- Вот еще!
- Так, иди-ка сюда! - Софья поспешно заключила младшего братца в объятия и крепко расцеловала. Пока чего не ляпнул. – Эка вымахал! Каланча!
- Сонечка!
Старшую сестру Иван обнял так, что у той ребра хрустнули. От всей души.
- Полегче, медведь! Раздавишь! Лучше невестой похвастайся!
Изабелла единогласно понравилась всей семье. Милая, неглупая, обаятельная – и искренне любящая своего жениха. Что еще надо?
Свадьбу! И поскорее!
А еще детишек, штук десять!
- А мне сказали, что с тобой целый кортеж приехал? – поддразнила Софья. – Что, без свиты никуда?
Иван прищурился в ответ.
- Да пес бы с ней, со свитой! Со мной столько интересных людей! В Университете оценят! Винченцо Вивиани! Ян Сваммердам! Вильгельм Хомберг!
Софья этих имен отродясь не знала, но, надо полагать, баранов Ванька на Русь не потащил бы!
- Замечательно! Но раньше, чем через десять дней ты в Университет не попадешь! Иначе мы тебя точно не увидим.
Ваня надулся, но было видно, что в синих глазах проскакивают веселые искорки.
- Вредная ты, сестренка!
- Я – что? Мы тебя еще со всеми племянниками не познакомили! А уж они…
Софья посмеивалась, отгоняя мысль, что… а хорошо бы Белла стала правительницей, а Ванька – консортом, а? А то Педру женился второй раз на Марии-Софии Пфальц-Нойбургской – и та вроде как была в тягости… ну к чему им еще наследники престола?
К чести Софьи, мысли «помочь» бедняжке с родами у нее не возникло. Воля Божья – это хорошо, но и пределы жестокости у нее тоже есть.
Пусть все идет, как идет. А брат с невестой побудут пока на Руси. Ведь несколько лет не виделись!
***
Прими все усилия для охраны сына. Англия не оставит его в покое.
Анна знала этот почерк. Эту бумагу с тонкими сиреневыми прожилками, этот запах духов...
Хочешь что-то скрыть?
Положи на видное место.
Записочка, переданная украдкой, всегда вызывает подозрения, если это не любовное письмо. Или сонет. Или мадригал.
Вот последний и был начертан на листке изящными буквами. Воспевалась красота Анны, ее глаза, приносились соболезнования Англии, которая лишилась своего главного украшения... А точки над некоторыми словами – это просто капельки чернил. Наверное, с пера стекло.
Бывает.
Анна мило запунцовела, бросила мадригал в камин и обмахнулась веером.
- Нет, это слишком плохо написано. Я не знаю от кого это, но пусть сей милый человек оттачивает свое искусство стихосложения.
А сама Анна этой же ночью выберется из дворца, чтобы получить более подробные инструкции. Или хотя бы информацию.
Что же произошло такого, что англичане зашевелились?
Что!?
***
Ответ Анна узнала той же ночью.
И про беседу адмирала с принцем, и про итоги ее...
И выругалась.
Не то, чтобы она была сумасшедшей мамашей, нет. Но убивать ее ребенка?!
Да вы хоть знаете, каково это?!
Сначала сделать его так, чтобы никто не заподозрил измены! Потом носить девять месяцев, а лодыжки отекают, и спина болит просто безбожно, и выспаться не всегда удается, потому что твои внутренности – это полигон для отработки пинков, да и нервы не в порядке, потому что во время беременности ни у одной женщины они не в порядке.
А ей-то надо было быть нее просто бабой – королевой. То есть – даже истерику не закатишь!
А роды?
Между прочим – больно! Очень больно! Так, что второго в ближайшее время и рожать-то не хочется, хотя и надо бы, пока Людовик не впал в полное бессилие. И так-то раз через три удается. Эх, спасибо тебе, Ибрагим!
Настоечки у тебя чудеса творят, и мази с притираниями, тут главное – подать правильно. Но это – другой вопрос.
А главное сейчас – ее ребенок!?
Твари, сволочи, негодяи!
Их бы рожать заставить, а до того чугунное ядро привязать к пузу, и пусть ходят так цельный год!
Ее ребенка!
