Когда я начала стонать и подрагивать, на бедра надежно легли крепкие руки.
- Не бойся, - он говорил с небольшими остановками. – Ты дрожишь, Конфетка. Не бойся.
И с последним «не бойся» перед моими глазами зажглось белое слепящее солнце. Потом еще раз. И еще. Где-то далеко впереди качалась зеленая стена. Федор то отпускал меня, то прижимал вплотную к себе, и казалось, он подкидывает меня высоко-высоко, подбрасывает в темные облака.
- Только я… Конфетка… Только я.
- Только ты, - шептала я и снова летела.
Когда я начала кричать, он развернул мое лицо и целовал, заглушая бессвязные, счастливые птичьи звуки наслаждения.
Некоторое время мы не двигались.
- Знаешь, - задумчиво сказал Федор хрипловатым, все еще неровным голосом, - Драка за женщину – это, как оказалось, цветочки. Вот в темноте, на улице… Когда разрывает и не знаешь как… По-моему, у меня многое будет впервые, с тобой.
Глава 24. Трезвое утро
Солнце билось в зашторенные окна, выстреливало узкими стрелами света через стыки ткани. Я открыла глаза, увидела потолок и через секунду меня накрыло воспоминаниями. Ой-ой-ей. Мамочка моя... Ты никогда не узнаешь, на что способна твоя дочь. Ида, ты тоже не узнаешь. Во-первых, вы мне не поверите, а во-вторых, я сама себе не верю.
Облизнув высохшие губы, я опасливо приподняла край простыни. Память меня не обманула. Не только нудистам трусы мешают. Мы дошли таки с Федором до его номера и продолжили сходить с ума тут. И это было...
- Ничего себе, - произнес рядом счастливый мужской голос.
Рядом, подперев рукой голову, лежал Федор и смотрел на меня. Улыбался.
Учитывая, что ночью нам в душ пришлось ходить несколько раз, а я впервые побывала «наездницей», о да… это было «ничего себе…». И воспоминания о касаниях, шепотках, вздохах и криках – обо всем, что в темноте казалось прекрасным, сейчас, при свете дня вдруг начали смущать. Я и Федор…
- Как твоя спина? – когда не знаешь о чем говорить, тема здоровья не хуже прочих. – Удивительно, как быстро ты сообразил про качели?
- Спина? Вот ты о чем с утра думаешь? - тихо рассмеялся Федор, потягиваясь так, что простыня сползла до самого пупка с начинающейся дорожкой из темных волосков. – Чувствую себя на удивление прилично. А качели я видел в мужском журнале. Только там они были веревочные и подвешенные дома. Смотрел я вчера на эти старые качели на улице, а перед глазами - разворот с надписью «Позиции для больной спины». Да и хотелось мне к тому времени так, что, думал, взорвусь. После того, как этот юный прилизанный хлыщ чуть не утащил тебя... А потом ты в моих руках, сладкая, льнущая, мягкая. И бац - эти качели подвернулись, как нарочно. Представил, что стою спокойно и… качаю тебя на себя… У меня мозг напрочь снесло... Ох ты ж… Яп-онский бог! Василиса... я опять готов.
От одного звука голоса с намекающими бархатными нотками табун мурашек, что и до этого носился по мне туда-сюда в такт его словам… оооо. Этот табун замер на мгновение, а потом понесся… Понесся… куда-то вдаль. Вместе с правилами приличия. Прихватив в дорогу и здравый смысл тоже. Но все это было настолько неважно. Потому что…
– Ты – чудо, Вась, - проговорил он, глядя на мое залившееся горячим смущением лицо, и привлек меня к себе. – Просто моя подростковая мечта, честное слово.
Я хотела сказать что-то глупое. Наподобие – «я – не такая». И почему, собственно, подростковая?! Но… Уткнулась лбом в твердое и гладкое мужское плечо и… вдруг согласно кивнула. Мечта – так мечта. Чудо – так чудо! И чудить, как выяснилось, умею. Ой, умею.
Звонок телефона застал нас за поцелуями.
- Да, - недовольно рявкнул Федор, все-таки взяв трубку, но продолжая крепко прижимать меня к себе. – В одиннадцать получаем расписание встреч. Я помню. За завтраком поговорим. Как завтрак закончился? Пол-одиннадцатого? Уже? Да елки-палки! Пошел в задницу, Игорь. Не шути насчет «утренних палок», я не в том настроении.
