— Раздвинь ножки, — он вновь не просит, приказывает. И я сгибаю ноги в коленях, раскрываясь перед ним, продолжаю смотреть, как его грудь вздымается от тяжелого дыхания. Он смотрит на меня звериным взглядом, от которого мне страшно. Так он смотрел на меня только в день нашей первой встречи на крыше. И я понимаю, что сейчас Ярослава нет. Со мной рядом безжалостный Монах. И я готова принять его вторую сущность, хотя мне и страшно.
Он просто смотрит на меня, трогая темным взглядом каждый обнаженный участок тела. Я не расслабляюсь, от его взгляда я напрягаюсь еще больше, сжимая в руках покрывало, чувствуя, как ноют напряженные соски, а внизу живота разгорается пожар. Это совершенно новые, еще неизведанные мной ощущения.
— Поласкай себя сама, приготовь свое тело для меня, — грубо, хрипло произносит он. Я отпускаю покрывало, и совершенно не знаю, что делать.
— Оближи пальчик, и обведи соски, — видя мое замешательство, подсказывает он. Я следую его приказам. Облизываю пальцы, и медленно обвожу соски, прикрывая глаза, слышу, как учащается его дыхание. — Коснись подушечками пальцев твердых сосков, перекатывай их между пальцев и сжимай. Делай это до тех пор, пока я не разрешу тебе остановиться! — это не просьба, это очередной безоговорочный, властный приказ. И я окончательно убеждаюсь, что передо мной Монах. Ярослав так никогда не делал. Он был со мной ласков и страстен.
— Аааа, — не выдерживаю, стону в голос, запрокидывая голову. Под его пристальным взглядом тело стало настолько чувствительным, что я содрогаюсь от собственных ласк. По инерции сжимаю ноги, пытаясь унять жгучее желание.
— Ноги! Не смей сжимать ноги. Раскройся! Я хочу видеть тебя всю, — вздрагиваю от того, что он повышает тон, и тут же следую его приказу, разводя ноги.
— Одной рукой продолжай ласкать и сжимать соски, а другой веди вниз по животу и поласкай свою киску, — никогда не думала, что буду ласкать себя на глазах у мужчины, но я это делаю. Бесстыдно выполняю приказы темной, пугающей стороны Ярослава. Как только дотрагиваюсь до пульсирующего клитора, выгибаюсь, не в силах лежать на месте, — Быстрее, не стесняйся. Ласкай себя интенсивнее, растирай свою набухшую вершинку. Я хочу, чтобы ты стала очень влажной. Потому что, когда я до тебя доберусь, то жестко тебя трахну, — Его слова звучат зло и устрашающее, но я потеряла стыд и страх. Я куда-то уплываю, интенсивнее растираю клитор, с каждой секундой возбуждаясь все больше и больше. Сама не замечаю, как начинаю извиваться, громко стонать и быстрее ласкать себя пальцами, слыша, как мой стон отдается эхом по всей комнате. И когда я почти перешагиваю грань невозврата и чувствую, что вот-вот бесстыдно кончу на глазах Монаха, он хватает меня за ласкающую плоть руку и останавливает. Выгибаюсь и громко хнычу в знак протеста.
— Тихо! Дальше я сам, — почти рычит он, хватает меня за лодыжки и подтягивает к краю кровати. — Перевернись на живот, встань на колени и прогнись.
— Что? — не понимаю я, распахиваю глаза, встречаясь с похотливым темным взглядом Монаха.
— Ты поняла меня, — он сам подхватывает меня и резко переворачивает на живот. Теперь он не медлит. Яр действует порывисто и даже грубо. Он тянет меня за бедра, вынуждая встать на колени, и надавливает на спину, чтобы я прогнулась. Его твердая плоть касается моего лона. Он на секунду замирает, сжимая до синяков мои бедра, а потом резко входит в меня до конца, с легкостью проскальзывая в мокрую киску. Мне немного больно от столь резкого и яростного вторжения. Но эта сладкая боль разливается по всему телу, вызывая жгучее желание. Он не останавливается, не дает привыкнуть к нему как раньше. Его движения порывисты и хаотичны. Монах грубо меня имеет. Он не занимается со мной любовью, а трахает, именно трахает. Грубо, глубоко, в бешеном темпе, растягивая мышцы лона до самого конца. А я громко стону не в силах сдержаться, цепляюсь за скомканное покрывало, сильно сжимая его в руках, чтобы выдержать этот безумно бешеный темп. В какой-то момент я начинаю привыкать к грубым толчкам и легкой боли от каждого грубого вторжения. Все тело горит и требует разрядки. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух и уже сама поддаюсь грубым мощным толчкам, слыша характерные шлепки наших мокрых тел.
