— Привет, — сказала она.
Я что-то буркнула в ответ.
— Я всю ночь не спала. Все думала. Все-таки Инга нехороший человек. Она… — Анька пыталась подобрать нужное слово, но получилось так, что мы хором сказали:
— СУКА!
Потом засмеялись, и Анька, тоже в ночнушке, прыгнула в бассейн.
— Так что, никуда не едем? — спросила она.
— Почему это? Обязательно поедем. У нее неплохие идеи. Я прекрасно знаю, что мне надо похудеть, и я похудею. К тому же мне очень хочется получить твой гардероб.
Анька засмеялась.
— Если тебе нужны шмотки, я с удовольствием пройдусь по магазинам и куплю тебе, — тут она задумалась, — один костюмчик.
— Договорились. Только сначала я все-таки похудею.
Еще я решила постоянно носить с собой ежедневник и записывать, что я ела целый день.
Вот что я имела к вечеру в ежедневнике:
7 утра — стакан воды.
8 утра — яблоко (залетело в мой желудок со скоростью немецкого истребителя).
10.30 утра — в салоне красоты нам принесли завтрак: два яйца и чай без сахара (тот, кто придумал пить чай без сахара, — садист).
Полет нормальный.
12.00 — стакан воды (как мертвому припарка этот стакан воды). Я жрать хочу! Что такое два вареных яйца для огромной толстой тетки?
12.30 — съела банан и мандарин.
Чувствую себя ужасно. Но начала гордиться собой.
14.00 — йогурт с чаем (без сахара).
Полет отвратительный, но гордилка на взлете.
16.00 — салат из овощей.
Почему я не родилась в семье дистрофиков???
Надо быстренько почитать манифест. А еще лучше распечатать и почитать в 17.00, 18.00, 19.00, 20.00 и 21.00.
21.00 — что-то мне очень фигово, хочется спеть «Интернационал».
А теперь про наши дальнейшие приключения.
У Инги мы были ровно в девять, как она и сказала, чтобы не дразнить злую собаку.
Салон находился неподалеку.
Оформлен он был в греческом стиле, наверное потому, что греческие женщины когда-то считались эталоном красоты. Вручную расписанные стены, на которых изображена Афродита с подружками, предметы интерьера из резного дерева, белая плетеная мебель… На полочках красовались разнокалиберные бутылочки с кремами, шампунями и всякой другой косметической радостью.
Зал был круглый и очень большой, а посередине располагались большие, просторные кабинки с матовыми стеклами: маникюрная, педикюрная, помещение для массажа, солярий, салон тату, косметические кабинки и несколько парикмахерских комнат. В самом центре салона, за матовыми стеклами, был небольшой бассейн, окруженный искусственными пальмами, в котором бурлила вода.
Там Ингу все приветствовали, и было видно, что она частый гость.
— Значит так, как мы решили вчера, — сказала она и указала пальцем на меня, — тебе чистку лица и разные масочки. Да, Лара, на, почитай, выучи, что понравится. — И протянула мне тетрадку. — А тебе, — она обратилась к Аньке, — моднейшую стрижку, покраситься в рыжий цвет и навестить визажиста. Себе я сделаю, как обычно: маникюр, педикюр, ну и все остальное.
Мне ужасно захотелось узнать про все остальное, но ко мне подошел косметолог, и мы удалились в другую комнату.
Когда мне на лицо положили очищающую маску, я достала тетрадку, которую дала Инга, и прочитала:
Идиосинкразия — непереносимость. Вообще термин медицинский, но употреблять можно везде и всюду. Например: «У меня к дуракам идиосинкразия!»
Да, полезное слово. Теперь я знаю, что у меня к Инге.
Трансцендентальный — отвлеченный, абстрактный, академический, мысленный, умозрительный, умственный, теоретический.
Метафизический — примерно то же самое, что и трансцендентальный. Термин хорош для ответа на вопрос, суть которого ты не поняла. Например, так:
— «Как вы относитесь к схоластике?
— В метафизическом смысле?
Схоластика — средневековое философское течение.
Эзотерика — тайное учение.
Трюизм — общеизвестное мнение или высказывание. Типичный пример трюизма — «Волга впадает в Каспийское море».
