Тон дракона стал до абсурдности спокойным, но лицо, повернутое ко мне, словно закаменело. А я, переваривая все услышанное, поняла, что еще никогда, как ужасная эгоистка, не смотрела на нашу историю с его стороны. Может быть потому, что просто не думала о нем как о человеке со своими эмоциональными мотивами, ведь он всегда был для меня, как-никак, а все-таки главным злодеем сказки… Но у настоящих злодеев не может быть чувства чести и этой поразительной искренности.
Как я и сказала, у него не было ко мне любовных чувств, даже банального физического желания не особо было заметно. Но был интерес к той, что стала фактически… Красками на серый холст? Он стремился рисовать мною свою картину, он хотел правильных, устойчивых и ярких отношений.
И просил меня поддержать их. Всего лишь поддержать в ответ на все замечательное, что делал для меня лорд на протяжении моего детства. Черт возьми, меня уже должно было бы после всего этого сгрызть чувство вины, однако в памяти все всплывали небесно-голубые глаза.
У погибшего по нашей вине были чистые глаза. Прощают ли так просто убийство невиновного?
Ошарашенная новой информацией, я молчала. Магистр, отвернувшийся к окну, мне казалось, завершил свою исповедь, и я как-то уже начала незаметно собираться вставать и потихоньку уходить.
— Я не жалею, что заставил тебя поплатиться муками совести за ту глупость, Мариабелла, — вдруг прозвучало от него прохладное. — Однако есть момент, который, возможно, изменит твое отношение ко мне в хорошую или плохую сторону.
Вдруг скрипнула ручка двери, прерывая магистра на полуслове. Причем, как мне казалось, весьма важном должно было быть полуслове, так что я едва сдержала стон, когда спустя секундную короткую дробь громогласного стука вошла Нельха.
Уборщица сначала закрыла на автомате за собой одну из открытых ею тяжелых дверей, а уже затем повернулась, ставя ведро со стуком на пол, и заметила присутствующих.
— Ой, — по-старчески забавно-скрипуче выдала она, смутившись. — Вы меня уж простите, сказали срочно прийти, пока тут форточка…
— Не стоит, — на удивление добродушно ответил ей лорд, хотя до этого я, кажется, слышала подозрительно напоминающий раздосадованное шипение звук. Показалось, видимо.
Он сделал несколько широких шагов к своему рабочему месту, подхватил с нее тонкую черную книжку, скорее всего записную, и, кивнув по пути мне, направился к выходу так, что мне ничего не оставалось, кроме как покинуть помещение следом.
За стенами звукоизолированного помещения на нас напал дикий шум бесчисленных коридоров огромной академии, разносимый быстрым густым потоком спешащих адептов. Мой спутник остановился, когда массивная дверь за нами вернулась в свое исходное положение.
— Он… жив, Мариа.
Дракон ушел, как часто он это делал, оставляя меня абсолютно обескураженную стоять и безмолвно шевелить губами, вторя заветным словам. Следовать за ним не было смысла, я и без лишних уточнений знала, что на сегодня наш разговор закончен.
Мой шок медленно сменялся осознанием. Неужели все, что я пережила, было зря, а дракон не в моей сказке все-таки никогда и не был злодеем?
Часть одиннадцатая. Об очередных примирениях
Я избегала дракона. Даже не скрывала этого. Сидела на его паре, как на пороховой бочке, убегала, стоило раздаться первым ноткам звонка, делала вид, что не слышу, если он пытается меня окликнуть и целый день не ходила, а кралась по коридорам академии, опасаясь наткнуться на него. У меня, как и у еще нескольких несчастных, плохо получалось усваивать материал этого предмета, но дело было, конечно, в первую очередь в преподавателе. Хоть таковым магистр Шайкан являлся, бесспорно, хорошим, но недостаточно, чтобы я забыла про его личность. Если два последовавшие занятия, в которых мы пока занимались медитацией и воплощением простейших символов, мне удалось отделаться несколькими замечаниями, то на третье он запланировал заняться первым серьезным плетением и особенно внимательно проследить за отстающими.
