После этого управляющий совет быстро разобрался с прочими делами. Лорд Чен, как новичок, голосовал, глядя на старейших членов правления, хотя у него создалось уже впечатление, что они сами не очень-то понимают, за что именно голосуют.
У лорда Чена были все основания для таких подозрений, ведь в отличие от остальных флотских офицеров в составе правления он входил еще и в парламент. Со дня восстания парламент заседал почти непрерывно, чуть ли не каждый час производя на свет законопроекты, один значительнее другого. Легиону справедливости и местной полиции были даны неограниченные права производить аресты и допрашивать подозреваемых. Поисковую службу и службу антиматерии объявили военными организациями и подчинили их флоту, который с удовольствием воспринял сам факт расширения границ своей власти, но не выработал еще определенного мнения по вопросу о том, что делать с новообретенными департаментами. По военным контрактам отпускались огромные суммы, не только на содержание имеющихся судов, но и на постройку новых взамен уже потерянных и тех, которые будут потеряны в предстоящей битве. Постройка такого количества новых судов требовала реконструкции старых верфей и постройки новых, к тому же требовались новые учебные площади, на которых предполагалось готовить команды новых судов. И нельзя было забывать о формировании мастерских, обслуживающих новые суда, и о рабочих, которым предстояло приводить в движение эти мастерские, а кроме того, работу, которую раньше выполняли наксиды, теперь нужно было поручить кому-нибудь другому — в общем, требовалась целая прорва рабочих рук.
Флот еле справлялся с потоком хлынувших на него пожертвований. Уйма денег девалась неизвестно куда, и единственное, в чем лорд Чен был уверен, было то, что к нему они не попадут. У него имелись судостроительные заводы, прекрасно приспособленные для производства военных кораблей, но все они располагались в той части империи, которая теперь оказалась под властью наксидов. Вся область, которую он представлял в парламенте, оказалась в руках повстанцев, вместе со всеми его клиентами и недвижимостью.
Если Ярлат не двинет сейчас флот метрополии на спасение захваченных территорий, во владениях лорда Чена останутся одни руины.
— Я хотела бы поднять вопрос о бедах моих клиентов и избирателей, — сказала леди Сан-Торас. Она была единственной лайонкой в составе совета и представляла в парламенте родную планету лайонов Хон-бар.
— Хон-бар расположен на одинаковом расстоянии от Магарии и от Заншаа, — начала она. — Население Хон-бара жаждет сохранить верность праксису, но опасается врага. А флот ничего не сделал, чтобы защитить их, — в системе Хон-бара сейчас только один военный корабль, и это легкий крейсер, находящийся на ремонте, — он будет в состоянии сражаться не раньше чем через три месяца.
— Защищая Хон-бар, мы ослабим позиции Заншаа, — сказал Торк.
— Если Хон-бар будет отдан без боя, — возразила лайонка, — доверие всех жителей империи — а особенно лайонов — к парламенту и его правлению будет поколеблено.
— Не один Хон-бар оказался в таком положении, — добавила леди Сейкиин. — Если падет Хон-бар, то под угрозой окажется Хон Рейч.
Лорд Чен почувствовал, как по его спине ползет неприятный холодок. Клан Ченов вложил немало средств в Хон Рейч, являясь патроном самых крупных городов планеты.
Если Хон Рейч будет потерян, это будет сильным ударом по клану Ченов.
— Рейч нужно защитить, — не задумываясь заявил лорд Чен. — Мы не должны отдавать Хон-Бар.
— Ничто не указывает на то, что повстанцы собираются захватить Хон-бар, — заметил кто-то.
— Откуда вы узнаете, что они собираются делать, пока они это не сделают? — спросила леди Сан-Торас. — Повстанцы, знаете ли, не шлют нам отчетов с перспективными планами на ближайший месяц.
— Они могут захватить Хон-бар, послав туда одно судно, а на Рейч — малую эскадру, — сказала леди Сейкиин. — Неужели же мы не можем выделить несколько кораблей на их защиту, раз уж лорд командующий Ярлат все равно с ними ничего не делает?
