— Не выйдет! — зло прошептал он, неожиданно решившись. — Не получится сбежать на тот свет раньше времени! Хоть на три недели, но ты у меня оживешь, ясно? Я тебя на это толкнул, я же вытолкну! Вал меня, правда, убьет, когда узнает, но это будет потом. А сейчас тебе придется еще немного пострадать…
Тир рывком разодрал шелковую тунику на груди обмякшего эльфа. Так же безжалостно испортил свою рубаху. Тряхнул буйной головой, отгоняя сомнения, и властно приложил стремительно нагревающуюся ладонь к груди владыки, туда, где едва слышно билось сердце. Тирриниэль не сопротивлялся.
Юный маг сосредоточенно прикрыл глаза, взывая к своей непокорной силе. Почти сразу почувствовал знакомый жар в груди, свирепый огненный вихрь, пронесшийся по венам. Увидел перед внутренним взором пламя «Огня жизни» и направил его вперед — в умирающее, истощенное до предела тело древнего эльфа, который не так давно сделал для него то же самое. Просто отдал, желая всем сердцем жизни своему единственному внуку. И Тир не мог этого забыть.
«Держись, дед. Сейчас тут будет жарко!»
От вспыхнувшего пламени по стволам ближайших ясеней пробежала болезненная судорога. Тонкие ветки жалобно зашелестели и принялись неистово раскачиваться от невидимого ветра. Белоснежные листья мгновенно почернели, ссохлись и скрутились в дымящиеся трубочки. Трава в радиусе нескольких сотен шагов буквально испарилась. Земля прогрелась до состояния лавы. Камни сперва покраснели от жара, а потом начали медленно плавиться, словно пытаясь слиться с почвой и подземными водами. Стена огня, вырвавшись из груди Тира, всей своей мощью ударила в белоснежные стволы. Пронеслась по ним ураганом, срывая серебристый покров, но не тронула больше ничего. Пощадила. В последний момент обошла стороной, чтобы полыхнуть в небе алой дугой, а затем вернуться успокоенной, покоренной и почти послушной. После чего осторожно втянуться в тело умирающего эльфа и свернуться там теплым клубком.
Священная роща вздохнула и, не обращая внимания на бушующий вокруг нее огонь, ласково взъерошила растрепанную гриву своего непокорного сына прохладным ветерком.
— Здравствуй, мой мальчик… — донеслось до него.
Тир непонимающе поднял голову, но ощущение ласковых материнских объятий не исчезло. Напротив, стало сильнее, будто мама стояла совсем рядом и с нескрываемой гордостью смотрела на возмужавшего сына. Непонятно, как это произошло, но она все же была здесь и, оглядывая воцарившийся хаос, загадочно улыбалась.
— Мама? — неуверенно позвал Тир, не понимая, как такое стало возможным. — Мама?!
— Ты молодец, малыш… Ты все правильно сделал…
Он слабо улыбнулся, и в этот момент все закончилось: бешено ревущее пламя так же стремительно улеглось и погасло, а мутная пелена перед глазами Тира исчезла. Пораженный до глубины души эльф увидел абсолютно невредимую рощу, в которой последние сгоревшие листочки спешно заменялись новыми, сквозь пепел стремительно пробивался свежий травяной ковер, а на границе безупречно круглой поляны возвышались не тронутые огнем ясени. А потом заметил ошалело оглядывающегося по сторонам повелителя, у которого седая шевелюра прямо на глазах темнела, а на щеках выступил румянец.
— Что ты сделал?! — пораженно прошептал Тирриниэль, неверяще ощупывая свое посвежевшее лицо и засиявший яркими искрами изумруд на обруче. — Что это вообще сейчас было?!
Юный маг пожал плечами и уселся на землю, ласково поглаживая руками льнущую к ладоням молодую травку.
— Я же говорил, что в нашем огне заложена не только ненависть. Я не хотел тебя убивать, и магия никого не тронула. Пара недель спокойной жизни у тебя есть, я думаю. Но потом — извини. Я все-таки не бог. Просто вернул то, что ты мне отдал. Считай, что это была обычная благодарность.
— Тир!
— А? — вяло отозвался юноша, неожиданно почувствовав навалившуюся усталость.