Поэтому в этот день я заболела. Тяжко заболела, с высокой температурой и периодическими приступами легкой, но все же лихорадки. Болезнь вызывалась светлым заклинанием "Аристайзиш", выкопанной в самых недрах некоторой, не особо законной магической литературы, которую я захватила с собой из родовой библиотеки Аймитов (всегда считала, что чем запрещеннее знания, тем полезнее ими владеть). Мне повезло. Не имеющая причин подозревать меня, усерднейшую адептку группы, ни разу не пропустившую занятия до этого даже с сильнейшими простудами, лекарша сочувственно помотала головой, выдала зелья, назначила ошибочный диагноз "Белая аноза" и вручила освобождение аж до конца недели.
Да, я бессмысленно оттягивала неизбежное. Да, глупо, по-детски стыдилась смотреть в лицо дракону, боялась резких перемен в наших отношениях. После всего, что узнала из его откровений, после того как Шайкан раскрылся мне, причем как человек, как чувствующий и способный совершать ошибки, даже если это искусственно вызвано последствиями нашей эмпатической связи, я попросту не имела право его ненавидеть. А ненавидеть его было так просто, и оправдывать свою избалованность и эгоистичность этим же удобно.
Я много думала о нем, стала рассеянной, отвлекалась. Тревожно переживала воспоминания из детства, но теперь глядела на сцены со стороны мужчины. А ведь он и правда был удивительно нежен, добр, сдержан только со мной одной. Уважал мою индивидуальность, мягко направлял, тщательно подбирал подарки, лишь бы порадовать свою юную капризную леди. Придраться было сложно.
Больше всего мыслей сводилось, конечно, к шестнадцатилетию. К жестокому наказанию, которое продлилось аж до недавних дней. Я могла думать сколько угодно о том, насколько было жестоко заставлять меня
— Ты уверена, что тебя можно оставлять одну? — обеспокоенно уточнила соседка по комнате, отрываясь от собирания своей сумки. — Я могу отпроситься, а завтра выходные…
Кейра Эвигрис являлась младшей дочерью богатого купца, но без титула. Впрочем, не это ее главная причина обособленности от основной массы аристократичных студентов. С ней мы не то, чтобы дружили, но я знала ее хорошо: она уже относилась к третьему курсу, выбрала любимый светлый целительский факультет и была немного… Скучной. Истинной заучкой, в отличии от меня, вынужденной приспособиться к зубрежкам в силу особых обстоятельств. Чуть горбящаяся, с вечно собранными в простую небрежную косу темно-пепельными волосами и серьезным, придирчивым взглядом, она не притягивала к себе внимания и не вызывала особой приязни. Но несмотря на то, что у нас практически никогда не было тем для разговора, с ней, тактичной в аграрных вопросах и уступчивой, делить помещение было очень даже здорово, так что мы были просто дружелюбными сожителями. Меня приятно удивляла ее забота (возможно, дело было в том, что мое обманчивое состояние выглядело на редкость убедительно-жутко), и сидящая у края кровати Арина так многозначительно ехидно подмигнула, закрывшись от взгляда Кейры пышными пшеничными локонами, что мне стало стыдно. Арина знала о том, насколько "плохо" было мое состояние, а соседка бы ни за что не подыграла (было в ее характере такое вот чрезмерное следование правилам), поэтому мне оставалось только ограничиться муками совести.
— Спасибо, но со мной все будет хорошо, — отчаянно глуша в своей голове голос исходящей ядом совести, слабо кашлянула я и хрипло дошептала: — Ерунда, я выпью лекарство и усну. В конце концов, меня ведь не оставили в лазарете, так что все не так серьезно.
На самом деле не оставили, потому как я долго уверяла, что в комнате мне будет лучше, мол, там много конспектов, спать привычнее. Уступили только потому, что "белая аноза" совершенно незаразна и возникает просто от магического переутомления, которое достаточно часто бывает у первокурсников в период начала практики. Отчасти только из-за факта распространенности недуга лекарша не сильно присматривалась ко мне и не нашла-таки несколько различий между моим заклинанием и настоящей болезнью.
