– Пехота, ты живой
– Живой. – Истомин помотал головой, вроде всё в порядке, – а у вас что
– У нас У нас гусеницу перебило и башню заклинило. Сейчас обстрел кончится, попробуем починиться и к своим, не бросать же немцам машину. Наши-то на исходную отошли.
Ещё несколько взрывов. Артобстрел прекратился.
Истомин выглянул из воронки. Так наши отступили до немецких позиций метров триста-четыреста, а у нас танк без хода и с заклиненной башней, причём мы в низине и с нашей стороны невидны. «Весело». Как пить дать немцы танк захватить попытаются.
– Лейтенант, – обратился он к танкисту, заметив под расстёгнутым воротником комбинезона лейтенантские петлицы. – Пулемёт с танка снять можно. Чует моё сердце, сейчас к нам немцы штурмовую группу двинут.
– Согласен, двинут, – кивнул командир танка.
– Еремеев, снимай курсовой пулемет, в случае чего будешь немцев от танка отсекать, – приказал он лежащему рядом радисту-пулемётчику, – а мы ремонтом займёмся сперва гусеницу, потом башню.
Ну вот и отлично. Истомин поглядел на залёгшего рядом с ним пулемётчика. Пулемёт и моя самозарядка, маловато, конечно, но до окончания ремонта отбиваться сможем. Так всё, ждём.
Вскоре в лощине между холмами появились два немца. Истомин тут же дважды выстрелил, оба упали. Так, а вот ещё трое. Еремеев дал короткую очередь, и пулемёт неожиданно замолк. Что там Истомин глянул в сторону Еремеева. Тот дёргал рукоятку затвора – пулемёт заклинило. Увидев, что по ним больше не стреляют, немцы, залёгшие после первой пулемётной очереди, короткими перебежками стали продвигаться к танку. Ладно, сами справимся. Один за другим Истомин сделал восемь выстрелов, свалив шестерых. Немцы опять залегли. Истомин сменил магазин и прицельными выстрелами снял ещё двух. Немцы в ответ открыли шквальный огонь из автоматов. И тут наконец ожил пулемёт Еремеева. Длинная, в полный диск очередь поубавила немцам прыти. Пулемёт снова замолчал. «Опять, что ли, а, нет, диск меняет». Ещё три выстрела и два убитых немца. Стук инструментов прекратился.
«Все в танк»! – раздался сквозь шум стрельбы крик лейтенанта.
Истомин выстрелил ещё раз и пополз вслед за Еремеевым к открытому нижнему люку.
Рёв дизеля, скрежет и лязг металла, КВ, двигаясь задним ходом, отходил к позициям батальона, и тут по броне садануло как кувалдой. «Попадание, – тут же понял Истомин, – немцы нас добить хотят, танк замер. Опять, что ли» Но нет, громыхнуло танковое орудие, и КВ возобновил движение, а, ясно – остановка для более точного прицела. Заряжающий дослал в казённик пушки новый снаряд, ещё остановка и ещё выстрел, потом ещё и ещё. Отвечая огнём на огонь, экипаж КВ расстреливал пытающуюся уничтожить их танк немецкую батарею. Поворот, двигатель смолк, танкисты распахнули люки. Наконец-то Истомин, прихватив винтовку, вылез вслед за экипажем и спрыгнул с брони на землю. Так, а вот и командование пожаловало. К ним подошёл улыбающийся комбриг.
– Молодцы, за спасение машины, уничтожение противотанковой батареи… – он вопросительно посмотрел на командира танка.
– Троих сожгли, товарищ полковник.
– И уничтожение трёх танков противника экипаж к награде представлю. Да, а это кто с вами
Комбриг перевёл взгляд на стоящего возле танка Истомина.
– Ефрейтор Василий Лаптев, из маршевой роты, – представился по всей форме Истомин.
