— Как красиво! — вырвалось у Дженнет.
— Ты что там увидела? — к ней мигом подлетела Пока. Феечка успела сплести себе плащ-накидку из травы и украсить его цветами.
— А вон… замок. Интересно, он настоящий?
— Этот? Повезло тебе, — покачала головой феечка, — это — Аваллон, замок королевы фей. Его не каждому дано увидеть!
— Аваллон? — девушка припомнила все, что ей было известно о месте с таким названием. — Но разве это замок? Я всегда считала, что это — остров, куда фея Фата-Моргана увезла тело спящего короля Артура и…
— И пусть все думают так, — замахала ручками Пока. — Так спокойнее! На самом деле то место называется совсем по-другому, но нам Высшие не доверяют такое знание. Боятся, что мы расскажем смертным, и те его отыщут. А ведь тот, кого вы знаете под именем Короля Артура, был не просто королем. Он был последним смертным, который… ну, ты все равно не поймешь! — отмахнулась она.
Дженнет приняла такое объяснение. С детства ей часто говорили, что «женщинам не понять то, женщинам не дано запомнить это». Ее мир принадлежал мужчинам. Маменька преклонялась перед умом и происхождением супруга, все надежды возлагала на единственного сына Джона. И вообще — женщины это… это женщины! Надо смириться и принять свое несовершенство, как данность. За все девятнадцать с половиной лет Дженнет лишь один раз встретила женщину, которая думала иначе. Это была мисс Сьюзен Хемптон.
— Но если там живет королева Мэбилон, значит, мы у цели? — она поднялась, торопливо поправляя юбки и отряхиваясь от прилипшей листвы. — Мы дошли? Спасибо тебе, Пока! Ты мне очень помогла! Я…
— Погоди-погоди, — сварливо застрекотала феечка. — Ты что, думаешь, что уже на пороге королевского дворца? Нет, это волшебная страна. Тут вещи не такие, какими кажутся. Аваллон тебе только показался. На самом деле он находится далеко-далеко! Не один день будешь идти!
— Правда? Но… — Дженнет разочарованно вздохнула.
— Но ты устала и хочешь есть, — по-своему поняла ее Пока. — Я обещала проводить тебя в то место, где ты можешь отдохнуть — я это сделаю! Следуй за мной! И смотри — не потеряйся!
Она сорвалась с места так быстро, что в воздухе остался золотистый след, протянувшийся тонкой нитью. Подобрав юбку, Дженнет поспешила следом, изо всех сил стараясь не смотреть по сторонам и не отвлекаться на причудливые коряги, на невероятной формы цветы, на заросли кустарника и поляны. Сердцем и душой она понимала, что больше такого не увидит никогда, но разум твердил иное. Она пришла сюда с определенной целью и должна сначала исполнить задуманное.
Промчавшись сквозь чащу, где ее спутнице пришлось помучиться, чтобы не обломать ветки и спасти от торчащих сучков свое платье, Пока вывела девушку на аллею. Справа и слева царил полумрак — так плотно так теснились деревья, так густо разросся у подножия кустарник. Но впереди дремучий лес пересекала залитая солнцем аллея. Причудливо изгибавшиеся ветви образовывали стрельчатый свод, и лучи солнца, падая сквозь них, образовывали настоящую радугу. Трава тут не росла, но земля была удивительно теплой, что ощущалось даже сквозь башмачки. И вообще Дженнет почувствовала, что в толстом шерстяном платье и капоре ей жарко и душно — все-таки в ее родном мире была осень, а здесь лето. Захотелось избавиться от лишней одежды, но вдруг обитатели этого мира обидятся на то, что она разбрасывает тут свои вещи? Осмелившись расстегнуть только верхние пуговки и распустить ленту на шляпке, чтобы дышало горло, девушка зашагала по аллее. Ее спутница уже мелькала золотистым огоньком где-то впереди. Там слышался ее звонкий голосок — она криками подбадривала девушку, заставляя шагать быстрее.
Этот путь показался Дженнет длиной в несколько миль. Уставшие ноги в тесной обуви гудели и болели, но впереди виднелся просвет. И на этот свет девушка шла, твердо решив добраться до конца аллеи и уже там отдохнуть, невзирая ни на что.
Последний десяток шагов. Последнее усилие — и она поняла, что дошла.
