— Идут зольдатики… — пробормотал он, раскладывая трофейную подзорную трубу.
Бедное духовенство колыхало телесами или гнуло тощие выи, вздымало руки в мольбе или перехватывалось поудобнее, тягая увесистые лестницы.
Над стенами Сантьяго-де-ла-Глории мелькали шлемы, как чёрные поплавки. Порой вспухали белые клубеньки дыма, и ветер доносил сухой треск выстрела.
— Драй! — крикнул Морган, ощеривая зубы. — Пойдём на приступ с двух сторон! Мои молодцы лезут на стены, а твоим надо прорваться в ворота!
— Не вопрос!
Сухов разослал команду на поиски топоров да ломов, а канониры состряпали ему настоящие ручные гранаты.
Попросту говоря, набили порохом глиняные горшки да вставили фитили.
— Готовы? Вперёд!
Под прикрытием молящихся да причитающих монахов экипаж с «Ундины» подобрался к самым воротам.
Кто порукастее, стал запаливать фитили от факелов да забрасывать «гостинцы» в крепость.
Глухие взрывы, крики и стоны засвидетельствовали попадания.
— Ну-ка, поиграем в дровосеков!
Сунув пистолет за кушак, Олег поплевал на руки, да и схватился за топор.
Ворота фортеции сделаны были на совесть, из красного дерева, окованного позеленевшими бронзовыми полосами, но человеческая сила и острая сталь делали своё дело — щепки так и летели, створки гудели и вздрагивали от ударов.
Вот Толстяк подсунул лом да нажал посильнее — бронза заскрипела, выгнулась, потащив длиннущий гвоздь, и лопнула.
— Бей! Руби!
— Эй! Вдарь!
— Насквозь!
— Мушкет суй! Приветим! Ха-ха-ха!
С той стороны, где моргановские ребята штурмовали стену, донёсся радостный рёв.
— Эй, живее, живее давай!
— Поджигай!
— Уже!
Пересохшее дерево ворот занялось сразу. Огонь, потрескивая, охватывал расщепленные доски, набирал силу, закручивался огненными барашками.
— Поддевай!
— Всё!
Пара ломов просадила истончённое дерево, да и поддела брус-засов, вдетый в кованые ушки. Приподняла — и уронила.
Подцепив топорами увесистые створки, пираты напряглись.
— Мушкетёры, готовсь! Отворяй!
Хекнув, «дровосеки» потянули створки, распахивая их. Стрелки вскинули ружья и дали залп.
Испанцы, метавшиеся по двору, падали, обливаясь кровью, но и отстреливались.
— Бей их!
«Корсарчики-флибустьерчики» повалили в крепость. А тут и на стенах разгорелся бой — парни Моргана, обоих Моррисов, Коллира и Солтера схватились с испанцами врукопашную, будто на абордаж брали крепость.
И крепость пала.
Чуть ли не полста человек порубали и постреляли пираты.
Жертв было бы куда меньше, если бы не ослиное упрямство губернатора Пуэрто-Бельо.
Флибустьеры предложили ему сдаться, но он, прижатый к стене цейхгауза, пылко воскликнул: «Никогда! Лучше умереть, как храбрый солдат, нежели быть повешенным, как трус!»
Морган остановился перед ним и ухмыльнулся.
— А мы таких не вешаем, — сказал он. — Что характерно. Пристрелите его!
Но взятие Сантьяго-де-ла-Глории ещё не было концом баталии — оставался форт Сан-Фелипе.
Он, как пробкой, закупоривал вход в бухту, не пропуская пиратскую эскадру, барражировавшую в открытом море.
Припасов в крепости не было, и с пушкарями существовали проблемы, но молодой комендант форта Алехандро Мануэль Пау-и-Рокаберти решил не сдаваться.
Он надеялся, что пятьдесят солдат гарнизона удержат крепость.
Алехандро Мануэль просто не знал, каковы пираты в бою…
Разгорячённые, изведавшие побед, флибустьеры не бросились брать приступом Сан-Фелипе. Зачем?
Пускай понервничают оборонцы, попереживают.
А пираты, с аппетитом поужинав, устроились почивать, запалив множество костров и выставив часовых.
