— Хорошо. Ты получишь его и упаковку печенья на свой выбор, если прекратишь плакать.
Оливия заныла, заламывая пальцы.
— А мы не можем поехать завтра?
— Нет. — Я открутила крышку и убрала пленку. Медленно я вставила соломинку и сделала глоток пока она продолжила ныть. — М-м-м, он реально вкусный.
— Хорошо! — закричала она.
С видом победителя я протянула ей коробочку с соком.
— В чем, собственно, все дело? — спросила я, подойдя к одному из кухонных шкафов.
— Я просто не хочу ехать. У меня плохое предчувствие, Эмми.
Я закатила глаза, схватившись за ручку шкафчика. Она осталась у меня в руке. Прекрасно. Я осмотрела немногочисленные полки и положила ручку на потертую столешницу.
— Нам нужна еда, прямо сейчас. — Я посмотрела внутрь и нахмурилась. — Все, что у нас есть, — это готовые макароны с сыром и зеленые бобы в банках.
— Я люблю бобы.
— Мы не можем ужинать одними бобами, Оливия. — Я двинулась к холодильнику. Остатки овощного супа пропали, это означало, что мама решила-таки поесть в какой-то момент. Это уже был шаг по направлению к миру живых, так?
Пока Оливия сидела за кухонным столом, я пробежалась по краткому списку продуктов. Я бы убила за Доритос, но бюджет был рассчитан либо на их, либо на молоко.
Оливия любила молоко.
Я приготовила ей макароны с сыром, которые она взяла с собой в гостиную, чтобы посмотреть мультики.
Возможно, это был не лучший перекус перед ужином. Звуки детского смеха и пения ввели меня в блаженный транс, пока я мыла оставшуюся со вчера посуду. Надеюсь, что настроение Оливии улучшится, прежде чем мы поедем в магазин. Я была не в силах тащить вопящего ребенка по всем отделам.
Вздохнув и вытерев руки, я пошла наверх за деньгами, пытаясь не позволить ежедневным заботам вывести себя из равновесия. Не хотелось думать, ни об отце, ни о той жизни, что я потеряла в той аварии, ни о том, как Оливии удалось воскресить меня, и тем более ни о том, почему я не могу касаться живых существ. Я не хотела обдумывать и то, что была единственным опекуном маленькой девочки, которая без сомнений заслуживала большего, чем я. Она заслуживала настоящую мать. Однако, все, что у нее было, — это сестра, которая не могла прикоснуться к ней и безжизненная оболочка матери, которая пряталась в спальне.
Иногда мне хотелось поступить также как мама — послать все к черту и просто угаснуть. И кто бы меня обвинил? Но в таком случае, кто позаботится об Оливии? Словно из ниоткуда в памяти всплыл Хайден Кромвел. По прошествии нескольких часов со встречи в библиотеке, я была почти уверена, что мне почудилось то, что он стоял около окна.
Никто на столько привлекательный не может быть таким жутким.
Быстро заглянув к маме в комнату, я испытала то же желание, что и обычно, глядя на нее, — бросить что-нибудь в ее спящую голову. Она растянулась поперек кровати, словно сломанная, но все еще красивая кукла с темно-рыжими кудрями и фарфоровой кожей. Мама была совершенно бесполезна. Было ли вообще возможно спать столько времени? А может, она просто притворялась, что спит? Я не знала ответа на этот вопрос. На протяжении каждого дня со времени аварии, мама отдалялась от нас все дальше и дальше. Как и память о папином лице.
Я подошла к ее кровати, обняв себя руками.
— Мама?
Тишина.
— Мама, если… если ты слышишь, ты очень нужна Оливии.
Ничего.
Горячий ком застрял у меня в горле и груди, словно их наполнили цементом.
— Она заслуживает лучшего, чем все это. Ей нужно, чтобы ты была ее мамой.
И все такая же тишина.
Я развернулась и покинула спальню. Тяжесть в груди сохранилась, когда я достала деньги, отсчитывая сумму, чтобы оплатить самые необходимые покупки.
У нас заканчивались деньги. Папина страховая выплата закончится уже в следующем году. И что я тогда буду делать? Вопрос о колледже даже не стоял. Черт, да и окончание выпускного класса могло быть под вопросом, если мне придется искать работу раньше, чем я планировала.
