На равнодушном лице моего теперь спасителя не проскользнуло ничего, хоть как-то намекающего на эмоции, которых я ждала. Он не орал, не отчитывал меня своим ледяным тоном, не насмехался. Он был… Вежлив. И совершенно холоден.
— Дам совет: когда ищете убежище, делайте это через подставных лиц, а не от себя, — был мне ровный ответ и объятья разомкнулись.
В ступоре уставившись ему в спину, я краем глаза заметила еще живое шевеление раскиданных на земле тел. Дракон колдовал. Он колдовал красиво, мощно и, как истинный архимаг, практически без спецэффектов. Молча и с закрытыми глазами — признак глубокого транса и сильного, очень сильного призываемого заклинания.
А я смотрела за тихим процессом, стояла, уставшая, разочарованная, раздавленная и обреченная, и ветер выл так отчаянно, как будто напевал моей жизненной трагедии, а вторили ему редкие стоны пораженных злодеев.
Так мне и исполнилось семнадцать полных лет.
***
Моя жизнь удалась. Мне оказали честь, я счастливица по жизни. Я никогда не познаю трудностей, мне всегда со всем помогут и защитят.
…Так последний год твердила мне мама. Папа молчал, и, наверное, можно было считать это знаком согласия. А мама не просто говорила, она верила в это, чисто, всеобъемлюще, со всей наивностью, на которую может быть способна тридцатипятилетняя женщина, ненавидящая свой брак. Она судила по подаркам, судила по статусу, винила меня в том, что это я капризная дура, изводящаяся своего прекрасного мужчину.
И если учитывать все, что известно об истинных парах, то это, в общем-то, не было безосновательным заблуждением. Но если сначала, может быть, меня всего лишь «немного» раздражало навязчивое ощущение тотальной слежки и контроля, бесило, доводило до слез то, как мягко провели черту между мной и другими детьми — как будто я выше их всех, достойнее, что не нравилось последним особенно, вследствие чего друзей у меня больше не было (а ведь и так не особо широкий выбор был среди отпрысков близких нам аристократов), и разочаровывало знание, что все предрешено, ожидать принца не нужно (он уже есть, холодный, как осколок айсберга, на своем черном вороном коне, слишком зрелый для меня мужчина), то с недавних пор у меня было несколько причин для ярой ненависти. Я убедилась как никто другой в том, насколько опасен дракон. Даже мать суеверно боялась называть «Его» непосредственно по имени, а если называла, то инстинктивно шепотом, словно он услышит и призовется, подобно разгневанному демону. Она была убеждена, что я буду счастлива, но почему-то на себя великодушие зятя не примеряла, шугалась его и при этом искренне считала, что если я избранница, то бояться, а тем более ненавидеть чудовище не могла. По ее мнению, это было весьма логично.
Я не рассказывала ей о том, кто умер по моей вине и по прихоти дракона. На мою сторону она бы не встала в любом случае, ведь это я предала дракона, посмев поддаться порывам чувств. Мне хватало угрызений собственной совести, не хотелось, чтобы грызла еще и мама. Поэтому она и никак не могла понять, почему наши дружеские отношения, так улучшившиеся после того, как он подарил мне Леди, обратились моей ненавистью. Решила, что я обиделась на пропущенный однажды им праздник, и я не разубеждала ее, тем самым лишь сильнее в глазах графини представая избалованной и мелочной.
Она готовила меня к замужней жизни. Изводила наставлениями, заставляла шить и вышивать, что я хоть и любила, но при таком давлении почти возненавидела, и говорила, говорила, говорила…
Утро, когда я стала совершеннолетней, было судным. И я уже знала, что решением суда будет отправка меня в ад замужней жизни.
— Чудесно выглядите, моя дорогая. Сегодня ваш важный день. — Он улыбнулся почти привычной, почти той теплой улыбкой, но она не коснулась холодных глаз — оттого поверить в ее искренность было невозможно. Пронзительный взгляд едва ощутимой щекоткой прошелся от высокой пышной прически, в которую уложили тяжелый шелк моих волос, по требованию дракона отращенных до кошмарной длины — мне вообще запрещалось стричь их за исключением кончиков — до подола длинного багрового платья, им же и присланного мне вчера посылкой. Вкрадчивый баритон мужчины мог свести с ума томным шепотом в ночи свою женщину, а мог заставить одним лишь повышенным тоном дрожать в ужасе, пасть на колени и умолять пощадить. Я не испытывала ни первого, ни второго. Со мной он говорил как сейчас, так и раньше относительно ровно, даже добавлял капельки теплоты для обманчивого образа добродушия.