– Он из пехоты, товарищ полковник, на броне с нами в атаку шёл, а потом вместе с сержантом Еремеевым танк от немцев отбивать помогал пока мы гусеницу и башню чинили, – пояснил командир танка. – Причём исключительно хороший стрелок. У Еремеева во время боя пулемёт повредило, так он в одиночку немцев как в тире клал.
– Как в тире, значит, – комбриг многозначительно посмотрел на Истомина. – Ворошиловский стрелок
– Никак нет, – мотнул головой Истомин, – просто практика большая была, с первого дня воюю. «Если бы вы знали, с какого», – закончил он про себя.
– Практика – это хорошо, – протянул комбриг. – Как раз то, что нужно. В общем, всё, экипажу отдыхать, Лаптев со мной.
«Интересно, и зачем я ему как хороший стрелок понадобился – думал Истомин, идя вслед за комбригом к штабной палатке. – Инструктором по стрельбе для новобранцев, что ли, сделать хотят Так не время вроде учебными стрельбами заниматься, война как-никак. Солдат в мирное время стрелять учить надо или, может быть…»
Они подошли к штабу.
– Твой боец, капитан Комбриг кивнул в сторону Истомина.
– Так точно, мой. Вася это – золотоноша который. Что натворил
Капитан, командовавший батальоном, в состав которого и вошла маршевая рота, куда был приписан Истомин, удивлённо посмотрел на своего подчинённого. О ефрейторе Василии Андреевиче Лаптеве – в миру Вася-золотоноша, а это прозвище приклеилось к Истомину намертво после того как была рассекречена история про полпуда золота, он был самого лучшего мнения и вот теперь..
– Да ничего, комбат, ничего. Просто орлам моим танк от немцев отбить помог, ну они и доложили, что стреляет отлично. Так вот я и подумал, что он как раз нам для этого дела и подойдёт. Да, кстати, а почему золотоноша, он же Лаптев
– А, вот оно что, – облегчённо вздохнул комбат, – тогда подойдёт. А золотоноша, ну вы историю про золото слышали, товарищ полковник
– Да, слышал, неужели он
– Так точно, он.
Капитан расплылся в улыбке.
– Прямо в расположение моего батальона третьего дня с восемью килограммами золота, через линию фронта. Повышен в звании до ефрейтора, к ордену Красной Звезды представлен и принят в члены ВКПб без кандидатского стажа.
«Так, инструктором по стрельбе не сделают точно, – решил Истомин, слушая «шифрованный» разговор командиров. – А тогда кем Может, в разведку, если учесть опыт действий в немецком тылу и успешный переход через линию фронта». Но, как оказалось, судьба готовила штабс-ротмистру Истомину другое. Его, учитывая великолепные навыки в стрельбе, определили снайпером. «Да, попал так попал, – думал Истомин, осматривая выданную ему снайперскую винтовку. Обыкновенную трёхлинейку с оптическим прицелом. – У меня же опыта в этом деле ноль. Ну не было снайперов на Германской. Не было и всё тут, а уж на Гражданской и подавно. И что теперь делать Да то, что по уставу положено, господин штабс-ротмистр, – вмешался в ход мыслей внутренний голос. – Приказ исполнять надо, вот что. Знаю, что надо, – огрызнулся Истомин, – вот только как Да со смекалкой, как и всегда на Руси в таких случаях делалось, – услужливо подсказало подсознание. – Это верно, со смекалкой, то есть творчески», – согласился Истомин, поскольку ничего другого не остается и даже не потому, что сейчас не 1917 год, когда солдаты говорили так. Вот до революции плохо было отдал тебе приказ офицер – надо исполнять, а то трибунал и стенка. А при революции отдал тебе приказ офицер, а ты ему штык в пузо и никакого приказа, а трибунал, так он же из тех же самых офицеров состоит. Ну, так ты и им штык в пузо и ни трибунала, ни стенки. Свобода, одним словом. Нет, так поступать нельзя, иначе конец всему, как это уже было однажды. И с него в этом деле спрос вдвойне, ведь он здесь самый опытный, уже четыре года воюет и потому ни под каким предлогом отказаться и других под чужую пулю подставить – права такого не имеет. Так что придётся азами профессии по ходу дела овладевать, если, конечно, живым останется. Ведь переиграть снайперу-любителю снайпера-профессионала можно лишь при наличии очень творческого подхода и огромной удачи.
