- Начали, - подал команду атаман Селевёрстов.
Никифор сделал быстрый выпад в мою сторону, нанося колющий удар в район груди. Я отшатнулся назад, разрывая дистанцию, а когда Никифор стал возвращаться в исходную стойку, нанёс режущий удар в выставленную переднюю ногу казака. Как я и ожидал, к такой 'подлости' Никифор был не готов, всё же строевых казаков больше учили рубиться на коне. Я сделал ещё подшаг в сторону Никифора и, отводя предплечьем левой руки его кисть с зажатой шашкой, одновременно обозначил удар снизу-вверх от паха к шее, а делая шаг назад 'рубанул' наискось, задев правое предплечье и грудь Никифора.
- Стоп. Убит! - старший Селевёрстов поднял руку, останавливая Никифора, который попытался что-то сказать. - Ещё раз! К бою! Готовсь! Начали!
Никифор нанёс рубящий удар справа в висок, я же увидев начало его удара, сделал, приседая, шаг вперед и вправо и, скрутившись телом на 180 градусов, обозначил круговой удар назад по ногам Никифора, еле успев остановить шашку перед его правой ногой. После чего быстро встал из приседа.
- Стоп! Никифор, а ты без ног остался! - атаман сплюнул. - Ещё раз! К бою! Готовсь! Начали!
В этот раз Никифор не стал нападать первым, а ждал, когда я попытаюсь нанести свой удар. Я не стал его разочаровывать и, в движении вперёд перекинув шашку в левую руку, поменял стойку, после чего 'резанул' Никифора по локтю правой руки, случайно попав в локтевой нерв. Выдав матерную тираду в три колена, Никифор выронил шашку и схватился за негнущуюся в локтевом суставе правую руку, продолжая что-то шипеть сквозь стиснутые зубы.
- Чего стоишь? Добивай! - будто кнутом стегнул меня по ушам крик атамана.
- Дядько Петро, я нечаянно! Просто случайно в нерв локтевой ему попал!
- Причем тут чаяно-нечаянно! Ты что, Тимофей, не понимаешь? Сопляк, прости меня, Господи, лучшего рубаку станицы уже три раза 'убивает'. Это, что нормально?
- Батька, да случайно всё это. Просто Тимофей не по правилам рубиться. Так не делает никто!
- В бою, орясина, ты тоже будешь просить по правилам драться? Тебя уже три раза на тот свет Тимофей отправил. Что, Никифорушка, засопел обиженно, или я не прав?
- Да прав батька, только Тимоха неправильно бьётся.
- А ты что скажешь, Тимофей. Этому тебя тоже дед научил?
- Левой рукой шашкой биться дед учил. Он мне часто правую руку привязывал к телу, чтобы я в течение дня всё левой рукой делал. И этому удару левой рукой в локоть после перехвата шашки дед научил. Только он говорил, что эту ухватку можно применять в бою один на один и когда больше никто схватке не помешает.
А вот удар в ногу и потом крестом, после отвода вооруженной шашкой руки у Никифора, и приседая по ногам, я здесь придумал. Он же меня выше и сильнее. Тут только быстрота и хитрость спасти меня могли.
- Вот, Никифор, учись у младенца. Как он тебя срубил? Молодец, Тимоха! А ты чего рот разинул? Тоже учись! - подзатыльник от отца заставил Ромку закрыть действительно разинутый в удивлении рот. На его глазах, его приятель Тимоха, только что три раза победил в рубке на шашках его старшего брата, которого в станице считали лучшим фехтовальщиком, и который был для Ромки чуть ли не богом в воинском деле.
- Да! Удивил ты меня, Тимофей! - атаман Селевёрстов засунул большие пальцы рук за пояс и стал покачиваться с носков на пятки и обратно. - Удивил! Это надо же! Молокосос опытного казака как тушку разделал! Ладно, Тимофей, давай на конную дорожку по рубке лозы. Посмотрим, что ты верхами умеешь. Обратно пойдешь по кругу, покажешь джигитовку.