Он нажал на красную кнопку и расстроенно посмотрел на меня.
- Да ладно, - наигранно бодро ответила я, - у тебя дела, я все понимаю.
- Это быстро, только подписать расписание и получить документы на ознакомление. Сами переговоры начнутся днем, поэтому подожди меня, я успею смотаться туда и обратно, а в номер закажу завтрак.
Я подумала, что мне бы тоже к себе сходить, переодеться в свежее. Буху выгулять.
Стоп! Буха!
Ооооой… Я заметалась взглядом по номеру, который явно пострадал от нашего неистовства. Как я могла оставить маленькое существо в неизвестном для него, чуждом месте?!
- Ты куда?! – возмутился Федор, обнаружив, что вместо радостного согласия подождать его и потом продолжить безумную ночь, я ползком рванула через кровать к брошенной у двери одежде. – Я, конечно, впечатлен видом, Вася, и энергичность твоя утренняя нравится, но меня беспокоит направление движения. Ты что… уходишь?!
Торопясь, я свалилась с кровати, и в броске попыталась добраться до платья. Мне было страшно за Буху, но и одеваться стоя перед Федором – тоже почему-то стыдно.
- Я собаку побегу искать. Мы же ее у столиков оставили…
- Василиса, перестань глупить, одевайся спокойно. Буха раньше часто с Виолой ночевала, ничего тут страшного нет. Только больше не падай на пол и не отворачивайся так от меня. Я как-то не так выгляжу? Черт, это даже немного обидно.
Уже на бегу в коридоре я осознала, что, во-первых, не только у меня есть комплексы. Как ему вообще могло прийти в голову, что на него неприятно смотреть?! А во-вторых, если собака до моего появления привыкла быть с секретаршей, не заменила ли я Виолу не только в сердце собаки, но и в постели ее хозяина?
На подходе к ресепшену, куда я помчалась, чтобы узнать номер апартаментов секретаря, меня встретили звонкие девичьи голоса.
- Не понимаю, как люди заводят собак. К ним же привяжешься, а они умрут и переживай потом.
- Тогда и влюбляться опасно, Фаечка. Мужчины совсем мало живут. Представь, умрет твой Павел, тоже переживать придется.
- Тогда и влюбляться опасно, Фаечка. Мужчины совсем мало живут. Представь, умрет твой Павел, тоже переживать придется. У меня психолог был, хорошая девочка, курсы в Питере закончила и в Тайланд на специальную практику ездила к знающему гуру, да, не улыбайся, там реально просветленный, у него две книжки по семейному счастью написаны. Так вот, мой психолог, которая всю сердечную боль очень хорошо понимала, мне советовала: «С потерей нужно свыкнуться заранее». Представить, что собачка или кто другой, за кого боишься, уже умер. Совсем. Ты одна, но жизнь-то продолжается. Потом надо поплакать. И все. Дальше жить счастливо…
Я даже замедлила шаг. Иногда живешь себе и удивляешься: «Про кого, ну про кого говорят, что женщины дуры?». Вокруг одни умницы, и учились, лучше чем парни, и в работу быстрее включаются. Несмотря на детей, ведение хозяйства, общественное мнение ухитряются или слыть лучшими специалистами, или как Ида - бизнес делать, или отделами руководят… Так и живешь, уверенная, что это мужской навет на лучшую часть человечества. Но в один прекрасный день, бегая по отелю в поисках собаки, невольно подслушиваешь разговор двух писанных красавиц и понимаешь: Дуры существуют!
Просто живут они не в твоем мире, а как бы в параллельном. Тусят не там, где пахать надо, а где принято красоваться. И, если ты, Золушка, не отходя от печи и не разгибаясь в поле, там же год за годом, почему-то не всегда успешно, странно, да? - ищешь волшебную любовь и настоящее счастье, они, «свободные девушки» держатся поближе к дворцам и стадионам, присматриваясь оценивающе прежде всего не к принцам, а к их коням.
Они не умны, но хитры по-своему, живут только ради себя и предпочитают оплакивать близких заранее, чтобы не расстраиваться сильно потом. Такие девушки не всегда отличают привязанности к собаке и мужчине, и способны это громко обсуждать в холле отеля.
