И всё пытался понять — как же это всё произошло? В чём причина? Неужели в самом ритуале курения что-то есть? Почему спокоен Дыня? Ну ладно, Дыня всегда спокоен, но… хм… я-то — почему? Ведь не было там релаксантов, точно не было! Пробовал, знаю, тут иное спокойствие, и валидол ни при чём. И почему сижу, хотя мог бы стоять или вообще уйти, холодно же, ноги совсем замёрзли в сменке… И Дыня лыбится в никуда своей обычной дебильноватой ухмылочкой, так похожей на мою собственную, тщательно перед зеркалом отработанную. Только вот у него она — настоящая, от природы даденная.
Или — нет?
А потом как-то так получилось, что мы стрескали бабулины ватрушки. И запили компотом. Дыня сначала свои бутики с рыбьим паштетом достал, ну не отставать же было? Прямо там, за школой, и стрескали. Наверное, там отродясь не пили ничего, настолько не винного.
Трудовик, во всяком случае, сильно удивился. Заглянул когда. Долго принюхивался. Ничего не унюхал, конечно, но всё равно погнал. Профилактически. И смотрел вслед так подозрительно-недоумевающе, что нас с Дыней на ржач пробило. Обоих одновременно. Как идиотов, у которых мысли сходятся. Ну или словно бы мы действительно не просто компот только что употребили.
А тут как раз и звонок уже…
Комментарий к 99-е сутки. Отчёт арендодателя КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЛУНЫ
====== ПЯТАЯ ЛУНА. 120-е сутки. Отчёт арендатора ======
Юные стервы, лолиты недоделанные! Вот ведь тоже засранки, а?! И почему я была так уверена, что с девочками проще, девочки хорошие, с ними особых проблем быть не должно — ну, во всяком случае, кроме проблемы подбора подходящей и достойной кандидатуры… Кто бы мог подумать, что мне придётся защищать моего придурка ещё и от их околосексуальных домогательств?!
Не было у бабы забот…
Только та дура из поговорки порося купила, а я же, подобно батюшке из анекдота, умудрилась совершить чудо, сотворив из порося карася. В чешуе как жар горя и всего такого со всех сторон интересного. Он ведь симпатичным оказался, засранец: плечики-скулы, задница приятной спортивности, загадочный взгляд опять же. Красавчик, блин! Его теперь даже рюкзачок с бабочкамии и стразиками ничуть не портит, он больше не выглядит смешным, этот гламурно-девчачий шмот. Рюкзачок при этом не изменился — изменилась осанка, Вовенций носит его, гордо перекинув через одно плечо, словно английский лорд шкуру снежного барса. И вот перед нами уже не омежье убожество, а причуда аристократа. Каприз сильного, достойный всяческого уважения и восхищения. Он сам этого пока не понимает, но он уже — потенциальная альфа! По всем, блин, параметрам. Чего, собственно, и добивалась, приложив столько усилий. Ага-ага.
Добилась. Себе на голову.
Потому что теперь любая мелкотравчатая стервь так и норовит подцепить моего несчастного карася на крючок от собственного бюстгальтера! Скороспелки, мать их через что положено тридцать три раза. В башке пустота, зато сиськи такие, что пришибить ненароком могут!
Вчера всем двенадцатым «В» в раздевалку затащили.
Сами!
Мы даже и не подглядывали вовсе, даже и мыслей таких не держали, просто мимо шли. А тут — эти. Вывалились буквально наперерез, секунда в секунду, словно караулили. А может — и в самом деле караулили? Не удивлюсь, если так, больно уж слаженно сработали. Обступили в коридоре всем кагалом — голоногие, голорукие, голосистые (хм… ну — почти!), разгоряченные после физкультуры, остро пахнущие юные самки. С хиханьками, хаханьками, шуточками, обжималочками и подталкиваниями. И как-то так — опаньки! — мы уже внутри. И дверь захлопнулась. Как в мышеловке.
И всё это вроде как под самым невиннейшим предлогом — со мной пообщаться. По-девичьи, так сказать. «Ну Вовик, ну ты же понимаешь, ну нам же любопытно! А ты не слушай, Вовик, не слушай! Мы тут о своём, о женском!»
О своём, о женском — это значит с обнимашками, щекоталками и тисканьем.
«Оу, Вовик! Какие у тебя мускулы! Это бицепсы, да? А можно пощупать?»