Гррррр!!!
Вслух Анна этого не высказала, но, возвращаясь со встречи с агентом, кипела возмущением. И ведь Людовику не пожалуешься – тут же возникнет вопрос, откуда дровишки? То есть сведения?
Ему-то пока ничего подобного не доносили.
А, впрочем, впервые ли ей рассчитывать лишь на себя и доверенных людей? При ней есть двое слуг и служанка, все – ее однокашники, из царевичевой школы, просто выпуском кто постарше, кто помладше, это уже само по себе грозная сила.
Она справится.
Они справятся.
А английский адмирал Рассел ей еще ответит! Шкурой ответит, тварь такая! Ее ребенка подставлять!?
Голубиной кротостью Софьины воспитанницы отродясь не страдали. И всепрощением – тоже.
Уничтожу, мразсссссь!
***
Кристиан Датский читал письмо русского государя с громадным удовольствием.
- Дорогой?
Супруге Кристиана позволялось многое. И спокойно входить в его кабинет без доклада, и отрывать мужа от любых дел, да что там! Шарлотта Амалия даже веру не поменяла! В отличие от всех остальных датских королев.
- Вы так увлечены этим письмом…
Кристиан подарил жене улыбку.
- О да.
- Я могу узнать…?
Вопрос был понятен: «Что же там такого, в этом письме?!». И Кристиан не разочаровал супругу.
- Если Бог даст, весной мы начинаем новую войну.
- Мы?
- Мы, русские вместе с нами, ну и еще найдутся союзники.
- Войну? А с кем?
- Мы должны окончательно раздавить Швецию.
Вот уж кому Шарлотта Амалия не сочувствовала, так это Карлу.
- Удастся ли?
- Безусловно! Я хочу оставить Фредерику сильную страну.
- А Франция? Людовик не вмешается?
- Мой брат пишет, что Людовику будет, чем заняться. И я склонен ему верить.
Супруга спорить не стала. А почему бы и нет? Пусть муж додавливает Швецию на пару с русскими, дело хорошее. Только бы никто не помешал.
***
- Что будем делать с Леопольдом?
- А что мы с ним сейчас можем сделать?
Софья задумчиво теребила кончик косы. Вот что тут сделаешь?
И венгров на короткий поводок не посадишь, слишком свободолюбивый народ. И спускать подобное Леопольду нельзя. И... убивать его сейчас и невыгодно и не получится.
Месть – блюдо, которое подают холодным, но как объяснить это родителям, которые потеряли ребенка. За себя Софья в такой ситуации не отвечала бы.
- Надо подождать. Немного.
- А потом? – Иван серьезно смотрел на жену.
- Или падишах умрет, или ишак сдохнет, - пожала плечами супруга.
- Можем ускорить свадьбы, - пожал плечами Алексей. – Пусть осуществление будет потом, но на основании брака мы сможем поддержать венгров. Пусть защищают границы, пусть готовятся к вторжению...
- К ним – или их?
- Неважно. Пусть наращивают мощности, Леопольд сейчас и не пискнет. А через пару-тройку лет и правда посмотрим. Нам пока в ту заварушку лезть не с руки, шведов бы разбить...
Софья кивнула.
Да, брат все решил правильно. Кроме одного.
Если Леопольду спустить такое на тормозах – обнаглеет ведь. А кто бы не обнаглел?
А потому...
Можно, конечно, спошлить и отравить кого-нибудь из близких Леопольда грибами. Это скучно, и невыгодно.
А можно…
Можно так насолить самому Леопольдику, что он заречется гадости людям делать. Венгрию мы уже оторвали? Так погоди, гад! Мы тебе в Австрию порвем на составляющие! Ты не будешь последним в роду,но ты будешь императором, при котором Австрия начала разваливаться на части,и это тебе будет больнее любого яда.
***
Идея с грибами оригинальностью не блистала и пришла в несколько голов одновременно. Уж больно удобно...
Только кто-то эти грибочки знает или на вкус, или на запах...
Ну не пришло англичанам в голову, что при маленьком Карле состоят не просто слуги, но такие, которые могут легко определить пусть не любой яд, но большую их часть. Вот и не разорились внебрачные принцы на нечто дорогое и редкое.