Поляна была такой просторной, словно лес тут нарочно подстраивался под нее. В середине в небо глядел глаз озера, идеально круглого и чистого. Его чистоту только подчеркивали белые лилии и золотые кубышки, растущие вдоль берега. Кусты были словно рассажены нарочно в строгом порядке, как и редкие деревца — все с багряной, алой или красно-кирпичной корой, невысокие и причудливо изогнутые, с большими резными листьями. Между ними высоко, до колена, поднималась трава — буйный ковер разнотравья в полном цвету.
На противоположном берегу озера возвышались три дерева, переплетясь кронами. Они сильно напоминали дубы, но на таком расстоянии Дженнет не ручалась, что смогла верно их определить. У подножия стоял каменный круг — дюжина камней высотой в полтора человеческих роста. Они так сильно напоминали Ведьмины Камни ее родного Фейритона, что девушка сразу поняла, что это особое место. И не слишком удивилась, когда Пока, возникнув возле ее левого плеча, шепотом прострекотала:
— Иди туда. Только тихо. Поняла?
Дженнет кивнула.
Ступать приходилось осторожно, проверяя, куда поставить ногу — ей почему-то не хотелось топтать растения, которые цвели вокруг так буйно и радостно. Потом в траве заметила камешек. За ним второй, третий… Они выстроились в тропинку, по которой девушка и зашагала, благо, та вела в нужном направлении, огибая озеро и приближаясь к каменному кругу.
Когда Дженнет подошла ближе, то заметила, что у деревьев есть двери, а среди кустов у камней виднеются небольшие шалашики высотой примерно ей по грудь. Их обитатели вскоре показались на глаза — несколько женщин разного возраста, все немного старше гостьи, а одна, последняя, такая старая, что Дженнет даже немного ее испугалась. Да человек ли это? Может быть, ведьма? Все женщины были наряжены в одинаковые балахоны, выкрашенные травяным соком и накидки, сплетенные из растительных волокон. Плетеной была и их обувь — что-то вроде носков. На поясах висели серпы, а также мешочки разного размера — у каждой по два-три. На груди болтались ожерелья из ягод, семян и шишек. Старуха опиралась на посох, остальные шли с пустыми руками. У многих кожа казалась бледной, чуть ли не болезненно-белой, а у некоторых, кто постарше, с зеленоватым оттенком.
«Друиды!» — мелькнула мысль. Вот они какие? И как их называть? Друидессами? В сказках друидами всегда были мужчины.
— Здравствуйте, — оробев, Дженнет остановилась, не дойдя нескольких шагов до каменного круга. — Простите, если нарушила какие-то правила, но… мне сказали, что я… что вы… извините, — закончила она совсем тихо.
Пока вылетела вперед и закружила возле само старшей, что-то быстро вереща на непонятном языке. Старуха стояла, как изваяние, только моргала морщинистыми веками. Остальные женщины внимательно смотрели в ее сторону.
«Значит, ты просишь хлеба, дочь Евы?»
Девушка вскрикнула. Голос, скрипучий, сухой, принадлежал, несомненно, той старухе, но доносился откуда-то со стороны. Губы старшей друидессы не двигались, но пристальный взгляд говорил о том, что она каким-то образом позволяет себя слышать.
— Да, хлеба и… — Дженнет осеклась, не зная, имеет ли право попросить что-то еще.
«Отдых. Ты получишь и то, и другое. Трава!»
Одна из женщин, лет тридцати, сделала шаг вперед. Она была стройной, статной, с осанкой королевы — и, вопреки своему имени, одной из самых высоких. Ее томный взгляд заставил Дженнет покраснеть — перед нею была настоящая леди. Ни одна графиня или герцогиня не могла бы смотреть с большим достоинством. Да что там! Сама королева померкла бы перед нею. И если это — простая друидесса, то какова же сама Мэбилон?
Тем временем Трава, склонив голову набок, выслушала что-то, предназначенное лишь для ее ушей и, подойдя ближе, протянула гостье руку:
«Идем со мной!»
Дженнет подчинилась. Тем более, что Пока энергично закивала головой:
— Иди-иди!
Друидесса привела гостью к одной из хижин, отогнула рукой плетеный из травы полог и пригласила внутрь. В шалаше было тесно, но уютно. Постелью служила охапка веток и листвы, в изголовье лежал клубок мха, теплый и пушистый. Вместо домашней утвари ее роль играли плоские камни. Кое-что было подвешено на сучках под потолком. В их числе — гнилой корень, светившийся слабым голубоватым светом.