И еще множество таких слов и их определения.
«Боже мой, какой бред», — почему-то сразу подумала я.
Какой нормальный человек будет изъясняться на таком языке?
Я убедилась, что Инга не просто дура, а полная дура, и закрыла тетрадку.
У косметолога я была впервые. Мне очень понравилось.
Потом, когда надо мной закончили колдовать, я перешла в зал, где Аньке делали суперприческу.
Часов в одиннадцать нам принесли завтрак: два яйца, бекон, два тоста с маслом, чай.
Я съела только два яйца и выпила кружку чая без сахара.
Все-таки новую жизнь начала!
К обеду Аньке наконец-то сделали новую стрижку и перекрасили в рыжий цвет, добавив темно-красных прядок.
— Слушай, Инга, а почему ты решила, что для Аньки рыжий цвет самый лучший? — спросила я.
— Может, он и не самый лучший, но, по крайней мере, редкий. Это у вас там, — сказала она с ударением на «там» и указала пальцем выше головы, — блондинки на вес золота, а у нас каждая первая блондинка. И причем натуральная.
— Значит, я тут буду в цене, — предположила я.
— Поживем-увидим, — ответила Инга и подула на ногти.
После салона мы поехали по магазинам покупать Аньке школьные платьица и заколочки «я у мамы дурочка».
Анька очень долго капризничала, примерила, наверное, с сотню разных глупых юбочек и топиков и, в конце концов, купила всего одну рыженькую юбочку в горошек и черную маечку с открытыми плечами.
— Ну а сейчас давайте пообедаем в каком-нибудь ресторане, — предложила Инга. — Может, с кем-нибудь и познакомимся.
Выбранный нами ресторан назывался «Хабор», а что означает этот хабор, я, к сожалению, сказать не могу.
Потому что я в английском ни бум-бум. Мы с Анькой в школе немецкий учили.
Но перспектива познакомиться с мужчиной, который говорит только на английском, лично меня совершенно не путала.
Мы уселись за стол, и к нам подошел официант.
Что заказала себе Инга, я не поняла. Она много раз повторяла слово «паста». Мне оставалось только надеяться, что она не предложит эту пасту нам.
Поэтому, когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находилась у него в руках, я смело сказала:
— Салат энд кофи.
— ОК, сЭлад энд кофе. Вот абаут ю? — спросил он у Аньки.
Анька кивала и показывала пальцем на меня.
— Девочки, вы что, не знаете английского? — с ужасом в глазах спросила Инга.
— Почему не знаем? — возразила я. — Я очень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял. Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас его принесет.
— Я тоже знаю, — сказала Анька, — йес, но, о’кей, плиз, бэби комон и ноу проблэм.
— И все? — опять спросила Инга, и ее глаза округлились, став размером с пятирублевые монетки советского образца.
— Этого достаточно, поверь мне, — ответила Анька, посмотрела на официанта и опять показала пальцем на меня.
— Сэлад энд кофе? — решил он поиграть в угадайку.
— Йеееесс, — громко сказала Анька, — и с оксфордским акцентом повторила: — Сэлад энд кофе, плиз. — И уже обращаясь к Инге: — Английский — очень простой язык!
Когда официант скрылся, Инга прикрылась салфеткой и шепотом спросила:
— И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков?
— Чего ты шепчешь, — удивилась Анька, — тут же все равно по-русски никто не понимает.
— У любви свой язык, — решила соригинальничать я.
Инга взялась за голову.
— Нет никакого языка у любви! У вас ничего не получится, если вы в английском ни бельмеса.
— Как это не получится? Спорим? — сказала Анька и встала. — Вон там, видишь, сидят два мужика. Я сейчас пойду и как минимум проговорю с ними полчаса или до тех пор, пока нам не принесут еду.
— О чем ты с ними будешь говорить? Господи, я думала, что ты умней. — Инга театрально закрыла лицо руками, показывая, что она в полном шоке. — Мужчины не настолько глупы, как ты думаешь!
— Да, мы знаем! Они еще глупей, чем мы думаем, — вставила я свои пять копеек.
