Наконец председатель встал и провозгласил голосом древнеримского оратора:
— Сегодня в нашем кабинете собралось заседание по делу несовершеннолетних преступников, а именно… прошу вставать, когда я называю имя… Джеймс Грэй, Кристьян Себ, Уильям Бейтс, также известный как Рокки Хоррор… и Америка Джонс.
Он со смаком произнес ее имя. Мне это не понравилось. Сразу видно, что он уже несколько лет мечтает ее поймать, и вот, наконец, олень запутался в силках…
— Представляю вам комитет по делам несовершеннолетних. Я— мистер Крайс, председатель. Теперь слева направо, от начала стола: мисс Рот, мисс Граймс, мистер Грин и его брат, тоже мистер Грин, мистер Дотт, мисс Лагерфелд, мисс Грэйг и мистер Фрот.
Я замер. Миловидная женщина— мисс Грэйг… черт бы меня побрал, если она не жена инспектора Грэйга!..
— Приступим к делу. Итак, вышеупомянутые преступники, за исключением мистера Бейтса, сегодня ночью в районе двух часов нанесли тяжкий вред имуществу гражданке Эмили Смит, а именно: испортили одежду и привели машину мисс Смит в нетоварный вид. Далее, мистер Себ и мистер Грэй, под руководством мисс Джонс направились на незаконно взятой машине ныне покойного мистера Джонса, отца мисс Джонс, в магазин под названием «Магазин приколов Рокки Хоррора», где и встретили мистера Бейтса. Посетив магазин и приобретя необходимые для следующего действия товары, группа подростков направилась в дом мистера Эрола…
Я вздрогнул, перегнулся через хлюпающего носом Рокки и посмотрел на Америку. Она кивнула.
Конечно, это все было отягащаюшим обстоятельством, но я испытал мрачное удовлетворение— я отомстил не только за Америку;, но и за мисс Эрол.
— …где в тот момент находилась мисс Смит. Далее наши преступники напали на дом, сильно испугав находящихся там людей. Группа подростков скрылась на все том же автомобиле и унесла с собой фотографии, на которых…
Он запнулся. Крис выпрямился и, до боли точно подражая его голосу, пояснил:
— …была изображена голая задница мисс Смит…
— …мисс Смит была изображена в том виде, в котором ей меньше всего хотелось бы предстать перед широкими массами, — замысловато перефразировал покрасневший Крайс. Затем, издав горлом клекощущий звук, он продолжил:
— Используя всемирную сеть Интернет мисс Джонс при помощи своих друзей донесла до широких масс, а именно жены и дочери мистера Эрола, а также до сотрудников и работников конторы мисс Смит, что…
Он снова запнулся. Теперь уже Америка закончила фразу:
— …кто-то сегодня хорошенько потра…
Ее прервал повышенный тон Крайса, явно направленный на то, чтобы скрыть от ушей присутствующих окончание этого грубого и прямолинейного слова.
— …сегодня ночью она находилась в доме мистера Эрола!
Америка ухмыльнулась. Я взглянул на мисс Грэйг и— показалось ли?! — она дерзко и шаловливо усмехнулась Америке в ответ.
Показалось, наверное. Скорее всего.
— Итак, господа члены комитета по делам несовершеннолетних, что скажем?
Комитет молчал. Видимо, наши ночные похождения тянули на серьезную статью. Воздух покидал мое тело, но я все пытался выглядеть так же, как Ник Райсер— сильным и спокойным, хотя внутри у меня все сжималось при малейшей мысли о том, чтобы сесть в колонию. Но это волновало меня не так сильно— меня волновала Америка. То, как ей будет тяжело жить в неволе, как ее могут испортить тамошние девушки. Она и так не ангел, а колония превратит ее либо в наркоманку, либо в девицу без комплексов, бессердечную и грубую.
Я отвернулся от Америки. Меня волновал еще и Крис. Он планировал стать режиссером и его документы уже стопочкой лежали в театральном училище, которое он уже посещал по вечерам. Что будет, если нас посадят? А на сколько нас могут посадить? А вдруг, когда мы выйдем из колонии, нас не примут в школу? Об обучении в следующем году можно и не мечтать, — останемся еще раз в десятом классе, так как наверняка пропустим очень много и не сдадим экзамены.
— Комитет, есть ли у вас вопросы к подсудимым?
Руки подняли все.
