Реальность исчезла. Автоматон превратился в призрак, что переливался цветами радуги; ярче всего сверкали желтые и оранжевые пятна. Однако уловить их точный оттенок и отметить на карте не получалось. Вспыхнули яркие полосы, призрачные очертания шестеренок, валиков, пружин; они рассыпались искрами и сбивали с толку. Аннет плохо удавалось подавить свой второй талант – талант репликатора. Во время хронологических экспертиз он проявлялся некстати и мешал. Чем больше усилий она прилагала, тем хуже шло дело. Это канареечный цвет или абрикосовый? Охра или шафран? Карандаш неуверенно прыгал с одной клетки на другую и рвал бумагу.
Краски начали блекнуть, в голове зашумело, призрачный образ поплыл и потух. Аннет растерялась. Неужели талант окончательно отказался ей служить? Что происходит?
По спине тек пот, в висках заломило. Девушка шумно перевела дыхание и опустила голову. Ее окружало ледяное молчание.
– Я так и знал, — рубанул грубый голос бургомистра. – Женщин-хронологов не бывает.
И буркнул под нос:
— Шарлатанка.
Госпожа Соннери засмеялась. Шарманщик Петр рассеянно насвистел похоронный марш.
Аннет покосилась на босса. Он выглядел озадаченным, на его лице застыло непонятное выражение, но смотрел он вовсе не на свою подчиненную. Он неторопливо изучал присутствующих. Под его цепким взглядом праправнучка кукольного мастера всхрапнула и осеклась; бургомистр дернул щекой, а полицейский смущенно прокашлялся. Ангренаж почувствовал неладное и, припадая на левую ногу, приблизился. В руке он держал сорванную за окном розу.
— Все в порядке, Аннет? – встревоженно поинтересовался он.
– Это была первая попытка, -- ответил Максимилиан. – Сейчас госпожа хронолог отдохнет и проведет вторую. Использование талантов отнимают у сенситива немало сил. Обычное дело. С первого раза редко все получается. Входить в транс – это вам не редиску выращивать.
Наследники Жакемара молчали. Босс склонился над расстроенной Аннет и тихо произнес:
– Аннет, соберитесь. Я вам помогу. Один из моих сенситивных талантов – эмпатия. Я умею активизировать подсознательное, а также повышать у людей уверенность в их силах. У сенситивов при этом кратковременно растет способность использовать талант. Мне нужно ваше согласие. Решайтесь.
– Да, да, пожалуйста! – отчаянно зашептала Аннет, забыв о чувстве собственного достоинства. – Мне нужна помощь. Я очень волнуюсь, понимаете?
– Приступаем! – Максимилиан выпрямился, легко коснулся ее запястья длинными пальцами и тут же убрал руку.
По телу Аннет пробежала теплая волна. Стало весело: значит, Людоед – сенситив-эмпат! Ну и дела! Он только что использовал свой дар. Ну конечно, теперь она со всем справится. Плевое дело! Она прекрасный хронолог и сейчас это докажет.
Аннет вновь погрузилась в мир красок, которые показывали год, когда мастер создал артефакт. У каждого предмета своя цель и свое предназначение, и у каждого предмета есть невидимая обычному человеку взгляду аура, его незримая копия. Пусть артефакт создан из разных материалов и деталей; важен лишь момент, когда артефакт обрел свой конечный вид, отвечающий замыслу и цели его создателя. Хронологам аура является пятном цвета, что указывает на время изготовления артефакта, а репликаторы видят его энергетическую копию и даже могут воссоздавать ее.
На этот раз пятна не дрожали и не прыгали; призрачный контур налился канареечным цветом. Аннет определила оттенок без колебаний и уверенно отметила в таблице нужный квадратик.
Все вышло замечательно! Впрочем, не совсем: талант репликатора вновь дал о себе знать, проступили призрачные очертания деталей механизма. Разбирайся Аннет в механике, она бы разгадала тайну автоматонов Жакемара, узнала бы секрет, который не позволял разбирать и чинить его изделия. Нужных знаний у девушки не было, но она не могла не заметить странное: в верхней части канареечного пятна, повторяющего очертания Лазурного поэта, загорелись несколько алых точек. Откуда они? Что это?
Аннет поколебалась, придвинула вторую таблицу и отметила квадрат алого цвета, а затем тряхнула головой и вернулась в реальность.