Оливия ждала меня внизу, на ее лице все еще были следы недавних слез. Я отвела взгляд, чувствуя себя полной неудачницей.
— Готова?
Она опустила подбородок и пожала своими крошечными плечами. Оливия не разговаривала со мной всю дорогу до машины. Пока она пристегивалась на заднем сидении, я смотрела на датчик топлива и подсчитывала, на сколько хватит запасов.
— Эмми?
Я посмотрела на нее через плечо.
— Что?
Ее глаза, оттенка темного нефрита, были широко распахнуты. В них было что — то такое, что заставило меня замереть. Беспокойство расцвело в животе, руки затряслись.
— У меня очень плохое предчувствие, — сказала Оливия, ковыряя блестки на своем платье. — Такое же, как было перед… Перед тем, как умер папа. Ты помнишь? У меня снова это ощущение.
Конечно же, я помнила то ощущение.
Но Оливии было три года на момент аварии, и я едва ли обращала внимание на ее болтовню.
Но все же, я помнила.
Она наклонилась и сжала мою руку.
— Произойдет что-то плохое, — прошептала она.
Я нахмурилась на Оливию и вырвала свою руку, раздраженная тем, что родители снова ссорились, ссорились из-за нее. Тряхнув головой и избавляясь от воспоминаний, я потерла затылок: начиналась головная боль.
— Эмми? — Оливия вцепилась в спинку моего сидения.
Я вымучила улыбку для нее.
— Ничего плохого не случится. Обещаю.
Она посмотрела на меня с сомнением и это было для меня словно удар в живот.
— Мы только туда и обратно, потом к нам придет Адам. Он ведь тебе нравится?
Она отпустила сидение и откинулась назад.
— Ага.
— Ладно. Хорошо. — Прошептала я.
Оливия очень сильно меня напугала, и поездка показалась мне длиннее, чем обычно. Я была супер-внимательна к светофорам и другим водителям. Я вздохнула с облегчением, когда мы припарковались на заднем ряду забитой стоянки.
Тучи затемняли небо и даже включили уже несколько фонарей. Даже капли были видны, которые успели упасть с неба на асфальт. Я посмотрела на часы на телефоне и с удивлением обнаружила, что уже семь часов.
Оливия выпрыгнула с заднего сидения и подошла ко мне.
— Можно я повезу тележку?
Я порадовалась смене ее настроения.
— Только пообещай мне не врезаться в пожилых людей и, считай, договорились.
Оливия хихикнула, протискиваясь между мной и тележкой. Сделка не состоялась. Она была настоящей «смертью» на колесах, управляя тележкой, но это помогало мне приглядывать за ней и не дать случиться очередной истерике.
Берегитесь, старички.
Ее голова едва доставала до ручки, когда она направила тележку сквозь автоматические двери. Для четверга здесь было многолюдно, женщины на каблуках, мужчины разглядывающие списки продуктов.
Оливия проехала стойку с бананами и врезалась в мои ноги сзади, когда я остановилась, чтобы взять пакет яблок.
— Бип! Бип! Бип! — Завизжала она, опираясь на тележку.
Я наклонилась к стойке с хлебом и взяла буханку. Телефон завибрировал в заднем кармане. Я сунула хлеб подмышку, достала телефон и открыла его. Пришло сообщение от Адама:
— Какие новости?
— Все еще в магазине. Напишу, как закончу.
Не прошло и пяти секунд, как я получила ответ:
— Отстой. Ладно. Пиши.
Я усмехнулась и пошла обратно к тележке. Не знаю, что бы я делала без Адама. Об этом даже думать было тяжело. Я положила хлеб в тележку.
— Оливия, что это у тебя на лице?
Она быстро отвернулась от меня.
— Ничего.
— Да, конечно. Это белая пудра на твоих губах, ох, боже мой! — Я быстро осмотрелась по сторонам, к счастью никого рядом не было. — Ты снова ела пончики? Они не бесплатные, Оливия!
— Нет!
— Ты — маленькая врушка. — Я присела перед ней и вытерла губы рукавом своего кардигана, стараясь не рассмеяться. — Поверить не могу, что ты это сделала.
— Не надо выкладывать их, раз они не бесплатные.
Мой рот раскрылся от возмущения, и я не выдержала.