У ресепшена стояли Фая и Виола, нежно глядя друг на друга и щебеча с полным взаимопониманием. Странные разговоры мне слушать дальше не захотелось, поэтому я позволила себе вмешаться в разговор:
- Доброе утро! Виола, подскажи, пожалуйста, Буха у тебя?
- О, - мне неожиданно обрадовались. Секретарша всплеснула руками и заботливо осмотрела с ног до головы. – Я так за тебя волновалась, Василиса. У бассейна была совершенно ужасная драка, а потом ты неожиданно пропадаешь. Буха со мной была, не волнуйся, я ее, кажется, в номере оставила. Ой, нам же пора! Опаздываем!
За минуту меня взяли в оборот и, в чем была, в помятом платье, поволокли в конференц—зал. В целом Виола была права, мое присутствие необходимо и, в конце концов, никто особо разглядывать меня не собирается. Партнеры обсудят расписание, проголосуют за Президента фонда – Федора и разойдутся изучать документы до самого обеда.
Глава 25. Правда и ложь или игры, в которые играют люди
Конференц-зал, в который мы зашли чуть не последними, поражал помпезностью. Слишком много позолоты, избыточно серьезные лица. А мне при виде довольного, сияющего босса, тоже захотелось улыбаться. Без причины. И всем. Секретарше Федора. Обслуживающему персоналу в гостинице. Даже Игорю, что посмотрел на меня длинным тягучим взглядом, вздохнул и отвернулся. Чем-то его мой счастливый вид зацепил.
Рядом со своим родителем стоял Паша. С разбитым лицом! Это же просто песня! Никогда не замечала в себе кровожадных наклонностей. Хотя… после этой ночи я поняла, что многого в себе не замечала… Вот такая вот девушка-загадка… И для самой себя тоже.
Федор же выглядел прекрасно. Уверенно. И настолько превосходил классом всех мужчин, находящихся в зале, что… мое бедное сердце просто прыгало от восторга.
В предвкушении. В желании. В потоке чистого счастья.
- Перед тем, как мы подпишем договор, - говорил между тем Федор. – Я бы хотел заявить, что мы все, кто здесь собрались, смотрим на будущее с огромным оптимизмом. Сотрудничество – это именно то, чего нам не доставало. И…
- И как можно доверять человеку, который лжет нам всем!
Ну, конечно же. Паша – какой-то помятый. И… Бог мой! Нетрезвый! Паша не мог не выступить! Ему-то чего надо?!
- Паша. Сядь и замолчи, - процедил сквозь зубы его отец.
- Почему? Если у меня есть информация о том, что данный проект заранее обречен. Фонд создается на очень короткий срок. И уважаемый Федор Леонидович об этом прекрасно осведомлен.
- Что ты такое несешь?
- Да он не в состоянии…
- Нормальное у всех состояние. Даже чрезмерно боевое, как мы вчера все видели, - в задумчивости проговорил Игорь, недовольно посматривая на Семенюка-младшего.
Мужчины переглянулись и понятливо захохотали. И вроде бы все улеглось. И я вздохнула с облегчением. Но… не оценила то ли степень подпития Паши, то ли его желания напакостить Федору – и что тот ему сделал то?!
- Угомонись, Павел, - донеслось до меня. И все это слышали тоже.
Взбешенный молодой человек кинулся к Федору и рванул на нем рубашку.
От него никто не ожидал подобной прыти. Ахнуть не успели, как он потряс руками.
- Вот! Видите! Это же инвалид! Калека! Да он вообще загнется скоро! Как можно ему наши деньги доверять.
Федор был в корсете. Медицинском. И каждому стало понятно, что с его здоровьем что-то не так.
- Поэтому и сопровождает его врач, - кивок в мою сторону.
Взгляды вперились в меня. А я… уставилась в пол. Мне было жутко смотреть на Федора, что от бешенство сидел, словно язык проглотив.
- Да откуда ты это узнал, - выдохнул Семенюк-старший.
- Да-да… - закивали остальные.
- Откуда информация? – задумчиво спросил Игорь.
- От моей девочки-умницы, разумеется.
Паша подошел и попытался положить мне руку на плечо. Я ее сбросила немедленно.
- Все как есть докладывала. И про позвоночник босса. И про его тяжелое пред-парализованное состояние. Все в телефончике писала!