Лорд Чен вдруг сообразил, что леди Сейкиин, депутат торминелов, сама родом с Деваджио, находящегося в системе Хон Рейч. Значит, она его союзник, как и леди Сан-Торас.
А кто еще? Кто еще поможет им защитить Хон Рейч?
Лорд командующий Пеццини, сообразил он. Племянник лорда командующего, нынешнего лорда Пеццини, патронирует по меньшей мере один город на Деваджио.
— Я считаю, что мы должны потребовать от лорда командующего Ярлата защиты для Хон Рейча, — заявил лорд Чен. — Тем более что атаковать Магарию в ближайшее время он не собирается.
Пеццини согласился с этим, но больше никто из членов совета их не поддержал. Хотя четырех голосов было недостаточно для того, чтобы провести предложение в собрании из девяти членов, Торк все же взялся довести мнение совета до Ярлата.
— Отряжая корабли на захват Хон Рейча, повстанцы только ослабляют свои позиции на Магарии, — заметил Ярлат. Он разговаривал с Торком во время перерыва на обед, когда ускорение было снижено, так что сила тяжести составляла всего 0,8 от нормальной, и отдыхал от боли и давления, угнетающих тело и мысли все остальное время. Он сидел в удобном кресле посреди роскошной столовой и в блаженном одиночестве вкушал трапезу из куска постного мяса, печенки и нарезанных ломтиками почек, нагретых до температуры тела и приправленных дымящейся кровью.
Торк появился над правым плечом Ярлата как маленький назойливый призрак. К тому же раздражала трехминутная задержка, с которой сигнал шел от одного из них до другого. Командующий флотом вынужден был глядеть на нервничающего Торка, а Торк — любоваться Ярлатом, пожирающим сырое мясо. Ни тому ни другому это не доставляло особого удовольствия.
— Не исключено, что позиции повстанцев на Магарии и так не особенно крепки, — заметил Торк. — Лейтенант Мартинес чуть было не разбил весь флот Фанагии ракетой. Может быть, он нанес им непоправимые повреждения.
— Нет никаких оснований так думать.
Торку не нужно было слышать ответ Ярлата, чтобы угадать его и приготовиться к контратаке.
— Армия Фанагии несколько дней не реагировала на залпы Мартинеса. Ни один из ее кораблей не снялся с причала.
— Но когда они наконец собрались ответить, то выпустили около двухсот ракет, — отпарировал Ярлат. — Судя по этому, не похоже, чтобы он серьезно повредил им.
— Огонь вели только две эскадры, изначально принадлежавшие Фанагии. Захваченные суда не были готовы к бою.
— Нельзя утверждать, что они не готовы и сейчас.
К тому времени когда ответ лорда командующего Торка добрался до флагмана, Ярлат расправился с первым и приступил к десерту, состоящему из мозговых костей. Он высасывал их содержимое, а остатки перемалывал черными молярами. Попутно он думал о том, что зубы его еще крепки и, значит, у него впереди еще немало времени.
— Лорд командующий Ярлат. — Голос Торка неприятно зазвенел интонациями неприкрытой угрозы. — Вы должны хоть что-нибудь сделать. Я прослужил во флоте больше сорока лет, и я понимаю ваши соображения, даже если и не согласен с ними. Но депутаты рассуждают не так, как мы с вами. Они хотят решительных действий прямо сейчас. Если вы не пойдете им навстречу, они могут приказать вам, и кто знает, что именно они прикажут. Уязвимость Хон-бара перепугала их, и я боюсь, что некоторые из них — в том числе входящие в состав правления — не способны сейчас мыслить здраво. Сегодня им не хватило всего одного голоса, чтобы отдать приказ, обязующий вас отправить часть флота на защиту Хон-бара.
Торк наклонился к камере, не меняя скорбного выражения, застывшего на его лице, но его голос звенел от ярости.
— Хон-бар может сдаться на милость повстанцам просто из страха, а Рейч последует за Хон-баром, если тот решит дезертировать. Умоляю вас, направьте эскадру на защиту Рейча или атакуйте Магарию. Я выбрал бы последнее, но предлагаю вам самому решать, что делать.