— По человеческим меркам вы достигли своего взросления, Мариа. — Зачем-то посчитал он нужным напомнить. Мое имя в этих устах раздражающе задело слух. Дракон странно его тянул, с нотками смущающего наслаждения и оттенком насмешки. Внутренне скривившись, внешне я ничем, разумеется, не подвела маминого воспитания — скромно опустила глазки в пол, покрытый бежевым пушистым ворсом, и кивнула. Руки, сложенные на сведенных коленях, мелко дрожали. Улыбнуться ему в эту гадкую дату было выше моих возможностей.
Сегодняшние посиделки у нас проходили в малой гостиной, возле разожженного камина. Климат в Валерсии прохладный почти равносильно и зимой, и летом. У нас почти не бывало сугробов по колено или палящего солнце, но были унылые дожди с пробирающим насквозь ветром или скупые лучики тепла поздней весною. По этой причине стопка дров горела в этом очаге постоянно. Оранжевые блики гуляли по благородному дереву, в котором была отделана комната, заставляя танцевать на стенах тени и причудливо вспыхивать отражением света яркую разноцветную роспись на противоположном окне, едва прикрытом чуть колыхающейся коричневой занавесью. Диван, на котором скромно сидела я, был обшит дорогим бархатом и приятной мягкостью ощущался под тканью моего нарядного одеяния. Платье было идеально, но мне постоянно хотелось взять и прикрыть чем-нибудь непривычно глубокое декольте, одернуть свободные подвязки на плечах. Периодически я вновь кидала взгляд на сделавшего паузу мужчину, расслабленно устроившегося в кресле. Впрочем, насчет расслабленности я благоразумно не обольщалась. Его лицо в полумраке помещения очень даже гармонировало с темнотой своей хищной, мрачной, неизвестной опасностью.
Я не нашла ничего лучше, чем кивнуть. Вот уже с полуночи мне было восемнадцать, и вот уже с этого мгновения я должна была перейти в новый этап своей жизни. Для кого-то это прекрасный, долгожданные миг, когда перед тобой свобода, перспективы, планы, мечты, а я…
Он говорил, что подождет меня. Дождался. И я, и мои родители понимали, что с огромной долей вероятности теперь я получу официальное предложение руки и сердца. Отец в последние дни выглядел все более опечаленным, а мама взвинченной, но больше, наоборот, радостной.
Граф Аймит не желал этого брака. Я знала это с самого начала, но… Но что он мог сделать? Я не винила его, хотя последнее время ловила все чаще виноватые взгляды.
Я смирилась с тем, что у меня нет выбора. Есть забота окружающих, деньги, титул, защита. Даже подруги появились, еще с того проклятого бала. Только выбора, свободы и… Чувств я не имела. А ведь последнее, по идее, обязано было идти в комплекте под названием «Истинная пара». Наверное, мне просто бракованный попался. Или я сама бракованная?
— Как вы, Мариабелла? — Треск пламени нарушил осторожный вопрос. Я неволей посмотрела в черные глаза перед собой и подавила желание недоверчиво выгнуть бровь. Он не улыбался больше, посерьезнел и вообще выглядел так, словно больше всего на свете его и правда волновало мое самочувствие. Хотя в соотношении с «праздничной» атмосферой и радостном звучании слова «совершеннолетие» тон вопроса выбивался из общего настроя.
Я рассматривала мужчину все дольше, замечая чуть сжатые губы, четко очерченные, и легкую хмурость резких линий бровей. Он красив, по-звериному хищно привлекателен, если не распускает свою пугающую силу вокруг. Теперь, созрев полноценно как девушка, я могла это оценить, но… Я все так же ненавидела его.
Я отыскала больше информации еще тогда, два года назад, когда рана еще была свежа и новость разлетелась по журналам и газетам. Рин. Его звали Ринталион Эльдашс. Он был представителем Верады — небольшой по размерам страны с демократическим уклоном, подавляющее большинство жителей которой составляли вампиры. Пресса уклончиво назвала его лордом-загадкой, на утро исчезнувшего из тщательно охраняемых покоев принявшего гостя особняка герцога. Оставив все вещи, миссию, что, полускрытая государственной тайной, была ему поручена, и младшую сестру, которую потом отправили одной домой.