— Хорошо, мисс Рот, начинайте. Задаем только по одному вопросу.
— Что побудило вас на такое преступление?
Отвечала Америка.
— Месть.
— Конкретнее, за что вы мстили?
— Она разрушила мою семью.
— Мисс Граймс, — мисс рот кивнула соседке слева, не поднимая головы от блокнота, куда она что-то кропотливо записывала.
— Каким образом, мисс Джонс, мисс Смит разрушила вашу семью?
— Увела моего отца, спровоцировала мать на развод.
— Исчерпывающий ответ. Мистер Грин, прошу вас.
— Мой вопрос уже задали. Джек?
— Почему именно такой способ мести? Вам кто-то подсказал?..
— Нет. Это чисто моя фантазия.
— Мистер Дотт, быть может, ваш вопрос прояснит картину.
Мистер Дотт явно был тот еще урод. Когда он недобро ухмыльнулся, обнажив желтые зубы, я тут же понял, что это ярый сторонник Эмили и даже, быть может, специально внедренный ею.
— Не обьясните ли вы, мисс Джонс, что здесь делают эти трое? Хорошо, двое, Уильям Бейтс не участвовал в самом акте вредительства… Почему?
Америка молчала. Я смотрел на нее во все глаза и действительно думал: почему? Неужели ей просто нужны были сообщники? Или она в своем слепом желании отомстить подумала, что мы тоже ненавидим Эмили?
Во всяком случае сейчас— да.
— Мисс Джонс? Вам нечего ответить?
— Я не хочу говорить… это личное!
— Хорошо. Может, ваши друзья не такие скрытные… мистер Себ?
— А что мистер Себ? — дерзко вскинул брови Крис. — Что может сказать вам мистер Себ? Что я могу сказать человеку, которого подкупила Эмили Смит?
Я тяжко выдохнул. Да, Крис только что сломал все мои надежды на то, что дело обойдется без колонии.
Дротт сверкнул глазами— это не понравилось остальным членам совета. Помните, я говорил, что Крису невозможно врать? Дротт попал в явно безвыходное положение, и если только он не последний подонок и имеет хоть капельку совести…
Но он ничего не сказал. Он перевел глаза на меня. Впился мне в зрачки так, что я захотел выбежать из комнаты.
— Мистер Грей?.. спасайте своих друзей. Если не ответите вы, я буду вынужден…
Он многозначительно замолчал. Я переводил глаза с одного лица на другое. Мой взгляд задержался на мисс Грэйг и перед внутренним взором вспыхнуло яркое как никогда воспоминание.
«— Я не запрещаю тебе любить ее…».
— Я влюблен в Америку Джонс.
Я произнес это, глядя на мисс Грэйг и на сей раз я не ошибся— она улыбнулась. Ее улыбка была теплой, согревающей, и мне вдруг показалось, что я— маленький мальчик, Дротт— жуткий дракон или чудовище из-под кровати, а мисс Грэйг— моя защитница, мой ангел-хранитель на ближайшие полчаса (а может быть, и больше). Я отметил их удивительное сходство— мисс Грэйг и моей мамы.
— Вот оно как! — мерзко засмеялся Дротт. — Ромео готов на все ради Джульетты?
— Да, — в моей груди поднялась лавина ненависти и зла. Я пытался себя сдерживать, мои эмоции могли сильно нам навредить, но чувства раскаленной лавой хлынули в мозг, затопив здравые мысли. Я думал сердцем— оно же и указывало моему языку. — Вам это незнакомо, правда? Ведь вы готовы на все только за деньги. Скажите, а если вам скажут отравить родную мать за миллион долларов, вы ведь это сделаете, правда?
— Как ты смеешь… — начал Дротт, но меня уже конкретно перло.
— А вот так! Вы же как-то смеете предьявлять обвинения только потому, что у вас в портфеле хрустит пачка денег!
— Какого черта несет этот мальчишка! — Дротт вскочил. Наверное, я бы заткнулся, если бы не взглянул ему в глаза. Я увидел страх загнанного в угол зверя, из последних сил отбиваюегося от собак волка. Ну и чтож, нужно добить эту скотину, пусть меня посадят, пусть у меня пропадет будующее, пусть хоть казнят— за Америку Джонс я любому нос утру.
