Кровать под ней вдруг показалась невыносимо мягкой и притягательной. После всего пережитого этой ночью она не думала, что сможет уснуть, хотя тело настойчиво требовало отдыха. А теперь казалось, что достаточно просто опустить голову на подушку.
Талла неохотно поднялась, чтобы отгородиться шторой, но на мгновение задержалась, вопросительно глянув на Слепыря. Быть может, спать им здесь следовало по очереди, а он уж точно куда больше нуждался в хорошем отдыхе.
– Мне не требуется сон, – отмахнулся бог, – и не бойся, я ничего не сделаю тебе, пока ты спишь.
Такая мысль даже не приходила Талле в голову, а теперь пришла, и его слова не казались успокоением. С другой стороны, сейчас её жизнь зависит лишь от решения Слепыря, доверия к нему, если он не готов помогать – пусть лучше сразу убьёт.
– Что мне действительно нужно, – продолжал между тем он, – так это выйти под солнце, я слишком давно его не видел. Ты вытащила меня из одной темноты, чтобы посадить в другую.
– Я... Я не…
Полоснувшая грудь обида мешала набрать воздуха и ответить. Обволакивающий её сон, готовый мягко принять и убаюкать, рассыпался, и она резче, чем следовало, задёрнула штору. Плюхнулась на кровать, не раздеваясь, стиснула руками подушку. Там, где Талла прижалась к ней уголком глаза, осталось маленькое сырое пятно. Такую бесконтрольную вспышку чувств мама точно бы не одобрила… Но где ей, Талле, взять всю ту выдержку, ту силу, знакомую с самого детства? Она всхлипнула тихо-тихо. И хотя казалось, что теперь её не заставит уснуть даже ведро маминого мятного чая с молоком, уже на третьей отчаянной, полной обиды мысли, она спала.
Её разбудил настойчивый стук. Талла едва успела сесть в постели, когда дверь без разрешения открылась. Она выглянула из-за шторы и увидела вчерашнюю крепкую женщину с подносом, нагруженным тарелками. А ещё заметила, что Слепырь не успел накинуть на голову капюшон, и женщина хищно уставилась на пустующую глазницу. Она напоминала воровку, которой в руки свалился ключ от сокровищницы.
Талла никогда раньше не встречала таких женщин. По всему выходило, что она здесь выполняет роль служанки, но вела себя так, будто была любимым хозяйским котом, никогда не знавшим тапка.
– Значит, это из-за вас город похож на кастрюлю с убегающим молоком? Мальчишка и одноглазый старик… – женщина ухмыльнулась и как-то по-новому, оценивающе оглядела гостей.
Талла мимолётно удивилась, что ищут “мальчишку”. Неужели по показаниям отпустившего их стража из парка? А отец… Разве не велел отец отыскать мерзавку-дочь? Женщина между тем продолжала:
– Что же вы такого натворили? Все выезды перекрыли, каждый закуток осматривают…
Видимо заметив, как напряглась при её словах Талла, она добавила:
– Но не переживайте, сюда не сунутся.
Именно на это они и рассчитывали, потому мама и нашла их. Опасные, как обоюдоострый клинок без рукояти, люди, с которыми лучше не иметь дел, но в их логово не заглядывает даже стража. То ли слишком боятся, то ли получают достаточное вознаграждение, чтобы закрывать глаза на их существование. Об их верности собственному слову ходят легенды. Их защита стоит баснословно дорого, но тебя не тронут, пока не умрёт последний из защитников. Талла только гадала, со сколькими мамиными драгоценностями пришлось расстаться, чтобы сейчас она могла находиться здесь.
– Можете не отвечать, – женщина сверкнула волчьей улыбкой и выложила завтрак на низкий круглый столик, – нам не нужны ваши тайны. Только деньги.
Талла осмелилась подойти к еде только после того, как женщина ушла и закрыла за собой дверь. В двух мисках оказались яйца, запечённые с овощами и зеленью, рядом лежали лепёшки – судя по виду полежавшие, но ещё достаточно мягкие, тёплый кофе. Талла выжидающе посмотрела на Слепыря, но тот продолжал полулежать на своей кровати.
– Ешь, мне это не нужно.
– В меня не влезут обе тарелки, а если одна останется нетронутой, мы будем выглядеть странно, – ответила Талла, принимаясь за яичницу. Та была и вполовину не так вкусна, как еда во дворце, но готовивший её явно приложил некоторое старание.
