Могла ли я предположить, к чему приведут мои усилия? Что я смогу получить нечто большее, чем просто умение контролировать голод. Что моё дальнейшее существование будет определяться тем, что я изо всех сил старалась сохранить себя. Нет, я не стала снова человеком. Я стала чёртовым суперменом.
Я очень быстро двигалась к цели. Моя память, вернее, моя новая память, которую прежде можно было назвать выборочной, безошибочно вела в том направлении, в котором я впервые почувствовала человеческий запах. Я неслась сквозь лес, отклоняясь от деревьев, стоящих на пути так, будто в теле был радар. При моём приближении замирала жизнь, замолкали птицы и затихали в траве насекомые. Я слышала вдалеке встревоженное стадо оленей, но сегодня им ничего не угрожало: огромный гризли вчера накормил меня досыта.
Как только я почувствовала слабые нотки того же знакомого сладковатого запаха, я остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Огонь вспыхнул, на мгновение застлав глаза красным туманом, но мне удалось загнать его внутрь. Можно даже сказать, что это было легко. Я готовилась к тому, что мне снова нужно будет убегать, но…
Я засмеялась. Это был первый раз, когда я услышала свой новый смех. Будто журчание лесного ручья, прохладного и звонкого, переливающегося на солнце. Смех был продолжением меня. Той стороной меня, что не пугала, что была приятна. Что дарила надежду.
Теперь я передвигалась медленно, не желая рисковать ни собой, ни своей возможной жертвой. Человеческий аромат становился сильнее, но кроме него я чувствовала ещё целый сонм запахов, смутно знакомых, почти забытых. Мне приходилось напрягать память, чтобы вспомнить их названия: резкий и горький запах бензина, щелочной и режущий - горячих покрышек, тягучий - асфальта и приятный, немного вяжущий запах железа, ржавчины – так раньше для меня пахла кровь. Все они смешались в один, квинтэссенцией которого был парящий на самой верхней ноте аромат человека.
Это было шоссе.
Машины проносились мимо, а я стояла в тени деревьев и вдыхала полной грудью какофонию запахов, привыкая к ним, принюхиваясь, смакуя. День сменялся ночью, солнце дождём, а я всё стояла, скрытая густыми зарослями папоротника и хвои. Я могла рассмотреть лицо каждого человека, сидящего в проносившихся мимо меня машинах: мужчины, женщины, дети, старики. Какие разные и какие одинаковые в своей наполненности сладкой, вязкой жижей, бегущей внутри их тел. Я ловила каждую эмоцию, проскальзывающую на лицах, каждую морщинку, убегающую из уголков глаз. Я чувствовала запах их дыхания, скрытый от меня за стёклами. Для вампирского обоняния стекло не было такой уж преградой.
Я начала различать запахи людей. Самым сладким был аромат детей. Причём, чем младше ребёнок, тем тяжелее было отвлечься от маленьких синих жилок на его шейке. Я скрежетала зубами, но справлялась. Я начала различать запах молодости и старости, запах девственности и похоти, запах болезни и усталости.
Сколько я там стояла? Неделю? Две? В конце концов, мне пришлось уйти, чтобы хорошенечко поохотиться для осуществления следующего этапа моего плана.
Это был маленький городок, значительно меньше Форкса, в котором я жила. По сути, это было небольшое поселение, состоявшее из пары десятков домов. Я вышла к нему ночью, скрываясь от людских глаз. Стены и замки не были преградой для вампира, и я пообещала не корить себя, если первая попытка встретиться лицом к лицу с человеком обернётся провалом. Передвигаясь от дома к дому, я чувствовала сквозь слои дерева, бетона и строительной смеси биение человеческих сердец: спокойное, безмятежное, будоражащее. Я прекрасно ориентировалась в темноте; окружающие предметы были раскрашены в такие цвета спектра, о существовании которых человек и не подозревает. Моё сердце возликовало от радости, когда в окне одного из домов мелькнул слабый свет, пробивающийся из-за плотных штор. Я подошла поближе и заглянула в окно.
Комната тускло освещалась старенькой настольной лампой, накрытой бумажным абажуром с нарисованными цветами. Свет из-за них был неровным и отражался на стенах тёмными пятнами. Я увидела платяной шкаф с приоткрытой дверцей, комод, заставленный фотографиями, несколько плакатов, вырванных из журналов и прикреплённых к стене булавками с сердечками на наконечниках. Взгляд остановился на кровати: лёжа на животе на грубом домотканом покрывале, девочка лет пятнадцати читала книгу. Слёзы скатывались по её щекам и падали на странички, деформируя дешевую бумагу. Мне стало интересно, что она читает? Какие переживания проецирует на себя? Что из прочитанного заставляет её плакать?
Я вспомнила, что тоже любила книги. Вспомнила свой старенький, зачитанный до дыр томик «Грозового перевала». Вспомнила, как так же валялась в кровати, читая до глубокой ночи. Как ругала меня за это мама.
Мама…
- Мама!
Произнесённое вслух, это слово полоснуло по горлу ножом.
