— Ты меня совсем не слушаешь.
— Просто задумалась, наверное, устала.
Егор опять завел что-то увлекательное. Только вот у меня создалось впечатление, что он меня забалтывает, легко и непринужденно подкладывая вкусные кусочки на тарелку, одновременно такие же лакомые кусочки лишней и бесполезной информации закладывает мне в голову, отвлекая при этом от чего-то нужного и важного.
Почему сложные вопросы люди предпочитают решать во время еды? Потому что сытый человек становится добрее? Или потому, что становится глупее? Работающий желудок отбирает силы у организма, для мозга остается мало чего. Это как у сложного агрегата — если работает одна система, то другая в это время самопроизвольно выключается.
Так какая же я нужна Егору — добрая или глупая?
Я смотрела на Егора и гадала — кто он? Откуда? Каким образом связан с нашими поисками? Спрашивать у нас не принято, раз сам не сказал. Да и шеф опустил этот момент, представив его «наш коллега», даже фамилии не назвал. Так ФСБ или ГРУ? Но точно не армия и не МВД. Работает виртуозно. Но и мы не лыком шиты.
Я допила вино и показала глазами на пустой бокал.
— Конечно, — спохватился Егор.
Как же я порой не люблю свою профессию. Если даже в такой приятной и романтической ситуации, как ужин для двоих, думаю только о работе и подозреваю подвох…
— У меня есть тост, — провозгласила я. И глядя на улыбающуюся физиономию Егора, заявила: — Выпьем за то, чтобы ты, наконец, сказал те слова, ради которых меня сюда притащил. Не то чтобы мне здесь не нравилось — очень нравится и пицца здесь вкусная, не то чтобы я была против беседы с тобой — ты интересный рассказчик, но у моего любопытства заканчивается терпение. Да и поздно уже.
Он удивленно воззрился на меня, а потом оглушительно захохотал.
— Песец смердящий! Раскусила! Все-таки твой шеф большой умница, если умеет находить такие кадры!
— Раскусила я, а умница шеф, — притворно обиделась я. — Ладно, выкладывай, что у тебя там. Если можно, без притч, баек и прочих сказок. Ближе к нашей действительности.
Егор внезапно посерьезнел.
— Ладно. В принципе, Антон мне не начальство и приказов мне отдавать не может, а просьбы я могу и проигнорировать, если это не личное. Но будем считать, что просьба как можно меньше говорить с его сотрудниками об этом деле под категорию «личных» не подпадает. Тем более, что я с ним полностью согласен — об этом расследовании лучше помалкивать.
Он замолчал и принялся крутить салфетку, собираясь с мыслями. То ли не знал с чего начать, то ли вообще жалел о своем порыве откровенности.
— Без притч говоришь. Если без притч, тогда так. Я понимаю, что это твое первое задание, но постарайся выпутаться из него побыстрее, ситуация становится опасной и неуправляемой.
— Опасной? Ты, кажется, забыл, где я работаю? Не в салоне красоты, не в магазине детских игрушек и даже не в школе. Опасность — это то, с чем мне постоянно приходится иметь дело. Это раз. Два — я все еще следователь по делу. Ну и три — начальство пока еще расследование на полку не отправило.
— Нет, конечно, не забыл. Но это дело особое. Даже твой шеф не совсем ясно представляет, с чем вы столкнулись.
— И с чем же таким особенным мы столкнулись? Я вижу нарушения со стороны военкомата, неуставные отношения в воинской части, похищения людей, возведенные в систему, опыты на людях... Это факты, вскрывшиеся за два дня. Есть что-то еще?
— Да, есть. И поверь, все перечисленное тобой по сравнению с этим «еще» покажется салоном красоты и магазином игрушек.
— Ты намекаешь на Советника?
— Советник — это клерк, эмиссар, смотрящий, если говорить языком криминала, а вот его хозяева — это серьезно. Очень серьезно! Игра переходит на такой уровень, который вам не потянуть. Антон интуитивно чувствовал это с самого начала, а теперь, после предупреждения Советника, убедился в этом наверняка.
— Предупреждения? Ты ничего не путаешь?