И – попали.
Отравителя схватить не удалось, но и затея не сложилась. Карл остался жив и здоров, а вот у приставленных к нему слуг нервы еще повибрируют. А то ж!
Когда служанка пробует на вкус детское питье, морщится, сплевывает и требует немедля подать сюда повара! И выяснить, как в кубок малыша попала отрава!
А потом дворец наводняется людьми ла Рейни и те принимаются всех опрашивать, да как! Дело о ядах вспоминается очень быстро...
Когда Анне сообщили, что ее ребенка пытались отравить, она тут же пожаловалась Людовику. Его величество отреагировал немедленно (Бог бы с ним с ребенком, но куда деть великие планы!?) и в лучшем стиле разбуженного медведя. Сначала убить, потом разобраться.
Убивать было некого. Никто рядом с Лувром не стоял с табличкой «отравитель» на шее, а поведать о своей осведомленности Анна не могла. Пришлось искать кому выгодно.
Прикинули, нашли - и Людовик сделал единственное, что мог. Направил жалобу Папе.
Получилось очень качественно.
Чарлз Леннокс был отлучен от церкви специальным указом. И плевать, что он не католик, все равно неприятно. Да и корона ему уже не светила. Править-то не одними протестантами, а лавры Генриха Пятого ему тоже не светили. Куда уж там Ватикан воевать – бежать надо, пока из Англии не попросили с применением подручных средств.
После истории с Текели, такие номера вызывали возмущение у всей общественности. А уж от души оно там, или просто потому, что так надо – неважно! Агенты Софьи постарались на славу, устроив истерику по всем газетам Европы. Чуть ли не месяц муссировался вопрос – не собирается ли Леопольд, по примеру некой графини Батори, омолаживаться в крови младенцев? А что, убивать детей он уже начал, так может, продолжит хотя бы с пользой для себя? Чего добру пропадать?
Теперь добавилась истерика и по поводу Леннокса.
Газетчикам что, они и в глаза живодером назовут. Главное – от такого и королю не отмыться, а если ты даже не король... пффф!
Малыш Карл был утвержден Папой, как законный король Англии, Шотландии и Ирландии – это порадовало уже Людовика. Теперь, на волне народной истерии, можно было попробовать и атаковать.
Должны же англичане желать возвращения законного короля? Да еще такого...
Не учли одного – Чарлз запаниковал. Более того, запаниковал и Джордж Фицрой, справедливо опасаясь, что ведра помоев и на него хватит. А там уж...
То ли он убил, то ли по его приказу убили, но история-то была?
Деньги у него были, желание тоже, а потому...
В Англии вспыхнуло народное восстание, наполовину проплаченное, а наполовину спровоцированное, кстати, и агентами Софьи.
***
Сэр Эдвард Рассел вежливо повел рукой в сторону столика с напитками.
- Прошу вас. Вина?
Лувуа, которого Людовик Четырнадцатый, на что-то разозлившись, отправил послом к англичанину, вежливо кивнул. Он-то отлично знал, что от этих переговоров зависит его дальнейшее благосостояние, а то и жизнь…
- Буду вам очень признателен, сэр.
Мужчины обменивались улыбками, хотя Рассел с удовольствием утопил бы и Лувуа, и корабль с белым флагом, на котором тот прибыл. В свою очередь, Лувуа искренне желал всей Англии участи Содома и Гоморры, но – дипломатия. Приходится улыбаться самым омерзительным людям!
Но вот вино было разлито по кубкам, Лувуа неискренне (ну какое может быть вино в Англии? У них и нормальных-то виноградников нет…) похвалил тонкий вкус и букет, Рассел заметил, что во Франции великолепные вина – бордо, например…
Слово за слово, мужчины подбирались к своей цели. И наконец…
- Его величество, Людовик Четырнадцатый хотел бы, чтобы эти смуты прекратились.
- Поверьте, маркиз, мы желаем этого не меньше. Англия страдает…
- В то время, как у нее есть законный король.
- Карл Второй умер. Яков – тоже.
- Но есть сын Якова. Законный.
- И признанный Папой Римским.
