осторожное шипение – череп, поблескивая глазом, потянулся к контейнеру.
– Спасибо, – послышался неожиданно четкий и ровный голос. – Вставьте последнюю фигуру в отверстие.
Я попытался просунуть оранжевый куб в ту же самую прорезь, в которой только что исчез шар, однако куб застрял – края отверстия погнулись и не давали ему провалиться.
– Все, хватит! – крикнул я. – Мне это надоело!
Воздух с привкусом хлора разъедал легкие.
– Дайте воды!
Череп долго молчал, оценивающе просверливая меня электрическим взглядом, а потом с резким шипением взмыл к потолку.
Контейнер на кривой конечности задрожал и лениво пополз вверх, в квадратную дыру. На середине пути подъемный кронштейн замер, сервоприводы надрывно взвыли, и вся эта конструкция стала припадочно трястись, готовая в любую секунду разлететься на части. Однако спустя мгновение подъем возобновился.
К моим ногам упал пластиковый куб.
– Спа-а-асибо за сотрудничество, – протянул голос, и лошадиный череп уснул – глаз его потух, и череп утомленно поник над дверью.
Я уставился на лежащий передо мной куб.
– Дайте мне воды, – сказал я, ни к кому не обращаясь. – И выключите этот чертов свет!
Мне не ответили.
Я сел на четвереньки и осторожно коснулся пальцем куба – как неразорвавшейся противопехотной мины. Череп не обратил на это внимания. Тогда я поднял куб.
Над головой тут же задребезжал синтетический голос:
– Проявление агрессии…
Робот мгновенно ожил. Я сжал оранжевый куб в разбитой о дверь руке.
– Что? – крикнул я. – Мне нельзя оставить себе куб?
Череп качнулся из стороны в сторону и злобно уставился на меня. Из бронированной двери выдвинулась тонкая пластина, похожая на маленький лоток.
– Проявите благоразумие. Положите куб на по-по-по… – голос свела икота, – двери… Проявите благоразумие…
Череп больше не раскачивался над комнатой. Я подумал, что смог бы без труда попасть в его горящий красный глаз. Я начал замахиваться, когда неживой механический голос загремел так невыносимо громко, что едва не лопнули барабанные перепонки:
– Подобное поведение недопустимо! Верните куб! Или вам будет отказано в приеме пищи!
Я посмотрел на куб. Оранжевый куб.
Безумный робот насквозь буравил меня хищным взглядом.
Я сдался. Я слишком устал. Горло едва не кровоточило от жажды, а веки слипались. Я послушно положил куб на выдвинутый лоток. В двери на мгновение открылся лючок, лоток сдвинулся, и куб вывалился наружу, за пределы камеры.
– Что? – спросил я. – Довольны? Я вернул куб, дайте мне воды.
– Спасибо за сотрудничество, – послышался безразличный ответ, и череп скривился над дверью, а его глаз погас, как при сбое электросети, уставившись в темнеющее пятно крови на полу.
– И что?! – хрипло закричал я. – Это как же?
Ссадины на руке все еще кровоточили.
– Дайте мне воды! Выключите свет!
Под потолком что-то щелкнуло, комнату на секунду затопила темнота, а потом опять разгорелся яркий испепеляющий свет. От таких внезапных перепадов в освещении у меня закружилась голова. Покачиваясь, я добрел до кровати и обессиленно упал на нее, закрыв руками лицо.
– Пожалуйста! Дайте мне воды, выключите свет!
Раздался еще один щелчок, а затем странный хлюпающий звук – мягкий, едва удерживающий форму предмет шлепнулся на металлический пол. Я приподнялся на кровати и увидел, что посреди комнаты лежит большой белый пакет с энергетической суспензией.
Я встал на ноги – меня и пакет суспензии разделяло лишь несколько шагов, – и вдруг отключился свет.
92
– Смотрите! Там! – прокричал кто-то за спиной.
Но я не смотрел.
Из-за экскурсии, на которую записал меня Виктор, вставать пришлось в сумеречную рань. Я не успел позавтракать и сидел в тихом маршрутном автобусе, сонно прислонившись щекой к теплому оконному стеклу. Виктор, оставив бесплодные попытки меня расшевелить, перешептывался о чем-то с соседом спереди, солнце слепило глаза, а c потолка лилась медленная музыка, похожая на гипнотичные электрические мелодии, под которые так приятно засыпать после загруженного учебного дня.