С утра они погрузились на каноэ — две сотни дюжих и ражих — и высадились у самого форта. Остальные прикрывали их плотным огнём, не жалея пороха.
На приступ пошли проверенным способом: пока одни курочили ворота, другие деловито приставляли лестницы.
А чтобы сверху им не мешали всякие испанцы, бросали за стену горшки с порохом. Грохоту было…
Сухов был даже чуточку разочарован, когда струхнувший комендант пригласил пиратских капитанов в форт, дабы обсудить условия почётной сдачи.
К вечеру договорились обо всём, и солдатам было позволено покинуть форт, оставив при себе сабли и шпаги.
Комендант оставался как бы заложником у Моргана, но в ту же ночь, не перенеся позора, выпил яду.
С утра пираты занялись любимым делом — грабили и насиловали. Всех пленников затолкали в пару церквей и как следует расспросили.
Горожане, дабы избежать мучений, ничего не скрывали и указывали на богатеньких соседей.
Флибустьеры брали выданных народом под белы рученьки и ласково увещевали, чтобы те поделились с ними нажитым добром. Или хотя бы раскрыли тайну, где зарыли дублоны и песо.
А вот Морган мелочиться не стал.
«Адмирал» накатал и отправил с нарочным письмо президенту аудиенсии Панамы дону Августину де Бракамонте, чтобы тот заплатил выкуп за город в триста пятьдесят тысяч песо, иначе Пуэрто-Бельо будет сожжён, крепости развалены, а пленники перебиты.
Дон, правда, не согласился со столь наглым требованием.
Скликал ополчение, не добрав до тысячи человек, и вышел в поход — отмстить неразумным пиратам.
Де Бракамонте упорно не верил, что шайке разбойников удалось взять с налёту столь укреплённый город, как Пуэрто-Бельо.
Однако ему пришлось убедиться, что флибустьеры — это не голытьба с окраин, не мелкая шпана, а грозная сила.
Ополченцев встретили на подходе к городу, когда те были в теснине. Под командованием капитана Морриса находилось всего сто пиратов, но он умело расставил бойцов и сразился с испанцами, перебив многих из них.
Морган к тому времени уже успел погрузить на корабли всю добычу, даже для трофейных пушек местечко нашлось, а тут и президент аудиенсии начал «приходить в себя», то бишь понимать, с кем он связался.
Поторговавшись, де Бракамонте откупился-таки от «проклятых негодяев» серебряными слитками, посудой, монетами — всего на сто тысяч песо, — пыхтя от возмущения и стеная: «Jesus son demonios estos!» [24]
…Говорят, де Бракамонте послал к Моргану парламентёра, упрашивая приоткрыть секрет: как ему удалось победить?
«Генерал пиратов» принял посланника весьма любезно, а вместо ответа отправил президенту «французское ружье длиной в четыре с половиной фута, стреляющее пулями весом шестнадцать штук на фунт, а также патронташ с тридцатью зарядами». Вручив подарки, Морган передал через этого гонца президенту, что дарит ему ружье и что через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Генри подарок: золотое кольцо со смарагдом; он поблагодарил «адмирала» и передал, что с Панамой у него не выйдет то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если Моргану удастся подойти к городу…
Олег покидал Пуэрто-Бельо с противоречивыми чувствами.
Как пират, он был очень доволен, ведь даже простой матрос на его корабле, которому полагалась одна доля из добычи, выручил восемьдесят фунтов — бешеные деньги!
На них в Англии можно было легко купить стадо коров, ещё бы и осталось.
Но, как попаданец, Сухов расстроился. Он слишком понадеялся, что застанет-таки донну Флору, — и вот такое невезение!
Будь она здесь, то, вполне вероятно, его дурацкие приключения подошли бы к концу, а так…
Ну что тут скажешь? Живи по умному правилу: «Не очаровывайся, дабы не потерпеть разочарования». Хоть майя на него не охотились, и то хлеб…
…На островах Хардинес-де-ла-Рейна, что у южных берегов Кубы, пираты поделили добычу. Хватило всем — двести пятьдесят тысяч песо!
И это не считая военных трофеев, вроде клинков, бочек с порохом, железных и бронзовых орудий, а также шелков, сарсапарильи, серой амбры, кошенили и прочего ходкого товару.