Вот это для меня уже было испытанием! Тимоха был, конечно, отличным наездником, а вот у меня ещё не всё получалось. Но отступать было некуда. Вернувшись к коновязи и отвязав своего коня Чалого, я, не касаясь стремян, впрыгнул в седло и выехал на начало дорожки по конной рубке лозы. Опустив левой рукой поводья и толкнув Чалого ногами, переводя его с места в карьер, я правой рукой выхватил шашку, пристав на стременах и наклонив корпус чуть вперёд. При этом, в моей голове почему то по кругу крутились две строчки песни из советского фильма 70-х годов 'Я, Шаповалов':
'А ну-ка шашки подвысь,
Мы все в боях родились!'
Мах вправо-вниз, влево-вниз, вправо, влево, вкладывая в удар и вес тела, потом переброс шашки в левую руку и оставшаяся лоза была дорублена. Я остановил коня и повернул его назад. Перекинув шашку в правую руку и вложив её в ножны, я с гордостью посмотрел на дорожку. Вся лоза была срублена идеально. Большинство срубленных прутьев лозы, воткнулись в землю рядом с основанием. Такого результата у меня ещё не было ни разу. Но теперь для меня самое трудное - джигитовка! Как сын XXI века за эти полтора месяца, что уже садился после ранений на коня, никак не мог привыкнуть к тому, что на коне можно вытворять акробатические номера. Хорошо хоть мой Чалый Тимохой был выезжен отлично и при джигитовке шёл спокойным и ровным галопом.
Эх, была, не была! Вперёд! Я с места послал Чалого в галоп и, дождавшись, когда он пойдет ровно, держась обеими руками за переднюю луку седла, соскользнул с седла с левой стороны, повиснув с боку Чалого опираясь правым предплечьем на подушку седла. Поймав мах коня, когда его передние ноги коснулись земли, сам также оттолкнулся ногами от земли и мгновенно вспрыгнул в седло. Дальше с правой стороны, свесившись вниз к земле, достал срубленный и воткнувшийся стебель лозы. Потом махом развернулся в седле спиной по ходу движения коня и вернулся в исходное положение. В заключение джигитовки повёл коня к барьеру и рву, перепрыгнув через них. После этого вернулся к Селевёрстовым и, остановившись перед ними, спрыгнул, как положено с левой стороны Чалого и, взяв его под уздцы, доложил: 'Господин атаман, рубку лозы и джигитовку закончил!'
- Кхм.. Закончил! А почему только с одной стороны соскок и поднимание с земли сделал? - Селевёрстов с улыбкой в глазах грозно нахмурил брови.
- Дядько Петро, бицепс правой руки после ранения ещё в норму не пришёл. Не смог бы я правой рукой подтянуться.
- Тьфу, дурак старый, после твоей схватки с Никифором совсем забыл, что у тебя рука то прострелена. А ты и не напомнил! А что ещё за бицепс?
Блин, опять косяк. Надо следить за своим языком. Тем не мене бодро доложил:
- Фельдшер Сычёв мне объяснил, что в предплечье у человека две основные мышцы: сгибательная, которая по латыни называется бицепс, и разгибательная - трицепс.
- Вот, учитесь! - атаман повернулся к сыновьям. - Тимоха у нас по латыни понимает.
- Нет, дядя Петро, не понимаю. Просто запомнил, что Сычёв говорил.
- Ну, фельдшер у нас известный говорун, особенно если ханшина выпьет. Ты стрелять то с больной рукой сможешь?
- Конечно, смогу, дядя Петро. Она у меня уже не болит, только сила в ней ещё не вернулась до конца.
- Тогда давай-ка верхами на место для стрельбы и три выстрела по мишени. Конь то выстрелов не боится? Патроны есть?
- Не, Чалый выстрелов не боится, приучен, и патроны есть - пять штук. А куда стрелять то?
- Ты чего забыл, Тимоха? Вон видишь, мишень стоит, - атаман указал на щит, сколоченный из жердей, размером где-то два на три метра. - Это как бы конная фигура, а попасть надо в белую полосу, желательно посередине. Это как бы грудь врага
Я пригляделся и увидел на щите слабо видимую белую полоску сантиметров в сорок, которая шла посередине щита сверху, заканчиваясь, не доходя метра до земли.
- Какое до мишени расстояние от нас? - вмешался в разговор Никифор.
Я чуть было не ляпнул, что метров двести будет, но потом, вспомнив, что метрическая система в России ещё не принята, ответил: 'Шагов триста, триста двадцать'.
- Попадешь отсюда? - Никифор ехидно улыбнулся.
