В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ
Вступление
Каждый день мы встречаем людей, здороваемся с ними за руку, обнимаемся, киваем в приветствии или просто встречаемся взглядами. Хотя, можем даже и не встретиться ими — ты проходишь мимо и замечаешь одних людей, которые на тебя не обращают внимания, а другие люди при этом обращают внимание на тебя, в то время как ты их не замечаешь совершенно. Ты попадаешь в их поле зрения. Это может произойти абсолютно где угодно. Ты можешь сидеть дома, и в то время, когда ты подойдёшь к окну, тебя приметят с улицы или из дома напротив. Ты можешь идти по улице или ехать в транспорте, как общественном, так и в собственном — вокруг тебя люди, ты их видишь, они видят тебя. Ты на работе или на учёбе — вокруг тебя снова люди. В большинстве своём люди, как бы они ни желали или не желали выделиться — серая масса, выштампованная как будто на одном заводе по единому образцу, но бывает и такое, что встречается человек, который в корне чем-то отличается от других. Он может выделяться чем угодно, начиная от внешности и заканчивая поведением или характером. Кого-то он привлечёт, кого-то нет, то же самое и с тобой — для одних ты — кусок серой массы, робот, а для других ты уникален, ты единственный.
При встрече с данным человеком возникает любопытство и появляется желание узнать побольше о данном человеке. Например, нет ничего преступного в том, чтобы поглазеть на красивую девушку, запомнить её внешность, хотя кому-то это может показаться и не таким уж хорошим поступком. Да, я лично при этом засмущаюсь и покраснею, но всё же я не могу выколоть себе глаза, чтобы не смотреть, ведь так? И я знаю, что я тоже могу невольно привлечь чьё-то внимание.
И ситуация может сложиться таким образом, что человек, в чьё поле зрения ты попал, может повлиять на твою жизнь. Незнакомый начальник соседнего отдела внезапно заметил твою инициативность и готовность помочь коллегам — достал твоё досье и выторговал тебя в свой отдел, предложив тебе более высокую зарплату и работу, которая тебе больше нравится по сравнению с предыдущей. Прохожий заметил, как ты изрисовываешь стены собственной школы и позвал учителя, который наказал тебя, и его отношение к тебе изменилось навсегда, что отразилось на твоих оценках по его предмету. Старый знакомый внезапно встретил тебя на улице там, где ты обычно не появляешься, и пригласил на собственную свадьбу, где ты познакомился с особенной девушкой. Тебе, опаздывающему на работу, незнакомец уступит последнее свободное место в маршрутке и при этом сам вылезет из неё. Ты проедешь пару кварталов и попадёшь в аварию.
Чужие люди могут изменить твою судьбу и твою жизнь, просто увидев тебя на улице. Очень часто, они сами не заметят, как они это сделают. Но бывает и так, что они хотят сознательно изменить твою жизнь.
Я хочу рассказать историю, которая навсегда изменила мою жизнь. Благодаря одному единственному человеку я потерял одних близких и приобрёл других, завёл преданных друзей и нажил смертельных врагов. И обычное, казалось, дело, которое я расследовал по работе, обернулось для меня в итоге настоящим кошмаром. Всё дело в том, что я — телепат, самый настоящий. Я тщательно скрываю свой дар ото всех, но он всё равно влияет на мою жизнь. Внешне я ничем не отличаюсь от большинства — средний рост, худощав, но жилист, тёмные волосы, карие глаза. Я далеко не богат, но я ещё молод и только начал работать следователем. У меня самые обычные знакомые и родственники, никаких знаменитостей, я не попадал в сводки новостей или на телевидение или даже в газеты, в Интернете меня почти невозможно найти, я не побеждал ни в каких конкурсах или соревнованиях (хотя, я ненавижу соревнования). Для незнакомых людей я самый обычный парень, но это если только не знать, куда смотреть.
Один человек, которого я встретил совершенно случайно, знал.
Глава 1
— Видел раньше когда огнестрелы? — поинтересовался Семён, прислонившись спиной к стенке лифта.
Лифт был вылизан до блеска и пахнул морем, не то, что в моём доме. Как, впрочем, и любом другом лифте этого города, исключая, разве что, такие вот здания.
— Только на снимках, — я покачал головой. — Нам специально подобрали в учебке такие, на которых видно, как мозги вытекают из черепа.