— Нет, не путаю. Все, что говорит и делает Советник, имеет даже не два, а минимум три смысловых уровня. Вспомни свое первое впечатление от визита в Кремль. Сначала тебе казалось, что вас вызвали лишь затем, чтобы устроить разнос. Но был ведь и второй, скрытый момент: узнать, на чем вы остановились, что раскопали. Но и это далеко не все — был еще и третий уровень, еще более завуалированный: предупредить, чтобы вы выходили из игры. Не зря же он обронил фразу о «другой команде». Это и было предупреждение — игра началась по-крупному. Антон — умный и осторожный человек, он все понял и вскоре сдаст назад.
— А зачем Советнику нас предупреждать? Что-то мне слабо верится в его альтруизм. Такие люди вообще никого не предупреждают и ни о ком не беспокоятся.
— Например, затем, чтобы вы не путались под ногами, и ему не приходилось отвлекаться на вас. Такое объяснение устраивает? Не обижайся, но вы для него не противники и не игроки, вы — просто досадная помеха, мешающая делать дело, прости за тавтологию. Да и бессмысленные жертвы не нужны никому, даже ему, что бы там о нем не говорили.
Я невесело усмехнулась:
— Не слишком приятно осознавать себя досадной помехой, путающейся под ногами. Но что же это за такие всемогущие «хозяева», стоящие за Советником? Ротшильды—Рокфеллеры? Ястребы—ростовщики—менялы?
— Нет. Конечно, нет. Ротшильды и прочие Рокфеллеры — это уровень того же Советника, если не еще ниже. Настоящие игроки всегда остаются в тени. Чем больше засвечено имя, тем меньшим влиянием обладает данный человек. Если имя известно, если оно на слуху, то его носитель никоим образом не является настоящим игроком.
Не люблю конспирологию. И уж никак не думала, что встречу ее адепта в лице нынешнего собеседника.
— Тогда кто же это? Тайное мировое правительство? Хозяева истории? Мировая закулиса? Всемогущая и беспощадная? — в моем голосе звучал неприкрытый сарказм.
Егор молча складывал из салфетки дракона.
— Хозяева истории... — наконец медленно повторил он, словно пробуя слова на вкус. — Да, для них подходит, хотя они себя называют Семьями. Они и есть очень древние и очень влиятельные семьи. Некоторые утверждают, что они вышли из черной аристократии Венеции, другие считают, что корни этих семей лежат гораздо глубже — Финикия, Вавилон или даже Египет, ну а самые радикальные исследователи в поисках истоков опускаются за пределы истории — в мифическую Атлантиду. Но это неважно. А важно то, что прячась за политическими лидерами, королевскими домами, громкими названиями корпораций, Семьи правят и владеют всем земным шаром. Они крайне редко вторгаются в нашу жизнь, предпочитая оставаться в тени. Оттуда они и разыгрывают партии на шахматной доске истории, передвигают игровые фигуры — королей, финансовых магнатов, президентов, устраивают войны и революции, балуются с наукой. За последние пару сотен лет они исключительно ювелирно вмешивались в нашу жизнь, число их акций можно пересчитать по пальцам одной руки.
— И? — жадно спросила я. — Что же это за акции? Или это тайна?
Надо отдать Егору должное — он сумел разбудить мое любопытство.
— Тайна, — ответил он. — Но будем считать, что ты прошла инициацию.
Егор улыбнулся, правда, улыбка получилась усталой и невеселой, и начал рассказывать.
...9 апреля 1940 года немецкая армия вторглась в Данию и Норвегию. В ходе операции немцы потеряли довольно много техники, в том числе и обеспечивающей связь. Оставшись без связи со своей армией, Берлин обратился к правительству нейтральной Швеции с просьбой предоставить ее телефонные и телеграфные линии. Швеция дала согласие.
Естественно, вся передаваемая информация зашифровывалась. Для шифрования сообщений немецкое командование использовала машину Т52. Сейчас мало кто знает о ней, однако в те годы машина являлась верхом совершенства, знаменитой «Энигме» было до нее далеко. Считалось, что сообщения, зашифрованные с помощью Т52, не подлежат дешифровке. И что толку, что шведские власти наладили регулярный перехват информации — прочесть-то все равно ничего не могли.