«Ну, где же ты, где – Истомин в который раз самым тщательным образом осматривал в бинокль немецкий передний край. Всё вполне естественно, если не сказать больше – никаких следов снайперской позиции врага даже с высоты его наблюдательного пункта на дереве видно не было. – Хорошо замаскировался… или он с деревьев работает Тоже не исключено. Тогда на земле его искать без толку. Хотя нет, с деревьев вряд ли больно уж точно по целям бьёт. Пятерых за два дня и всем точно в лоб, а до деревьев с немецкой стороны далековато и ветер позавчера и вчера был неслабый. Так что нет, при таких атмосферных условиях да с такого расстояния так точно в цель не попасть. Нет, на земле он где-то прячется, вот только где Стоп, а это что за странный бугорок Да у него же тень от передней части под прямым углом срезана. Неужели нашёл – Истомин пригляделся повнимательней. – Точно нашёл, вот она – позиция немецкого снайпера. Нет, не на дереве он засел, а у самого переднего края за броневым щитком с бойницей под обычный бугорок замаскированный. Да, здорово придумано. Удобно и безопасно. Сиди себе за бронёй и лови в прицел кого пожирнее, пули ответной не опасаясь. Разве что минами закидают. Да вот только нет у нас миномётов, нет, и немцу это из наблюдений наверняка известно. Вот потому и наглеет, третий день позиции не меняя. И как же его, спрашивается, при таком раскладе достать»
Истомин перевёл взгляд на наши окопы, подыскивая место для своей будущей позиции. Ситуация выходила прямо скажем да уж. Весь рельеф местности складывался так, что достать немца в его импровизированном доте можно было, лишь лобовым выстрелом пробив броне щиток, либо через открытую бойницу. Ни то ни другое было нереально. Ну, первое, во всяком случае, точно. Ведь немец не новичок и наверняка не на коленке броне щиток сделан. Заводской, не иначе, а, стало быть, бронебойную пулю от винтовки Мосина выдерживает с гарантией. Остаётся второе через открытую бойницу немца прямо в оптический прицел бить. Как говорится, в яблочко. В принципе возможно, но во многом на пределе, потому что в случае промаха…
В поле зрения бинокля случайно попала голова сержанта Яблокова – командира взвода сапёров, в котором теперь числился Истомин. Сапёры, мины, взрыв, тол – сложилась в голове мозаика, и тут Истомин понял, что надо делать. Да, да, именно так. Если врага нельзя застрелить, его следует взорвать. А как Да очень просто. Нетралка, а это он от сапёров знал точно, не минирована. Ну и отлично. Подползти ночью к позиции немца, благо опыт пересечения линии фронта уже имеется, толовую шашку аккурат перед бронещиток положить и назад, а утром, как только немец бойницу для охоты откроет – в шашку зажигательную пулю впечатать. Вот и посмотрим, выдержит ли крупповская броня взрыв двухсот граммов тротила
Вспышка очередной ракеты осветила всё вокруг. «Ага, вот он, щиток», – пальцы коснулись холодной поверхности металла. Незаметным движением Истомин придвинул обёрнутую бумагой толовую шашку под самое основание снайперского дота и, дождавшись, пока ракета погаснет, пополз к своим позициям.