— Нет, дорогуша, ты ошибаешься. Для того чтобы понравиться мужчине, ты должна по крайней мере за полчаса общения хоть десять минут потратить на то, чтобы похвалить его, его маму, его одежду, его собаку…
— Так он ведь там без собаки сидит, — удивилась я и опять посмотрела в ту сторону, где сидели двое незнакомцев.
— У-у-у, — не выдержала Инга. — Идите, идите к ним. Я очень хочу посмотреть, что у вас получится.
Я резко встала, сказала «хык» и, взяв Аньку под руку, направилась к соседнему столику.
— Как будет «здрасьте» по-английски? — тихо спросила у меня Анька.
— Не помню, — так же тихо ответила я.
Когда мы подошли к столику, где сидели мужчины, Анька сделала лицо китайской фарфоровой куклы, подняла правую руку и помахала им. Я несколько раз кивнула и улыбнулась.
Мужчины ничего не понимали и только глупо улыбались.
— Туристо, — наконец вспомнила я английский.
— А-а-а, — обрадовался один из мужчин и, протянув мне руку, сказал: — Иво.
Второй тоже решил включиться в беседу:
— Алесандро.
— Лора, — ответила я, — а это Анна.
— О, Лора, Анна!
Они смотрели на нас и улыбались.
Но у меня почему-то было такое впечатление, как будто это не мы не понимаем по-английски, а они.
— Э-э… — попытался взять инициативу на себя Иво, но Алесандро его перебил и изрек:
— Che cosa?..
Мы с Анькой переглянулись.
— Чего? — спросила я. — Какая коза? Ты что-нибудь поняла?
Анька замотала головой:
— Мы русские. Ферштэйн?
В тот момент мужчины были похожи на небольшой вычислительный центр, который после нескольких алгебраических операций и обмена информацией запищал, задымился и выдал ошибку. Они опять посмотрели на нас и улыбнулись своей неповторимой наитупейшей улыбкой.
— Вод-ка. Прос-ти-тут-ки, — вдруг вспомнила Анька, чем славится наша родина.
— Руссо? — догадался Алесандро.
— Да, руссо, Путин, коммунизм, — обрадовалась Анька, что ее, наконец-то, поняли.
— Э-э… — опять что-то попытался сказать Иво, но этот гад Алесандро его опять перебил и громко сказал:
— Итальяно. — И слегка наклонил голову.
Я вздохнула, а Анька закатила глаза и сказала:
— Итальянцы, мать их!.. Бай-бай! — И, взяв меня за руку, повела к Инге.
— Ну как? Не получилось? — спросила Инга и хихикнула.
— Конечно не получилось. Они на английском совсем говорить не умеют, — возмущалась Анька.
— Они иностранцы, — добавила я.
— Да вы что? И откуда? — опять поинтересовалась Инга.
— Да итальянцы, блин.
— Шурик и Ваня, — уточнила я.
— Обожаю итальянцев, — сказала Инга и встала из-за стола. — Ждите меня здесь, никуда не уходите.
Она подошла к иностранцам, присела за их столик, они о чем-то болтали, что-то показывали на пальцах, смеялись. Потом она попросила официанта принести ее заказ за этот столик, затем начала что-то доставать из сумочки, и они смеялись, нет, они гоготали на весь ресторан.
Мы с Анькой ели свой салат, пили кофе и исподлобья следили за Ингой и ее новыми товарищами.
— Вот как это у нее получается? — спросила Анька.
— Это врожденное, — ответила я и вздохнула.
— Знаешь, мне кажется, если мы во всем будем ее слушаться, то через пару месяцев точно будем носить колечко на безымянном пальце.
— Я готова не только ее слушаться. Я готова быть ее рабыней, только чтоб в ближайшее время услышать марш Мендельсона.
— Я тоже, — ответила Анька.
Инга еще немного посидела с иностранцами, потом они обменялись телефонами, и подруга вернулась к нашему столику.
— Вы уже рассчитались?
— Нет, — промямлили мы.
Она попросила счет и так, совсем невзначай сказала:
— Заплатите только за себя. За меня уже заплачено, — она еще раз бросила взгляд на итальяшек и улыбнулась.
После ресторана мы поехали к Инге.