Обгрызая аппетитную мозговую кость, Ярлат со всех сторон обдумывал слова Торка. Уменьшенная сила тяжести и превосходный обед привели его в отличное расположение духа, и ему захотелось, чтобы Торк считал, будто чего-то добился этим разговором.
— Я хочу сам расспросить этого Мартинеса о том, насколько серьезно он мог повредить флоту Фанагии, — заявил он. — А пока что я прикажу увеличить ускорение. Если уж лететь на Магарию, то по крайней мере лететь быстро.
Ярлат даже не подозревал, что, отдавая приказ увеличить ускорение, он пересекает невидимую черту, отделяющую нежелание нападать на Магарию от приготовлений к атаке.
А переступив эту черту, сделать шаг назад стало практически невозможно.
Глава 11
Оставшуюся часть пути до Заншаа «Корона» пролетела с ветерком. Правда, послав через транслятор системы Пасваля свой доклад, Мартинес провел немало часов в тревожном ожидании ответа. Но теперь, получив сообщение о том, что попытка восстания на Заншаа закончилась неудачей и флот метрополии стоит стеной между силами наксидов и столицей, Мартинес твердо знал — у «Короны» есть дом, куда она может вернуться. Получив это сообщение, он понял, что может наконец поздравить себя и свою новую команду.
Он определил порядок дежурств и на шесть дней установил силу тяжести на корабле в половину от нормы, чтобы все могли оправиться от изматывающего пятнадцатидневного перегона, оставшегося за спиной.
За исключением персонала ретрансляционных станций, обслуживающих входы в межпространственные тоннели, в системе Пасваля не было ни одной живой души, только мертвые планеты вокруг яркой звезды, расположенной в центре шаровидного скопления. Никто не смог толком установить, как соотносится Пасваль с прочими системами империи: межпространственные тоннели могли вести куда угодно и в пространстве, и во времени. Звездное небо здесь представляло собой яркое зрелище: миллионы звезд, образующих скопление, были расположены так тесно, что казались сияющей алмазной стеной. Темно здесь никогда не бывало, все пространство заливал рассеянный свет, и близкорасположенные звезды выглядели сверкающими самоцветами на фоне россыпи алмазных огоньков. Иногда Мартинес засыпал, не снимая виртуального проектора, транслирующего окружающую корабль панораму, тогда и в сны его тоже проникала сияющая ночь, окружившая корабль.
Прошло три дня, и он уступил искушению заглянуть в свое личное дело. Капитанский ключ Тарафы давал доступ к личным делам, и Мартинес решил, что раз теперь он командует судном, то просто обязан познакомиться с делами своих подчиненных. Осторожно начав с кадетов, он перешел к прапорщикам, а затем и к рекрутам. Сюрпризов оказалось мало, хотя несколько неожиданностей все же было: например, он выяснил, что кадет Вондерхейдте за время службы в корпусе, продолжавшейся всего три года, успел уже два раза жениться и развестись.
После недолгих колебаний Мартинес вызвал на экран свое дело — и обнаружил, что Тарафа характеризовал его как «способного офицера, честно выполняющего свои обязанности, пусть иногда ему и не хватает блеска в обществе». Его уязвила такая оценка. Когда это капитан ухитрился наблюдать его в обществе? Разве были у Тарафы реальные основания выносить такие суждения? Он подумал, не стереть ли последнюю фразу, но решил, что это слишком опасно. По дате последней правки файла можно было заметить, что она произведена тогда, когда Тарафа находился уже в руках врагов.
Надувшись, он перешел к записи Эндерби, которая оказалась куда длиннее и подробнее. «Исключительно талантливый и перспективный офицер, — значилось там. — Сделает прекрасную карьеру, если сумеет справиться со склонностью интриговать из-за наград, которые ему и так ему достанутся в свое время».
Вот это, нехотя признал Мартинес, было правдой.