Попыток взломать Т52 было множество, но все неудачные. Однако профессору математики Арне Бёрлингу[3] из университета Упсалы удалось разгадать таинственный код всего за две недели. По словам ученого, при этом он не пользовался никакими техническими приспособлениями, лишь собственными мозгами.
Дешифрование немецких телеграмм продолжалось достаточно долго — с июня 1940 по май 1943. В эти годы Швеция фактически «получила доступ» к сверхсекретным сообщениям нацистов. Шведы одними из первых узнавали о планах Гитлера, в том числе и о нападении на СССР. Впоследствии Германия обнаружила утечку информации. Но что интереснее, утечку была и в Швеции: секретные данные передавались в Великобританию и США. Подозревались высокопоставленные шведские круги, имевшие тесные связи с разведкой этих стран, но конкретного виновника установить не удалось.
Бёрлингу часто задавали вопрос, как ему удалось разгадать код. Он всегда отшучивался: «Фокусник никогда не раскрывает своих секретов». В 1986 году ученый умер, так и не раскрыв своей тайны.
На первый взгляд ничего таинственного в этой истории нет. Был гений, которому оказалась по силам трудная загадка. Это самая простая версия, для обычных обывателей. Была и другая — для любителей покопаться в архивах: код Бёрлингу дал служащий из штаба Гитлера, несогласный с планами фюрера. И это действительно так, служащий был, только действовал он не по собственной инициативе, а по велению мировой закулисы. Только об этом ни в одном архиве ты не прочитаешь. Да, это было вмешательство Семей. Точечное, ювелирное, тщательно выверенное. Которое не только оказало большое влияние на течение Второй мировой войны, но, главным образом, сказалось на послевоенной организации мира. Именно поэтому мы имеем ту историю, которую имеем…
— Но почему так сложно? Зачем нужен был этот ученый, который якобы взломал код? Не проще ли было просто передать код шведским властям?
— Нет, не проще. Так им удалось сохранить видимость естественного хода событий и остаться незамеченными. Читала «Конец Вечности» Азимова? Семьи действуют по тому же принципу — максимальный результат при наименьших затратах. Это раз. А два состоит в следующем: раскрыв один секрет — узнав о том, что на самом деле Бёрлинг никакой код не расшифровывал, — обрадованный исследователь дальше копать не будет. Ему даже в голову не придет, что здесь, словно в матрешке, скрывается еще один слой.
— Неужто Азимов знал о Семьях, когда писал свой роман?
— Знал. Он вообще много чего знал.
— А были случаи, когда кто-нибудь пытался сорвать планы закулисы?
— Конечно. Во все времена были люди, которые знали о Семьях и пытались противостоять их планам.
— И кто же это?
— Да хотя бы Распутин. Если бы он был жив, то не было бы позорного отречения, Россия не была бы втянута в Первую мировую войну, по стране не пронеся бы ураган революции и ужас гражданской войны. Да и вообще все пошло по-другому. Только эта «другая» история России никак не согласовывалась с планами закулисы. И убрав Распутина чужими руками, они направили нашу историю в нужное им русло.
Егор сложил из салфетки еще одного дракончика и посадил рядом с первым.
— А вот тебе еще одна история, имеющая непосредственное отношение к нашему сегодняшнему делу, — продолжил он. — В 1922 году в связи с болезнью Ленина правительство поставило перед лабораторией профессора Борсука особую задачу: превратить обычного человека в человека с паранормальными способностями и в первую очередь целителя. Задачу неотложную — Ленин стоял одной ногой в могиле. Но Борсук не справился с ней, несмотря на щедрое финансирование и привлечение таких гениев своего дела, как супруги Фогг. Более того, на тот момент это поручение казалось ему невыполнимым. Вместо того чтобы обретать сверхспособности, подопытные гибли один за другим. Неудача следовала за неудачей, не оставляя ни крупицы надежды. И вот в 1935 году неожиданный успех. И какой успех! С определенного момента экстрасенсы и прочие волшебники штампуются один за другим. Получается, некто подарил Борсуку технологию, позволяющую штамповать экстрасенсов.