Федор отмер. Бешеными глазами вперился в Пашку. Да так, что тот отошел от меня и сел на место, пробормотав:
- А что? Правда же. Вася сообщила. По телефону.
- Я ничего не писала, - кажется у меня стучали не только зубы, но и отбивал дробь весь подбородок.
- Зачем ты обманываешь?! – возмутился Паша. – Вот в моем телефоне переписка с тобой. Могу показать, но все зачитывать не буду, у меня невеста есть, прошу понять.
Когда-то, совсем маленькой я потерялась в магазине. Помню склонившиеся надо мной лица, пугающие и чужие, шепоток вокруг и ощущение полного, ужасающего одиночества. Сейчас было похожее чувство, словно я вернулась в тот самый момент.
- Я не писала ему писем, правда, - повторила я, поворачиваясь к Федору.
- Шурик, уведите этого клоуна, - вдруг рявкнул босс. – Никому не позволю клеветать на меня, а тем более – на мою девушку.
«Мою девушку». Я резко вдохнула воздух, обнаружив, что все это время практически не дышала.
Семенюк-старший выпрямился, смерив взглядом приближающегося к Паше плечистого Шурика и обвинительно бросил:
- Нам в целом все равно какие у тебя, Федор, отношения с бывшей любовницей моего сына. Можно было и не сообщать интимные подробности. Нам интересно другое – Василиса Петровна, при всей своей личной неудачливости, опытный талантливый врач. И если она вынуждена сопровождать тебя даже на переговорах…
- Значит при все своей личной неудачливости, - не выдержала я, - мне повезло встретить Федора, и я с радостью сопровождаю его как своего молодого человека. А корсетом, да, он бережет сорванную спину. В остальном здоров как бык.
Оба Семенюка были настолько шокированы, но Паша даже безропотно позволил Шурику потащить себя к выходу. Впервые в жизни я позволила себе не избегать конфликтной ситуации, не соглашалась, что сама провинилась, а стояла и возражала великому и ужасному Павлу Николаевичу.
- Я взбешен, - тихо, но отчетливо сказал Федор. – У нас серьезная встреча? Или мы начнем друг другу родинки пересчитывать? В штаны перед голосованием заглядывать?
Смешки по залу показали на чьей стороне оказались внимательно слушающие участники переговоров.
- У меня тоже спина побаливает, - вдруг сказал грузный мужчина в синем клетчатом пиджаке. – Вы, Павел Николаевич, сразу скажите, если и на меня сына натравливать собираетесь. А то у меня привычки дурные еще со службы остались, могу невзначай повредить мальчугана.
Так и несостоявшийся свекор побагровел и хотел что-то сказать, но Федор хлопнул ладонью по столу и подытожил:
- Расписание дня все получили. Материалы вас ждут в личных папках и на электронной почте. Прошу ознакомиться до тринадцати часов. После обеда, в четырнадцать дня мы собираемся в этом зале, уже без помощников и сопровождающих лиц. Повестку знаете. Всем спасибо, первая встреча прошла впечатляюще. Надеюсь, на этом неожиданности завершились.
Фразы звучали коротко и жестко, Федор подавил эмоции, но дурного настроения скрыть так и не смог.
Мимо меня на выход шли люди, поглядывали с нездоровым интересом. Чья-то помощница даже сфотографировала от бедра на телефон, исподтишка, любезно улыбаясь в глаза. Когда в конференц-зале задержались только босс, я и Виола с Шуриком, Федор едва заметно качнул головой и сообщил:
- Выйдите. Оставьте нас с Василисой.
Я села на стул, опустила голову и дождалась, когда хлопнет дверца. Было отчаянно страшно. Мы можем в этом мире делать любые вещи: забираться в горы, делать открытия, летать в космос. Только изменить чье-то важное для нас решение – иногда невыполнимо. И ждешь его как удар гильотины, резкий и окончательный. Никакая шея не выдержит.
Глава 26. Телефон и подозреваемые
- Ты чего ревешь?
- Мне страшно.
- Но ты же не писала?
- Нет.
Он молча подошел, с силой подтягивая ногу. В таком состоянии я видела его только при первой нашей встрече, когда процесс находился в острой форме.
- Не знаю, что сказать. Вы действительно встречались с этим шибздиком.
Паша был вполне высоким, жилистым парнем, но спорить по поводу «шибздика» я точно не буду.