— Такого, какого вы, продажный пес, тут делаете! — я тоже вскочил. Кто-то— скорее всего Крис— потянул меня за рукав вниз. Я сердито выдернул руку. Дротт молчал, облизывая губы. Я развернулся к ошеломленному комитету и, чеканя слова, произнес:
— Вы, может быть, и справедливы— я знаю, что мы переступили черту закона. Закона Соединенных Штатов Америки. Но! Эмили Смит переступила закон важнее— закон человеческих отношений. Она разрушила семью и целую жизнь. И она не чувствует себя виноватой. Значит, мы тоже не будем чувствовать вины— разве просто было юной Америке Джонс смотреть на счастливые целые семьи? Пусть и Эмили Смит будет тяжело смотреть в глаза тем, кто успел увидеть ее фотографии.
Я знаю, вы сейчас можете начать говорить про небесный суд и прочее— словом то, чему вас учили в вашем детстве, когда вы ходили в воскресную школу и крестились перед обедом. Я хоть и верующий, а все равно не могу просто понадеяться на волю Бога. Я должен был своими глазами увидеть, что обидчик девушки, которую я люблю— пусть даже этот обидчик то же девушка, — получил сполна. Судите меня по всей строгости закона, садите в тюрьму и вообще, делайте, что хотите, но моего раскаяния вы не дождетесь, это я вам обещаю. Я верю в свою правоту.
Молчание. В полной тишине я гордо опустился на место. Боковым зрением мне были видны широко распахнутые глаза Америки. И хоть она была сентиментальным человеком настолько, насколько я был Майклом Джексеном, в ее глазах стояли слезы. Ее тронула моя речь.
Но я не играл на публику. Я говорил потому, что так мне велело много раз обиженное мной же мое чутье— я никогда ему не доверял, а зря. Не потому, что Америка будет восхищаться моими словами или это заставит комитет задуматься— об этом я не думал. Я не думал о том, что говорил Ник Райсер, мистер Грэйг, психологи, включая моего отца и мудрую бабушку. Я вообще не думал, если уж на то пошло.
Глаза Билла были раскрыты едва ли не шире, чем у Америки, и в них тоже стояли слезы— но уже страха. Мистер Крайс тревожно облизывал губы, бегая глазами от одного лица к другому. Дотт усмехался, свирепо тыча ручкой в стол.
Лишь мисс Грэйг была удивительно спокойна. Она собрала свои исписанные листочки и повернула голову на тонкой шейке к мистеру Крайсу:
— Могу ли я сказать, мистер Крайс?
— Да, да, конечно.
Она встала. Одернула юбку-карандаш и сказала:
— Я считаю, что доводов мистера Грэя вполне достаточно, чтобы ограничиться наказанием в виду десяти часов общественных работ. И городу польза, и ребятам навыки.
Она села. Крайс обвел рассеянным взглядом всех сидящих за столом— и словно бы и не заметил вскинутой руки Дотта, которая грозила выткнуть глаз сидящим рядом.
— Кто согласен с мисс Грэйг?
Я пересчитал руки и воздух словно заново вошел в мои легкие— больше половины. Не подняли руки только Дотт и мисс Рот.
— Приговор обьявлен. Решением комитета по делам несовершеннолетних решено— десять часов общественных работ! Ждем вас здесь же в три часа дня.
Мы вышли из душного кабинета и я понял, я осознал, что это есть такое— доказывать свою правоту и бороться за свою свободу.
Глава 11
Странная воодушевленность не покидала меня вот уже несколько дней. Я изменился. Я стал гораздо более своенравным— я больше не шел на бесконечные компромиссы с более сильными личностями. Я сам стал сильной личностью.
Я больше не позволял меня безнаказанно оскорблять— если раньше громилы-выпускники могли унизить меня перед всей школой своими тупыми шуточками, то теперь я знал, как не прибегая к физической силе (а она в случае с этими регбистами бесполезна), унизить еще больше. Например:
— Эй, Грэй! Что есть у тебя, но нет у меня? — имелся в виду женский орган.
— Мозг, — отпарировал я. Полкоридора ржет, обидчик в шоке, а я спокойно иду дальше, словно ничего и не было.
Америке мое поведение нравилось. Я видел гордость в ее глазах. Пару раз я даже слышал, как когда в сторонке обо мне шушукались две шестиклассницы, Америка гордо подошла и заявила им:
— А вы знаете, кто его девушка?
— Америка Джонс.
— А вы ее когда-нибудь видели?