Перед отплытием на Ямайку Олег повстречал Моргана.
«Генерал пиратов» был мрачен, его одолевали те же мысли, что и Сухова, разве что с иным подтекстом.
Генри стоял на бережку, будто бы наблюдая за командой, разжигавшей костры, — пора было подкрепиться.
Олег остановился рядом.
— Переживаешь? — спросил он.
Помолчав, Морган кивнул.
— Когда я понял, что её нет в городе, — глухо проговорил он, — меня такая ярость обуяла, что едва сдержался. Ещё чуть-чуть, и пошёл бы я стрелять, вешать и резать всех этих трясущихся горожан. Что характерно.
Сухов понимающе кивнул.
— Ничего, — сказал он, — сейчас будет легче. Нападём на Маракайбо, и всё станет ясно, как летний день!
— Ну его к чёрту, этот Маракайбо, — пробурчал Генри. — Ни на кого я уже не собираюсь нападать. Довольно с меня!
— Нападём! — с силой сказал Олег. — Начатое дело надо завершить. Мы обязательно вызнаем, где живёт Прекрасная Испанка! Не найдём её и там — сыщем тогда «почтальона», этого дона Педро, с него спросим! А как же?
Морган посопел сердито, а после буркнул:
— Может, выпьем?
— Пошли, — согласился Сухов.
И они пошли.
Глава девятая,
в которой Олег встречает привидение
Испания, Мадрид, королевский дворец Алькасар.
Дон Хусто де Альварадо по прозвищу Индиано впервые посетил столицу Испанской империи, но особо впечатлён не был.
Прошагав помпезной Калье-Майор — Большой улицей, он вышел к Реаль-Алькасар-де-Мадрид, гнездовью Габсбургов.
Правду говорил вождь — загнивало государство конкистадоров и инквизиторов.
И никакое золото инков, пусть даже многие сотни пудов проклятого металла, не могли остановить разложение, ибо губительная хворь шла изнутри, из гнойника под звонким названием Алькасар.
Дон Хусто оглядел королевский дворец, больше похожий на укреплённый замок. В сущности, так оно и было — резиденция Габсбургов помещалась в старинной арабской крепости.
Многочисленная охрана в блестящих воронёных кирасах и гребнистых шлемах-морионах с большим подозрением оглядела смуглого Индиано, предки которого украшали себя перьями, но грамоты, им предъявленные, послужили бы пропуском любому подданному короля Испании.
В стенах Алькасара было на удивление свежо — умели строить магометане! Уж они-то знали толк в сбережении прохлады среди пыли и зноя.
Дон Хусто окинул взглядом каменные кружева сводов, поддержанные массой тонких колонн, журчащие фонтаны во внутреннем дворике-патио, блестящие плиты пола, что озвучивали шаги чётким, рассыпчатым стаккато.
— Сеньор Альварадо? — раздался высокий мужской голос.
Индиано обернулся, примечая мажордома, и молча поклонился. Мажордом прогнулся ещё ниже и повёл рукою:
— Извольте следовать за мной, кабальеро. Его католическое величество примет вас в Салоне Зеркал.
Он величественно двинулся вперёд, отмахивая жезлом.
Дон Хусто пристроился сзади. Так и дошагали до салона, которым испанские монархи любили пользоваться для аудиенций.
Мажордом торжественно распахнул высокие створки, пропуская де Альварадо вперёд, и аккуратно прикрыл их.
Зал, в котором очутился дон Хусто, полностью отвечал своему названию.
Везде — на стенах, между окон, даже на потолке — блестели зеркала, квадратные, круглые и фигурные, большие и маленькие, зрительно увеличивая окружающее пространство и создавая удивительную иллюзию множащихся покоев, уходящих в бесконечность, истаивающих в безднах Зазеркалья.
В хаосе бликов и светотеней кабальеро не сразу обнаружил хозяина, занявшего кресло возле тлевшего камина, а как только разглядел, поспешил исправить свою оплошность — сняв шляпу, он учтиво раскланялся, поводя пером по тёмному паркету.
— Примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении, ваше величество, — проговорил дон Хусто.
Король равнодушно кивнул.
