— Я поняла, — охотница поднялась. — Стану тренироваться от зари и до зари, пока не упаду от усталости.
Дед кивнул, одобрительно улыбнувшись, и спросил:
— Ты ужинала? Думаю, стоит сегодня немного себя порадовать.
2.
Княгиня бережно держала на руках малыша. Младенец, причмокивая и посапывая, тянул тяжелую от молока грудь.
— И что нам теперь делать? — она подняла исполненный тревоги взгляд на мужа.
На лбу Богомила залегла глубокая складка, которая не разглаживалась даже когда он смотрел на новорожденную дочь.
— Мы справимся. Орден сможет помочь. Завтра на совете решим, как действовать дальше.
Сколько раз Любомира уже слышала эти слова. Которыми муж по привычке отделывался, лишь бы ее не волновать.
— Выходит… Вся надежда теперь на Киррану тин Даррен? Только она сможет запечатать Излом.
Князь удивленно глянул на жену, стремительно вычисляя, от кого та могла разузнать то, что обсуждалось пока еще в узком кругу.
— Я бы не стал слепо верить предсказаниям. Меня больше сартоги волнуют. Но вести с востока, и правда, с каждым днем все тревожней. Могу поинтересоваться, откуда ты взяла эти бредни про Излом? — он усмехнулся уголком рта, но жену провести не удалось.
— У женщин свои секреты, — не желая волновать мужа, Любомира ответила исполненной спокойного достоинства улыбкой.
Богомил некоторое время пристально на нее смотрел, а затем порывисто шагнул ближе. Наклонившись, приложился к губам и тут же отступил.
— Пойду я, — он махнул рукой, направляясь к выходу.
Княгиня подавила разочарованный вздох. Как бы ей ни хотелось, удовлетворить истосковавшегося по любви мужа она пока еще была не в состоянии, а спускать пар со служанками Князь наотрез отказывался. Это обстоятельство отнюдь не расстраивало женщину, скорее, было поводом для потаенной радости.
Стоило дверям покоев затвориться, как на лицо Любомиры точно упала тень, перечеркнув морщиной светлое чело. Протянув руку, она дернула шнурок колокольчика, и тотчас из-за скрытой за портьерами двери появилась служанка.
— Хельга вернулась?
— Да, госпожа. Она ждет.
Осторожно передав няньке спящую княжну, Любомира поправила одежду и вышла в гостиную. Без предисловий приказала ожидавшей там старухе:
— Говори.
— Я все разузнала.
Закутанная во множество темных одежек древняя морщинистая бабка поманила княгиню сухим пальцем. Когда та без споров подошла и наклонилась, быстро зашептала что-то на ухо.
* * *
Богомил мрачно оглядел собравшихся, а затем поднял руку, унимая галдеж.
— Совет, я согласен с Настоятелем Ордена. Мы должны прибегнуть к силе Защитницы.
— И все же! Считаю, что угроза на востоке сильно преувеличена, — гнул свое советник Затолан. — Да и рано девке еще такой мощью владеть.
Ему кивками вторили несколько членов совета. Все те, кто упоминался в донесении Защитника Райлега как пособник тин Хорвейга. Были среди них и верные Ярросу дворян. Были и сомневающиеся. Те, кто позже примет сторону большинства. Их Князь сейчас в расчет не брал.
— Все пройдет как полагается. Сначала испытание на владение силой и боевыми искусствами, затем Церемония Инициации. Моя внучка делает небывалые успехи в освоении дара. Не все Защитники после пяти кругов обучения, столь же искусны, — Махаррон с улыбкой развел руками.
Князь понял, Настоятель намеренно указал на родство, хотя это и было не принято. Своими словами он незримо придал Кирране значимости.
«А раз Махаррон во внучке уверен, мнение остальных меня не тревожит».
— Мы понимаем, это не принято, но… Хотелось бы получить подтверждение.
— Да! Пока некоторые из нас видели Защитницу только на балу. Она бесспорно хороша и прекрасно танцует, но сложно думать о ней как о воине.
— Настоятель Махаррон, хорошо бы сделать исключение и допустить к испытаниям наблюдателей.
— Что испытания? А как же инициация? — раздался другой голос. — Ба… кхм! Женщина в храме Керуна? Святотатство!