Я про себя улыбнулся: 'С трехсот метров в стену сарая, пусть и стоящей ко мне под сорок пять градусов. Да без проблем!'
Достав, из притороченного к седлу Чалого, чехла карабин и, быстро зарядив его, я выстрелил почти навскидку.
- Давайка, Тимофей, ещё два выстрела, - заинтересованно произнёс атаман.
Я, быстро перезаряжая, выстрелил ещё два раза.
- Давайте посмотрим! - это уже влез в разговор Ромка, притоптывая от нетерпения на месте.
- Позже посмотрим. Поезжай, Тимофей, на место для стрельбы с коня. Мы тоже туда сейчас подъедем, - атаман и его сыновья направились к коновязи.
Я доехал до огневого рубежа и, дождавшись, когда подъедут Селевёрстовы, спросил:
- Дядько Петро, сколько раз стрелять, а то у меня только два патрона осталось.
- Никифор, дай ему ещё один патрон. А ты, Тимофей, стреляй три с коня.
- Дядя Петро, а с места или на ходу?
- А ты что и на скаку попасть с трёхсот шагов сможешь? - недоверчиво спросил Никифор.
- Надо попробовать, - заряжая карабин, ответил я. - Вы чуть в сторону коней отведите, чтобы мишень не загораживать.
Сказав это, я развернул Чалого от мишени и пустил его в карьер. Проскакав метров сто, я не выдержал и, развернувшись назад, вскинул к плечу карабин и выстрелил по мишени. Остановив коня, перезарядил карабин. Затем развернул Чалого и, управляя им только ногами, поскакал к мишени, целясь в неё через голову коня. Когда до мишени осталось метров двести, я выстрелил, остановив коня, перезарядил карабин и выстрелил по мишени ещё раз. После этого подъехал к Селевёрстовым.
- Поехали, посмотрим на результаты, - атаман тронул коня в сторону мишени, а за ним потянулись все остальные.
Подъехали к щиту и встали около него полукругом.
- Вот это Тимоха дает! - воскликнул Никифор. - Батя, глянь. Четыре пули в области головы, да как кучно, а ещё две где-то в районе груди, но все в белой полосе.
- Ещё что скажешь, Никифор? - атаман, повернув голову, требовательно посмотрел на сына.
- А чего ещё скажешь? Я такой стрельбы ещё не видел.
- Эх, Никифор, Никифор, учить тебя ещё и учить. Если бы Тимофей после сборов участвовал в состязаниях как казак-малолетка, что бы было?
Никифор задумался, а потом удивлённо произнёс:
- Так призы бы получил по 1 разряду за стрельбу пешим и с коня, и за наездничество, как минимум по 2 разряду приз бы имел. Это считай - винтовка, седло или мундир с шароварами и портупея.
- Вот, Никифор. О том, что сегодня видели никому не слова. Хочется мне войсковому старшине Буревому, который приедет в этом году на зимние сборы у малолеток, нос утереть. Упрошу я его, чтобы он Тимоху к призовой стрельбе, да наездничеству допустил. Посмотрим, что он скажет, когда Тимоха покажет всем казакам, как стрелять надо. Да и тебе Тимофей это участие для поступления в училище пригодится.
- Хорошо, дядька Петро, я ещё больше заниматься буду. А когда зимние сборы будут?
- В конце февраля следующего года. Так что время ещё есть. Тренируйся и Ромку под свою руку забирай. Пускай у тебя учится всему.
Так в мою жизнь вошёл Ромка Селевёрстов, который надолго стал моим напарником в моих начинаниях в этом мире.
С учётом того, что сезонных работ по хозяйству почти не осталось, мы с Ромкой где-то за месяц оборудовали в пустом пристрое для зимовки скота теперь уже моего дома небольшой спортзал. В нём разместили сделанные самими брусья, турник, шведскую стенку, деревянную модель коня с седлом для обучения упражнениям джигитовки, передвижной станок для рубки лозы и чучело для этих же целей и, конечно же, макивару и другие приспособы для рукопашного боя.