– Готово, – произнесла устало. – Канареечный оттенок означает год одна тысяча семьсот двадцать четвертый.
– А почему вы отметили еще алое поле? – поинтересовался внимательный Ангренаж.
– С этим мы потом разберемся, – ответил босс. – Господин Пендельфедер, прошу заверить эти копии. Господа, поставьте ваши подписи. Фирма «Раритеты Молинаро» согласна приобрести автоматон, известный под названием «Лазурный поэт».
Наследники Жакемара сгрудились возле дальнего стола, на котором господин Молинаро разложил нужные документы. Аннет кое-как поднялась и побрела к окну. Каждый раз после использования таланта она чувствовала себя как человек, которого выдергивают из приятной горячей ванны и выпихивают под ледяной дождь. Ее колотил озноб. Запах роз за окном вызвал головную боль.
– Вы были великолепны, дорогая Аннет, – раздался дружелюбный голос Ангренажа, который неслышно приблизился и встал рядом. – За последнее столетие наука всячески пытается уверить нас, что дар сенситивов – вещь обыденная и естественная, но мы, бесталанные люди, всегда будем считать вас магами.
– Да что тут магического, – с досадой отозвалась Аннет. – Я знаю, как выгляжу со стороны, когда нахожусь в трансе: сидит девица с остекленевшими глазами и отвисшей челюстью и водит карандашом по бумаге с цветными квадратиками. Хорошо если слюна не капает изо рта, как у идиотки.
– Ваше лицо приобрело удивительное, неземное выражение, – искренне возразил Ангренаж, – и я чувствовал, что лицезрею чудо. Чудо соприкосновения с незримым для меня миром. Возьмите, – он протянул Аннет розу темно-красного, почти черного цвета.
– Спасибо, – девушка подавила желание выбросить издававший назойливый аромат цветок обратно в окно и громко заговорила, чтобы галантный собеседник не заподозрил о ее порыве. – Обожаю розы. Как только вижу розу, мне сразу хочется зарыться носом в ее лепестки и...
– Эти кусты за окном давно пора обрезать, – не могла не удержаться от колкости госпожа Соннери. – Разрослись, как репейник.
Она смотрела на цветок в руках Аннет с нескрываемой недоброжелательностью.
– Давно пора, – неожиданно поддержал ее бургомистр. Он отчего-то вспотел и сердито вытирал щеки клетчатым платком. – У меня от пыльцы дерет в горле и свербит в носу.
В подтверждение своих слов он чихнул – так громко, что, казалось, градоначальника разорвет на части.
К окну подошел старик Петр, посмотрел на розу в руках Аннет с нежностью, глянул на бургомистра с укором и захлопнул ставни. Стало темно.
– Дело завершено, мы уходим, – заявил господин Молинаро. – Господин Гильоше, не откажите в любезности – распорядитесь, чтобы Поэта доставили вечером в гостиницу. Позднее я еще раз наведаюсь в музей и, возможно, решу приобрести пару изделий дополнительно.
– Завтра вечером в театре «Мимезис», где я имею честь служить главным механиком, состоится торжественный прием и представление для почетных туристов, – сообщил Ангренаж. – Я приготовил для вас пригласительные билеты; надеюсь, вы не откажетесь принять участие в нашем скромном развлечении?
– Не откажемся. Я бывал на спектакле раньше, зрелище незабываемое – особенно для любителей острых ощущений. Вам понравится, Аннет.
– Не сомневаюсь, – вежливо ответила Аннет. Больше всего на свете ей хотелось попасть в свой номер, скинуть тесные туфли, повалиться на кровать и вдоволь поразмышлять. Некая странность не давала ей покоя...
– Всего хорошего, господа, – весело произнес господин Молинаро, подхватил Аннет под руку и быстро повел прочь от господина Ангренажа, который робко поглядывал на девушку и, казалось, бы не прочь увязаться следом.
– Живые розы вам нравятся больше механических? – шепотом поинтересовался господин Молинаро, глядя на цветок, который Аннет все еще сжимала в пальцах. – Не удивлюсь, если следующий раз Ангренаж ради вас опустошит ту клумбу на площади.