«Вам понравилось целоваться, Мариабелла?»
И меньше всего мне хотелось отвечать сейчас на вопрос о том, как себя чувствую. Как минимум потому, что не хочу отвечать неприятную правду, а ложь дракон чувствует и, мягко говоря, недолюбливает.
В моей голове, вообще, пронеслись десятки вариантов ответов, но кулон на шее ощутимо нагрелся, как не раз до этого, отрезвляя хозяйку и обрывая цепочку изящных ругательств. В нем, казалось, и правда было сознание, хотя артефакты с вживленным разумом возможны до сих пор лишь в сказках и мечтах ученых. Мой же рубин часто вел себя, словно живой. Поддерживал незримым теплом, когда я лила слезы ночью, пожирая себя чувством груза и тяжести, ощущением невидимых оков, ключ от которого сожрал дракон. Прибавлял энергии в моменты, когда от переживаний хотелось взвыть, останавливал от эмоциональных порывов и, честно сказать, я как-то нездорово к нему привязалась.
— Я хорошо себя чувствую. Спасибо, — сухо ответила я, наконец взяв себя в руки. Что-то меня дернуло добавить еще ироничное: — Я в предвкушении.
И прежде, чем я успела извиниться в страхе наткнуться на обиду дракона, — а она, как уже известно мне, чревата — раздался тихий смешок. Но когда вскинула на него взгляд, выражение лица лорда было абсолютно невозмутимым.
— В предвкушении чего? — вежливо поинтересовался он. — Подарка?
Я подтвердила. Я ведь меркантильная и мелочная, как же иначе. Если бы мне предложили делать ставки, то я бы, не сомневаясь, поставила бы все свое имущество на кольцо. Кольцо на безымянный палец.
— А чего бы вы хотели, Мар-риа? — рокочущие вкрадчивые нотки вызвали толпу мурашек по телу… Я вздрогнула.
«Он… соблазняет меня? — внезапная мысль вызвала невольный румянец. Я стрельнула растерянно взглядом на него и поняла, что… Да. Этот тон, это выражение, улыбка — как еще можно расшифровать?
— Я не знаю. — Нервно повела плечом и, поджав губы, заметила, что его подарки всегда предугадывают мои желания безошибочно. На это он довольно хмыкнул и кивнул.
Хотя в глубине души я точно знала, чего хочу.
На самом деле, мне вообще было бы сложно угодить, ведь к этому дню у меня было все. Меня холили и лелеяли, заботились и охраняли так, что я совершенно небезосновательно называла себя своеобразным «сокровищем дракона». Красивым, искрящимся золотом и совершенно бездушным. Любой мой каприз исполняли, не на шутку избаловав тем самым в скучной вседозволенности растущую леди. Любовь родителей была не наигранной. Оба несчастные в общем браке, они нашли во мне, к счастью, не козла отпущения, как порой это бывает, а наоборот, утешение, если можно так выразиться. Во мне все души не чаяли, мою жизнь назвали бы идеальной. Роскошная сказка, где есть и дракон, и принц в одном лице.
Единственное, что изначально было недоступно, как я уже упомянула не раз — свобода. Ее не было ни в чем. Любое «мое» решение оказывалось практически не влияющим на результат, мне никогда не давали делать ошибки, а малейшие проблемы исчезали, едва только появлялись на них намеки. Если я теперь куда-то шла «одна», то все равно чувствовала — ОНИ рядом. Невидимые и неуловимые, оберегают и не дают даже споткнуться. Стражи, приставленные после прошлого побега. Мифическая «свобода» для меня была уже навязчивой мечтой. И на вопрос «чего бы хотела» меня тянуло ответить именно: свободы! Переживать неудачи, чтобы научиться ценить победы, тяжести жизненных испытаний, острых ощущений и пьянящего осознания властности над собственной жизнью. Забыть о принадлежности дракону по праву истинности. Больше всего я хотела знать, что передо мной много тропинок вольного будущего, выбирать которое мне только самой — в том числе и мужа. Звучало сказочно.
Но, разумеется, этого я сказать не могла.