И это — в тесной раздевалке! Где все и так друг о дружку трутся и в атмосфере шмон от феромонов такой, что кондиционер не справляется!
Вот ведь заразы.
Неужели я и сама в их возрасте была такой же? Что-то не припоминаю за собой подобной продуманной стервозности. Другие времена, другие нравы? Или просто не замечала? У женских организмов гормоны другие, другая и реакция. Неужели я тоже вот так же действовала на одноклассников, совершенно этого не понимая и не замечая? Бедолаги… то-то они так дёргались от невинных обнимашек за пояс или поцелуйчиокв в щёку. Теперь понимаю, попробуй тут не дёрнись.
Хорошо ещё, что у моего Вована свежая прививка убойной дозой Ирусика, малолетней рыжекудрой стервы (ещё один клок с паршивой овцы). Сам справился, мне даже и вмешиваться не пришлось. Уселся на скамейку, ногу на ногу закинул (уже получается! Надо же, не ожидала…), пухлые пальчики на круглом колене сцепил, губки в куриную гузку стянул и этаким противненьким голосочком засидевшейся в девах училки (неужели у меня действительно такой? Не может быть!):
— Девочки, девочки! Только попрошу без рук, мне это тело сдавать через два месяца. Вовочка, ты же хороший мальчик, ты же не слушаешь, да? Не бойтесь, девочки, он выключился. Между нами — он, конечно, та ещё вредина. Но мальчик честный. Если сказал, что не будет подслушивать — значит, не будет. Так о чём вы хотели поговорить?
Вот ведь… тоже зараза!
Я восхитилась просто. И мешать не стала — пусть развлекается.
Может быть, в этом и была ошибка? Может быть, стоило сразу пресечь? Как взрослому и более опытному, знающему, куда ведёт дорога, вымощенная жёлтыми кирпичами благих намерений? Сразу перехватить управление, встать и уйти, уводя этого придурка, пока ещё было возможно.
Потому что потом стало поздно — мой многомудрый ханжа меня вырубил. Как раз, когда самое интересное пошло. На том основании, что типа личное и всё такое.
Эти стервы малолетние его попросили показать.
Ни больше ни меньше.
Типа между нами, девочками.
А Вовчику мы, мол, и не скажем.
Вот тогда-то он меня и…
Выключил.
Стервец.
Какое личное, нафиг?!!
Он же мной прикидывался!!!
Включил лишь на большой перемене.
Утверждает, что не только показал, но и потрогать дал. Каждой дурре, которая интерес проявила. Утверждает, что ни одна не отказалась — хихикали только. Может, и врёт, конечно. Но слишком уж довольная рожа у него была, когда рассказывал, я в оконном стекле отражение отмониторила. Да ладно бы только рожа — ею соврать недолго, но эмофон не подделать, а он соответствует — словно у кота, сожравшего не менее десятка канареек. Только что не мурлычет. И Раечка потом рыдала в туалете, и домой убежала, как только нашу довольную рожу увидела. Улика косвенная, конечно, но довольно показательная. Мог ли мой хомячок получить такое удовлетворение просто от проявленного к нему интереса? Или он чего-то недоговаривает, причем самого важного?
Врёт — или не врёт?
А если врёт — то в чём именно?
Думай теперь, чем он там более получаса с этими идиотками занимался?!
Ему хиханьки, а мне могут вменить совращение несовершеннолетних обоих полов, доказывай потом… Половине из этих сисястых озабоченных дурр нет ещё восемнадцати! Это же статья. Та самая, препаскуднейшая. Посадят вряд ли, но если начнут докапываться — кранты репутации. И карьере тоже. От таких подозрений вовек не отмыться. Хорошо, доча взрослая, а то бы и отобрать могли. Вот ведь придурок, а?!
Но те сучки, по крайней мере, угрожали лишь моему личному спокойствию.
Агнесса — дело другое.
Вовчик и без того по её поводу слюни до пупа развешивал, а тут так и вообще…
Она нас в библиотеке подловила. Мой опять физру прогуливал. И правильно — больно уж у Прынца нашего взгляд в последнее время жалобный, лучше подальше от греха держаться. В буфет мы не пошли — у моего книжка интересная в портфеле обреталась. Бумажная, что характерно. А такое читать удобнее всего, понятное дело, исключительно в библиотеке.