Это был щуплый мальчик лет восьми, с длинной шейкой и вытянутым лицом. Бирюзовые глаза и нежный румянец не застили фамильной приметы Габсбургов — «австрийской» нижней губы.
Острый и как бы загнутый кверху подбородок придавали юному монарху вид печальный и немного недоумённый.
Светлые волосы, длинные, но редкие только подчёркивали худобу слабосильного тела и неприятную взгляду вогнутость королевской физиономии.
Неразвитый и нерешительный, Карл II ничем не интересовался, ничего не умел, да и не желал.
Тяжёлые шаги обозначили приход матушки его католического величества.
Марианна Австрийская женщиной была грузной, с безобразной фигурой торговки, но с манерами воистину королевскими, хищными и безжалостными. Вот только ума регентше недоставало.
Дон Хусто снова отвесил поклон и удостоился снисходительного ответа королевы-матери:
— Мы вас приветствуем, кабальеро. Нам доложили, что вы, любезный сеньор Альварадо, имеете сообщить нечто важное…
— Да, ваше величество.
— Надеюсь, новый вице-король Перу не зря послал вас, любезный дон Хусто.
Кабальеро усмехнулся.
— Всё не так просто, ваше величество… — молвил он.
— То есть? — нахмурилась Марианна.
— Меня послал не его светлость, а человек, куда более значимый, нежели вице-король…
Регентша озадаченно уставилась на него, перевела взгляд на сына, но тот сидел, тупо уставясь перед собой, и не замечал ничего, кроме закопченного жерла камина.
Тут её лицо осветилось догадкой. Вероятно, Марианне Австрийской пришло в голову, что это сам папа избрал такой вот кружной путь, дабы через мирянина Хусто передать некое тайное известие.
— Мы слушаем вас, любезный сеньор Альварадо, — церемонно сказала она, усаживаясь в кресло рядом с сыном.
В который раз поклонившись, дон Хусто заговорил доверительным тоном:
— Не секрет, что королевская казна терпит немалые убытки от бесчинств пиратов, коих науськивают короли английский и французский. Впрочем, голландцы также доставляют неприятности испанской короне… И не только на море — пиратские орды нападают на цветущие города Новой Испании и Новой Гранады, дабы разграбить их подчистую. Не знаю, докладывали ли вашим величествам о недавнем печальном событии…
— Говорите! — приказала регентша.
— Печально знаменитый пират Морган, прославившийся разбоем, захватил и обчистил Пуэрто-Бельо.
— Это невозможно! — вырвалось у Марианны. — Вы лжёте!
— Я не лгу, ваше величество, — прохладным тоном произнёс дон Хусто. — Морган взял приступом все крепости, оборонявшие Пуэрто-Бельо, и вывез ценностей на двести пятьдесят тысяч песо.
— Двести пятьдесят тысяч… — повторила за ним регентша, словно визгливое эхо.
— Да, ваше величество. А теперь этот враг Испании затеял ещё более наглое вторжение на земли испанской короны — весной будущего года Морган намерен обобрать Маракайбо и Гибралтар.
Карл II продолжал безучастно пялиться в камин, а вот мать его дёрнулась:
— Что вы хотите, сеньор Альварадо? Награды за худые вести?
— Ах, что вы, ваше величество! Я добивался аудиенции не ради корысти. Судьба Испании волнует меня куда больше. Об одном прошу ваше величество: пошлите в воды, омывающие Западные Индии, сильную эскадру, дабы военные корабли его католического величества короля Испании — да хранит его Бог! — выступили бы на защиту Маракайбо!
— И тогда проклятый Морган останется ни с чем, — проговорила Марианна, словно продолжая мысль странного посланца.
— Более того, ваше величество, — подхватил де Альварадо, — его повесят на рее, как то и полагается делать с морскими разбойниками, и вообще с этими еретиками-лутеранос!
— А верны ли вести, вами принесённые, любезный дон Хусто?
— Ваше величество может положиться: мне известен и день, и час, когда эскадра Моргана выйдет к берегам Новой Гранады. Мы знаем точно, сколько он возьмёт с собою народу и число его кораблей. Нам ведомо, где его встретить — и потопить!
— Хорошо! — твёрдо сказала регентша, уяснив для себя, что ничего не теряет, и сделала движение рукой.