Приехавший посмотреть на наши занятия атаман Селевёрстов, увидев все эти снаряды, только крякнул, покрутил ус, а потом молча и задумчиво смотрел на наши упражнения. В тот раз он так ничего и не сказал о нашем спортзале, но потом ещё несколько раз приезжал вместе с сыном Никифором и вахмистром Митяем Широким. Все вместе смотрели, как мы исходим потом с Романом, выполняя мною, разработанный комплекс физических упражнений с использованием имеющихся снарядов, проводим учебные схватки на пиках, шашках, кинжалах, тренируемся в рубке. Но никто опять не сказал и слова.
Потом пришла зима. Наши с Ромкой занятия прерывались только охотой на зверье и птиц, да заготовку дров. По станичному 'уроку' каждый казак должен был поставить 20 брёвен в государственную казну. Для большой семьи Селевёрстовых, в которой по реестру числилось трое взрослых казаков, надо было заготовить шестьдесят брёвен. Вот и работали мы с Ромкой сучкорубами, да охотой промышляли для бивачного котла и домой что-то впрок из лесной дичи запасти.
После Рождественских праздников на святки из станицы в Благовещенск тронулся так называемый 'ярмарочный обоз'. По договорённости с атаманом вместе с семейством Селевёрстовых поехал и я.
Глава 8. Благовещенск.
Четыреста вёрст до Благовещенска прошли за две недели, по дороге останавливаясь то в лесу, то у родственников и хорошо знакомых казаков семьи Селевёрстовых в станицах, расположенных ближе к административному центру Амурской области.
И вот ранним утром, ещё в сумерках наш обоз въехал в Благовещенск! Город, в котором я родился или ещё должен буду родиться в будущем. Я вертел головой по сторонам, проезжая по улицам и ничего не узнавал - большая станица! Где асфальтированные проспекты, окружённые многоэтажными домами в сиянии рекламы? Где проносящие машины и шум многолюдного города? Ничего этого не было! Но будет, обязательно будет!
Остановились мы в заезжем доме купца Чурина. Атаман Селевёрстов с Никифором сразу же ушли с приказчиком Чурина договариваться о продаже привезённой пшеницы, рыбы, мяса, шкур, а мы с Ромкой принялись выпрягать из трех саней лошадей и вместе с тремя верховыми, на которых ехали мы с Ромкой, да Никифор, повели их на конюшню.
Тётя Оля - жена атамана со снохой Ульяной - женой Никифора и дочерью Анфисой из распряженных саней стали таскать узлы с добром в дом, где были сняты комнаты для проживания на время ярмарки.
Вскоре вернулись довольные Никифор и дядька Пётр. Как выяснилось, им удалось очень выгодно продать почти весь свой товар Чурину, немного оставив самого ценного для ярмарочной распродажи. На радостях атаман заказал баню и обильный ранний обед, после которого мы всем семейством, принарядившись, отправились смотреть город.
Этот променад очень напомнил мои походы с жёнами по магазинам в моём прошлом мире. Я никогда не мог понять женщин, как они могут ходить по магазинам 'просто посмотреть'. Если мне надо было что-то купить, то я шёл и покупал, не смотря на остальной товар. У моих же жён 'просто посмотреть, померить, прикинуть' могло растянуться на долгие часы моих мытарств. Особенно меня добивало, когда всё это происходило при полном отсутствии денег в нашем семейном бюджете.
Здесь происходило тоже самое. Женщины во главе с тётей Олей заходили в каждую лавку, где смотрели, приценивались, примеряли, прикидывали и т.п. Но при этом все мужчины Селевёрстовы практически не отставали от своих женщин, также что-то смотрели, ахали, приценивались. И ничего не покупали. Когда я спросил атамана, почему ничего не покупают, то был сражён его ответом: 'Так на ярмарке всё дешевле будет. А тут просто посмотрим'. После такого ответа я просто выпал в осадок и, наверное, умер бы от скуки, но перед заходом в очередную лавку, я увидел на соседнем доме вывеску - Городская общественная библиотека.
- Дядька Петро, я в библиотеку. Можно. В приезжий дом я сам приду, дорогу помню.
- Иди грамотей. Тебе смотрю, поход по лавкам не интересен.
- Ага. Я побежал.
Зайдя в дом и пройдя сени, я вошёл в большую комнату, где стояло довольно много стеллажей с книгами, а за столом сидела пожилая, полностью седая женщина с приветливым лицом, своим видом напомнившая мне образ интеллигентной учительницы-старушки советских времён.