— Об этом можешь не волноваться тин Гоф, — ответил возмущенному старику Настоятель. — Инициация Защитниц проводится в храме Киаланы.
* * *
Любомира оглянулась на спящую в колыбели дочку.
— Идем.
Совет едва начался, а значит есть немного времени, чтобы сделать задуманное и вернуться.
«Иначе придется объяснять мужу, почему я не беру с собой свиту».
Делать все самой было ох как боязно! Но такое слугам не поручишь. Да и посвящать в свой замысел кого-то, кроме верной Хельги, она не решилась.
Удача благоволила Княгине. Из покоев удалось выскользнуть незаметно. По коридору для прислуги невзначай туда-сюда прогуливался Защитник. Два стража привычно застыли у выхода. Орденец окинул скучающим взглядом шаркающую фигуру старухи, закутанной в многочисленные одежды. Ему и в голову не пришло, что это не одна женщина, а целых две.
Едва сдерживая хохот, рвущийся не вовремя наружу, заговорщицы свернули в сторону кухни. Невозмутимо протопав в одну из кладовых, прыская и утирая слезы, выбрались из многочисленных юбок. Там ожидала заранее приготовленная одежда. Никто не заподозрил княгиню в служанке, с легкостью несущей в свинарник помои.
Оставив тяжеленое поганое ведро, Любомира сплюнула и потерла поясницу, мысленно дав зарок, что-то придумать, чтобы бедным девушкам больше не приходилось этим заниматься.
Набросив на плечи простой темный плащ из дорогой плотной ткани, какой вполне могла носить одна из личных прислужниц, княгиня прошла скотный двор насквозь и очутилась у конюшен. В запряженной двойкой каурых карете ждала Хельга, но Любомира устроилась на облучке и взяла вожжи. Не скрываясь, стала править к главным воротам. Стража, привычная к выкрутасам столетней няньки Князя, молча их выпустила. Даже возница их совершенно не заинтересовал. Внезапный порыв встречного ветра, позволил невозбранно склонить ниже укрытую башлыком голову. И все же Любомира до последнего ожидала окрика.
Ехали недолго. Знаменитые на весь Яррос «Сады», начинались сразу по ту сторону Большой площади, но для порядка сделав кружок, княгиня подкатила к одному из дальних входов.
Было странно заниматься темным делом при свете яркого весеннего солнышка. Слушая развеселые голоса птиц. День и правда занялся чудесный. Снег давно сошел, дорожки в парке высохли, а деревья уже окутались зеленой дымкой. В воздухе, будоража чувства, разлился аромат весны. В столице зима отступала намного раньше, чем в родных краях, но Любомира и за это тоже полюбила свой новый дом.
— Ты уверена, что все правильно поняла?
Хельга величественно кивнула.
Выдохнув, Любомира немного постояла, любуясь на открывшийся взору вид. Высокая кованая ограда, распахнутые ворота с орлами на столбах. Разбегающиеся от статуи Киаланы мощеные светлым камнем дорожки. Клумбы, обещающие вскорости распуститься многоцветьем. Чистота-красота. Все это, а еще пухлые щечки маленькой дочурки. Хмурый изо дня в день взгляд и плотно сжатые зубы мужа. Дурашливые игры сыновей в Защитников или сартогов. Запах гари до сих пор витавший в Бальном зале…
«Я сделаю все, чтобы уберечь близких!»
Пробравшись в самое сердце сада. Туда, где по залитой солнцем площади, несмотря на прохладный день, гуляли многочисленные пары. Благородные мужи, вели под руку жен. Иногда их сопровождали, окруженные слугами дети. Одинокие мужчины раскланивались с хихикающими и краснеющими красавицами. Няньки строго шикали, призывая молодежь к порядку. Растворившись среди прочих, Любомира словно стала невидимкой. Люди скользили взглядами и шли мимо. Никто не обращал никакого внимания.
«А вот и оно…»
Впереди показалось дерево желаний. Раскидистая яблоня, ветви которой были сплошь увязаны алыми ленточками. Здесь любой мог попросить у богини здоровья себе и близким, счастья в семейной жизни, деток. С содроганием княгиня сунула руку в карман, извлекая наружу красную полоску атласной ткани.
«Прости, Киалана!»
