— Да, так я вам и поверила!
— Ладно, уговорила. Халат, так и быть, сниму.
Едва он остался в одних "боксерах", я в который раз ошалела от красоты его тела, словно отлитого из металла. Вырисовывался каждый мускул торса, играли бицепсы. Эта скульптурная роскошь завораживала, от нее захватывало дух. Рассматривала бы вечно! Но пришлось прерваться, потому что Кирилл подхватил меня на руки, донес до кровати и уложил на нее — бережно, как драгоценную добычу.
Затем милый директор безапелляционно придавил меня сверху. Я поняла, что назад дороги нет: все, я попалась. На секунду опять стало страшно, словно сейчас мне было суждено столкнуться с чем-то неизведанным, как будто я еще никогда не занималась сексом.
Занималась. Но лучше об этом не вспоминать…
Сейчас мой захватчик радостно навалился на меня всем телом — дождался! — и я испытала головокружительное удовольствие от этой непомерной тяжести, как и тогда, в его квартире. Теперь я лежала на огромной кровати нагая и беспомощная, распятая весом мужского тела. Но если раньше ощущение беспомощности рождало звериный ужас и отчаянье, то сейчас оно меня возбуждало и овевало нежным ветерком предвкушения.
Страх улетучился, от него не осталось и следа. Почему-то я испытывала безграничное доверие к моему милому шефу. Где-то в глубине души жила уверенность, что этот мужчина никогда не причинит мне боли, напротив, он сделает все, чтобы я испытала удовольствие. Не знаю, как ему удалось меня приручить, если до этого целых два года я была загнанным зверьком, дрожащим от страха в ожидании новых издевательств и мучений.
Внезапно я вспомнила, как в самом начале нашего знакомства я злилась на Кирилла, ненавидела его и называла мерзким боссом. Меня трясло от его прикосновений, они мне были противны! А теперь сгорала от желания и таяла в солнечных лучах его нежности.
Как все изменилось!
— Так, Катюша, что это такое? Ты что, пила? — Кирилл приподнялся на локтях, чтобы я смогла дышать, но тут же уловил запах алкоголя.
— Водки выпила в номере, — пискнула я.
— Водки? Зачем? Ты же пила вино в ресторане.
— Так… Выпила немножко. Для храбрости.
— Для храбрости… — В его глазах вспыхнула жалость. — Тебе страшно? Маленькая моя… Не бойся, я никогда тебя не обижу и не сделаю ничего такого, что тебе не понравится.
Первый поцелуй — нежный и неглубокий — пролился, как волшебный нектар, и я почувствовала, как испаряются смущение и скованность. Еще минута — и от них ничего не останется. Второй поцелуй был более решительным и настойчивым, а все остальные — упоительными.
Затем Кирилл — мне было все еще странно называть его просто Кириллом, а не Кириллом Андреевичем! — перевернулся на спину и улыбнулся, и я смогла реализовать свою утреннюю фантазию — стащила с него «боксеры». Вот и славно! А то я уж решила, что он никогда с ними не расстанется, будет вечно за них цепляться. Что он от меня скрывает? Вдруг у него там какой-то косметический дефект?
О, нет! Там все было прекрасно и безупречно. Когда я медленно потянула вниз «боксеры», освобождая всю эту великолепную мощь, я прерывисто вздохнула и затаилась. Кирилл наблюдал за мной, ждал, наверное, моей реакции. А вдруг он тоже волнуется, переживает, как я его оценю? Я ласково провела пальцами по этому изумительному и совершенному инструменту, придуманному природой для продолжения человеческого рода, удивляясь сочетанию каменной твердости с нежностью самого дорогого шелка…
Забава с «боксерами» была единственным актом волеизъявления, который мне разрешили осуществить. Затем Кирилл снова взял инициативу на себя, как же иначе, он тут главный. И это было так приятно! Мне оставалось только лежать, прислушиваться к ощущениям и таять от восторга. Его губы и руки путешествовали по моему телу, он зарывался в мои длинные волосы, убирал их от лица, пропускал пряди между пальцами. Обжигал мою грудь поцелуями, скользил по животу, нежно раздвигал мои бедра…
Сначала его прикосновения были осторожными, он изучал мое тело, как вдумчивый экспериментатор: проверял, какие результаты принесет то или иное физическое воздействие, контролировал силу и область давления — да, да, я помню, он же кандидат физико-математических наук, у него все продумано. Он чуть слышно шептал мне на ухо нежности и глупости, повторял вариации моего имени, говорил о том, какая я необыкновенная, обольстительная и роскошная. Он никуда не спешил, а я полностью расслабилась и доверилась ему, и постепенно сходила с ума… О ночном перелете и напряженном трудовом дне мы забыли. У нас открылось второе дыхание.