Иногда я думала о своих родных: что стало с отцом, с мамой, с друзьями после моего исчезновения? Как они пережили его? Смогли ли? Я и раньше рвалась в родные места, но останавливала себя, понимая, что не должна это делать. Сначала было рано, а потом слишком поздно. Я могла растерзать отца, не задумываясь. Я могла убить всех друзей, выпить их кровь, и ничто не остановило бы меня, пока я полностью не осушила бы их тела. Остатки разума говорили, что при любом исходе я никогда не смогу жить с этим. Ну, а после… Если я и задумывалась, чтобы вернутся, как-то дать о себе знать хотя бы родителям, это было невозможно по той простой причине, что я уже не была их дочерью.
Лица родных почти стёрлись из памяти, хотя я и пыталась этого не допустить. Но яд, текущий по венам, словно выжигал из сосудов и нейронов прежнюю меня, прежнюю Беллу Свон. А с ней и всё, что было ей дорого; всё, что она любила. И всех.
Я подошла к своему дому, когда рассвет едва забрезжился в сумрачном небе. Лес надёжно скрывал меня, я спокойно стояла в тени огромных деревьев, росших прямо за забором, отделяющим задний двор от подступающего зелёного мрака.
Во всех окнах дома горел свет. Кухня, гостиная, спальня отца наверху. Я прошла вдоль забора и осторожно выглянула на освещенную подъездную дорожку. Перед домом были припаркованы несколько автомобилей, в том числе белый фургон с красными полосками на боках. От него пахло чем-то резким, противным, неестественным, смешанным с запахом человеческих страхов и боли. «Скорая», вспомнила я.
Неужели, что-то с отцом?
Воспоминания, загнанные глубоко внутрь, выплеснулись на меня, заставляя ноги подкоситься - сильные ноги вампира, не знающие ни боли, ни усталости. Я упала под навалом образов, пронёсшихся в голове: папа берёт меня на руки и целует, его усы щекочут мне щёки, и я смеюсь. Встречает в аэропорту, когда я приезжаю к нему на каникулы, и мы неловко обнимаемся. Мы ужинаем на кухне этого самого дома, оба молчим, и нет никакой неловкости в нашем молчании.
Папочка, как ты справился с этим? Ты всегда был сильным, смелым, закрытым для других, но я всегда знала, что больше всех на свете ты любил меня. Что ты сейчас переживаешь? Как я могу облегчить твою боль?
Внезапно входная дверь отворилась, и на освещенном крыльце появилась мужская фигура. Я тут же задержала дыхание и втянула в себя готовую вырваться наружу жажду. Лицо человека показалось знакомым, и я судорожно рылась в памяти, вспоминая его. Это был молодой парень, высокий и черноволосый. Суровым взглядом он вглядывался в темноту, как будто знал, что за ним наблюдают.
Я стояла едва ли больше чем в десятке метров, но его глаза продолжали осматривать двор и близлежащую дорогу, скользя по мне, сквозь меня, мимо меня. Я замерла: он меня не видел!
- Я чувствую, что ты здесь, - заговорил он. Его хриплый голос был наполнен такой неприкрытой злобой, что я внутренне содрогнулась. - Я ощущаю смрад, идущий от тебя.
Его ноздри раздувались, губы кривились в страшном оскале. Я чуть втянула воздух, не понимая, о чём он говорит. Как только его запах долетел до меня, я едва не вскрикнула от удивления: это не был запах человека. Парень пах, как… волк?
– Что тебе нужно? Ваше дьявольское племя и так принесло много горя в этот дом. Оставьте старика в покое!
Старика? Мой отец не был стариком!
- Что с ним? - прошелестела я из темноты.
- Какое тебе дело! – голос парня стал резче.
Он начал медленно спускаться по лестнице. Его тело мелко подрагивало, и я ощутила исходящие от него разряды энергии. Почти такие же резкие, как и у меня под щитом. Воздух вокруг начал вибрировать. Парень явно сдерживался, чтобы не сорваться. Его руки сжались в кулаки так, что побелели костяшки. Запах псины с каждым мгновением становился невыносимым.
- Что с ним? – повторила я громче.
- Сердечный приступ. Второй за последние полгода.
Голос его напоминал собачий лай, а глаза яростно сверкали.
- Уходи. Убирайся, и никогда больше не появляйся здесь, иначе я разорву тебя на части и сожгу. И передай это остальным. Соглашение теперь распространяется и на этот дом.
Я не понимала, о чём он говорит. Все мысли были обращены к отцу. Моё исчезновение, вероятно, и послужило причиной этих приступов. Но я ничем не могла помочь ему: ни сейчас, ни в будущем.
Нахождение здесь было сродни продлению агонии. Я развернулась и медленно пошла в сторону от дома.
- Будьте вы все прокляты! – услышала я. – Будьте прокляты за то, что сделали с ним. И с ней.
Голос парня уже не звучал так резко. Неожиданно для себя я услышала в нём горечь и обречённость.
Обернувшись, я увидела, что он ни на йоту не расслабился, всё ещё ожидая нападения. Челюсть решительно сжата, кулаки наготове, но в глазах стоят слёзы. В ту же секунду я его узнала. Это был мой друг, мой товарищ и помощник. Моё личное солнышко, которое всегда было рядом. Мой Джейкоб.