Любомира не сомневалась, грех ей богиня так не оставит, но, помедлив, все же завязала на ближайшей ветке узел. Ждать больше было нельзя. Не оборачиваясь, Любомира направилась к выходу третьей по счету тропой. Шла долго, но ничего так и не происходило, хотя нутро то и дело сжималось от ужаса.
«Но как они узнают? — мысль не давала покоя, все казалось злой шуткой. — Не иначе, обманули Хельгу. Наплели, поди, с три короба, а мы, глупые, поверили…»
На выходе из «Садов» у ворот сидела девочка лет пяти. Грязная, закутанная в какое-то тряпье, она всем своим видом выбивалась из общей радостно-весенней картины.
— Пода-а-айте! — гнусаво затянула бродяжка, протягивая погнутую оловянную тарелочку.
На Любомиру, не мигая, смотрели белесые, слепые глаза. Кривая улыбка и дерганые движения выдавали юродивую. Без раздумий вынув золотой, Княгиня подала милостыню.
— За чье здоровье помолиться Керуну, госпожа?
Голос прозвучал на удивление серьезно и совершенно обыденно, будто конторский писарь справлялся о родовом имени заемщика.
— Керуну? — Любомира даже опешила. К Керуну обычно обращались с иными просьбами. И тут осенило: — Советник тин Хорвейг. Помолитесь о нем.
Девчонка кивнула, а затем заковыляла прочь, дергаясь и озираясь, как и положено тем, кому боги недодали ума.
* * *
Нааррон с наслаждением вдохнул чистый, напоенный свежестью морозный воздух: «А в столице уже, наверное, совсем весна. В этом году обещали раннюю да дружную…»
Позади скрипнула дверь.
— Тренируешься? — Крэг был в одной лишь холщовой рубахе, несмотря на легкий морозец.
Хранитель улыбнулся и внезапным движением попытался отправить друга в сугроб.
Как обычно, ничего не получилось.
Отфыркиваясь и отплевываясь, Нааррон выбрался из глубокого снега, ухватившись за протянутую другом руку, и вновь применил уловку. Рыкнув от боли, отскочил, принимая стойку, и тут же ринулся вперед, выполняя ряд базовых приемов.
— А ты молодец, заучка! — легко парируя удары, похвалил Защитник. — Орешь, но уже за больное не хватаешься. Того и гляди, от пары-тройки бандитов отмахаться сумеешь, — хекнув, Крэг уложил Хранителя на лопатки и уселся сверху: — Хотя, шпана сперва подумает, прежде чем нападать на такого здоровенного, — он слез и отошел к крыльцу за лопатой.
Ничуть не расстроенный Нааррон с улыбкой поднялся отряхиваясь. Он был горд собой. Теперь-то вряд ли кто посмеет его принять за «доходного писаря». Сказанное малолетней воровкой в подворотне тогда сильно задело за живое.
«Одно, когда дуболомы обзываются, и совсем другое, если какая-то соплюха ни во что не ставит…»
— Кстати, дружище, а ты теперь легко за курсанта или Защитника сойдешь при необходимости. Здоровый стал, да и трескаешь не меньше. Тебе поверят.
— Иди ты! — беззлобно намекнул на не столь отдаленные места Хранитель.
На крыльцо вышла Анасташа. Улыбнулась:
— Мальчишки, вам бы все баловаться! — протянув руку, убирая прилипший к волосам сына снег.
Нааррон приметил подозрительно блестящие глаза, и в груди снова образовался комок.
— Мам, может, поедешь с нами?
— И что же я стану делать в это вашей столице?
— Не хочешь в столице, будешь жить в Ордене. Мне выделят дом.
— Ой, кому я там нужна? — всплеснула руками Анасташа. — Примитесь с Кирой чуть что к мамке бегать, над вами все станут смеяться. Непорядок. Не по этому вашему Кодексу.
— Мам, ну я-то Хранитель, что мне до Кодекса?
— Зато Киррана — нет.
Разговор вернулся в прежнее русло. Анасташа придумывала тысячу отговорок, не желая покидать родной дом.
— Мама, там я смогу о тебе позаботиться. У тебя теперь есть внук… — Нааррон смущенно дернул уголками губ, обращаясь к последнему доводу.
— О котором прекрасно позаботится Орден, — закончила Анасташа за сына. — К тому же его мать меня не жалует. Я только буду вашему счастью помехой, — упомянув Глашку, она явно сдержалась, чтобы не скривиться, старательно уважая выбор сына.