От буфета я его хорошо отучила. Качественно. Приятно вспомнить. Доверчивый он у меня всё-таки, а ребята из лаборатории пошутить любят. Представляю, как они ржали, тот тест печатая. Опасалась, что с фрагментами экскрементов ретас вульгарис перебор выйдет — но ничего, проглотил. В некоторых вещах он совсем ещё ребёнок. А может, и привычная паранойя сработала, хотя в последнее время вроде как он куда более открыт и доступен для общения, чем при нашем первом знакомстве.
Короче, неважно что помогло, как в том анекдоте про двух разных художников — подход не важен, важен результат. Если уж всё равно лопает калорийную выпечку — то пусть хотя бы домашнюю, на нормальном масле и из свежих продуктов с оптимальным содержанием ГМО. В буфет-то могут и совсем немодифицированное закупать, им-то плевать на качество, лишь бы дешевле и в норматив укладывалось. Мне тоже по большому счёту пофиг, а Вовану потом всю жизнь с аллергиями мучиться.
И вот, значит, сидим мы в библиотеке, никого не трогаем. Даже примус не починяем. Вникаем в процессы возгонки органических соединений путём изучения «Парфюмера». Не понимаю, почему он до сих пор не внесён в школьную программу старших классов по химии. Хотя бы в качестве рекомендуемой литературы, что ли. Великолепный дидактический материал, всем учителям этого предмета искренне советую. На примере изготовления духов из свежепотрошёных девиц детишки запоминают нюансы органической химии куда быстрее и надёжнее, чем при изучении скучных страниц лабораторных заданий в учебнике, на том же Вованчике проверено.
И тут как раз Агнесса.
Дверью скрипнула, оглядела пустой читальный зал с вечно дремлющей за стойкой старушкой — и шасть к нам за столик. Уселась напротив. Мой дурачок и не заметил даже, так книжкой увлёкся. А я сразу засекла. Уж больно мне её целеустремлённость не понравилась.
Нет, конечно — наш с Вованом столик самый удобный, мы его потому и выбирали. Его от конторки шкаф отгораживает, только от двери и видать. Этакий маленький отдельный кабинетик получается, некая иллюзия уединения. Но зачем ей уединение, если в зале кроме нас вообще никого нет? К тому же Агнесса — и книжка? Не смешите мои тапочки! Значит, что-то ей от нас надо. И судя по хитренькой улыбочке, которую она безуспешно пытается скрыть, это самое что-то вряд ли имеет отношение к математике.
Посидела, поёрзала, разуваясь и носочек стаскивая, вся собою такая ужасно довольная, хитрая-хитрая и глазками стреляющая — и шмяк своей голой пяточкой да по Вовочкиной ширинке!
Мы не подпрыгнули только потому, что я всё это время настороже была и управление вовремя перехватила. Вовик-то до последнего момента ничего не замечал — у него как раз голая красавица на разделочном столе у героя, с подробным описанием всех прелестей как оной девицы, так и еённого потрошения и разделки на составляющие ингредиенты, животрепещущий, можно сказать, момент! А тут эта дура со своими пятками! Понятное дело, что он малость подрастерялся.
И рефлекторно стиснул бёдра, чем только усугубил эффект, плотненько прижав мягонькую Агнессину ступню куда совсем бы не надо. А эта малолетняя зараза ещё и пальчиками зашевелила-заработала, да шустренько так…
С-с-с-стер-р-рва!
Подобного издевательства над достоинством моего носителя я терпеть не собиралась. Тем более что Вовочка сразу поплыл, задышал и сделался совершенно непригодным к активному сопротивлению.
Перехватила управление — вместе с наглой ступнёй. Крепко перехватила. Чтобы не вырвались.
Сначала намеревалась заломить Агнессину ногу повыше, чтобы глупая курица со стула чувствительно так навернулась. Жестоко, кто спорит. Но достали, ей-богу! То Сорокина в ухо дышит, то кобылы эти физкультурные чуть ли не групповуху устраивают, а теперь ещё и прямое покусительство, понимаешь!
Но я не учла мягкости Вовочкиных пальцев.
Нежные они у него, совсем не мужские, тренер, помнится, говорил, что надо что-то с этим делать. У меня — и то кожа на ладонях грубее была, даже в юности. А у Вовочки пальцы хоть и стали в последнее время куда сильнее, но пухлые пока ещё, и кожа на них мягонькая, словно на пузичке у новорожденного мышонка. Я такие пальцы у мужчины лишь один раз в жизни встречала.