— Нет…
— Так вот она я! — а затем поворачивалась и, заставляя меня краснеть, кричала на весь коридор:
— Джеймс Грэй— мрй парень, и да, Поланик, только тронь его и будешь соскребать мозги с футбольного поля… хотя, там и соскребать-то будет нечего…
Также мне очень запомнилась встреча с мисс Эрол.
Я выходил из ее кабинета с тяжелыми мыслями— ее лицо было сильно опечалено, и если обычно она на уроках была легка на подъем, то сегодня стояла как изваяние— простая гранитная скульптура.
— Джеймс…
Я обернулся. Мисс Эрол отошла от свого стола. Мимо меня в коридор выбегали одноклассники. Я подошел к ней.
— Да, мисс Эрол?
— Ты чувствуешь себя виноватым за содеянное?
— Нет, мисс Эрол. Нет.
— Это… это хорошо. Не принимая во внимание тот факт, что Богу, это, конечно, не угодно… ты отстоял честь двух женщин, Джеймс.
— Я знаю. Это ваш муж, да?
— Бывший муж. Как только я увидела те фотографии, я, не выходя из электронной почты написала письмо мое сестре— она работает судьей в Огайо. Чтож, если все пройдет удачно, то я оставлю этого засранца… прости… без гроша в кармане.
— Это круто, мисс Эрол.
— Да. Особенно если учесть, сколько кавалеров у меня появилось за эти несколько дней.
Она больше не была заторможенной, как на уроке, наоборот— светилась энергией и счастьем. Похоже, мои мысли отразились у меня на лице, потому, что она с улыбкой сказала:
— Видишь ли, пару дней мне придется походить со скорбным видом, а то люди еще подумают… спасибо, Джеймс Грэй. И Америке Джонс скажи спасибо.
— Хорошо, мисс Эрол.
— А, да… — она заговорщецки мне подмигнула. — Знаю, что это в высшей степени плохо, но не удивляйтесь, когда увидите у себя по лишней пятерке в табеле.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог— желание улыбнутся превзошло.
Я шел домой, когда мимо меня пронесся… джип Канье.
Остановившись, я проводил его взглядом, размышляя о всевозможных вариантах— от того, что машину продали и до того, что Канье выпустили.
Нет, этого быть не может— наркоторговля серьезная вещь и сажают за нее серьезно. Да и Канье уже совершеннолетний, его судили по всем статьям…
Но если в этом мире вещь, решающая все— деньги. И они были у Канье и его родителей, они сыпались у них с неба целыми мешками, поэтому… поэтому ничего нельзя знать наверняка.
Я не пошел домой, а повернул к дому Криса. Да, этот сплетник имеет нужные связи, он точно знает, что и у кого спросить.
— Джеймс?.. — он вышел на порог в одних трусах. Я внимательно его осмотрел, а потом задал совсем не тот вопрос, который хотел:
— У тебя дома девушка?
— Ну.
— Ясно. Я зайду попозже.
— Да ладно, мы уже закончили.
Я зашел в дом. Меня обдало приятной прохладой— мама Криса работала начальницей на фабрике по производству кондиционеров, так что неудивительно, что в доме Криса все было ими завешано.
На барной стойке сидела Ники— та самая симпатяга-блондиночка с круглым задом. Взглянув на нее я невольно подумал— какие все-таки разные красивые люди. Подумал, что не бывает красивого цвета глаз, правильной формы носа и губ, какой-то особой притягательности именно в определенном цвете волос. Я понял, как складывается внешняя красота человека— это гармония черт лица, не больше.
Что ж, неудивительно, что в последнее время меня посещают подобные мысли— благодаря Америке я начал читать классическую литературу, и отныне моей самой любимой книгой стала «Портрет Дориана Грея». Еще я ее полюбил за то, что мы читали вместе— лежали у нее на чердаке и поглощали страницу за страницей, жадно, как голодные волки.
Ники обернулась. Ее округлое милое личико на секунду озарила приветливая улыбка.
— Ну, рассказывай, — сказал Крис, зажимая в зубах сигарету. Он не курит— просто фарсит перед Ники, которая на самом деле ему давно нравится.
Я мельком взглянул на Ники. Она смотрела то на меня, то на Криса своими большими голубыми глазами и явно не могла понять, что да как.
— Ники, — Крис кивнул ей на лестницу наверх. Выработанный за много лет рефлекс послушания примерной ученицы сработал на ура— Ники бесприкословно встала и вышла.