Хранитель встретился взглядом с Крэгом, который убирал лопатой подтаявший снег. Друг только сочувственно улыбнулся.
Когда пришел в дом, где родился сын Защитника, на него набросились прямо с порога. Завалили вопросами. Особенно волновал один: почему не приехал отец ребенка. И все же Нааррон ничего не стал отвечать, пока не взглянул на младенца.
Это точно его сын — тин Даррен. От Паситы в ребенке абсолютно ничего не было, зато от самого Нааррона хоть отбавляй. Мальчонка таращился на мир не по-детски серьезными синими, почти такими же как у Киры, глазенками. И хоть уже прошло то время, когда сразу после рождения можно определить зачатки дара, Хранитель почувствовал, как в маленьком тельце теплится сила.
«Нарекаю сие дитя именем Лидаррон. Пусть сердце его впредь останется чистым, как и в миг рождения! — повернувшись к растерянным родным, сказал: — Это мой сын. Отныне он принадлежит роду тин Дарренов».
Тут-то и началось. Дескать ждали, что от Защитника дочь понесет. Но раз молодой господин сподобился заделать ребеночка, то теперь и о свадебке пора бы подумать. Стойко вытерпев порцию причитаний и упреков, Нааррон прервал поток слов, напомнив о своем статусе и о том, что бывает, когда пытаются обмануть Орден. Тут родные Глафиры присмирели, а она сама принялась кланяться да ластиться. А уж как пообещал с собой забрать, сначала радовалась. Но позже желания посыпались как горох из дырявого мешка. Дом в столице, достойные нового положения наряды, драгоценные подарки невесте. Пожелания очень быстро превратились в упреки. Дескать ехал, и ничегошеньки не привез, даром что жених знатного рода.
Под беспрестанными насмешками и подколками Крэга, Нааррон чесал в затылке, раздумывая, как это он раньше не рассмотрел расчета за приветливой нежностью и наигранной, как теперь казалось, страстью. Если до того он в дороге временами подумывал, может, и правда, стоит жениться, то теперь совсем расхотелось.
«Права была Кира. Поступлю по правилам Ордена. Обеспечу этой женщине достойное будущее, но в жены брать не стану. Зачем мне такая, что по сторонам смотрит, да подарки требует? Да и точно знаю, что не люблю ее совсем».
Была на то и иная веская причина.
Из головы не выходил иной образ. Чистый и светлый. Одно только воспоминание о котором, заставляло сердце пропускать удары.
Именовав сына, вечером того же дня он направился к местной знахарке Матрене. Накопились к старухе вопросы. О том, чтобы вершить правосудие Хранитель пока не помышлял, но все же считал своим долгом заставить держать ответ за снадобье, которое чуть не угробило Киру.
«А, может, не только сестру, но и тин Хорвейга. Откуда иначе у ассасина взялись Слезы Киаланы?» — так он думал, отворяя покосившуюся от старости дверь избы.
В темных, заставленных утварью и скарбом сенях пахло травами и еще резким и до боли знакомым запахом, который усилился, когда Хранитель отворил дверь.
«Похоже, старуха химичит».
Но увидел совершенно иное.
Над небольшим, но вполне настоящим алхимическим столом, где среди колб и реторт нашлось место даже маленькому перегонному кубу, склонилась девушка. Ее брови сосредоточенно сдвинулись к переносице, а губы шевелились, отсчитывая капли розоватой жидкости из маленькой пробирки в пузатую колбу. Нааррон и не заметил, как замер, считая вместе с ней.
Последняя капля коснулась маслянистой поверхности, и девушка выпрямилась поворачиваясь:
— Мама ты уже верну… — тут она, наконец, рассмотрела вошедшего и вскрикнула.
Выпавшую из рук колбу поймали вместе. Есения все же оказалась проворнее, и Нааррон с удовольствием ощутил теплые маленькие пальчики в собственных ладонях. Снизу-вверх взглянули ясные, широко распахнутые глаза пронзительного незабудкового цвета. Выбившаяся из-под чепца светлая прядка, прилипла к приоткрытым губам. Девушка не смела отнять рук, ведь держала колбу, а Хранитель позабыл, зачем пришел, не в силах заставить себя ее отпустить. Все мысли, кроме одной, словно выветрились.