— Да? — с большими сомнениями разглядывая меня, бледную и дрожащую, неуверенно переспросила она, медленно застегивая сумку. — Хорошо, выздоравливай. Я принесу тебе чего-нибудь потом поесть.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Слабо кивнув, я глазами проводила ее спину до двери, улыбнулась Арине, тоже направившейся следом на выход, и, только дождавшись, когда дверь за ними защелкнется, с облегчением выдохнула, снимая ненужное уже заклинание, так достоверно изображавшее мою болезность. В комнате было просторно, убрано, чисто, но сумрачно из-за плотных задернутых занавесок, и это несоответствие немало раздражало. Тем не менее, пришлось ограничиться дальней от окна лампой, потому что мало ли, кто в окна заглядывает больной, даже если это второй этаж (в академии магии, где маги летали на кроватях на пары, пусть это и было больше исключение, нежели закономерность, ни второй, ни пятый этаж не были помехой любопытным адептам). Я собиралась провести весь день так, как давно хотелось: почитать любовный роман, навести порядок в конспектах, выспаться, в конце концов. И главное, чтобы ни одной не скользнуло навязчивой думы о тревогах с преподавателем темной магии.
Решительно держась своего решения, я открыла "Весенний праздник их любви" и погрузилась в чтение.
…Его губы нежно ласкали мои, и сильные, властные длани не позволяли мне отстраниться ни на шаг. Его язык проникал в мой податливый рот, и меня как будто пронзало копьем от странного жара, охватившего тело. Что со мной, о, Хейтарг?
— Я хочу, чтобы ты, Воисия была сегодня послушной, — приказал мне этот невозможный мужчина, — иначе…
От сладкой, почти нежной угрозы мое сердце забилось в груди в три раза чаще. Тук-тук, тук-тук…
Отчетливый стук заставил меня от неожиданности выронить прочитанную уже на четверть книгу на пол и, замерши, повернуть голову в сторону двери. Мне потребовалось несколько секунд с испуганной оглядкой на часы, чтобы вспомнить о своей болезни и вернуть заклинание на место, прежде чем раздался до боли знакомый, спокойный голос:
— Я войду, адептка?
Прошли едва ли две пары, а мой заслуженный отдых уже нарушал тот, от кого я так пыталась отдохнуть. Какая же все-таки мерзкая у дракона привычка вмешиваться в мою жизнь каждый раз, когда я только-только призабуду о его проблематике!
Пока я судорожно натягивала себе на голову, ныряя в постель, одеяло и жмурилась, ручка двери стала опускаться с жутким, пронзительным звуком моего отчаяния.
Двери, вообще-то, по идее запирались, я должна была быть в безопасности. Но Кейра, видимо, решила, будто запирать снаружи больного человека в комнате неразумно и оставила предполагаемо лекарям лазейку на крайний случай. Во всяком случае, никак иначе объяснить тот факт, что в комнату запросто вошел один посторонний дракон и еще закрыл за собой, не могу.
Я затихла под толстым слоем своей защиты, как это было в далеком детстве, когда пряталась ребенком от "монстра". Постаралась думать о том, как мне плохо, как все болит, помня о его эмпатии.
Послышались тихие, шелестящие шаги по ковру. Это уже насторожило, ведь дракон умел ступать бесшумно. Значит, он намерено давал мне услышать. Я слышать упорно ничего не хотела и в какой-то миг, кажется, забыла даже дышать.
Застыла небольшая пауза. Затем, судя по звукам, он наклонился и поднял с пола… Черт, на полу могла быть только треклятая книжка!
Все шло хуже некуда. Вот и с чего внезапно, по какому праву магистр проник в мою комнату, когда я вроде как больная и спящая? Сама формулировка фразы звучала куда страшнее, чем должно было быть, это добавило мне нервозности. Я начинала уже, мелко пока еще, дрожать, как меня и должно было бы трясти при температуре.
Еще некоторое время было тихо, пока не раздался звук перелистываемой страницы. За ней, спустя короткое время, вдруг последовал смешок и — небеса, я готова была умереть! — прозвучало убийственно приторное, вкрадчиво-нежное, от которого сердце мое, наверное, и вовсе на некий отрезок времени остановило биение:
— Я хочу, чтобы вы встали, адептка, — явно копируя надуманный тон персонажа романа, велел мне он, — и сняли с себя Аристайзиш. Иначе…
И красноречивая пауза возымела эффект пинка. Красная, алая, рубиновая от жгучего стыда, я с величайшим трудом, старательно пялясь в пол, медленно села. Никогда еще мне так сильно не хотелось провалиться под пол и исчезнуть на просторах тонкой материи, лишь бы не ощущать физически на себе ироничный взгляд мужчины.