Меня передёрнуло от одного только упоминания об этих фотографиях. Жуткие они были. В того бомжа, наверное, из Царь-пушки стреляли — снесло почти треть головы.
Семён чуть сморщился.
— Неприятное зрелище, должно быть, да?
— Угу, — пробормотал я.
Фотографии были чёткие, превосходного качества. Блевала половина группы. Я же, как человек довольно впечатлительный, чуть не грохнулся в обморок.
— Ничего, — хмыкнул Семён. — Привыкнешь.
Он немного подумал, и добавил тихо:
— Или сопьёшься.
— Радужная перспектива. А ещё варианты есть?
— Есть, — кивнул Семён.
Дзынькнул звонок, лифт остановился и открыл двери, выпуская нас наружу. Мы вышли в коридор, весь отделанный под дерево. На полу мягкий ковёр с длинным ворсом, возле стен удобные с виду белые пуфики, рядом с ними журнальные столики с миниатюрными светильниками, на самих стенах репродукции различных картин. На потолке, тоже деревянном, отсутствовали люстры, но коридору было достаточно света от настенных ламп, что навевало атмосферу уюта и умиротворённости.
Мы повернули налево и направились прямиком к открытой двери номера в дальнем конце коридора. При каждом шаге ноги приятно погружались в ковёр, я шёл словно по облаку.
— Понимаешь, — Семён начал жестикулировать руками. — Всё дело в том, как ты снимаешь стресс. А его снятие на такой работе очень важно. Кто-то рисует картины, кто-то играет в группе, кто-то ходит в тир, кто-то не вылезает из кабаков и баров, или же из чужих трусов, но для этого надо быть как минимум здоровым в этом плане, ну ты понял. В общем, нужно как-нибудь пытаться выпустить пар в правильном месте в нужное время, иначе разрядка может произойти в самый неподходящий момент, например, во время допроса — не выдержал и покалечил подозреваемого. Я вот, например, коллекционирую сигаретные пачки и хожу в бассейн. Да что я — почти каждый из наших что-нибудь такое делает, спроси любого. Вот и ты найди себе подходящее занятие.
— Непременно, — отмахнулся я.
Мне не было дела сейчас до придумывания себе какого-нибудь хобби, поскольку моими мыслями овладевало новое дело. В прошлый раз меня здорово выручили мои таинственные способности «читать» чужие мысли. Да, кстати, я же не представился. Николай Айдарин, следователь специального подразделения при полиции Санкт-Петербурга. Двадцать пять лет, не женат, снимаю квартиру вместе с младшим братом-школьником, который некоторое время назад вместе со мной пожелал смотаться из гнилой провинции в большой город. Подразделение следователей уже не очень новое, существует около семи лет, но до сих пор на стадии эксперимента. К слову, этот эксперимент раскрывает до трети всех преступлений, да и народ к следователям относится немного лучше, чем к полиции, поскольку все следователи — лица гражданские, и начальство у нас тоже гражданское, хоть и подчиняется полиции.
А по поводу моих слов о том, что я умею читать мысли окружающих меня людей — это я не вру, честное слово. Дар этот перешёл мне по наследству по материнской линии. Вообще, я скрываю ото всех, что умею это делать, по понятным причинам, родители про него знают, хотя и не одобряют, что я его использую. Да и как я его использую. Мать, например, по её словам, свой дар никогда не развивала, а мой дар проявился не так уж и давно, и развивается очень тяжело. Сашка, брат мой, кстати, ничего об этом не знает, мы дружно приняли решение ничего ему не рассказывать, поскольку маловероятно, что у него этот дар проявится, а травмировать его психику завистью ко мне — плохой поступок. Лучше уж держать в тайне. Вообще, чтение мыслей — не совсем точное определение. Я скорее заглядываю в чужой разум, это более точно, ведь мысли — не книга, чтобы их читать. Я узнаю воспоминания, вызывая их у нужного человека в его голове, зачастую путём наводящих вопросов. Насколько бы ни был талантлив лжец, сидящий передо мной в такие моменты, он всегда думает о том, о чем я его спрашиваю, он не может этого не делать, особенно после того, как я его подталкиваю к этому. При этом, мой дар отнюдь не безграничен: во-первых, мне требуется видеть того, у кого я собираюсь читать мысли, а лучше видеть его глаза, типа они зеркало души и прочая подобная чушь. Не знаю, просто так почему-то проще выходит. И, во-вторых, после каждого чтения мыслей у меня начинает болеть голова, два-три человека, и из меня можно вить верёвки — сил возражать у меня не будет.