— Расскажи, что мы станем делать дальше, — попросила Анька.
— Значит так. Пока вы будете учить английский, я познакомлю вас с русскими мужчинами. Чтобы время зря не тратить.
— А где ты нас познакомишь?
— У нас есть русское сообщество. Раз в неделю мы встречаемся в одном клубе. Там только русские. Если не напиваться до усрачки, то это довольно скучная компания, а если прийти и тяпнуть пару стопочек водки, то все будут казаться милашками.
— А свободные мужики там есть?
— Есть. Целых три штуки! Одного зовут Геннадий. Раньше работал переводчиком, сейчас перебирает бумажки в каком-то офисе. Сразу говорю: даже не подходите. С виду очень приятный и симпатичный, на самом деле тоже вполне безобидный, но НИ-КА-КОЙ, — произнесла она по слогам.
— В каком смысле? Импотент? — спросила я.
— Почему сразу импотент? Нет, с этим у него все о’кей. Просто он балбес. Ничего не имеет и не хочет иметь в жизни. Или ждет, что все это упадет с неба. А такого не бывает.
— Понятно, — кивнула Анька, — давай дальше.
— Второй — Сергей. Ну что я могу о нем сказать? Умный он. Очень. И дом имеет, и тачка классная. И работа супер. За таким не пропадешь. Но у него есть один маленький недостаток.
— Наверное, он гей. Потому что у нормального человека не может быть столько положительных качеств, — предположила я.
— Нет, никакой он не гей. Он — еврей. Вы антисемитки?
— Нет, — ответили мы с Анькой хором.
— Ну и отлично. Он вообще-то не обрезанный, насколько я знаю.
— Ты с ним спала? — спросила я.
— Нет, конечно, бог с тобой. Запомните одно правило: нельзя спасть с мужиком, который знаком с твоим мужем.
— Нам еще до этого правила ехать и ехать, — вздохнула Анька.
— Да, это точно, — согласилась Инга. — Итак, на чем мы там остановились… да, Сергей.
— А почему это недостаток? — не поняла Анька.
— Потому что. Вот скажи мне, кто жена у бегемота?
Анька задумалась.
— Бегемотиха, наверное.
— Правильно, а крокодил кого себе выберет?
— Крокодилиху.
— Правильно. А еврей женится только на еврейке. Понятно?
— Так мы не еврейки с Анькой, — тихо сказала я и скосила глаза на свой нос, — хотя нос у меня жидовский!
— Твой нос тебе не поможет.
— Понятно, этот экземпляр нам не по зубам. И что, нет совсем никаких шансов?
— Ну почему нет? История знает несколько случаев спаривания еврея и не еврейки. Шанс всегда есть. Правда, мизерный.
— Ладно, третий кто? — спросила Анька.
— Третий — Альберт.
— О, нет. Только не Альберт, — простонала Анька.
— В чем дело? Вы знакомы? — удивилась Инга.
— У Аньки аллергия на Альбертов, — объяснила я. — Нельзя ли этого Альберта сразу задушить?
— Зачем? Он самый классный. Спокойный, уравновешенный, обеспеченный. И работа у него отличная: он почти всегда в командировках.
— Чем же это так здорово? — спросила я.
— Вот выйдешь замуж — поймешь, — ответила Инга. — Он, между прочим, доктор наук И как раз в таком возрасте, что готов жениться хоть завтра. Время поджимает. Он постоянно ищет кого-то. Хочет иметь детей. Но он…
— Гей? — опять попыталась угадать я.
— Нет, уже крикнула Инга. — Не гей он. Что у тебя за манечка такая?
— Она просто мечтает иметь друга-гея, — объяснила Анька.
— Зачем тебе это?
— Да что ты слушаешь ее! — обиделась я.
На самом деле это была правда.
Я всегда мечтала иметь друга-гея, чтобы он жил со своим бойфрендом по соседству. Утром он бы заезжал ко мне на своей машине, обязательно подправлял мне прическу и ругал, если бы я была без макияжа.
Потом мы бы мчались на его «BMW-Z3» за покупками. По дороге болтали бы о всякой чепухе, сигналили проезжающим машинам и во всю глотку распевали песни Элтона Джона и Принца.