Легкие прикосновения становились настойчивыми, нежность сменялась напором, ласка превращалась в изысканное мучение, от которого внутри все дрожало и таяло, как шарик мороженого в горячем кофе.
Сильные руки моего бесподобного любовника, таящие запасы энергии, достаточной, чтобы сломать челюсть противнику, так трепетно меня касались, как будто это были руки музыканта, а не боксера. Его дыхание обжигало, он не пропустил ни одного сантиметра моего тела, он рассыпал поцелуи, как розовые лепестки, и скоро я была окутана ими, как невесомым горячим покрывалом. Его губы настойчиво и жадно терзали меня, доводя до изнеможения, а потом поцелуи вдруг опять становились воздушными и ускользающими, и тогда я сама цеплялась за его плечи, тянула обратно, умоляла не останавливаться, не прекращать этой божественной пытки.
Я задыхалась от неизведанных ощущений, такое со мной происходило впервые. Мое тело словно просыпалось и оживало после летаргического сна. Я ловила губами собственные стоны, пыталась их удержать и не узнавала свой голос. Растворялась в удовольствии, витала между небом и землей, невесомая и разгоряченная, и не понимала, где мы находимся и что происходит.
Постепенно я совершенно потеряла стыд, мое тело извивалось от наслаждения, оно отзывалось на виртуозные ласки опытного любовника, и этому было невозможно противиться — из скромной девочки я превратилась в дикую голодную кошку. Мне уже было всего мало, я хотела еще и еще.
Своей искусной прелюдией Кирилл довел меня до полного изнеможения, моя грудь пылала и наливалась тяжестью, внизу живота все болезненно сжималось и скручивалось, и терпеть эту чувственную муку уже не было никаких сил. Я была готова умолять о вторжении, только бы это произошло поскорее. Сердце билось в горле, в ушах шумело, между ног трепетало и пульсировало, а ведь самое главное было только впереди…
И вот, когда простыни на кровати стали влажными от нашего возбуждения, наши тела соединились уже по-настоящему. Это было мучительно-сладостное ощущение, миг безумия и восторга. На секунду мы застыли и изумленно уставились друг на друга, тяжело дыша и прислушиваясь, а потом продолжили совместное восхождение к вершине блаженства.
Дыхание смешивалось, стоны сливались в единый аккорд, тела переплетались, движения — сначала осторожные — становились все более решительными, необузданными и яростными. Мы содрогались на бескрайнем ложе в совместной сладострастной судороге, приводя друг друга в исступление. Мне хотелось кричать, мое тело уже мне не принадлежало, оно было отдано моему прекрасному мужчине, и он превратил его в невесомое облако жаркого наслаждения.
То, что я сейчас испытала, было настолько для меня непривычно и удивительно, что внезапно из глаз хлынули слезы. Бесстрашный завоеватель тут же остановился, испуганно замер:
— Катя, милая, ты что? Я сделал тебе больно?! — в ужасе воскликнул он. — Катюша… Девочка моя… Милая, любимая, скажи!
— Нет, нет, — прошептала я, задыхаясь, — все хорошо!
Потом мы, обнявшись, лежали на кровати — измученные, обессиленные, счастливые. Я положила голову на предплечье Кирилла и прижалась спиной к его груди, он обнимал меня и гладил свободной рукой. Мы укрылись одеялом и шептались о том, что надо бы принять душ, но сил на это не осталось. Так и лежали — взмокшие, потные, пропитавшиеся запахом друг друга. Это тоже было удивительно — как еще один знак близости и абсолютного принятия.
Я наконец-то поняла, о чем шла речь во всех этих фильмах, стихах, романах… Да, секс стоил тех восторженных поэм, которые о нем слагали. Теперь я смогла всему этому поверить и признать, что это не обман. Но я понимала, что дело не только в сексе. Тут присутствовало еще нечто прекрасное, нежное и восхитительное, то, к чему секс являлся только дополнением.