Хозяйка дома знаками показала Дженнет, что она может и должна снять капор, шляпку и обувь, бережно свернула их и положила в ногах постели. После чего расставила перед нею несколько глиняных мисок. В одной были пресные лепешки, в другой — россыпь свежих ягод, а в третьей, самой глубокой, обнаружилось молоко.
«Ешь. Пей. Ты голодна».
Лепешки были размером с две ладони, толщиной с палец и легко ломались. Дженнет съела три, закусив ягодами и запив молоком. Трава наблюдала за нею, сидя в углу и обхватив колени руками. На ее бледных губах играла задумчивая улыбка. Она не пошевелилась, пока гостья не покончила с трапезой.
«Ложись. Отдыхай. Ты устала!»
— Но мне надо…
«Отдыхай. Остальное потом!»
Сказать по правде, после долгой прогулки и сытного обеда Дженнет и так клонило в сон, и она не позволила долго себя упрашивать.
— Спасибо. Вы очень добры, — пробормотала она, устраиваясь на ложе поудобнее.
Он уже научился угадывать, когда к нему приходит королева. Только она навещала знатного узника, постоянно именуя его своим повелителем и королем. Но королей не содержат в темнице! Нет, Роланд помнил историю — его хорошо учили! — и знал, что, например, в заключении побывали Карл Первый, а до него — Эдвард Второй, а еще раньше — сам Ричард Львиное Сердце, не говоря уже о том, сколько знатных узников в свое время перебывало в Тауэре. Но, кажется, все они перед этим были свергнуты с престола, и впереди их ждала казнь или пожизненное заключение. Никого не сажали в тюрьму для того, чтобы сделать королем. Роланд чувствовал себя так, словно его заперли в золотую клетку. И королева Мэбилон была одновременно его невестой и главным тюремщиком. Она приручала его, как дикого зверя, но для чего?
Переплетенные стебли на стене зашевелились, оживая и расползаясь в стороны, словно покрытые листвой змеи. Затем проступили очертания двери. Роланд насторожился. Это могла быть только она, Мэбилон, красивая и опасная, с холодными лиловыми глазами и удивительно белыми, искрящимися как снег, волосами. Но она никогда не приходила так поздно.
В комнате сгустился полумрак, хотя окон не было. Светильники тут гасли сами, повинуясь какому-то внутреннему распорядку. В сумраке белые волосы королевы казались еще белее, на их фоне ее лицо и глаза казались темнее обычного, а платье мерцало и переливалось, вызывая в памяти воспоминания о Средиземном море и светлячках на волнах. Из коридора лился яркий свет, а ткань просвечивала так, что ничего не скрывала — талию, плечи, бедра, ноги…
Мэбилон неслышно переступила порог, и стена сомкнулась за ее спиной — остались лишь светящиеся линии.
— Ты спишь, мой повелитель?
— Нет, — Роланд встал, коротко кивнул головой, приветствуя гостью. — Ваше величество, чем я обязан столь позднему визиту?
— А разве королеве нужен повод, чтоб лишний раз увидеть короля? — она запрокинула голову, с вызовом глядя на него.
— Мы виделись сегодня, — он припомнил еще один урок языка в обществе трех придворных дам и двух пажей.
— А я успела заскучать. Твой голос, твои глаза… Мне нужно видеть их, мне нужно тебя слышать! О, если бы ты знал, как одиноко мне в сумрачных моих покоях! Там так тихо! Я слышу только лишь свое дыханье — ни звука больше. Призвать фрейлин? Но они мне надоели!
— Сочувствую, ваше величество, — он коротко кивнул головой. — За эти недели я сполна узнал, что такое одиночество, когда практически не с кем словом перемолвиться. Кажется, что предпочел бы даже присутствие своего злейшего врага — лишь бы услышать человеческую речь.
— О да! Я знала, что мы поймем друг друга! — пылко воскликнула королева, кинувшись ему на грудь. — Мы — родственные души! У нас одни желанья и мечты! Нам свыше суждено быть вместе! Я так мечтала, так ждала однажды ощутить присутствие другого рядом — того, кто одиночество разделит, кому смогу доверить я биенье сердца, свои мысли, чувства и кто доверит свои чувства мне.
Она сделала попытку обнять Роланда за шею, но тот отступил на шаг, не давая прикоснуться к себе.
— В чем дело?
— Ваше величество, осмелюсь вам заметить, что вы в моей комнате. Конечно, я понимаю, что все это — лишь красивая темница, и в вашей власти заточить меня в куда менее уютные стены. Куда-нибудь в подземелья, в башню, несмотря на то, что я — вроде бы как ваш король. Однако, я еще раз повторю — вы у меня в комнате, так что прошу вас — держите себя в руках.