Владыка эльфов порывисто обнял юного мага, только что сотворившего настоящее чудо. Без подсказок и помощи Тир как-то сумел обратить свою силу на созидание, а не на разрушение и тем самым перевернул новую страницу в жизни своего рода, дома и всего Темного леса. Ведь никто, нигде и никогда прежде не делал ничего подобного. Даже Тирриниэль не догадывался, что огонь не только может сжигать, но и способен стать чем-то гораздо большим. Что он умеет дарить, а не отнимать. Исцелять, а не ранить. Что он живой, почти разумный.
Два до смерти уставших эльфа мирно сидели друг напротив друга, одновременно гордились тем, что произошло, и отчего-то смущались. Один сконфуженно отводил глаза, в которых еще не угасли последние отголоски магии. А второй с восторгом изучал талантливого ученика, сумевшего снова поразить его в самое сердце. Как это стало возможно?! Как вышло, что разрушительный огонь сумел вернуть ему жизнь и утраченные силы, о которых Тирриниэль начал забывать? Торк! Он уже давно не чувствовал себя настолько хорошо! А Тир… боги, неужели он именно об этом пытался рассказать, не ведая, как донести глупому сородичу эту простую истину?! А старый дурак так и не понял!
Тирриниэль с несвойственной ему нежностью вспомнил вырвавшееся у Тира рассерженное «дед» и ласково погладил его растрепанную макушку. Мальчик… чудесный, просто невероятный мальчик, оказавшийся в сотни раз мудрее его самого… долгожданный наследник, ради которого владыка действительно был готов на все. Его спасение, его надежда. Единственный внук, который наконец-то решил ему немного довериться.
— Тир, как ты себя чувствуешь?
— Ага, чувствую, — пробормотал юный гений, вдруг опасно покачнувшись и закатив глаза. — Но как-то паршиво. Ты только не говори Милле, ладно?
Тирриниэль вовремя успел подхватить безвольно осевшее тело и, испытав кратковременный приступ паники, с запоздалым облегчением вздохнул: ничего страшного. Просто обморок.
— Темная бездна! — простонал он, когда проникся тем, что сейчас случилось. — Какой дар! Какой невероятный дар! Боги, боги, боги! Ну почему этот мальчик не мой сын? Я больше не совершил бы прежних ошибок!
ГЛАВА 3
Линнувиэль пришел в себя на рассвете. Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в постели, если сам ее не разбирал и вообще рухнул в беспамятстве где-то у противоположной стены. Как раз после того как в окно ворвался кто-то злой, шипящий не хуже разъяренного демона, да еще врезал по лбу так, что остальные события слились в череду каких-то совсем уж невероятных вещей.
Он помнил потолок, куда с пронзительным жужжанием взвилась с подоконника потревоженная муха… медленно расползающуюся лужу на дощатом полу… порванную рубаху, под которой чьи-то удивительно сильные пальцы ловко ощупывали рану.
Затем — вспышка боли. Чьи-то голоса — сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное звездное небо над головой. Холод… безумный, парализующий волю и разум холод, не позволяющий двинуться с места. Последние слова песни смерти, эхом отдающиеся в вышине. А потом — совсем другие слова: мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно. Туда, где тепло. Где ждет его возвращения кто-то, кому он нужен. И куда настойчиво зовет манящий, терпкий запах эльфийского меда, ради которого он все же захотел вернуться.
Линнувиэль вдруг широко распахнул глаза и вскочил с широкого ложа. В голове тут же помутилось, в ушах зазвенело, а в плече вспыхнула боль, заставившая эльфа охнуть и повалиться обратно.
— Тихо, спокойнее. Тебе рано вставать, — с укором произнес мелодичный голос, и на мгновенно покрывшийся испариной лоб хранителя легла прохладная ладошка.
Линнувиэль жадно вдохнул запах тонкого запястья, оказавшегося у него прямо перед лицом, и непонимающе замер: оно пахло солнцем, ветром и зеленой листвой. Он снова приподнялся, шаря по сторонам настороженным взором, вдохнул снова и почти с разочарованием понял, что это был совсем не тот запах, который вернул его к жизни.
— Доброе утро, — поприветствовала хранителя присевшая на краешек кровати Мирена. — Лежи, тебе действительно рано подниматься. Рана еще слишком свежа.
Эльфийка осторожно уложила сородича обратно, прикрыла до середины груди покрывалом и заботливо подоткнула, чтобы не спадало. Загадочно улыбающаяся, поразительно красивая в своем алом платье, но вовсе не ее он хотел сейчас увидеть.