– Будто мы без того не выглядим странно, – Слепырь приподнялся, опустил локти на колени и так внимательно посмотрел на Таллу, что она проглотила плохо пережёванный кусок. – Я подумал над твоими словами. То, чего ты хочешь, вряд ли возможно. Тебе нужно, чтобы я увидел, как сделать лучше, а я не вижу.
– Но…
Талла не ожидала такого разговора сейчас. И ещё меньше ждала, что бог откажет ей вот так. Не потому, что презирает людей и не хочет им счастья, и даже не потому, что теперь свободен и не желает утруждать себя помощью.
– Но ведь я вернула тебе глаз. Это тот самый, я знаю! Он хранился в семье Великого веками, пока я не…
– Это мой глаз, – подтвердил Слепырь, – не в том дело. Мне не нравится говорить тебе… Когда-то раскрытие подобных знаний засадило богов в клетки, но я вижу, что сейчас могу сказать, и это не приведёт к плохому. Этот глаз видит дурное, худшие проявления. Паутину под потолком и мазок засохшей крови в углу этой комнаты, твой слишком длинный подбородок, лошадиные зубы…
Он сказал что-то ещё, но Талла не услышала. Ей захотелось немедленно броситься, отыскать зеркало, убедиться, что она не так уродлива, как он только что описал всего в двух штрихах. Она, конечно, не была столь же немыслимо прекрасна, как мама, и всё то, о чём сказал Слепырь, в какой-то мере являлось правдой, но… Он будто умножил стократно её небольшие недостатки, нарисовав чудовище. А ведь Талла всегда считала, что хотя бы привлекательной себя назвать может без преувеличения.
Слепырь либо не заметил её смятения, либо ему было плевать, он просто продолжал говорить:
– Этот глаз знает, когда действие приведёт к худшему, но ведь ты не этого желаешь?
“Плохой путь”... – невольно вспомнилось ей.
– Но, – Талла постаралась взять себя в руки и не ощупывать вспыхнувшее лицо, – разве нельзя делать наоборот, чтобы получилось так, как нужно нам?
– Так оно не работает. “Не плохо” ещё не означает хорошо. Мне нужен второй глаз, светлый.
Где он находится, Талла знала, но знание несло больше разочарования, чем радости. Амстрен был далеко, настолько, что даже с хорошими лошадьми и опытным сопровождением путь в город занял бы около месяца. И уж конечно, глаз охранялся ничуть не хуже, чем тот, что хранился у её отца. Вряд ли кто-то другой, кроме жены и дочери Великого, смог бы его выкрасть. Ладно, сейчас всё равно рано об этом думать, главное, что Слепырь, судя по всему, согласился, так ведь? Поэтому она просто ответила:
– Достать его будет тяжело.
Как же сложно оказалось сосредоточиться на их нынешнем положении, а не планировать совсем уж непонятное будущее. Но Талла изо всех сил пыталась. А ещё с языка рвался вопрос: “Неужели, неужели ты видишь меня такой уродливой?” Его она, конечно, не задала.
Глава 4
Сколько прошло времени? Два или три дня. Когда в комнате нет окна, чтобы следить за движением солнца, сложно с уверенностью сказать. Но Талла точно знала одно: мама уже должна была присоединиться к ним. Чем дольше она оставалась во дворце, тем больше у отца информации, тем больше его уверенность в том, кто виноват в похищении и кого можно наказать прямо сейчас.
Талла и без того изнывала от неизвестности, скуки, страха, а теперь ей и вовсе хотелось забраться под пахнущее сандалом одеяло и не выбираться никогда. Слепырь был не тем спутником, который подбодрит и отвлечёт беседой. Чтобы он заговорил, приходилось первой задавать вопросы, на которые он отвечал неохотно и так коротко, как только мог. В конце концов Талле это надоело, и она тоже погрузилась в молчание. Она даже не знала, чего теперь ждать, и это было хуже всего.
Надежда на приход мамы угасла почти полностью, а об обстановке в городе было известно слишком мало, чтобы планировать побег. Собираются ли эти люди вообще сообщить им о том, что теперь снаружи достаточно безопасно? Талла постаралась задавить подступающую тревогу, сосредоточиться на чём-то насущном. Ах, как легко бы ей это далось дома – во дворце, а не “дома”, поправила она себя, – за перебиранием бисера с другими девушками или полулёжа на бархатных подушках под персиковым деревом в саду! Здесь же Талла вовсе не хотела сосредотачиваться на запахе своего немытого тела, на жёсткой постели, от которой начала зудеть кожа, на муторной тревожной тишине. От постоянного прислушивания мерещились странные далёкие звуки...