И я очень надеюсь, что мой странный дар поможет мне и в этот раз, поскольку из-за него я начинаю зарабатывать неплохую репутацию следователя. Хотя иногда мне начинает казаться, что я поступаю нечестно по отношению к моим коллегам, поскольку имею очень сильное преимущество перед ними. И каждый раз я себя оправдываю тем, что я делаю хорошее дело, и какая разница, какими средствами я для этого пользуюсь? Ведь я же не причиняю никому вреда, когда читаю чужие мысли, да? Для этого я не совершаю никаких обрядов, не режу котов как сатанисты и не пью кровь девственниц и всякое такое. Просто залезаю в голову мерзавца и всё.
Мы подошли к распахнутой двери в конце коридора и вошли в номер. Тот почти ни чем не отличался от коридора, кроме размеров и наличия больших удобств.
— Оригинальный у них интерьер, — заметил я, осматриваясь вокруг.
— У них весь этаж стилизован под дерево, — пояснил Семён. — А что, красиво.
— Это был сарказм, вообще-то.
Прямо посреди комнаты лежал труп. Молодой парень, постарше меня, лежит лицом вверх и смотрит остекленевшими глазами в потолок. Одет торжественно, прямо хоть сразу в гроб клади, если бы не большое кровавое пятно на груди.
Неподалёку беззвучно плачет молодая девушка, некрасивая, но тоже празднично одета. Сидит на кушетке и утирает платком слезы. Рядом с ней, приобняв её за плечи, сидит начавший лысеть, но с аккуратно зачёсанными короткими волосами мужик, на вид, уже почти пенсионер. Тоже в смокинге. И лицо у него подозрительно знакомое, я его точно уже где-то видел. Этого мужика опрашивает полицейский, что-то записывая одновременно в здоровенный бланк.
— А вот и вы, — Игорь, наш патологоанатом, тоже здесь. — Быстро приехали.
Мы с Семёном поздоровались с ним.
— Были неподалёку, — пояснил Семён. — Что здесь случилось?
Он захотел было подойти к трупу, но Игорь остановил его.
— Лучше не надо, да и говори потише.
— А в чем дело? — спросил я.
Игорь молча кивнул в сторону кушетки.
— Это — Наумов Евгений Раилевич, первый заместитель министра транспорта.
— Важный дядя, — согласился Семён. — А на ковре, стало быть, его сын?
— Да. А та девушка — его жена, вернее, уже вдова. Они все видели, показания уже записывают.
— Это хорошо, — Семён скрестил руки на груди. — А почему нам туда нельзя?
Игорь украдкой оглянулся на замминистра и подошёл к нам вплотную, понизив голос:
— Понимаешь, он сильно устал, у него был трудный перелёт из Москвы накануне, только прилетел — тут же к сыну, захотел с ним повидаться. Прибыл к нему, пробыл пару часов и бац! Того застрелили. Вот только он и вон та девушка видели всё, что здесь произошло, в том числе и убийцу. И он твёрдо убеждён, что никакого расследования здесь не нужно, все, что требуется от вас — поймать преступника и засадить по полной.
— Ну и хорошо, — тут же согласился я. — Нам меньше работы. Вот только, Семён, я так понимаю, мы же все равно должны все сделать как положено, да?
— Именно, — ответил Семён.
— А это ещё кто такие? — неожиданно загромыхал басом заместитель министра, заметив нас с Семёном.
Голос у него был мощный, сочный и звонкий как церковный колокол, причём по ушам бил не хуже. Заместитель министра явно был не рад нашему присутствию.
— Я же сказал: никаких ищеек!
— Товарищ Наумов, — обратился к нему Семён, делая робкий шаг вперёд. — С Вашего позволения, мы обязаны провести расследование…
— Какое ещё расследование?! — мужик вскочил с кушетки.
Он был не сильно высоким, но костюм на нем пузырился из-за спрятанных под тканью мышц, а толщина шеи явно превосходила мою талию. Этот человек очень любил спорт. Или армию.
— Какое, к чертям собачьим, расследование?! — он выхватил у побледневшего полицейского бланк и стал трясти им в воздухе. — Здесь все записано! Кто убил, когда убил, чем убил, кто это видел! Черт, да здесь даже написано, куда этот ублюдок убежал!
Семён молчал, тихо наблюдая за гневно сверкающим глазами-бусинками замминистром.