И был мужчина тот тайским массажистом.
Мастером, кстати, отменным — до сих пор мурашки по всему телу, как вспомню. Впрочем, с такими пальцами и мастерства особого не надо, тело пациента само реагирует на малейшее прикосновение.
Вот и у Агнессы зрачки задышали — сразу же, как только я её ножку Вовочкиными ручками тронула. Хотя я пока ещё и не делаю ничего.
Пока…
Хм?..
Теперь улыбаюсь уже я. Нехорошо так улыбаюсь, глядя прямо в эти дышащие зрачки и перехватывая ступню поудобнее.
Ты, конечно, девочка ушлая. И прожженная. Да и не девочка давно, о чём это я? Привыкла играть во взрослые игры и считаешь себя очень опытной? Но вряд ли ты знаешь, что играть в них можно не только по тем примитивнейшим правилам, где дважды два всегда четыре, а один плюс один — в лучшем случае шестьдесят девять. Арифметику плотской любви ты усвоила на пятёрку и отработала на практических занятиях наверняка не хуже. Но вряд ли ты имеешь хотя бы смутное представление о высшей математике чувственных наслаждений. Так, разве что — самые зачатки алгебры с парой-тройкой полуосознанно отработанных функций-алгоритмов, не более.
Тайский эротический массаж ступней — это, девочка, будет уже тригонометрия.
И я почему-то очень и очень сомневаюсь, что кто-то из твоих прыщавых ухажёров тебе его делал.
Сначала, когда я прошлась щекочущими поглаживаниями по контрольным точкам, вскрывая чувствительные зоны, Агнесса запаниковала и попыталась вырваться. Но я была начеку и держала крепко. Усилила нажим в уже обнаруженных точках — у мизинца и под сводом стопы, классика. Теперь девочке будет не до всяких глупостей.
Ага.
Вот так-то лучше.
Замерла, вцепившись в сиденье стула обеими руками. Улыбка словно приклеенная, в глазах — отчаянная решимость попавшего в плен партизана. Типа держаться до последнего и ни за что не показывать врагу, что что-то там чувствуется. Ну да, ну да, высшая подростковая доблесть — притвориться бревном. Похоже, она наивно полагает, что стоит только немножечко перетерпеть странные ощущения, делая вид, что ничего не происходит — и я поверю и отстану.
Глупышка.
Я ведь ещё и не начала даже.
Усмехнувшись про себя, провожу довольно болезненную разминку. Не для агнессиного удовольствия — чтобы перевести чувствительность уже вычисленных точек на новый уровень. Сбросить с них старую огрубевшую шелуху повседневности и пробудить к жизни дремлющую змею чувственности. Красиво выражаются эти тайцы.
Рискованно — пациентка может успеть опомниться. Но обучавший меня мастер утверждал, что без подобной разминки кайф возможен лишь дольний, до горнего при всём желании не добраться. И несколько раз сравнив результаты на собственных подошвах, я вынуждена была с ним согласиться. Для юной провокаторши я собиралась устроить всё по высшему разряду, чтобы с первого раза осознала и больше не рыпалась. Потому и рискнула.
И не прогадала.
Стоило мне после разминки просто провести ногтем вдоль подушечки её большого пальца, как у Агнессы задышали не только зрачки. Она и сама задышала, заёрзала, краснея и кусая губы. И, наконец, не выдержав, прогнулась на стуле, продолжая держаться за сиденье обеими руками и запрокинув голову, сделала три судорожных вдоха и зажмурилась, напрягшись в ожидании близкого взрыва, совсем готовая.
Э, нет, красавица.
Так быстро кончить я тебе не дам, не надейся.
Хотя в целом реакция отличная. Девочка просто бомба, заводится с полтычка. Я-то опасалась, что придётся потратить кучу сил, доводя её до качественного взрыва, а тут, похоже, понадобится куда больше усилий приложить, чтобы не рвануло раньше времени…
Мне удалось это сделать четыре раза.
Четыре раза я доводила юную нимфоманку почти до самого пика. До слёз ручьём, до полубессвязного беззвучного лепета одними изгрызенными губами: «Нет… нет… не надо… пожалуйста… я больше не буду… ой, мамочки…»