— Ты — дрянная девчонка.
Хихикнув, она вырвалась из моих рук. Больше инцидентов с поеданием продуктов, слава Богу, не было.
Я взяла все согласно списку, а Оливия выбрала в качестве поощрения упаковку «Орео». Меня это порадовало, потому что я тоже смогу их попробовать. Я хотела съесть целый ряд.
Я застонала, увидев очередь на кассе.
— Это будет… Оливия!
Но слишком поздно. Она потеряла контроль над тележкой и врезалась в какого-то темноволосого мужчину. Я схватила тележку, покраснев от злости и обернулась, чтобы извиниться.
— Извините! Моя сестра не… Черт.
Дастин Смит смотрел на меня в ответ, потирая место удара и держа в руках упаковку содовой. Его карие глаза переместились с моей сестры на меня.
— Получше следи за негодницей.
Ярость вырвалась на поверхность. Одно дело оскорблять меня, но мою младшую сестру? Я загородила собой Оливию.
— Не смей говорить так с моей сестрой.
Он усмехнулся.
— Я могу говорить, так, как хочу.
Мне так и хотелось снять свои перчатки.
— Не с ней.
— Да, ладно. — Дастин рассмеялся. — И что же ты собираешься сделать? Продуктовыми талонами в меня кидаться начнешь?
Мне хотелось бы получать продуктовые талоны, но от этой мысли я покраснела.
— Ты придурок.
— А ты — фригидная уродка. — Выплюнул он.
В моей голове пронеслось столько нецензурных ответов. Но ни одно из них не подходило для ушей пятилетки. Я развернулась, чтобы забрать Оливию и просто уйти от Дастина, но она оттолкнула мою руку и подошла прямо к Дастину, ее ладони были сжаты в крошечные кулачки.
Она ударила его по ноге.
Он был в шоке от нападения крохи и уронил свою упаковку содовой. Коричневая жидкость пролилась из банки, как какой-то грязный душ. Его правая штанина оказалась покрыта липкой жидкостью. Мы не привлекали много внимания до этого момента, однако теперь и покупатели, и несколько работников обратили на нас внимание.
Часть меня знала, что я должна отчитать Оливию за то, что она ударила Дастина, но другая часть, которая не повзрослела, была в восторге от румянца, расплывающегося у него на щеках.
— Вот это да, — сказала я. — Тебя побила малявка? Интересно, что бы сказали на это твои друзья?
Прежде чем Дастин успел ответить, я поторопилась увести Оливию и тележку к самой дальней от этой сцены кассе.
Я закусила губу, чтобы удержаться от улыбки, когда опустилась рядом с ней на колено.
— Оливия…
Ее щеки раскраснелись, а глаза ярко сверкали.
— Он был груб с тобой.
— Я знаю, но ты не можешь бить каждого, кого считаешь грубым.
«Даже если они полностью этого заслуживают», — про себя добавила я.
— Почему нет?
Я подвинула тележку.
— Потому что бить людей плохо, Оливия. А ты ведь не хочешь быть такой же грубиянкой, как он?
Она опустила свои руки, соглашаясь.
— Нет.
— Так что больше никаких драк? — Я встала и начала выкладывать продукты из тележки.
— Ладно. Хорошо. — Она проскользнула между тележкой и прилавком со сладостями. — А можно мне съесть печенье прямо сейчас?
Я с улыбкой покачала головой.
— В машине.
Оливия улыбнулась и хихикнула в сторону женщины средних лет, которая пробивала наши покупки, ведя себя словно маленький прелестный ребенок, а не так словно только что играла в ниндзя и ударила Дастина. Вот такая у меня сестра. Из одной крайности в другую в течение пары секунд.
Я загрузила продукты обратно в тележку и повезла ее на парковку. Пока мы были в магазине, прошел дождь, и Оливия настояла на том, чтобы мы перепрыгивали через каждую лужу на своем пути к машине. Я посадила ее в машину вместе с упаковкой «Орео» и начала загружать пакеты в багажник. Она рассказывала о том, что они проходили в школе, что-то о рифмовке слов. В нашем углу было пустынно и темно к тому моменту, как я захлопнула багажник и повезла тележку обратно.