Остаток ночи тянулся очень долго, хоть летом ночи и коротки, но эта как будто длилась целую вечность. Наконец заалел восход, небо постепенно стало светлеть, а предметы приобретать привычные дневные краски и очертания. Начинался новый день, ещё один день из 1418 дней Великой Отечественной войны. «Да, новый день, – подумал Истомин, беря в перекрестье прицела белый квадратик толовой шашки, – и сегодня, в этот день, кроме многих прочих, умрёт ещё один человек, немецкий снайпер». Поверхность броне щитка на мгновение ожила, выставив вперёд сквозь открытую бойницу закамуфлированный ствол винтовки. «Пора», – Истомин, задержав дыхание, плавно нажал на спуск. Выстрел и взрыв прогремели практически одновременно. Сдетонировавшая от попадания зажигательной пули толовая шашка разнесла на куски и бронещиток, и немецкого снайпера, засевшего за ним. А немцы, а немцы, похоже, даже не поняли, что произошло, потому что с их позиций не последовало ни одного выстрела. «Странно, – Истомин, передёрнув затвор, пошарил прицелом по переднему краю. – Почему немцы не отвечают Я же их снайпера…, а они…»
Из-за бруствера, в соседнем с бывшей снайперской позицией окопе, показалась голова в каске. Выстрел, точно в цель. Вражеский солдат, зажав руками правый глаз, свалился на дно окопа. «Второй, – подытожил Истомин. – Может, ещё кого подловлю» Но нет, больше получить пулю от русского снайпера среди немцев желающих не нашлось. Они наконец поняли, в чём дело и обрушили на наши позиции целый ливень мин, очевидно, мстя за своего убитого снайпера.
– Ну что же, Лаптев, поздравляю тебя с первым успехом на новом поприще, хорошо ты немца уделал, по-умному. Да вот только потом под минами шестеро полегло, так что уж не взыщи, если на тебя свои же коситься станут.
– Да, я всё понимаю, товарищ капитан, – пожал плечами Истомин. – Тут ведь у каждого своя правда, так что, как говорится, без обид.
– Ну и отлично, – комбат улыбнулся, – тогда всё, спать. Иди, вечером поохотишься.
Но выспаться как следует Истомину не удалось. Не успел он толком уснуть, как от взрывов бомб задрожала земля. «Ну что же вы… поспать-то мне нормально не даёте. Эх, сейчас бы сюда пулемёт зенитный, что штаб дивизии прикрывает, вы бы не так наглели». А немцы действительно вели себя уж очень развязно. Пользуясь отсутствием ПВО и чувствуя практически полную безнаказанность, немецкие пилоты, бросая бомбы, выходили из пике чуть ли не над самой землёй, очевидно, демонстрируя подобными акробатическими трюками друг другу искусство высшего пилотажа. Нет, ну с этим пора кончать. Руки сами потянулись к винтовке. Истомин, дослав в патронник патрон с бронебойно-зажигательной пулей, взял на прицел очередной «Юнкерс», атакующий передний край.
– Да брось ты, Вася, всё равно не собьёшь, для него та пуля, что слону дробинка, – услышал он голос лежащего рядом с ним в окопе сержанта Яблокова.
– Знаю, что дробинка, – процедил сквозь зубы Истомин, ловя в оптику прицела идущий прямо на них самолёт.
Но тут, как говорится, не съем, так понадкусаю. Душу отвести надо. Выстрел. «Юнкерс» скользнул в поле зрения и исчез. Истомин передёрнул затвор, ловя в прицел очередной «лаптёжник». Рядом захлопали выстрелы. Это вдохновлённые его примером сапёры тоже взялись за карабины, решив так же отвести душу. Выстрел, ещё один, потом ещё и ещё. А пикировщикам хоть бы что. Ну да, конечно, прав командир, что их пули самолёту как слону дробинка. Указательный палец замер, не додавив спуск. Взятый Истоминым на прицел очередной «Юнкерс» резко дёрнулся и, быстро увеличиваясь в размерах, понёсся в их сторону.
– Так мы его что, сби…
– Ложись! – истерически заорали рядом.