— Где я? — хрипло спросил Линнувиэль, силясь рассмотреть, есть ли в комнате кто-то еще. Ему очень-очень нужно было это выяснить. Но не вышло: Мирена наклонилась слишком близко, снова обдав его тонким, приятным, но совершенно чужим ароматом.
— В своей комнате, конечно. Повязка свежая, не беспокойся. Рана почти закрылась, но тревожить ее пока нельзя, хотя Таррэн нас заверил, что рука будет действовать, как прежде.
— Сколько я?..
Мирена повернулась и внимательно посмотрела на взбудораженного эльфа.
— Сегодня третий день. Ты что-нибудь помнишь из того, что случилось?
— Все, — устало прикрыл веки Линнувиэль, тщетно пытаясь избавиться от видения совсем других глаз, пронзающих его душу до самого дна. — Я помню абсолютно все.
— Почему ты не сказал, что ранен? — вдруг заледенел ее голос. — Почему не воспользовался магией? Зачем тянул столько времени? Ты мог погибнуть!
— Мне нельзя пользоваться магией, миледи.
— Почему? — нахмурилась Мирена.
— Мы не должны привлекать к себе внимания, — равнодушно отвернулся он, уставившись на занимающийся за окном рассвет.
— С ума сошел?! Да кто тебя видит? Кто узнает? Люди? Гномы? Думаешь, им есть дело до кого-то из нас?
— Нет, — устало отозвался Линнувиэль, снова прикрывая глаза. Присутствие леди стало его сильно тяготить. — Просто я слишком тесно связан с владыкой Тирриниэлем и тем зовом, который он отправил своему сыну. Если рядом со мной будет твориться магия, зов станет слышным не только для нас, но и для светлых. А владыка не хотел, чтобы о его состоянии прознали раньше времени. Темный трон не должен опустеть. И преемник должен появиться в чертогах до того, как светлые о нем узнают, поэтому мне было запрещено пользоваться магией в пути за исключением тех случаев, когда этого требовала бы ваша безопасность и безопасность лорда Торриэля.
— Таррэн! Его зовут Таррэн! — прошипела Мирена, резко поднявшись с постели раненого. — Почему ты не сказал хотя бы ему?
Хранитель неопределенно пожал плечами.
— Я маг, миледи, и знаю, когда яд можно обезвредить, а когда не стоит даже пытаться. Та гиена не была обычной. А ее яд был заведомо смертелен, поэтому и не стоило даже пытаться.
— Нет, стоило! Таррэн спас тебе жизнь…
— Это не его заслуга, — тихо отозвался эльф, остро жалея, что не в силах прогнать странную тоску, грызущую нутро не хуже иной гиены.
Он не мог забыть песнь жизни, но не мог и вернуться на двое суток назад, когда эти слова звучали во тьме только для него одного. Когда для него пели, как для самого родного и близкого существа, тем изумительным голосом, от звуков которого хотелось смеяться и плакать одновременно, жить и умирать, кричать и рваться навстречу.
— А чья же тогда? — недовольно поджала губы Мирена.
— Белика… — невольно сорвалось с губ.
— Дурак! — вспыхнула эльфийка и, стремительно развернувшись, выбежала прочь, не забыв при этом хлопнуть дверью.
Линнувиэль тоскливо оглядел пустую комнату и упрямо приподнялся на локтях. В плече немедленно стрельнуло, но, впрочем, не настолько, чтобы он отказался от желания выбраться из постели. Эльф скрипнул зубами и медленно, с усилием, но все же принял вертикальное положение. Некоторое время подождал, пока не пройдет головокружение и не перестанут мелькать разноцветные мушки перед глазами, а затем подтянул кем-то заботливо выстиранные и выглаженные штаны, кое-как натянул их на себя и, покачиваясь от слабости, неуверенно встал.
На какое-то мгновение комната поплыла, звон в ушах стал просто оглушающим, но Линнувиэль не зря считал себя выносливым и упорным — спустя пару минут он упрямо сжал зубы и сделал первый шаг к заветным дверям. Не забыв, правда, ухватиться за стенку. И так, шаркая, как больной старик, но с каждым шагом обретая былую уверенность, понемногу добрался до выхода.