— Что насчет уйти из родительского дома, Мариабелла? — Обрывая короткую паузу разговора, он вопросительно на меня уставился. Я едва заметно вздохнула.
«Вот так и выходят замуж», — ударило в виски болезненным уколом невеселое замечание, и я напряглась в ожидании того самого момента. Значит, я все же угадала. Мой подарок — помолвка… Что ж, это был худший подарок дракона мне за все время. Даже несмотря на предыдущий, в виде издевки — комплект для путешествий вместе с рюкзаком, имеющим целый пространственный карман. После этого сбегать я больше не пыталась.
— Рано или поздно я должна была бы, — уклончиво ответила я, рассеянно теребя ткань платья.
«Давай, не тяни».
Мир от волнения внезапно стал казаться меньше, сдавливал болезненно голову в тисках и мешал мне выдерживать черный, как ночное полотно неба без звезд, взгляд мужчины. Едва утихнувшая дрожь рук возобновилась. Так и должно было случиться. Я знала об этом дне изначально, сотни раз прокручивала варианты того, каким же образом он назовет меня официально своей невестой. А я не смогу отказать.
— В таком случае… — протянул он низко, проникновенно, и я не удержалась — зажмурилась, слыша, что он встал и шагнул ко мне. Он наклонился к лицу, не столь близко, как если бы хотел поцеловать, но я чувствовала, что ухо пощекотало чужое дыхание, прежде чем я услышала: — Это ваш подарок, Мари.
Мою ладонь аккуратно, трепетно обхватила ладонь побольше, оторвав от платья, нежно сжала на секунду и вложила… бумажку?
— Что это?! — резко распахнув глаза, пораженно выдохнула я, вперившись взглядом в нечто невероятное.
В моих руках находилась вещь, лелеемая каждым хоть мало-мальски способным магом королевства. Да и ближайших государств тоже. Керкинская академия магии высшего порядка — место, где учатся фактически будущие архимаги и магистры, лучшие боевые специалисты и целители, способные вернуть с того света. Письмо о зачислении леди Мариабеллы Аймит.
— Но я не маг, — растерянно сказала я, поднимая обратно на мужчину округлившиеся глаза. — Зачем это вам?
Он выпрямился, но так и не вернулся на место, все еще зачем-то возвышался над мной — как будто просто разницы в наших социальных положениях, личностном росте и в принципе весовых категориях ему недостаточно. Задумчиво смотрел, не отрываясь, и мне становилось от этого все больше не по себе. Наконец медленно, подбирая слова, произнес:
— Вы поверите, если я отвечу, что для меня делать хорошие подарки вам стало просто делом принципа? А я уверен, что другой подарок, — тут он вставил многозначительный смешок, — вас бы не порадовал… Так.
Я только кивнула в ступоре.
— Что насчет магии, — продолжил дракон как ни в чем ни бывало и неожиданно ухмыльнулся, снижая тон снова до обескураживающе томного: — вы ошибаетесь, Мариа.
Не успела я испугаться, как меня уже снесло… я бы назвала это ураганом. Безжалостным, могущественным, заставившим в ужасе вскрикнуть, пока он же и не заткнул меня. Он целовал меня, властно, яростно, заставляя выгнуть шею до боли, целовал, как будто мстил — неистово, требовательно, жгуче. Я задохнулась криком, но рука дракона крепко перехватила мои запястья, другая полезла вниз, скользнула по талии, коснулась бедер в боковом разрезе.
Это уже было за моей гранью, и трусливое сознание нашло способ справиться — резко ухнуло в темноту спасительного небытия, но что-то все равно с силой вытащило меня оттуда. И не успела я начать умолять от безвыходности положения, как, открывая глаза, заволоченные слезами, поняла, что уже одна. Когда я, отходя от шока, пришла в себя, в воздухе таяли остатки красных магических искр, а кулон, оставивший на ложбинке между ключицами болезненный ожог, медленно остывал.
Магия — много магии, во мне, в окружающем меня материальном и нематериальном, сначала почти оглушила. Я чувствовала себя переполненной и в то же время опустошенной, в ушах раздавался ужасный звон, как после сильного удара. Голова шла кругом, и я с трудом сфокусировала взгляд, судорожно дыша.
Дракон сделал мне потрясающий во всех смыслах подарок.
Часть шестая. Немного об учебе и о боевой форме драконов