Я проверила свой телефон, немного застонав, когда увидела время. Оливии надо будет отправляться прямиком в кровать, когда мы приедем домой, да и я сомневалась, что Адам захочет прийти в такой поздний час, особенно учитывая количество домашнего задания по математике.
Пока я клала телефон обратно в карман, высокая стройная тень вышла из-за огромного внедорожника, припаркованного рядом с моим Джипом.
Я остановилась, мое сердце подскочило к горлу.
Дастин стоял между мной и моей машиной, его штанина все еще была мокрой. На секунду я не знала, что делать, но затем решила обойти его, не обращая внимания.
— Думаешь, ты такая шутница, да? — сказал он твердым голосом.
Я продолжила идти, но мой желудок свернулся в узлы. Еще пара шагов и все.
— Эй! Я к тебе обращаюсь, уродка!
Я развернулась.
— Меня зовут не уродка, а Эмбер. И тебе это известно.
Дастин рассмеялся.
— Тебя зовут так, как я тебя назову. Уродка? Сука? Шлюха? Как я захочу.
— Фригидная и шлюха одновременно? — я закатила глаза, отворачиваясь от него. — Это так умно, Дастин.
Секундой позже Дастин схватил меня за руку и развернул к себе.
— Наверное, я сильно торчал, когда думал, что ты стоишь того, чтобы тратить на тебя свое время.
Я вырвала свою руку у него.
— Это должно меня оскорбить? Серьезно?
— Думаешь, ты поквиталась со мной в магазине? Ты об этом пожалеешь. Я каждый твой день превращу в ад. — Он рассмеялся. — Поверь мне, я сделаю это.
— Да как угодно. — Я опустила свой взгляд. — Ты что, описался?
Его рука дернулась так быстро, что я даже не заметила движения. Моя спина ударилась о пассажирскую дверь внедорожника. Шок выбил воздух из легких.
— Эмии? — Я слышала тихий всхлип Оливии из недр Джипа.
Дастин приблизился прямо к моему лицу, на его виске билась вена.
— Ты просто порезанная уродка. Ага, Салли рассказала мне о том, как тебя перекроили. — Глумился он. — Ты отвратительна.
Это не должно было ранить меня, но ранило. Слезы обожгли глаза, и я начала обходить его. Я не позволю ему видеть, как плачу. Совершенно…
Он схватил меня за руку и полез в свой карман.
— Как сильно тебя порезали? Салли сказала, что весь живот покрыт шрамами. — Доставая свой телефон, он рассмеялся. — Как насчет небольшого шоу, и я расскажу об этом всей школе? А еще лучше, как насчет пары фоток?
Сквозь грохотание крови в ушах, я слышала, как Оливия зовет меня.
— Нет!
Я дернулась, но его хватка лишь усилилась.
Было слишком поздно. Дастин схватил подол моей майки и сунул под нее руку. Часть меня задумалась, в ту краткую секунду, прежде чем его кожа коснулась моей, когда Дастин успел стать таким ублюдком. Он не всегда был настолько плохим.
Но вот его рука коснулась моего живота, прямо шрамов. Впервые за два года живой человек прикоснулся ко мне и меня чуть не стошнило.
Его глаза распахнулись. Телефон выпал из руки, разбиваясь об асфальт.
Время замедлилось. Дрожь пробежала у меня по спине и свернулась на животе. Ужасное предчувствие чего-то страшного разлилось по венам словно яд, знакомое, но неприятное ощущение. Оно словно приготовилось нанести удар и вот, наконец, впилось в меня клыками. Это было то же самое чувство, которое посетило меня перед смертью.
Казалось, время остановилось.
Глаза Дастина расширились, когда его накрыло первой волной боли. Он упал на колено, вены бились у него на лбу, а рот был распахнут в безмолвном крике. Его рука все еще касалась моего живота, словно он не мог отцепиться.
Я схватила его за руку, но он начал биться в конвульсиях, словно у начался припадок. Его, обычно загорелая, кожа приобрела землистый оттенок, руки дергались.
Когда его глаза закатились, он упал на спину словно марионетка, которой обрезали ниточки.
Я стояла над ним тяжело дыша.
— Дастин?
Он не двигался.
Я обняла себя руками за талию, но мне не удалось унять яростную дрожь. Я села на колени, глядя на его грудную клетку. Прошла секунда. Пять секунд, а потом и все двадцать, а грудь не двигалась.