Вдруг в коридоре на самом деле раздались отчётливые голоса. Талла напряглась – не обманка ли от скучающего воображения? Но только укрепилась в уверенности, что кто-то говорил. Конечно, им регулярно приносили еду – обычно всё та же женщина, имя которой они так и не узнали, – но всегда кто-то один. Сейчас же в коридоре переговаривались минимум двое. Когда они подошли к двери, Талла разобрала знакомый женский голос и второй, незнакомый – мужской.
– Вот они, – бесцеремонно распахнув дверь, женщина взмахнула рукой.
Талла не успела даже скатиться с кровати и поправить головной платок, из-под которого выбилась длинная светлая прядь. В комнату зашёл высокий мужчина с тёмными, забранными в хвост волосами. Прекрасная чайного цвета рубашка в тон к глазам, расшитый бисером пояс, высокие, не тронутые пылью сапоги – он был очень хорош собой и наверняка понравился бы Талле, если бы не хищный циничный взгляд, которым он одарил их со Слепырём. Не стоило и сомневаться, кто в этой шайке самый главный.
– Не думаю, что они настолько опасны, как о них говорят, Сул, – поспешила поделиться своими мыслями женщина. – Старик кажется вообще ни на что не годным, оружия при них нет. Паренёк довольно юркий, но ты бы видел его нежные ручки!
Возглас возмущения застыл на языке, таком же неповоротливом, онемемевшем, как и всё тело. Что она говорит? Почему эта женщина говорит такие вещи о них? Настолько неправильно, настолько…
– Я разберусь, Рида, – голос главаря Сула оказался слишком сиплым и совсем не подходящим к красивому лицу.
Мужчина коротко оглядел Слепыря, не посчитав нужным даже подойти ближе. Зато к Талле он приблизился вплотную и собрался тронуть за подбородок, будто рассматривал породистую собаку. Она отшатнулась и зло уставилась на него. Оцепенение слетело под порывом злости и чувства несправедливости.
– Мы вам заплатили за защиту!
– Не вы, – ухмыльнулся Сул, будто бы довольный норовистым нравом пленника. – За вас заплатили.
– Какая разница? Вы обещали нам защиту и безопасность, давали слово! Ваше хвалёное слово!
– И снова – не вам это слово давалось. Мы обещали человеку, который заплатил, и обещали именно ему. Но он не пришёл, верно? Либо мертв, либо ему больше нет до вас дела. В обоих случаях я могу вернуть своё слово обратно. Так что тут у нас?
Он всё же изловчился и больно сжал пальцами лицо Таллы. Оглядел её с головы до ног. Выбившуюся прядь она успела спрятать, но не сомневалась, что если верно поняла намерения, её обман обнаружится очень скоро.
– Хороший мальчик, – довольно кивнул мужчина, отстраняясь. – Соберём наших, порешаем, что с ними делать. Сейчас пришлю Мясо, обыщете их.
– Я и сама мо… – Рида не договорила.
– Мясо пришлю, – оборвал её Сул и вышел.
Талла вжалась в стену, закрывшись сумкой, словно щитом. Их обыщут. И она не знала, чего боится больше: что найдут и отберут драгоценности или что узнают её секрет. Как с ней тогда поступят?
В комнату ввалился низкорослый, но широкий телом парень. Кожа у него отливала красным и была какой-то неприятно пористой, отчего лицо, и правда, напоминало шмат мяса. Талла уставилась на его руки – точно обваренные! – и к горлу подступила тошнота. Если этот Мясо её коснётся…
– Обшарь старика, – велела ему Рида, и тот неохотно направился к Слепырю.
Талла слабо вздохнула – повезло! Но тут же поняла, что ошиблась. Мясо казался невозможно противным, но тупым, а Рида – хитрой.
Женщина вывернула сумку Таллы и быстро раскидала содержимое по одеялу.
– Одни тряпки, – громко произнесла она, – можешь оставить себе.
“Остановись, остановись, остановись!” – молилась про себя Талла, пока Рида хлопала по её свободным штанам, проверяла заношенные туфли. Мясо тем временем закончил со Слепырём и брезгливо обтирал ладони о рубаху. Теперь, когда собственные поиски не увенчались успехом, он с особым азартом следил, как ловкие руки Риды обшаривают рубашку Таллы, забираются под неё... Даже через плотную перевязь на груди она чувствовала её уверенные подвижные пальцы. Вот сейчас…
– И тут ничего, – сообщила Рида.
Талла вытаращилась на неё, но тут же постаралась вернуть лицу спокойное выражение. Конечно, ничего нет! И быть не может! Разбираться в причинах будет потом, а сейчас – играть. Уверенно и достоверно.