Натренированное тремя годами войны тело среагировало раньше сознания, и Истомин рухнул на дно окопа. Как раз вовремя. Через какую-то долю секунды над их головами совсем низко с рёвом и воем промчалась чёрная молния, а потом громыхнуло так, что задрожала земля. «Нет, два раза за две недели самолёт на голову – это, пожалуй, многовато, – первая мысль, которая возникла у Истомина после того, как он снова обрёл способность соображать. – Так ведь и зашибить могут».
– Все живы – раздался в неожиданно наступившей тишине слегка приглушённый голос сержанта Яблокова. – Все
Истомин оглядел находящихся в окопе.
– Слава богу, все.
Сапёры, отряхиваясь от пыли, постепенно приходили в себя, один за другим обращая взоры в сторону огромной воронки, на дне которой догорал пикировщик.
– Да, повезло нам сегодня, – резюмировал Яблоков. – Если бы на полсотни метров ближе, то…
Он обернулся к Истомину.
– Вася, это ты его сбил
– Нет, не я, – честно признался Истомин. – Я выстрелить не успел. А кто ещё тогда кроме меня стрелял
Как оказалось, из шестерых находившихся в окопе именно по этому «Юнкерсу» не стрелял никто.
– Так это что же, я его один, что ли – глаза Яблокова от удивления вылезли на лоб. – Я же ведь из ополченцев, стрелять-то нормально не умею, на ворошиловского стрелка так и не сдал, а тут…
– А тут золотое попадание, товарищ сержант, поздравляем вас со сбитым вражеским самолётом! – выразил всеобщее мнение Истомин. – За это как минимум медаль дадут.
– И ещё по шее, – подал голос укрывавшийся вместе с сапёрами в одном окопе повар.
– В каком смысле – Яблоков удивлённо уставился на повара.
– Да в прямом. Кухню-то вдребезги разнесло, аккурат на неё немец по вашей милости приземлился. Ни лошади, ни котла – всё подчистую, как корова языком слизала. Так что не взыщите, но на обед сегодня сухпай. Так-то вот.
Последовавший по окончании данной тирады взрыв смеха едва ли был намного менее громким, чем грохот взрыва упавшего пикировщика.
– Так, посмеялись, и хватит, – сержант Яблоков стал серьёзным. – Все на передок завалы разгребать, – и, закинув на плечо карабин, он быстрым шагом направился в сторону передовой.
«Да, а дела-то у нас невесёлые, – думал Истомин, шаря прицелом по немецкому переднему краю. – Из одиннадцати ещё вчера бывших в наличии танков после боя и бомбёжек только один КВ уцелел и хотя при отражении утренней атаки из него аж три немецких танка сожгли, толку от этого в стратегическом смысле ни на грош. История недельной давности повторяется как по шаблону. Если не могут немцы сразу, ну или за несколько атак, нашу оборону прорвать, так бомбардировщики в ход пускают и долбят с неба передний край, покуда всех с землёй не смешают. И вот что странно, авиации нашей нет, чтобы своих от удара с воздуха прикрыть. То есть, вернее, есть авиация, да вот только с опозданием истребители сегодня появились, уже после авианалёта. Минут этак через двадцать. Ну и что толку Покружила в небе четвёрка, как их командир назвал – Ишачков, И-16 то есть, и улетела. Воевать-то не с кем. А какой отсюда вывод напрашивается Да простой, взаимодействие родов войск в Красной армии ни к… в отличие от немцев, которые работают как часы. Одно только радует немецкий передний край как вымер. Сидит немчура по окопам и глаз наружу не кажет. Не то что раньше в полный рост, не сгибаясь, ходили в отличие от наших. А всё почему Да потому что теперь ни у них, а у нас снайпер имеется. А их, ну так он сегодня утром раненько по частям в отставку вышел, да не один, а с товарищем любопытным сильно. Чтобы, значит, там особенно не скучать. Эх, хорошо всё-таки утром получилось. Двоих за раз, – довольно подумал Истомин. Не то, что сейчас. Четвёртый час в засаде, а результата ноль, даже скучно как-то».