Если бы я могла заплакать, то сделала бы это. Но слёзы были выжжены ядом, и, в отличие от воспоминаний, в очередной раз потоком ворвавшихся в голову, у меня не было на них никакого права.
Джейкоб Блэк.
Я вспомнила наши прогулки, наши разговоры. Нашу авантюру с мотоциклами. Вспомнила, что Джейк всегда хотел быть для меня больше, чем другом. Он любил меня, я это знала, и, конечно, моё исчезновение стало для него не меньшим ударом. Мой добрый друг, оказавшийся рядом именно в тот момент, когда мне это было больше всего необходимо.
Когда он бросил меня.
На секунду я будто бы потеряла сознание.
Как наяву услышала я последнюю мысль, что пронеслась в голове перед тем, как убийца занёс надо мной руку.
«Эдвард, я люблю тебя!»
Я вспомнила любимые золотистые глаза, мягкую улыбку и непослушные пряди бронзовых волос. Вспомнила, как блестела на солнце его кожа. Вспомнила его руки, холодные, но очень нежные. Вспомнила его прикосновения, его поцелуи, его сладкое дыхание. Как билось моё сердце от одного только взгляда на него. Как я перестала ощущать Эдварда в тот момент, когда он ушел.
- Позаботься о Чарли, Джейк, - прошептала я.
Шатаясь от нахлынувших воспоминаний, я уходила от своего дома, оставляя за спиной прошлую жизнь.
С губ Джейкоба сорвалось моё имя. Сначала неуверенно, а потом более громко, с отчаянием он начал звать меня.
- Белла! Белла, это ты? Это же ты, правда? Не уходи! Подожди!
Я слышала, как он мечется по двору, поглядывая в разные концы улицы, высматривая меня. Но, в последний раз взглянув на свой дом и на Джейка, я побежала туда, куда звали меня останки моего мертвого сердца.
Часть 2
Soundtrack - Immortality by Céline Dion
Позже я много раз спрашивала себя, почему я забыла его? Как могла забыть того, кто был для меня всем в прошлой жизни? Что за страшную шутку в который раз сыграла со мной судьба, лишив воспоминаний об Эдварде! Неужели мне не было бы легче пережить ужасы первых месяцев, если бы я знала, что у меня всё получится? Если бы помнила, что всё возможно, что есть – существуют! - такие, как я - обуздавшие жажду, наполнившие свою жизнь смыслом, вернувшись в неё пусть не людьми, но цивилизованными существами. Пример его семьи должен был мне помочь.
Но я всё забыла! Я забыла теплоту и мудрость, льющиеся из глаз его родителей; дружеские объятья и заботу его братьев и сестер; нежность и любовь, которые дарил мне сам Эдвард.
Да, он оставил меня, но разве это меня остановило? Я хранила память о нём в своём сердце. Я сжималась от боли в груди, когда что-либо напоминало мне о любимом, сама шла навстречу этим воспоминаниям, цепляясь за иллюзорный образ. Я слышала его голос, предупреждающий об опасности, и сама же стремилась к ней. Я ставила свою жизнь под удар, чтобы в очередной раз услышать бархатный, нежный, любимый баритон.
Так почему же, когда моя жизнь заканчивалась, когда я была уже не я, когда бушевавший огонь пожирал меня, я его не слышала! Почему он не говорил со мной, не успокаивал! Не обещал, что всё будет хорошо.? Что всё закончится. Что я выдержу.
Эдвард мог перестать любить меня, но я же не переставала! Именно эта любовь и являла его ко мне. Неужели, яд добрался и до неё?
Думая об этом, я пришла к выводу, что, скорее всего, это была защитная реакция. Что, кроме вечных проклятий могла я тогда посылать на его голову? Ведь я бы винила Эдварда во всём, что со мной происходило. Если бы не его существование, если бы не его сущность, если бы я не была для него самым притягательным существом на земле, я бы никогда не оказалась под пристальным вниманием других вампиров. Джеймс принял за вызов желание Эдварда защитить меня. Открыв на меня охоту, вампир подписал смертный приговор не только себе, но, как оказалось, и мне: Виктория пообещала отомстить за него, а Лоран, выполняя её поручение, просто не смог сдержаться. Неужели, всё это случилось, если бы Эдварда Каллена не было в моей жизни? Если бы он оказался сильным и не допустил нашего сближения. И неужели это случилось, если бы он не оставил меня в лесу? Оставил без защиты, зная, что на меня объявлена охота. Неужели ему не приходило в голову, что его уход только облегчил задачу для убийц. Ведь о том, что Эдвард больше не любил меня, не желал, знали лишь мы двое.
Наверняка в дни кошмара, захлестнувшего меня вначале, я пришла бы к такому выводу и возненавидела бы Эдварда. Всё было бы именно так. И неизвестно, во что бы это вылилось. Что бы произошло, если бы я не нашла в себе силы и стала-таки зверем? Возможно, когда-нибудь, повстречавшись с Эдвардом, я без сожаления убила бы его.