— И что здесь ещё расследовать, я спрашиваю, а?! — продолжал Наумов.
Он буквально перелетел через кушетку, замедлился возле трупа, деликатно обойдя того, и подскочил к Семёну. Ткнул его бланком в лицо и, плотно сжав зубы, прошипел:
— Вам нужно только поймать этого ублюдка, который застрелил моего мальчика. И все!
Семён взял трясущийся перед его лицом бланк и стал торопливо его читать.
Но Наумов никуда не уходил, он лишь гневно смотрел то на Семёна, то на меня. Честное слово, под его взглядом и я готов был тут же признаться, что это я — убийца, настолько тяжёлый и требовательный был он.
— Может, Вы нам и имя убийцы тогда назовёте? — неожиданно ляпнул я, поймав на себе очередной его взгляд.
И тут же пожалел об этом, поскольку Наумов был готов одним только взглядом прожечь во мне дырку. Мне стало жутко не по себе.
Семён, вовремя увидев это, тактично откланялся Наумову и вышел обратно в коридор, благоразумно захватив меня по пути. За нами вышел Игорь, закрыв за собой дверь.
Оказалось, что все это время я не дышал, и теперь никак не мог наглотаться воздуха, хватая его ртом, словно рыба на берегу. Семён выглядел не сильно лучше, весь вспотел, даже галстук ослабил. Одному только Игорю, казалось, было все равно, что происходит вокруг него. Правильно, это с такой-то работой…
— Я думал, он вас живьём там съест, — сказал патологоанатом.
— И он был весьма близок к этому, — я перевёл дух. — Его, поди, все министры боятся. Почему он так настроен по отношению к следствию?
— Потому что здесь действительно нечего расследовать, — отрезал Семён, продолжая изучать бланк. — Коль, ты не поверишь — тут даже имя убийцы есть.
— Быть того не может! — воскликнул я, подходя ближе к Семёну и заглядывая ему через плечо.
— Может, — усмехнулся Игорь.
— Вот, смотри сам, — Семён ткнул пальцем в нужное место на исписанном бланке.
Я посмотрел туда.
Прямо над пальцем было записано имя, почерк был далёк от идеала, но удивительно разборчив для таких каракулей. Наумов Дмитрий Евгеньевич.
— Наумов? — спросил я. — Евгеньевич?
— Да, это его сын, — пояснил Игорь. — Второй, и теперь уже единственный. Он был старшим братом убитого.
Теперь понятно, почему Наумов-старший так себя ведёт. Потерять одного сына из-за другого… Не хотел бы я оказаться на его месте.
— Надо изловить парня, — сказал Семён. — Идём.
— Стой! — запротестовал я. — Мы ведь даже не узнали, что здесь произошло!
Семён, уже успевший сделать пару шагов по направлению к лифту, остановился и, опершись рукой о стену, тяжело вздохнул.
— Из этого бланка, — сказал он, не поворачиваясь ко мне. — Из него я узнал достаточно. Буду ждать в машине.
И он побрёл дальше, так и не обернувшись. Я обескураженно смотрел ему вслед, пока тот, наконец, не скрылся в лифте.
— Что это с ним? — спросил я у Игоря.
Тот замешкался.
— Ну… это… такая история… в общем, у него есть сын, лет десять назад натворивший дел по уголовщине… короче, раскопай дело о его сыне, Артёме — и сам все узнаешь. Только не вздумай расспрашивать Семёна! Понимаешь почему?
Я молчал. Сын Семёна. У него есть сын. Конечно же, ведь ему сколько лет-то, за пятьдесят точно. Наверное, этот Артём примерно мой ровесник, или чуть старше. Но Семён, пусть я его знаю и не очень-то долго, никогда о нем не говорил. Конечно, я о своей семье тоже не больно-то распространяюсь, но мне и рассказывать особо нечего из того, о чём можно болтать. Но он мог хотя бы парой слов обмолвиться. Хотя, кто его знает, что там произошло, и насколько сильно оно повлияло на моего напарника.
— Понимаю, — кивнул я. — А теперь поведай мне, что же здесь случилось?
— В общем, сначала о трупе, — начал патологоанатом. — Стреляли почти в упор, есть следы пороха на одежде и ожог на коже. Пуля попала в правое предсердие и застряла в рёбрах, я её извлёк почти целой, калибр 9х19. Стреляли из именного Ярыгина, пистолет принадлежит товарищу замминистра.