В гостиницу возвращались медленным шагом. После холодного зала музея дневной жар казался приятным, теплый ветерок забирался в ворот блузки и ласкал шею. Босс шел молча и что-то обдумывал. Вид у него был сердитый, отчего Аннет почувствовала настоятельную потребность повиниться. Она несколько раз глянула на его профиль и, наконец, отважилась завязать разговор:
– Простите, господин Молинаро, я чуть не провалила экспертизу. Это вы помогли мне почувствовать себя уверенно, не так ли? Вот уж не думала, что вы эмпат.
– Разочарованы? – отозвался Максимилиан, моментально приходя в добродушно-насмешливое расположение. – Поди, верили, что я странгулятор или пиромансер? Пиромансеры, конечно, интересные ребята. Горячие и опасные. Не то, что мы, скучные эмпаты.
– С эмпатами тоже нужно держаться начеку. Вы повелеваете подсознанием, а значит, имеете власть над людьми, – произнесла Аннет с некоторой опаской.
– Это не обо мне, – сухо открестился Максимилиан. – Мои эмпатические способности довольно ограничены. Лучше объясните, что произошло возле Лазурного поэта. Вы сделали странные отметки в хронограмме.
– Потом расскажу, ладно? – смешалась Аннет. – Я сейчас плохо соображаю. После вхождения в транс я чувствую себя как выжатый лимон. Сами видели, сенситив я слабый и бестолковый. Да чего уж там, признаюсь: мне сертификат в академии дали только благодаря заслугам отца.
– Не наговаривайте на себя. Вы прекрасно справились.
– С вашей помощью.
– В знак благодарности не откажетесь вечером поужинать со мной в ресторанчике у озера? Пора нам узнать друг друга поближе.
Ей почудилось, что вопрос прозвучал твердо, словно и не вопрос это был, а приказ.
Аннет нахмурилась. Опять Максимилиан молниеносно перешел от игривой насмешки к жесткой напористости! Он что, теряет терпение? Рассчитывает, что теперь она станет благосклоннее и после ужина отправится в его номер? Нет уж, дудки.
– Посмотрим, – туманно пообещала Аннет и решила, что запрется вечером у себя в комнате и носа оттуда не высунет.
Стало неловко за домыслы, которые могли оказаться беспочвенными. Она покосилась на своего спутника и сказала:
– Послушайте, господин Молинаро – вы ступайте в гостиницу, а я пройдусь по магазинам.
– Я с вами.
– Спасибо, не стоит.
Максимилиан насупился, пожал плечами, учтиво кивнул и ушел. Кажется, обиделся. Аннет устало опустилась на нагретую солнцем скамью у фонтана и принялась наблюдать. За два последних дня столько всего произошло! Ей была нужна минутка покоя – привести мысли в порядок.
Красивое место! Фонтан не уступал прочим диковинам Механисбурга: это был и фонтан и часы одновременно. Прозрачный циферблат с медными цифрами крепился к стальной арке. Под циферблатом раскачивался массивный маятник. Арку венчала бронзовая обнаженная фигура Хроноса. Длиннобородый хранитель времени держал в руках кувшин, из которого витой струйкой вытекала вода и с шумом разбивалась о движущиеся шестеренки в основании фонтана.
Сооружение журчало, булькало, скрипело и тикало, и шум этот успокаивал, а вода давала приятную прохладу.
На площади было полно людей. Гуляли туристы. Дети подставляли ладошки под струи воды. Голуби ворковали и дрались из-за куска хлеба.
Неуклюже лавируя среди детворы, сквозь толпу прошел бургомистр Гильоше и поспешил к ратуше. Следом, увлеченные разговором, брели мастер Ангренаж и госпожа Соннери. Механик что-то сердито выговаривала своей кузине, а та слушала, поджав губы. Аннет проводила их любопытным взглядом.
Пыхтя и отдуваясь, к уличному кафе подошел полицейский Пендельфедер, обмахивая лысину платком, потребовал кружку лимонада.
Шарманщик Петр прокатил свой смешной велосипед. На багажнике ехала шарманка.
Аннет принялась размышлять, и не последнее место в ее мыслях занимал Максимилиан Молинаро.
Сегодня он немало ее удивил. Надо же, он эмпат и умеет управлять чужим подсознанием! Пришел на помощь и, кажется, вовсе не сердился на нее. Однако его шутки начали надоедать. Понятно, что босс развлекается: разыгрывает перед ней эдакого ловеласа, киношного злодея-соблазнителя. Мол, что хотите видеть – то и получайте. Пытается преподать ей урок. Неужели он и впрямь твердо намерен закрутить с ней ни к чему не обязывающую интрижку? Нет, нет, это не для нее. Хватит с нее Бастиана и его натурщиц.