Разбудила меня надоедливая вибрация суазора в нагрудном кармане. Я достал суазор и, зевнув, ткнул пальцем в светящуюся иконку мгновенного сообщения.
Мать.
«Ты приедешь сегодня?»
Я невольно взглянул на время в верхнем уголке экрана, всерьез задумавшись о том, чтобы съездить в свой старый дом после экскурсии, но потом быстро написал:
«Скорее всего, не смогу. Дополнительные занятия. Закончу поздно».
Виктор рассмеялся и толкнул меня локтем.
– Выспался?
– Угу.
– Кто писал?
– Да так. – Я быстро убрал суазор.
– Подружку себе завел? – не унимался Виктор.
– Отвали, – сказал я.
Виктор вздохнул с деланным разочарованием.
– Ты явно не с той ноги сегодня встал.
– Дело не в ногах, Витя, – ответил я, – дело во времени. Знаешь, я как-то привык чуть подольше в субботу поспать.
– Так всю жизнь проспишь, – изрек Виктор чью-то затасканную мудрость.
Сосед спереди передал ему суазор, Виктор посмотрел в экран, затем показал на что-то пальцем, прыснул со смеха и тут же забыл обо мне, принявшись выискивать очередную ерунду в сети.
Я посмотрел в окно.
Автобус ехал по высотной эстакаде, по крайней левой полосе. За высокими отбойниками мелькали верхушки деревьев и неестественно вытянутые блестящие столбы ретрансляторов, которые повторялись со строгой закономерностью – так неотвратимо и точно, что я вновь начал засыпать.
Через минуту суазор опять завибрировал, и я вытащил его из кармана, даже не сомневаясь, от кого пришло сообщение.
«А когда приедешь?» – спрашивала мать.
«Пока не знаю, – напечатал я. – Возможно, на следующей неделе».
Ответ пришел почти мгновенно:
«Приезжай. Я была у врача. Нам нужно поговорить».
Эти слова я слышал от нее неоднократно. «Я была у врача». «Нам нужно поговорить». Несколько раз она даже составляла завещание – каждый раз новое, как если бы повторяться в последней воле считалось плохой приметой, – и все из-за того, что ее просто направляли на дополнительное обследование. Я подумал – а болела ли она хоть раз в жизни по-настоящему? А потом подумал – как все же я рад, что наконец-то вырвался из дома.
Мы съехали с эстакады, и водитель, прервав медитативную мелодию, сообщил по громкоговорителю, что скоро мы будем на месте.
Солнце уже не светило в глаза.
За окном проносились стремительные тени от столбов и деревьев. Я перевел взгляд на Виктора, который изучал какие-то невразумительные фотографии в соцветии, раскрыл суазор, намереваясь написать ответное сообщение матери, но так ничего и не написал.
На космодроме нас сразу провели в пустое и сирое помещение, напоминавшее отстойник в дешевом аэровокзале. Даже Виктору, несмотря на его напускной оптимизм, было сложно скрыть разочарование. Все молчали, как на похоронах.
Мы с Виктором стояли у окна с армированным стеклом. Окно выходило на широкую забетонированную площадку со взлетными шахтами, похожими на стальные колодцы в сотню метров шириной. Единственный корабль, который я разглядел, был удивительно похож на старинную ракету с отстреливающимися ступенями – к темному обугленному корпусу подвели передвижной рукав лифта, а из открытых люков торчали толстые и лоснящиеся, как щупальца, шланги.
– Заправка? – предположил Виктор, разглядывая доисторическую ракету в мутном стекле.
– Наверное, – согласился я.
– Не похоже, чтобы планировался полет.
– Да вообще… – Я осмотрел голую комнату, в которой нас заперли с другими студентами. – Можно подумать, что здесь вообще ничего никогда не планируется. И все заброшено лет пятьдесят, не меньше.
Виктор пожал плечами.
– Да я давно был на космодроме, уже плохо помню. Хотя чего ты ждал-то? Аэровокзала?
– Ничего я не ждал.