Глава 22
Кирилл
В восемь утра они сидели в ресторане отеля, где был накрыт «шведский стол» для постояльцев, молча смотрели друг на друга и улыбались — и неизвестно, как долго это продолжалось. Определенно, Кириллу досталась самая молчаливая девочка на свете. Возможно, Катя экономила силы, зная, что ей снова придется переводить весь день. И, наверное, она все еще находилась под впечатлением от их волшебной ночи…
Сначала Кирилл сделал двадцать рейсов туда и обратно, формируя питательный завтрак для малышки: принес омлет, кофе, круассаны, пять сортов сыра и четыре — колбасы. И так далее. Курсировал, как челнок, и каждый раз, подходя к столу, задевал Катю.
— Кирилл, когда же ты сядешь?
Так мило слышать, как она говорит ему «ты»!
Усидеть на месте было трудно, хотелось свернуть горы, энергия и эмоции бурлили, как вулканическая лава. Под утро Кирилл переместился с кровати на диван, так как, проснувшись, уже не мог спокойно лежать рядом с Катей и ничего с ней не делать, это было просто невыносимо. Но будить спящего ангела развратными действиями совесть не позволяла.
— Кирилл… А почему ты от меня ушел на диван?
— Я тебе спать мешал.
— Ты не мешал. Мне было так уютно… А почему у тебя вчера была открыта дверь?
— Катя… Я же надеялся, что ты придешь!
— А когда пришла, сказал, что мне уже давно пора спать!
— Ну, сказал… — вздохнул Кирилл. — Когда ты рядом, я вообще не знаю, что говорю. У меня крыша едет.
— Вроде не заметно.
— Я конспирируюсь изо всех сил.
Кирилл подавил горькую усмешку. Даже смотреть на Катю ему было больно. Теперь, когда он узнал, какая она упоительно сладкая, как замечательно все у нее устроено внутри — там так тесно, туго, нежно — вот именно теперь находиться рядом с ней стало совсем невыносимо. Сейчас ему хотелось опрокинуть стол, заставленный тарелками, и наброситься на Катю, схватить ее, смять, растерзать. Его страсть разливалась раскаленной лавой. Цунами, извержение вулкана, расколовшиеся небеса — все стихии бушевали в его теле, растревоженные тем, что случилось этой ночью.
Но снова надо себя сдерживать, мучиться и терпеть, чтобы не напугать свое маленькое сокровище.
Кирилл смотрел на Катю, и думал, что ему посчастливилось сорвать в райском саду невиданный цветок, и теперь он хотел бы нести его всю жизнь, беречь его красоту, прятать на груди и прикрывать ладонями от ветра, стужи или зноя.
Его необыкновенная девочка.
Какой дивный подарок она ему сделала! Вчера, когда она все же поднялась в его люкс, Кирилл мысленно приготовился к трудностям, к ее подсознательному сопротивлению. Что он мог ждать от девушки, которой занятия любовью приносили только отрицательные эмоции и впечатления? Этот урод, ее бывший муж, целых два года расписывал ее тело багровыми рубцами, приучая к мысли, что секс — это гадко и мерзко, это боль и унижение.
Но она, наверное, приказала себе обо всем забыть. Катя не просто пришла к нему в номер, но всецело отдалась его власти, доверилась, раскрылась навстречу, как нежный бутон. От этого безграничного доверия у Кирилла щемило сердце, а в глаза словно насыпали песку… Она отзывалась на все его ласки, она таяла под его пальцами и губами, разливалась горячей рекой, уступая его напору, обволакивала, околдовывала и уносила на небеса.
Кирилл не стал спрашивать, понравилось ли ей. И не потому, что опыт и самоуверенность не позволяли ему в этом усомниться. Нет, просто Катина реакция была настолько искренней и очевидной, что глупо было бы уточнять. Ее лихорадочные вздохи, искусанные губы, стоны и вскрики, которые она сначала пыталась сдерживать, говорили сами за себя.
Сейчас Кирилл сидел за столом, смотрел на нее и даже не мог есть, пить, дышать — так был счастлив, что это ослепительное солнце теперь принадлежит ему. Он мог бы, как завороженный, уставиться взглядом в пространство и шептать ее имя — Катя, Катя, Катюша… И больше ничего.
Сколько ему лет? Может, снова восемнадцать?