Это было полное, безоговорочное поражение, и мне оставалось лишь обреченно ждать, когда начнется казнь.
— Итак, — на моем подбородке, вырвав от неожиданности судорожный вздох, сомкнулись жесткие пальцы и властно(!) потянули вверх, заставляя через силу, через нежелание смотреть в черные озера глаз, в коих где-то на глубине, далеко там, внизу… танцевали смешинки. Так, он еще и веселится?! — Будем объясняться или мне опробовать предложенные на страницах этого чудесного пособия методы наказания за непослушание?
Его лицо снова было слишком близко от моего — мой метающийся взор неволей упал именно на губы. Я еще помнила последний поцелуй, но ни один из наших с ним опытов не был для меня приятным. Его поцелуи были горько-солеными от моих слез, и эти губы на вкус тоже из-за этого казались мне непременно несладкими.
С минуту я заторможенно рассматривала его лицо, слишком близкое для преподавателя и, кажется, слишком красивое для человека. Еще я никак не могла понять, почему к стыду внезапно примешивается другое странное смущение, какое-то теплое, схожее с тем… Но, опомнившись, вздрогнула и поспешно качнула головой.
— Это не то, о чем вы подумали, — сдавленно выдавила я, додумавшись поднять руку и отстранить его от своего лица. Прикосновение к прохладной коже ладони мужчины ударило мириадами неясных магических искорок, и я поспешно отдернула пальцы, едва только высвободилась их несильного, в общем-то, захвата. — Я… На самом деле…
Сказать, к моему ужасу, было совершенно нечего.
— Нагло подделали болезнь, чтобы обманом прогулять мои занятия, — догадавшись, что внятный ответ я ему не предоставлю, завершил за меня магистр. Я медленно кивнула. В жизни такого конфуза не переживала. Это ж надо было так глупо попасться! Крайней степенью наивности и беспечности было надеяться на то, что архимаг поведется на тот же трюк, что и все. Естественно, что сложив простой пазл, детали которого я оставляла, подобно следу за собой от того дня откровений и до своих побегов из аудитории, он пришел проверить лично. Худшей ситуации быть не могло… — Ай-яй-яй, а ведь я вам, болезненная моя, принес угощения.
И действительно протянул положил мне на колени сверсток с, судя по всему, сладостями. У меня даже плечи понуро опустились, и меньше всего мне хотелось открывать дар, который, на самом-то деле, не заслужила.
— Спасибо, — чувствуя, как горят щеки, вынужденно поблагодарила я, помня, что отказа он не приемлет, аккуратно подхватила сверток и, не покидая своего места, потянулась и отложила его на тумбу рядом с кроватью.
Тем временем вместо того, чтобы начать демонстрировать всю ярость как преподавателя, обнаружившего столь хамский прогул, магистр Шайкан вдруг рассмеялся.
— Это же ваш первый прогул, Аймит? — уточнил он, чуть глумливо наклоняя голову. — Поздравляю! Ну, ну, не стоит так сильно сокрушаться, все приходит с опытом, у вас семь лет впереди…
У меня все не получалось распознать, где все-таки проходит тонкая грань его издевательства и искренности пожелания. Я не удержалась и таки бросила на него исподлобья возмущенный взгляд. Нехорошо измываться над и так разнесенным в пух и прах противником! Сомневаюсь, что магистр проникся, но он, отсмеявшись, покачал напоследок головой и посерьезнел.
— И почему же мы так поступаем, Аймит?
Я угрюмо молчала. Так до сих пор за все время, что тонула в тяжелых размышлениям, я и не решила, как вести себя после того, как причина моей ненависти к дракону оказалась, в общем-то, пуста. Разумеется, если верить его признанию, но я… Верила. Просто Шайкан мог быть кем угодно, только не лжецом. Это было ниже его достоинства.