Еще никто, наверное, не отчитывал королев, как простых девушек, уча их, как себя вести. На миг Роланду стало жутко — а что, если его прекрасная тюремщица разгневается? Она не просто королева — она фея. Рука сама метнулась к шее — и опустилась. Нательный крест с него сняли уже давно. Он был беззащитен. Стоит ей приказать и…
И Мэбилон вдруг расхохоталась. Этот искренний смех сбил с толку.
— Ты великолепен! — воскликнула она, отсмеявшись. — Я горжусь тобой! И от того сильней тебя люблю! Да, ты мой истинный властитель! Ты — мой король! Моя любовь! Ты — тот, о ком я грезила ночами, о ком мечтала в одинокие часы, кто приходил в мучительные сны, из-за кого рыдала и страдала лишь оттого, что имени не знала! Теперь ты здесь, со мной… Мой господин!
Она сделала шаг, и Роланд опять отступил.
— Я вас не понимаю, — промолвил он. — Что вы хотите?
— Чего хочу? Всего лишь капельку любви. Всего один поцелуй… Взгляни же на меня и честно ответь — разве я не хороша?
Она раскинула руки в стороны, и вспыхнул яркий свет, озаривший стройную фигуру королевы. Роланд невольно вздрогнул, отводя глаза.
— Как? — голос женщины наполнился льдом. — Я не хороша?
— Вы прекрасны, ваше величество, — пробормотал он. — Ваша красота ослепляет. Не сомневаюсь, что найдется много рыцарей, сгорающих от любви к вам.
— Мне дела нет до прочих! Один лишь ты и в чувствах, и в мечтах!
Роланд сделал еще шаг, отступая перед ее напором, и неожиданно для себя уперся нижней частью спины во что-то плотное. Он покачнулся — и королева кинулась к нему на шею. Порыв ее был столь стремителен, что мужчина не устоял и упал… на постель вместе с цеплявшейся за него женщиной.
Она не разомкнула объятий и, улучив миг, жадно поцеловала его в губы.
О да, это она умела! Отчаянно и нежно, страстно и робко, мягко и сильно. Но когда ее язычок скользнул навстречу его языку, Роланд отстранился:
— Ваше величество, что вы делаете?
— Люблю тебя! — жарко прошептала она, целуя его виски, лоб, глаза, волосы, скулы. — Люблю тебя всего. Хочу любить! И ты люби меня!
— Ваше величество, это невозможно!
— Но почему? — она выпрямилась, оседлав его, как норовистого коня, расправила плечи, одним движением руки разрушила прическу, позволив волне белоснежных волос упасть на плечи и спину. — Ты посмотри — ну разве я не хороша? Ни одного изъяна! Оцени! Все это — для тебя! Я вся твоя!
А в следующий миг она плавно повела плечами, стягивая платье.
Роланд задохнулся. Обнаженное тело действительно было великолепно. В молодости ему, как и многим сыновьям знатных лордов, доводилось развлекаться со служанками, готовыми на все, лишь бы ублажить молодого господина. Впервые познавшему женщину в четырнадцать лет, Роланду ни разу не пришлось никого уговаривать или уламывать силой. Девушки сами шли к нему. В портах, где ему случалось бывать, жрицы любви поедали его глазами и даже, уводимые другими клиентами, бросали взгляды на юного лейтенанта королевского флота. Но еще ни одна женщина и девушка не добивалась его столь откровенно и вызывающе.
— Ваше величество, прошу вас…
— Иди ко мне, мой повелитель!
— Ваше величество, но я… не могу!
Мэбилон вздрогнула. Она всем своим существом потянулась к этому мужчине — и неожиданно для себя натолкнулась на стену. Невидимую ледяную стену. Он был закован в нее, как в броню, и ее чары не действовали на эту странную защиту. Но как же так?
— Что?
— Простите меня, — Роланд попытался отстраниться, что было трудно сделать, ведь для этого ему пришлось бы дотронуться до маячившего перед ним обнаженного тела. — Вы великолепны. Можно ослепнуть, глядя на вас, но не требуйте от меня чувств. Я чужой в вашем мире. Вы сделали меня королем, не спросив меня. Боюсь, произошла ошибка. Пока вы не сделали еще большей ошибки, пока не свершилось то, о чем мы с вами будем жалеть, прошу — отпустите меня. Позвольте вернуться в свой собственный мир. Там мое место, а не у ваших ног.