А может, Максимилиан всерьез ею увлекся?
Аннет не на шутку разволновалась. Глупости какие. С чего вдруг? Ясно одно: человек он хитрый, непростой, и если захочет – будет действовать настойчиво. Разделается со своей жертвой так ловко, что и не заметишь, как пропала.
Порыв ветра разбил струи на каскад брызг. Аннет промочила блузку, нехотя поднялась и застыла, как вкопанная, увидев в толпе у пивной лавки знакомый клетчатый пиджак и егерскую шляпу с пером. Швиц! Теперь ошибки быть не могло: несомненно, это был грубиян, с которым она повздорила на дирижабле! Звякнул колокольчик, Швиц вошел внутрь.
Аннет замешкалась. Хорошо бы последовать за ним и задать пару вопросов. Смелая, уверенная в себе женщина так бы и поступила, но Аннет колебалась. Страшновато! Кто знает, что взбредет ему в голову?
Может, рассказать Молинаро о встрече? Он человек бывалый. Механисбург – городишко небольшой; босс сумеет найти Швица и потолковать о том, что случилось на дирижабле. И не он ли гнался за ней в лабиринте? Впрочем, Аннет и сама уже сомневалась, что Швиц хотел с ней разделаться. Воображение у нее богатое, что есть, то есть. Одно дело – перепалка, другое дело – убийство. На него не пошел бы даже такой дикарь, как этот гельманш.
Возбужденная Аннет поднялась в номер. Захлопнула дверь, бессильно прислонилась к ней спиной и на секунду закрыла глаза. Внезапно ноздри защекотал приторный запах розового масла с оттенком валерьяновых капель. Ни с того ни с сего сознание царапнула острая тревога. Кто знает почему, но ей показалось, что в комнате спрятался посторонний. Нехорошо: теперь ей везде чудится преследователь! Так и неврастеничкой стать недолго.
Аннет скинула туфли, уронила сумку на пол и прошла в комнату. Раздался шорох, взметнулась белая тень; девушка ойкнула, схватилась за сердце, но тут же отругала себя. Это всего лишь ветер ворвался через открытую балконную дверь и запутался в занавеске. Однако тревога не отпускала.
Запах роз стал сильнее. Аннет в раздражении огляделась: откуда он? А когда увидела источник, возмутилась.
На каминной полке, у ног механической скульптурки купидона, что украшала часы, лежала темно-красная махровая роза. Кто-то побывал в номере в отсутствие Аннет и оставил этот знак внимания. Ну разумеется, невыносимый наследник династии Молинаро, кто же еще! Приревновал к Ангренажу и решил сделать ответный шаг. Проник в ее комнату без спроса. Как пить дать, перелез через балкон или забрался по пожарной лестнице. Это уж слишком!
Аннет обожала театр, но мужчин, способных на театральные выходки, с недавних пор недолюбливала. Таких, как ее бывший возлюбленный Бастиан.
Однажды романтичный скульптор нанял группу музыкантов, чтобы они поздно вечером исполнили под ее окнами балладу. Аннет тогда жила с родителями. На первом этаже особняка снимала комнату семейная пара с тремя малолетними детьми. Пронзительное пиликанье скрипки и блеющий тенор певца разбудили капризных отпрысков. Взбешенный отец семейства выскочил на улицу и затеял перепалку, которая в один миг переросла в драку. К развлечению охотно присоединились нетрезвые завсегдатаи студенческого кафе из дома напротив. Скрипки с жалобным треньканьем ломались о головы, звенели разбитые бутылки, жители домов выплескивали на драчунов помои и громко судачили о легкомысленной профессорской дочке. Почтенный профессор Вик спрятался в своем кабинете, мать бранилась, а сестра хохотала.
Приехала полиция и увела буянов в участок. Отцу Аннет пришлось давать показания. На этом дело не кончилось: когда музыкантов выпустили из каталажки, они опять заявились под окна квартиры профессора Вика и принялись громко требовать денег – как выяснилось, Бастиан оплатил лишь задаток, а затем уехал на выходные из города, забыв отдать остальное. При воспоминании о пережитом позоре Аннет до сих пор мутило.