Читая последнюю волю Эндерби, он даже покраснел. Там содержалась рекомендация совету правления флота назначить Мартинеса на руководящий пост, как только появится подходящая вакансия. Выходит, старик действительно хорошо относился к Мартинесу и сделал все от него зависящее, чтобы он сделал карьеру… в свое время. Может быть, даже перевод во второй флот, на «Корону», имел целью предоставить Мартинесу дополнительные шансы: в периферийных частях чаще открываются вакансии. Переполняясь благодарностью к миру, Мартинес подумал, что и это оказалось правдой.
Несколько дней после этого у него было хорошее настроение.
На седьмой день он решил, что команда уже отдохнула, и увеличил ускорение, так что тяжесть возросла до нормальной. После этого он прошелся по кораблю, посещая все отсеки по очереди. Придумал наказание для лоботрясов Жоу, Ахмета и Надьяна — им предстояло ликвидировать последствия разгрома, учиненного в каютах капитана и первого лейтенанта. В поисках ключей офицерские каюты перевернули вверх дном, так что ремонтные работы грозили затянуться до окончания перелета, — при этом, естественно, от необходимости держать вахту негодяев никто не освобождал, так что заниматься реставрационными работами им предстояло в свободное от дежурства время. Управление восстановительным процессом он поручил секретарю капитана Сааведре, понимая, что дотошные и скрупулезные манеры Сааведры должны особенно сильно раздражать провинившихся.
А еще через несколько дней он получил сообщение, что парламент наградил его золотым шаром. Алихан и Махешвари на несколько часов заперлись в слесарной мастерской и в тот же день за обедом устроили для Мартинеса торжественную церемонию вручения самодельного подарка.
Мартинес видел золотой шар — он был выставлен в музее флота в нижнем городе, в зале славы. Это был украшенный резьбой жезл, увенчанный полупрозрачной сферой, заполненной золотистой жидкостью, которая переливалась и клубилась в ответ на малейшее движение, реагируя даже на шаги проходящего перед витриной кадета. Завихрения, вьющиеся внутри сферы, как движения облаков по поверхности газового гиганта, уходили в глубь бесконечными фрактальными структурами, и смотреть на них можно было без конца.
Но больше Мартинеса тогда поразила другая особенность шара: старшие офицеры — и даже депутаты — должны были встать по стойке «смирно» и отдать честь при встрече с его обладателем. От такой власти он бы не отказался.
— Мы хотим подарить вам это в благодарность за спасение наших жизней и судна, — так сказал Махешвари, протягивая подушечку, на которой лежал самодельный шар. Конечно, ему было далеко до покрытого резьбой волшебного шара, которым Мартинес когда-то любовался в музее флота, — блестящий металлический шар на вершине такого же жезла, — но когда выстроившаяся перед ним команда разразилась аплодисментами, Мартинес неожиданно почувствовал детский восторг.
— Насколько я знаю, в таких случаях обычай требует произносить речь, милорд, — сказал Алихан с невозмутимой улыбкой садиста.
И пришлось Мартинесу встать и произнести речь, не зная даже, с чего начать и о чем говорить. Он начал с того, что выразил команде благодарность за участие и за подарок. Он сказал, что даже если бы весь парламент собрался в полном составе и вручил ему подлинную награду, он не был бы тронут больше. Он поблагодарил их за то, что они следовали его приказам, даже когда казалось, что он просто сошел с ума.
— А мы и думали, что вы сошли с ума, милорд, — заметил Дитрих. — Но у вас тогда был большой пистолет, помните?
Послышался смех.
— Ну что же, — вывернулся Мартинес. — Если вы не чтите офицера, то по крайней мере сохраняете почтение к оружию.
Смех усилился. По счастью, публика была простая.
Мартинес решил, что настало время выразить личные благодарности. Он пространно изложил свое мнение о том, что в боевых условиях, о которых он до последнего времени знал только понаслышке, равно как и его слушатели, от команды требуются отвага, умение, выдержка и стойкость перед лицом серьезной опасности и постоянной угрозы смерти. Он намекнул, что, на его взгляд, команда «Короны» в избытке этими качествами наделена. Заявил, что ничего не смог бы сделать без поддержки команды «Короны», что ни одного из них он не забудет и гордится правом назвать их всех своими товарищами.
— Даже тебя, — добавил он, обращаясь под общий хохот к Ахмету.