– Эй, погодь-ка, а чего это там у него было? – Мясо приблизился, щуря узкие глазки.
– Где? – рявкнула Рида.
– Да вона там, под рубашкой тряпки какие-то.
Вот и всё. Теперь – точно всё… Талла вжала голову в плечи. Мясо шагнул к ней, уставился на рубашку так, будто мог сорвать её одним взглядом. Может, Рида и не придала значения повязке, но теперь уж точно проверит. И найдёт. Они оба найдут, увидят. Талла сжала дрожащие пальцы в кулаки, ощутила острые грани ногтей. Сможет ли хоть сколько-нибудь навредить этим двоим, если пустит их в ход? Если осмелится…
– Он рёбра поломал, пока сюда к нам бежал, – вдруг ответила Рида. – Там повязка.
Теперь Талла не понимала решительно ничего. Никаких сомнений – бандитка помогает ей намеренно, только вот зачем? Уж точно не из симпатии...
– Так а под ней вдруг чего запрятал? – не унимался Мясо.
– Я сама перевязывала. Лично. Сомневаешься во мне? – спросила она с какой-то особой вызывающей интонацией. – Доложи Сулу.
Мясо почему-то сразу растерял всю настойчивость и пробормотал:
– Да брось ты. Ладно, пошли тогда что ли, у старикана тоже пусто.
– Иди, я сейчас…
Краснорожий парень пожал одним плечом и ушёл. Талла не успела даже с облегчением выдохнуть – Рида вдруг быстро приблизилась и прорычала:
– Думаешь, я не поняла, что ты девка? Твоё лицо, манера двигаться...
Талла, обмирая, глядела на неё. Что эта бессердечная женщина сделает, зная правду? Что потребует? Но Рида сказала вовсе не то, чего Талла ждала:
– Я не выдам тебя, девка, но только потому, что слишком хорошо знаю Сула. Знаю, что он делает с девками. Но он мой, и мне не нужно, чтобы у него появлялись игрушки, ясно тебе? Так что советую поучиться ходить, как парень, и не делать коровьи глаза. Да, да, именно такие! Поверь, ты не захочешь, чтобы Сул тоже узнал, кто ты есть.
Рида красноречиво окинула злым взглядом фигуру Таллы и, наконец, ушла. Подводя страшный итог, звучно повернулся ключ в замке.
Талла обхватила себя руками и затравленно глянула на Слепыря. Он казался таким спокойным, что хотелось бросить в него чем-то тяжёлым. На ресницах созрели слёзы, но она сердито смахнула две тяжёлые капли, чтобы не показать ему.
– Ты же можешь открыть дверь?! – едва не крикнула она, сдержать голос помогла мысль о том, что её могут услышать тюремщики.
– Могу, только зачем? Чтобы они тут же поймали нас и продолжили держать тут, только уже связанными?
– Но мы же не можем!.. Не можем просто так сидеть здесь. Ты что, правда не понял, что они хотят с нами сделать?
Теперь уже слёзы беспрепятственно катились по щекам, и Талле было всё равно, что Слепырь их видит.
– Разве что-то изменилось? – пожал он тощими плечами. – Мы продолжаем сидеть здесь, как сидели несколько дней до этого.
– Только теперь – под замком, – огрызнулась Талла. – А ещё они лапают нас, рассуждают так, будто мы – всего лишь вещи. А так, нет, конечно, совершенно ничего не изменилось!
Она с удивлением поняла, что вызверившись на Слепыря, избавилась от душивших её отчаяния и паники. И всё равно… Как он мог быть таким, таким?!..
Но в чём-то бог был прав. Сейчас их положение казалось ничем не лучше, чем у лисы в норе, вход в которую сторожат охотничьи псы. Надёжное убежище – надёжная ловушка. Унизительный обыск закончился, тайна осталась тайной… И всё равно совсем не хотелось ждать, пока бандиты придумают, как применить своих пленников. Даже мысль о маме затёрлась, отступилась перед тем ужасным будущим, которое Талла успела вообразить для себя.
К её удивлению, им со Слепырём позволили присутствовать на обсуждении их судьбы. Вернее не так: обоих бесцеремонно приволокли и бросили в углу обеденного зала с мощным деревянным столом и стульями по кругу. На одном из них – самом роскошном, больше походящем на кресло или трон – восседал красавец главарь. Талла узнала Риду, сидевшую по правую руку от него, Мясо, а ещё здоровяка, которого они увидели первым в этом месте. Были и другие, которых она не встречала, – все мужчины, разного возраста, но каждый выглядел опытным бойцом.