Где-то это было бы плюсом. В протестантской же Англии…
Может, и признают. Но нервов потреплют…
- Карл Третий пока еще младенец.
- У него есть мать.
- Это верно, что ваш король женился на ней?
Отрицать было сложно. И женился, и влюбился, и вертит им эта стерва, которую Лувуа недолюбливал. Отравил бы, да руки коротки.
- Вы прекрасно осведомлены, сэр Рассел.
- Что вы. Мое дело – плавать по морям. Ну и защищать берега родной страны от врагов.
Намек был понят.
- Врагов – безусловно. А союзников, которые хотят возвратить на трон законного короля?
Рассел прищурился.
- Который будет жить и воспитываться здесь, в Англии?
- С определенного возраста – безусловно. Но ребенку нужна мать.
- А его матери нужен муж. А мужу…
А мужу отродясь не нужна была свободная и независимая Англия. Эдвард отлично понимал, что ему предлагают. Если сейчас он пропустит французский флот к берегам Англии – ему, конечно, перепадут определенные выгоды. Но… это ведь предательство.
Если же нет…
Хотя что значит – если?!
Разумеется, нет! Даже если он тут и ляжет.
Это и было доведено до сведения Лувуа в самой изысканной форме. Правда, понимания и одобрения не получило.
- Подумайте еще, сэр Эдвард. Это ведь ничего не изменит…
- Пусть не изменит. Но моя честь останется при мне. Никто не назовет меня предателем.
- Честь важна и в жизни и в смерти, - вежливо то ли согласился, то ли намекнул Лувуа. – Но это и не предательство…
Не помогло.
Ни уговоры, ни угрозы, ни подкуп – ничего. Эдвард собирался стоять на своем до конца и клялся потопить любой французский корабль, который подойдет к берегам Англии и попытается высадить солдат. Увы…
Лувуа был вынужден убраться несолоно хлебавши. Конечно, отрицательный результат – это тоже результат, но оценит ли это его величество?
Не оценил.
Так, что в скором времени маркизу пришлось убираться из столицы в свое поместье и сидеть там, не показывая носа. Спасибо еще, что не в Бастилию.
***
Бунт – это всегда страшно.
Когда крики, огонь, люди бегут по улицам – и в глазах у них кровь. И на оружии кровь, и на ботинках тоже кровь, и лица у них совсем уже не человеческие...
Это озверелое бешенство, когда толпа подзаводится друг от друга, когда никто и ни в чем не виноват, когда безумие передается по воздуху, словно чума, и оно страшнее всякой чумы, потому что от болезни можно выздороветь, а как ты будешь потом жить с этим днем на совести?
С кровью на руках?
Кровью твоих братьев и сестер, тех, кто с тобой одной крови, одной веры, одного языка, просто оказался не в том месте и не в то время?
Англия полыхнула стогом сена.
Монмут срочно (не забыв захватить все драгоценности, которые были) удрал из Хэмптон-корта, в котором пребывал со своей семьей – и даже не подумал объявляться.
Выйти к народу? Успокоить? Объяснить?
Шутить изволите, господа хорошие. Раздерут же на тысячу кусочков и фамилии не спросят!
Лондон в очередной раз вспыхнул спичкой. Единственный, кто мог его усмирить, обладая реальной властью – сэр Эдвард Рассел, но выводить моряков на улицы он не спешил, предпочитая подождать.
Пусть сначала появится победитель, а уж потом… единственная реальная сила Британии – флот. А вы предлагаете его бросить в эту свару?
Обезумевшие люди вламывались в дома, вытаскивали хозяев, кого-то убивали, кого-то насиловали, выбрасывали мебель из окон, в огонь летели драгоценные картины и шторы…
Никто не знал, переживет ли он этот день.
***
Джеймс Монмут посмотрел на жену.
Анна сидела бледная, прижимая к себе детей, губы ее дрожали.
На миг королю захотелось отвесить пощечину этой тупой корове. Просто потому, что руки чесались, а она еще смотрит! Остановили испуганные детские глазенки.
- Д-дорогой? Нам еще долго ехать?
- Если все пойдет как надо – через пару часов мы будем в Дувре. Сядем на корабль и покинем берега Англии.