Кто-то легко похлопал Кирилла по плечу. Он удивленно обернулся. Другие клиенты отеля, чета пожилых итальянцев, стояли около их стола и улыбались. До этого они долго выбирали и накладывали на тарелки разнообразные изысканные закуски. Дама, вся в морщинах, одетая, как картинка — твид, кружева, жемчуг — убрала руку с плеча Кирилла и произнесла длинную фразу на итальянском.
Кирилл вежливо улыбнулся и почтительно приподнялся на стуле перед пожилой сеньорой.
— Чего лопочет? — спросил он у Кати.
— Говорит, что тебе, все-таки надо поесть, а не только любоваться неземной красотой маленькой сеньориты. Тебе понадобится энергия для новых подвигов.
Супруг дамы — смуглый итальянец в клетчатом голубом пиджаке с ярко-желтым шелковым платком в кармашке — показал Кириллу большой палец.
Тот в ответ отсалютовал, а Катюше пришлось за одну минуту ответить на миллион вопросов, заданных любопытными супругами.
— Что, эта дама прямо так и сказала?
— Ага.
Кирилл потер лицо ладонями:
— Уф.
— Да, похоже, вам надо лучше конспирироваться, Кирилл Андреевич, — улыбнулась Катя и погладила его руку. — Люди все видят.
— Вот, что ты со мной сделала… Совсем плыву.
— Ты тоже со мной кое-что сделал, — застенчиво произнесла Катя, и ее щеки порозовели.
Целую минуту они вновь гипнотизировали друг друга, а над столом, словно голограмма, вспыхивали и мерцали в воздухе картины их чудесного грехопадения.
— Кстати… Мне понравилась мысль о новых подвигах. Катюша, а сегодня вечером ты снова придешь ко мне в номер, чтобы приготовить кофе?
— Конечно, Кирилл Андреевич, думаю, теперь это моя святая обязанность.
— Святая обязанность… Катя, ты всегда так точно подбираешь слова!
— Меня научили в универе. Я же переводчица.
— Нет, просто у тебя талант.
— О чем вы тут говорите? Привет! — в роскошном зале ресторана появился Коля.
Выглядел он так, будто всю ночь грабил Лувр и грузил в машину каменных сфинксов из египетского зала.
— Коля, наконец-то! Почему так поздно? Я уже собирался за тобой идти!
— Ой, Кирилл Андреевич… Умотали меня французские чуваки. Вернее, попытались. Но русские не сдаются — все равно последнее слово осталось за мной! А что тут есть вкусненького? Я с голоду умираю! Кэт, ты чего такая загадочная? И что у тебя с губами?
Катя испуганно закрыла рот ладонью.
— А-а… — протянул Коля тоном прокурора. — Все понятно! Меня, значит, сбагрили в Лувр, а сами вот чем занимались!
— Чем? — переглянулись заговорщики, пойманные с поличным.
— Опять целовались! — торжествующе заявил Николай.
— Да мы совсем немножко, — сказал Кирилл. — Правда, Катя? Ну, поцеловались разок, с кем не бывает. Мы в Париже, тут особая атмосфера. Так и хочется кого-нибудь поцеловать!
— Даже меня?! — изумился Коля.
— Тебя — нет, — отрезал Кирилл. — Давай быстро лопай, боец, нам ехать пора.
Катя
Итак, я сплю с моим боссом… Господи, какой же это кайф!
Сегодня нам предстоит кометой пролететь вдоль северного побережья Франции. Сначала мы отправимся в Лилль, затем в Дюнкерк и Кале, а потом в Гавр. Посетим штаб-квартиру концерна, три завода и учебный центр. Еще в качестве развлечения заедем в чудесный Онфлер — я там уже была, а потом завернем в замок Кристиана в окрестностях Довиля.
В Довиле, расположенном на берегу пролива, я тоже когда-то побывала. Вместе с Вадимом. Поэтому при мысли об этом прелестном городке я испытываю странные чувства. Вспоминаю свинцовый Ла-Манш, туманный силуэт Англии на другом берегу, бескрайний пляж в обрамлении беспокойных серо-зеленых волн… Конечно же, на фоне этого пейзажа я сразу вижу тонкое красивое лицо Вадима, его изумительные голубые глаза… Тогда я тоже путешествовала по Франции и была пьяна от любви к мужчине. Он мне казался идеалом, мечтой…