— Ты что тут делаешь?! — несказанно изумился Шранк, когда у него перед носом в коридор вывалился полуодетый, смертельно бледный эльф.
— Линнувиэль?! — донеслось обеспокоенное снизу, и по лестнице торопливо загрохотали сапоги. Слишком громко для его нещадно звенящей головы, о чем последняя и не преминула сообщить. — Ты зачем встал?! Тебе еще рано! Немедленно вернись!
— Линнувиэль! — ахнула из-за спины подбежавшего Корвина Мирена. — Да ты с ума сошел! Зачем поднялся?!
Хранитель измученно прижался лбом к косяку. Торк его знает, как и, главное, зачем он вообще решил выбраться из постели! Точнее, причину-то он знал, но даже себе не хотел признаваться, что делает глупость лишь с одной целью — увидеть существо, о ком больше не мог не думать, а заодно убедиться, что он не сошел с ума. Что все это действительно было. Что он воочию видел знакомые зеленые отсветы в глазах, слышал самый удивительный в мире голос, к которому хотелось тянуться. Чувствовал недолгое прикосновение и знал в тот момент, что сильно ошибался, считая наглую Гончую обычным пацаном-полукровкой, способным лишь на гадости и подставы. Нет, что-то в нем было еще, и вот это «что-то» как раз не давало покоя.
— В чем дело? — раздалось возле соседней двери властное, и Линнувиэль, узнав повелителя, тряхнул головой. Там, где Таррэн, наверняка найдется и Белик. А значит, у эльфа появился шанс прямо сейчас успокоить расшатанные нервы. Он торопливо зашарил глазами по сторонам, но, сколько ни пытался, так и не смог найти знакомую фигурку, и это неожиданно встревожило.
Молодой лорд хмуро оглядел собрата.
— Линнувиэль? Ты что тут делаешь? Почему встал? Тебе еще сутки пластом лежать, пока силы не восстановятся хотя бы наполовину.
— Где… Белик? — вместо ответа прошептал Линнувиэль, почти не в силах бороться с нарастающим звоном в пустой голове. — С ним все хорошо? Мой лорд…
Шранк и Таррэн переглянулись, прекрасно зная причину, по которой едва дышащий эльф вдруг выполз из постели и теперь настойчиво озирается, высматривая, вынюхивая и всеми силами выискивая нагловатого сорванца. Кажется, Белка задела его сильнее, чем планировала, иначе не поднялся бы этот лебедь ни свет ни заря и не поперся на ее поиски в столь невменяемом состоянии. Помер бы на полпути, сдулся. А под ее магией еще держался. С трудом, едва соображая, что делает, но все еще стоял на ногах и даже имел наглость перебивать своего лорда. Однако Таррэн слишком хорошо помнил, как оно бывает, поэтому вместо того, чтобы разозлиться, только сочувственно покачал головой.
— Тебе нужно отдохнуть.
— Где… Белик?
— С ним все в порядке, — пробормотала Мирена, подхватывая под руку подрагивающего от слабости сородича. — Он еще отдыхает.
— Третьи сутки кряду?
— Малыш иногда много спит, — напряженно добавил Шранк, чувствуя, что просто так помирающий эльф от них не отстанет. Сам издохнет, но выяснит, что и как. Ногтями вцепится в доски, зубами прогрызет дорогу, а все равно добьется своего, потому что магия Белки была сильнее. — Еле стоишь уже, ушастый. Еще минута, и нам придется волочь тебя на себе. Так что будь добр — соверши еще один подвиг и вернись в комнату, а то второй раз помощь Белика может и не понадобиться. Ты же не хочешь заставить его надрываться и тащить твою увесистую тушу через всю таверну?
Он угадал: столь дорогое сейчас имя произвело нужный эффект. Не обратив внимания на «ушастого», Линнувиэль вяло мотнул головой и послушно качнулся в сторону комнаты. Но тут его силы все-таки закончились, и эльф благополучно рухнул. Заботливые руки вовремя подхватили, подняли и аккуратно уложили на измятую постель, где измученный эльф потерял-таки сознание.
Таррэн посмотрел, как суетится над ним Мирена, как озабоченно хмурят брови Корвин с Маликоном, как задумчиво глядит в сторону хранителя Сартас, и тяжело вздохнул:
— Только этого нам не хватало.
Шранк мрачно кивнул и уточнил: