— Бьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола как слеза… — Эх, хорошо пошло, душевно, отметила я. — И поёт мне в землянке гармонь, про улыбку твою и глаза… — Тут я внезапно обнаружила, что гармонь поёт мне исключительно про улыбку и глаза Их Высочества, Кайлеана Карагиллейна Третьего, принца Эрмитании. Они — улыбка и глаза — предстали передо мной как живые.
В смятении оборвав «Землянку», я поспешно завела:
— Три танкиста, три весёлых друга — экипаж машины боевой!..
Вот исполнение песни про то, как в эту ночь решили самураи перейти границу у реки, удалось на славу. Самураи не вызывали у меня нежелательных ассоциаций, и за это я даже к ним прониклась — несмотря на их антиобщественное поведение.
После «Трёх танкистов» стало веселее, и дальше песнопение пошло как по маслу.
— А дубы-колдуны… — выводила я, разглядывая расписной потолок, — что-то шепчут в тумане, у поганых болот чьи-то тени встают… — Это была песня не про зайцев. Это меня окружали туманы и поганые болота. — Косят зайцы траву, трын-траву на поляне, и от страха всё быстрее песенку поют…
Наплескавшись и наголосившись вволю, я наконец смогла расстаться с чернобоким другом. Умиротворённая, чистенькая, приятно пахнущая, я растерлась пушистым полотенцем, надела шорты, накинула тонкую белоснежную рубашку, закатав её рукава.
Возникла идея: сейчас пойду и сделаю огромный бутерброд — с зелёным салатным листиком, с помидоркой, огурчиком, сыром и ветчиной.
— А где мои семнадцать лет? На Большом Каретном! — бодро выкрикивала я, накручивая на голове высокий тюрбан из полотенца.
— А где мой чёрный пистолет? — громко вопросила я, выходя в гостиную.
Пистолет тоже находился на Большом Каретном, но ответ застрял у меня в горле, потому что, несмотря на заверения Кайлеана Георгиевича, у нас были гости.
2
Посетителей было четверо.
Не знаю, случайно ли, намеренно, но всё выглядело так, будто они приготовились позировать живописцу для парадного портрета.
Центр композиции занимало развёрнутое в сторону комнаты прикаминное кресло. В нём вольготно — нога на ногу, кисти в перстнях расслабленно свешены с подлокотников, — расположилась темноволосая женщина в длинном вечернем платье цвета слоновой кости. То есть это поначалу её наряд показался мне вечерним — такой уж у него был эффектный вид: узкий корсаж, высокий воротник, напоминавший изогнутый лист тропического растения, ниспадающий шёлк юбки, расшитый серебристыми нитями… Но за окном всё ещё светило солнце (я метнула отчаянный взгляд в ту сторону и поняла, что до вечера, когда обещал вернуться Кайлеан, ещё далеко); скорей всего для королевы Эрмитании такая одежда являлась чем-то вроде дресс-кода. Положение, небось, обязывало, и всё такое прочее.
В том, что передо мной именно королева, я уверилась, едва взглянув на неё. Тот же удлинённый овал лица, и те же скулы, и длинные тёмно-серые глаза, и ещё что-то неуловимо-узнаваемое… Кайлеан Георгиевич определённо являлся маминым сыночком — сходство было впечатляющим. Она, как и сын, не будучи совершенством, обладала той самой изюминкой, именуемой шармом и превращающей недостатки в достоинства.
…Может, конечно, сюда заявилась какая-то близкая родственница, но ёкнувшая интуиция настаивала — не тётя это.
Женщина далеко откинулась на спинку кресла и чуть склонила голову набок.
Меня разглядывали с типично кайлеановским неопределённым выражением.
Немедленно изобразив ответный «покер фейс» и скромно опустив глаза, в мыслях я заметалась как перепуганная курица по двору. Что им здесь надо — в отсутствие хозяина? Что положено говорить при встрече с коронованной особой? И вообще, положено ли начинать говорить первой? Наверное, если помалкивать, хуже не будет? Да, именно так. «Дипломатичность и сдержанность» — станет моим девизом, и тогда я не посрамлю Кайлеана Георгиевича в качестве его гостьи.
Я вновь подняла глаза.
За креслом слева возвышался расписной красавец в узорчатом камзоле, примерно одних с Кайлеаном лет. Стройный, черноволосый, черноглазый, с приметным чувственным ртом… Таких, пантерообразных, с удовольствием снимают в рекламе мужской туалетной воды с названием вроде «Deep passion» или «My dark obsession». Воображение быстренько разместило соответствующий рекламный плакат на Невском: на нём красавец со значением буравил прохожих взглядом исподлобья. Неуёмная фантазия тут же дорисовала подробности — с каждой стороны красавца обнимала томная дева, от дев отлетали облачка с их мыслями. У одной — «Кушать хочется, и давно», у другой — «Говорила мне мама, что надо институт закончить»…
Я тихонько хмыкнула про себя, видение пропало.
Да, очень красивый. И я голову могла дать на отсечение — он тоже из Карагиллейнов. Что-то знакомое неудержимо проступало сквозь экзотику. Можно было предположить, что это кто-то из братьев Кайлеана — выглядел он моложе королевы, да и король, наверное, тоже сидел бы в кресле, а не стоял позади. Но если я угадала, то этот сын пошёл в папу — другая масть, и сходство проявлялось по-иному.
Я, вроде, ему не понравилась. Смотрел он как бы сквозь меня, лицо было бесстрастным, фигура неподвижной, но ноздри чуть подрагивали, и грудь заметно вздымалась как от еле сдерживаемого гнева.
Непонятно… Обычно молодые люди относились ко мне дружелюбно. Может, красавец обладал титулом чемпиона королевства по пению в ванне, а я глубоко оскорбила его эстетическое чувство? Впрочем, было возможно иное толкование: он, наоборот, из последних сил боролся с нахлынувшим восторгом. Может, ему хотелось захлопать в ладоши и выкрикнуть «Брависсимо! Спойте ещё!».
Но это вряд ли. Мне упорно казалось, что он раздражён самим фактом моего здесь пребывания.
Я поспешно перевела взгляд на особу, стоящую рядом. Молодая женщина, тоже одетая как на великосветский приём, в малиновое с золотом. Причём её одеяние было расцвечено богаче, но в итоге выглядело дешевле королевского.
Придворная дама?
Она обладала кукольными чертами лица и пышными формами — судя по фасону туалета, формы малиновая дама считала не последним своим преимуществом. Фамильного сходства здесь не наблюдалось. В отличие от Карагиллейнов, чувства она скрывала гораздо хуже — кукольные губки были плотно сжаты, а кукольные бровки страдальчески нахмурены. «Что творится, люди добрые, что творится!..» — как бы восклицали бровки.
Я ощутила сильное желание успокоить всех, выступив с разъяснениями, что если я стою здесь в спортивных трусах их сына, брата и повелителя, то это ещё ничего не значит.
Четвёртый участник мизансцены стоял сбоку у камина и вертел в руках большой кристалл, взятый с каминной полки. Этот дядечка произвёл на меня положительное впечатление. Наверное, потому что он был похож на поэта Бродского с фотографий последнего массачусетского периода. Только у настоящего Бродского тонкое лицо выглядело преисполненным печали — от многих знаний, очевидно, а эрмитанский дядечка светился благожелательностью и поглядывал на меня из-под очков в стальной оправе с каким-то весёлым любопытством. Одевался он неожиданно для этих мест — самые обычные брюки, рубашка, трикотажный джемпер с полосками вокруг V-образного выреза… Если бы он появился в таком виде в моём мире, никому бы и в голову не пришло, что это пришелец из другого измерения.
— Всё равно странно, — нарушила вдруг молчание королева. — Но хоть что-то прояснилось.
— Это может быть случайностью, Ваше Величество, — прощебетала дама в малиновом.
Ага-а-а… всё-таки Величество!
Королева пожала плечами.
— Скорей всего, так и есть. Но Кайл… он никогда не был склонен к авантюрам. Кто угодно, только не Кайл.
Разговаривали они так, словно кроме них здесь никого не было. Я заставила себя стоять спокойно. Подумаешь. Смотрины с банным полотенцем на голове — пустяки, дело житейское. На этот раз я, слава богу, не голая. И не на четвереньках, кстати. Большой прогресс. Хотя сходные обстоятельства знакомства с членами клана Карагиллейнов начинали понемногу нервировать.
— Может, дело вовсе не в этом, — негромко произнёс пожилой дядечка и вернул кристалл на полку.
Все повернулись и посмотрели на него. Похоже, дядечкины слова имели определённый вес.
Пышка недовольно чирикнула:
— А в чём же тогда?
Дядечка кивнул в мою сторону и слегка невнятно развил свою мысль:
— Ну-у-у… ноги, например. И всё остальное тоже… — он изобразил в воздухе овал, закончив непонятной волнистой линией. — Ну так, как вариант… в порядке гипотезы…
Все повернулись и ещё раз дружно осмотрели меня сверху донизу.
Я с трудом подавила позыв застенчиво изобразить одноногую цаплю на болоте.
Не вмешивайся, Даня, сказала я себе и стиснула зубы. Твоё дело маленькое, ты тут проездом. «Сдержанность и дипломатичность!»
— Возможно. Что есть, то есть. Но всё равно, на Кайла совсем непохоже. — Королева вновь повела плечом. — Что у него, всего этого, — она, снисходительно усмехнувшись, пародийно изобразила несколько волнистых линий, — мало, что ли, было?.. Кстати, магистр, что она там сказала на своём варварском наречии? Переведите.
Я изумилась. Как это — переведите? Я ведь их прекрасно понимала!
На магистра откликнулся пожилой дядечка. Ага. Он у нас, стало быть, силён по части наук. Придворный маг?
— Юная леди спрашивала, где её оружие.
— Какое ещё оружие?
— Скорей всего, автоматическое и самозарядное, — охотно пояснил магистр. — Весьма распространено в соседней империи. Такая, знаете, металлическая штучка с рукоятью и коротким дулом. Чёрного цвета, но модель девушка не уточнила.
Королева нахмурилась.
— Зачем ей это?
— Возможно, юная леди чувствует себя несколько неуверенно в незнакомой обстановке.
Магистр отвечал серьёзно, но казалось, ситуация его забавляет. Мне даже почудилось — он знает, что я понимаю каждое слово.
Королева знакомым движением вздёрнула подбородок.
— Неужели она думает, что это ей поможет? Нелепое предположение. — Помолчав, она произнесла: — Теперь послушаем, что скажет Луссия. Луссия, ты готова?
— Да, Ваше Величество… — Ответили королеве тусклым голосом, даже как бы нехотя. — Я попробую.
— Так приступай же.
Луссия вышла из-за кресла, вздохнула, постояла немного — едва заметно раскачиваясь, и вдруг двинулась в мою сторону мелкими крадущимися шажками. Руки со скрюченными пальцами она согнула в локтях и держала перед собой, а шею вытянула, будто принюхивалась. Кукольное личико исказилось, я с оторопью увидела, что глаза её закатились под лоб и теперь в глазницах виднеются одни слепые белки.
Метаморфоза, произошедшая с хорошенькой пышечкой Луссией, была так неожиданна, что меня просто приморозило к месту.
Где носит этого Кайлеана Георгиевича, в отчаянии подумала я, глядя, как ко мне приближается существо из ночного кошмара. Я приготовилась отступить в ванную, там можно будет попробовать отбиться от бесноватой с помощью холодной воды, пущенной из душевого шланга. Но Луссия затормозила, не дойдя пару шагов, и вновь стала раскачиваться, потом выкинула вперёд руку. Её пальцы сплелись в такую невозможную комбинацию, что я невольно сморщилась — неужели не больно? Однако Луссия, казалось, вошла в такой транс, что уже не почувствовала бы и калёного железа.
— Ты! — пронзительно выкрикнула Луссия. — Ты возлежала на груди сына кесарева!
Краем глаза я заметила, что после этих слов молчаливый красавец словно встрепенулся. Он как-то хищно сузил глаза и взглянул на меня с новым интересом.
Не сразу до меня дошло, кто у нас сын кесарев, но потом я так возмутилась, что немедленно выпалила в ответ:
— Ничего и не возлежала!
Королева резко повернулась к магистру, а Луссия как-то скептически оскалила зубки. От этого оскала в сочетании с белыми глазами у меня снова прошёл мороз по коже.
— Возлежала, возлежала, возлежала! — истерически повторила она.
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Луссия, прекрати! — ледяным голосом перебила королева. — Что ещё?