Конечно, можно сказать и так: ученый долго и усердно работал, и однажды количество переросло в качество. Только не было там количества, вообще ничего не было, нечему было перерастать. И опять же, как и в случае с Бёрлингом, повторить результат Борсука не удается нигде и никому. Хотя подобные работы велись в Германии и Японии, а позже и в США. Более того, до 35-го года и немцы, и японцы намного опережали борсуковские разработки.
Как и Бёрлинг, Борсук напрочь молчит о том, каким образом ему удалось решить задачу. А его спрашивали, и настойчиво. В те годы спрашивать умели. «Озарение снизошло», — скромно отвечал он. Так и отстали ни с чем. Его ведь даже посадить не могли — нужен был.
Разгадка наступила лишь в середине 50-х годов, уже после смерти Сталина. Возглавивший лабораторию полковник медицинской службы Монастырский обнаружил в кабинете Борсука личный сейф — чрезвычайно хитроумно сделанный и хорошо замаскированный. В сейфе лежала папка с подробными инструкциями, описанием технологии воздействия на мозг и подробной «картой» мозга. Еще там было письмо Борсуку от неизвестного благодетеля, датированное 1935 годом. Вот и возникает вопрос — что же произошло в далеком 1935 году в СССР, что мировая закулиса была вынуждена срочно вмешаться? И не только вмешаться, но и поделиться знаниями со страной, которая всегда была для них костью в горле.
— Может, это вовсе не Семьи, — заметила я.
— Это точно они. Кроме них просто некому. Никто на тот момент не обладал такими знаниями. Почему, думаешь, Запад своих сенсов не делает? Этика не позволяет? Совесть? Да ну! Где Америка, а где совесть! Не делают — потому что не могут, не умеют! Современная западная наука лишь подбирается к тому уровню, который показал Борсук в 1935 году, да и то идет иной дорогой.
Егор настолько разошелся, что посетители с соседних столиков удивленно поглядывали в нашу сторону.
— Тише, — прошептала я.
— Но и у нас прорывов больше не было, — продолжил Егор успокоившись. — До последнего момента. Диск, полученный Верховским от Советника, — это прорыв. Это кардинально новое. И опять ученый получает готовую информацию, превосходящую сегодняшний уровень мировой науки. Резонный вопрос — откуда дровишки? Потому как неоткуда этой информации взяться. Более того, сейчас они даже не скрываются — ведь Советник лично передал диск доктору. Почему они вышли из тени? Что за срочность? Что произошло в последние два месяца, что они вынуждены вмешаться? Видимо, игра идет по-крупному. И хочется надеяться, идет не по их сценарию.
От избытка информации и выпитого вина у меня кружилась голова. С трудом собрав мысли, скачущие по разным этажам моего сознания, я спросила:
— Но если они такие всемогущие, если им доступны знания, которые не доступны нам, то зачем они прибегают к нашей помощи? Зачем им Берлинг, Борсук, Верховский? Почему они сами не могут сделать то, что требуют от других?
— Есть у меня версия, — помолчав, ответил Егор. — Не столь они и всемогущи, какими хотят казаться. Существуют ограничения и для них. Но об этом надо или говорить подробно, а сейчас уже поздно, или не говорить вообще.
Однако, я была уверена, что сейчас он скормил мне полуправду, вернее, часть правды. Показал лишь верхушку айсберга. А сам айсберг в виде большой и наверняка неприглядной тайны теряется в темных глубинах истории. Откуда я это знала? Женская интуиция.
* * *
Ночью мне опять приснился Андрей. Уже без своих ужасных бинтов и в обычной одежде, но почему-то босиком. Он опять что-то говорил мне, но я слышала только одиночные слова, отказывающиеся складываться в связные предложения.
Я беспомощно разводила руками и кричала ему: «Я не понимаю тебя! Я не понимаю!»
Он грустно улыбался, а я сквозь сон чувствовал свою беспомощность. Не оправдала, подвела. Он стал удаляться от меня, и тут наконец-то я хоть что-то расслышала. Это были два слова: «нет времени». У нас совсем нет времени.