— Даааа! — вскрикиваю, закатываю глаза и начинаю рассыпаться на осколки, содрогаясь всем телом от сильного оргазма, который лишает меня равновесия.
Падаю на подушку, пытаясь отдышаться, но Монах не позволяет, он выходит из меня, и резко переворачивает на спину. Подтягивает за щиколотки к краю кровати, закидывает мои дрожащие ноги себе на плечи и вновь врывается в меня, не давая ни минуты передышки. Он смотрит на меня очень темными горящими глазами. Его мощное тело покрыто капельками пота и мышцы перекатываются от каждого движения. Он тяжело, со свистом дышит, продолжая непрерывно входить в мое тело. И я понимаю, что Монах тоже невероятно красивый хоть и пугающий меня мужчина. Я люблю их обоих. Я нежно люблю Ярослава и дико, безумно наемного убийцу Монаха. Я обожаю все его сущности. И я и спешу ему об этом сказать.
— Я люблю тебя! — кричу громко, слыша, как зверь рычит в ответ на мое признание. Наклоняется ко мне, опираясь руками на матрас, приподнимает мои бедра выше и очень глубоко входит. Он двигается резче сильнее вновь набирая бешеный темп. А я впиваюсь в его спину ногтями и, наверное, до крови расцарапываю кожу. Я уже не кричу, голоса нет. Между ног все горит от невероятно долгого, неудержимого, бешеного темпа. Кажется, я больше не выдержу. И Монах читает меня. Он впивается в мои искусанные, пересохшие губы, жадно целует, глубоко проталкивая язык, передовая мне вкус крови из разбитых губ. Запускает руку между наших тел, находит клитор, и контрастом с грубыми точками нежно перекатывает его пальцами, массирует, разжигая во мне еще один пожар. Он оставляет мои губы, целует, прикусывает кожу на шее, слизывая капельки пота. Ведет языком ниже по ключицам к груди.
Сильно всасывает и прикусывает соски, медленно, нежно лаская мой клитор, не сбиваясь с бешеного темпа, подводит меня к еще одной точке невозврата.
— Кончай! — очередной хриплый приказ. Его пальцы на клиторе начинают сильнее растирать воспаленную плоть. И я вновь кончаю, задыхаясь в каком-то безумном болезненном оргазме. Эмоции переполняют вместе с оргазмом, из меня вырываются слезы. Меня прорывает, я не могу больше держать все в себе. И я кричу, выгибаясь в его руках и содрогаюсь вместе рыданием. Яр делает еще несколько сокрушительных толчков и кончает с хриплым стоном, содрогаясь всем телом. Он падает на меня, утыкается в шею, тяжело дыша, приходит в себя от этого бешеного марафона. А я обнимаю его, прижимаясь всем телом, и бесконтрольно лью слезы, выплескивая все, что накопилось за этот ужасный вечер. Не выдерживаю, кусаю губы, чтобы не сорваться в вой, но все равно громко всхлипываю.
— Твою мать, Маленькая. Златовласка, девочка моя, прости, я чудовище, — говорит он, поднимаясь на руках, всматривается в мое заплаканное лицо. Монах отступил, ко мне вернулся мой нежный и ласковый Ярослав. — Тебе больно? — он спешит выйти из меня, отстраниться, но я не позволяю ему, обхватываю его шею и тяну к себе. — Маленькая, я не хотел, просто, когда я убиваю, я всегда впадаю в такое состояние. Я не контролирую себя, — оправдывается он, стирая большими пальцами мои слезы.
— Тихо, все хорошо. Секс здесь ни причем. Он был необходим нам, — отвечаю, видя на его губах мимолетную ухмылку. — Я просто так испугалась, когда меня забрали из квартиры, а потом очень сильно боялась за тебя. И кровь, так много твоей крови. Я просто… не… — не могу больше говорить, задыхаюсь от слез. Чувствую, как он нежно зацеловывает мои слезы. — Я бы умерла, если бы с тобой что-то случилось.
— Тихо, тихо моя девочка, не плачь, все хорошо, — говорит он, подхватывает меня за талию и переворачивается, укладывая меня к себе на грудь, зарывается в волосы и нежно перебирает локоны. — Я здесь, я с тобой, я ни за что на свете не допустил бы, чтобы с тобой что-то случилось, — прерывисто шепчет он, а я продолжаю лить слезы, прижимаясь щекой к его груди, слушая его хаотичное сердцебиение. — Прости, я виноват. Мы не должны были с тобой вообще встречаться. Я не должен был затягивать тебя в эту грязь. Я должен был тебя уберечь. Черт! — он срывается в крик. — Нас не должно было быть!