Луссия попыталась ещё что-то сказать, но немо похватала воздух ртом как снулая рыба, внезапно потеряла боевой задор и сдулась, как воздушный шарик. Она плетью уронила руку с магически скрученной фигой, повернулась, и, пошатываясь, направилась в сторону свободного кресла.
— А вот и нет… — растерянно повторила я ей в спину…
— Луссия! — грозно прикрикнула королева.
Но Луссия рухнула в кресло, обхватив голову, и затихла.
Я хлопала глазами — что это было? — и вдруг кое-что припомнила.
Экхм.
Да, в самом деле…
— Ах, э-э-это?.. — протянула я и улыбнулась всем, демонстрируя пустячность проблемы. — Ну да, возлежала… — Переведя взгляд на королеву, я как можно убедительней сказала именно ей: — Но возлежала совершенно не в том смысле!
Королева пристально посмотрела на меня, потом перевела гневный взгляд на магистра.
— Так она что, всё понимала с самого начала? И может говорить?
— Видимо, принц Кайлеан поделился с юной леди некоторыми коммуникационными навыками. Для удобства общения.
Некоторое время королева испепеляла взглядом магистра, тот отвечал ей безмятежным взглядом. Смысл пантомимы был понятен — будь на месте магистра кто-то другой, его бы уже испепелили на самом деле и прах развеяли по ветру. Но развеять магистра королеве, видимо, было слабо, и он это прекрасно знал.
Я сделала вывод, что магистр, конечно, дядька весёлый, и на вид симпатичный, но ухо с ним нужно держать востро. Если он так обращается с царствующей особой, то представляю, какие шуточки он может шутить с простыми смертными…
Королева встала. Вид у неё был царственно-утомлённый.
— Всё ещё хуже, чем я думала, — уронила она. — Пусть Кайл сам с этим разбирается. Луссия!
Луссия вздёрнулась из кресла как марионетка и подбежала к королеве. Та взяла её за руку, и они обе исчезли.
Ого!
Я глядела на пустое место, хлопая глазами. И вдруг почувствовала осторожное прикосновение чего-то холодного и чужеродного к своему сознанию. Это ощущение было мне уже знакомо — кто-то пытался пробраться в мой мозг.
С перепугу я быстро, чётко, аккуратно — именно так, как учил меня Кайлеан, начала возводить заслон, постепенно вытесняя чужое сознание из своего. Это было непросто, но мне повезло. Если бы некто вломился так, как поступил в своё время Кайлеан Георгиевич, то, думаю, шансов отбиться не было бы никаких. Но проникновение постарались сделать незаметным, и это дало некоторую фору.
Нетрудно было догадаться, кто из оставшихся решился на это безобразие — чёрные глаза впились в меня клещом, а безупречное лицо напряглось от тщетных усилий.
Я выстроила очередной блок, и этим блоком постаралась пнуть непрошенного гостя посильнее.
Получилось более чем удачно.
«Ш-шес-с-сему!» — прошипел, удаляясь, чужой голос в моём мозгу.
«Х-хатшепсут!» — ответила я вдогонку.
Вот и поговорили.
«Дипломатичность и сдержанность»… В общении с членами королевской фамилии мне просто нет равных.
С другой стороны — а чего он?!
Красавец начал меркнуть как изображение на экране, пока не исчез полностью. Но до самого конца он не сводил с меня яростного взгляда. Просто чеширский тип какой-то.
Когда наконец страшные чёрные глаза растаяли в воздухе, я выдохнула с облегчением и робко посмотрела на оставшегося магистра.
Не троньте меня, дяденька магистр, говорила я всем своим видом.
— Всего доброго, Данимира Андреевна, — весело сказал магистр и учтиво поклонился. — Ещё увидимся.
Он бодро прошагал к балконным дверям, распахнул их, и через мгновение огромная чёрная птица неизвестной породы сорвалась с перил и устремилась ввысь, в небо Эрминара.
— И вам счастливого полёта, — пролепетала я.
Потом ринулась к холодильнику, извлекла оттуда огромный бутерброд — как и задумывалось! — с зелёным салатным листиком, с помидоркой, огурчиком, сыром и ветчиной, и впилась в него, на несколько дивных минут позабыв о перипетиях этого дня.