— Нет! Не говори так. Не говори! — я поднимаю голову, утираю проклятые слезы, понимая, что он так говорит из-за них. — Мы должны были встретиться.
Потому что я твоя. Понимаешь? И я безумно тебя люблю. Слышишь?! — обхватываю его лицо, всматриваясь в темно-зеленые глаза.
— Моя, — выдыхает мне в губы. — Уже полностью моя. И мне страшно от этого, понимаешь? Не плачь. Не плачь, Маленькая. Я найду выход. Я просто обязан его найти, — говорит он, и сильно прижимает меня к своей груди, вынуждая лечь на него. — Я сделаю все, чтобы твое такое громкое сердце билось вечно.
— Наши сердца, — поправляю его я.
— Спи, Маленькая. Давай забудем этот день.
Утром я проснулась по звонку своего будильника. Я с трудом разомкнула глаза, чувствуя, как ноют все мышцы и немного саднит между ног. Повернулась в сторону Ярослава, но наткнулась на пустую холодную постель. Меня накрыло неконтролируемой паникой. Возникло ощущение чего-то нехорошего. Я медленно поднялась с кровати, завернулась простынь, от которой до сих пор пахло нашим сексом. И медленно пошла на поиски Ярослава, повторяя про себя, что все хорошо и у меня паранойя, вызванная вчерашним потрясением.
Пройдя на кухню, я застала Ярослава полностью собранного, одетого в черные джинсы и черную обтягивающую торс футболку. Он нервно курил сигарету и сжимал кулак. И я поняла, что мое предчувствие меня не обмануло.
— Яр… — тихо позвала его. Я боялась подойти и понять, что все плохо. А он вздрогнул от моего голоса. Я впервые застала Ярослава врасплох и это наверное, очень плохо. Он медленно обернулся, и я заметила, насколько бледное у него лицо, бледнее, чем вчера.
— Проснулась, — отрешенно констатирует он, будто до сих пор находится в своих мыслях. — Одевайся быстрее, я отвезу тебя в университет. У тебя сегодня экзамен, — быстро говорит он, трет лицо руками, и я замечаю, что плечо, которое я вчера ему перевязала, начало кровоточить.
— Твоя рука, там кровь, нужно обработать и перевязать, — я кидаюсь к шкафчику, начинаю суетиться, вспоминая, где вчера оставила аптечку.
— Злата. Остановись. С моей рукой все в порядке, собирайся в университет, у меня мало времени, — мне совершенно не нравится его безжизненный, мертвый голос. Даже вчера он был эмоциональней. А сейчас в нем будто что-то надорвалось. Он отвернулся к окну, и закурил еще одну сигарету. А я на цыпочках подошла к нему и прильнула к сильной, очень напряженной, почти каменной спине.
— Яр, ты меня пугаешь. Что случилось? — тихо, нерешительно спрашиваю я, а сама сильно зажмуриваю глаза, боясь услышать ответ. Яр минуту молчит и сильно затягивается.
— Мне позвонили из клиники и сообщили, что у моей матери ночью случилось кровоизлияние в мозг. Обширный инсульт. В данный момент ее везут в клинику в город. Мне нужно быть там. Так что, Маленькая, поторопись, — четко проговаривает он, словно прокручивал в голове эти слова тысячу раз.
Вы знаете, что значит по-настоящему любить? Любовь — это не секс и интимная близость. Любовь — это даже не одержимость и привязанность. Это не полное доверие и желание отдать человеку всю себя. Любовь — это когда ты остро чувствуешь боль любимого человека и воспринимаешь ее как свою собственную. Она передается тебе на каком-то внутреннем уровне. И я чувствовала его боль.
— Яр, посмотри на меня, — прошу его, и он оборачивается. Смотрит на меня совершенно безжизненными глазами, сильно стискивая челюсть, словно уже приготовился к худшему.
— Слышишь, не смей, — произношу я, вкладывая в голос всю свою уверенность. — Даже не смей думать о плохом, — обхватываю его лицо, чувствуя, как сильно он стискивает мою талию. И смотрит в мои глаза так, будто ищет там спасение и подтверждение моих слов. — Все будет хорошо. Верь мне.
— Я… в моей жизни больше некому верить, кроме тебя, Маленькая, — произносит он, наклоняется и так отчаянно, надрывно, с горьким печальным стоном целует меня. — Все, Злата, — шепчет мне в губы. Поторопись. Я отвезу тебя в университет.
— Нет, я сейчас быстро оденусь и поеду с тобой в клинику.
— Нет, Маленькая у тебя экзамен. И я хочу побыть один.
— Хорошо, — быстро киваю я, и убегаю одеваться, прекрасно понимая своего мужчину. Он сильный, и не хочет показывать мне свою боль и слабость.
Я не понимаю, как сдала экзамен. Все происходило на автомате, словно в тумане. Я что-то отвечала, писала, но постоянно думала о Ярославе и молила Бога за его маму. Я видела эту женщину всего один раз, несколько минут, но моя душа разрывалась за нее. Я знала, что обширный инсульт — это очень плохо. Такое кровоизлияние было у моего дедушки. Он впал в кому и уже через двое суток умер, так и не приходя в себя.
Экзамены закончились, и я спешила вырваться из университета. Потому что после больницы Яр сказал, что приедет за мной. Как бы я не настаивала на том, что доберусь сама, он оборвал все мое сопротивление, сказав, что не может отпустить меня от себя ни на минуту. Но Яр не приехал. Я прождала его еще час, но он так и не появился, и не отвечал на мои звонки. Когда я совсем отчаялась и решила ехать домой на метро, мне на телефон пришло сообщение от него, чтобы я не смела ехать на общественном транспорте, а взяла такси. И тут мое и без того сильное волнение усилилось в тысячи раз.
ГЛАВА 13
Злата
Иногда бывает, что вы еще не знаете о произошедшем, но уже на каком-то интуитивном уровне чувствуете неладное. Всю дорогу домой меня не покидали тревога и волнение. Такого не было, чтобы Яр не приехал за мной. Он всегда говорил, что мне опасно ездить одной и что я всегда должна быть рядом с ним. А если он не приехал, то значит, что-то случилось. Всю дорогу домой я гнала от себя вереницу дурных мыслей, повторяя, что мысль материальна, и я должна думать только о хорошем.
Доезжаю до дома, быстро рассчитываюсь с таксистом, буквально выбегаю из машины и мчусь к подъезду. Ни о чем не думаю, стараясь блокировать мысли о плохом. Забегаю на первый этаж, а дальше останавливаюсь и с каждой ступенькой замедляюсь. Каждый шаг дается с трудом, как будто это не ступеньки, а огромное, непреодолимое препятствие. Ругаю себя за волнение, но ничего не могу с собой поделать.
Хватаюсь за ручку двери и удивляюсь, что она открывается. Ярослав всегда запирает двери на все замки. Прохожу в прихожую, закрываю за собой дверь, снимаю обувь. Глубоко вдыхаю и иду в гостиную, поражаясь звенящей тишине.
Первое, что бросается в глаза — это беспорядок. Полный разгром. Все перевернуто и разбито. Осколки вазы, чашек, из которых мы пили чай. Выбитые стекла в шкафу, сломанный в щепки стул и кровавые пятна на стенах. И в середине полного хаоса на полу сидит Ярослав. Он смотрит в одну точку где-то в стене и пьет водку, глотая ее из бутылки. Костяшки его пальцев разбиты в кровь, что объясняет кровавые отметины на стенах. Он не видит и не слышит меня. Полный разгром квартиры перестает ужасать, меня пугает его состояние. И я вновь убеждаюсь, что мое предчувствие меня не обмануло.
Несколько минут нахожусь в ступоре и полной прострации, не в силах сдвинуться с места. Шумно вдыхаю, пытаюсь выровнять дыхание. Ярослав вздрагивает и обращает безжизненный взгляд на меня. Долго смотрит мне в глаза, как будто ищет в них спасения. Я делаю несколько шагов к нему, но он отворачивается от меня, подносит к губам бутылку, и начинает жадно глотать водку, словно воду. Кидаюсь к нему, спотыкаясь об разбросанные вещи.
Опускаюсь перед ним на колени, и вырываю почти допитую бутылку, отшвыривая ее на пол.
— Злата — выдыхает мое имя, зарывается в мои волосы и резко притягивает к себе. Сильно сдавливает в своих объятиях, лишая меня дыхания. Его сердце бьется настолько сильно, что, кажется, этот стук разносится по всей комнате. Я хочу спросить, что произошло. Но боюсь услышать ответ, потому что уже все понимаю. Но не смею произнести это вслух. Обвиваю его руками, сжимаю, хаотично глажу по спине, чувствуя, как глаза наполняются слезами.