Глава 7
Близнецы чуть ли не ликовали. История Амрама им очень понравилась, и теперь этот щуплый человек ехал на верблюде впереди всех и вел их к удивительному городу. За ним ехали Акила со свитой, Конан, Ки-Де и гирканийцы. Их же, напротив, охватывала смесь возбуждения и тяжелого предчувствия. По крайней мере, они не носились бесцельно по пустыне, но уже сама странность рассказа Амрама настораживала. - Не пойму, чему близнецы так рады? - проворчал карлик Джеба. - Они явно чувствуют облегчение. Хотя они сказали, что знают, где этот город. Зачем им проводник? Короткой рукой он вытер со лба пот. С проводником близнецы решили идти днем. - Может быть, - сказал Конан, - они знали только примерное местоположение, а не точную дорогу. - К тому же, - добавила Акила, - они узнали о Джанагаре лишь из старинных текстов и легенд. Рассказ этого человека подтвердил, что город действительно существует. Как они и предполагали, туда уже давным-давно никто не забирался. Конан похлопал верблюда по шее, и животное недовольно проворчало. - Верблюды ослабевают, им скоро будет нужна вода, но они еще продержаться день или два. Если только в истории этого человека есть хоть доля правды, - спросила Акила. - А если нет? - Тогда, как и он, мы узнаем, сколько можно протянуть на верблюжьей крови. А потом мы наверняка погибнем, поскольку уже столько гонялись за этой мечтой, что вряд ли сможем вернуться назад или пойти дальше, к другому краю пустыни. По словам Амрама, на юге пустыня еще более сурова. Акила с отвращением плюнула. - Никогда не думала, что земля может быть такой пустой и безжизненной, что на нее даже не хочется смотреть. - Да, - отозвался Ки-Де. - Мы ничего не видели, во что можно пострелять, кроме ящериц. Что хорошего в земле, где нет мишеней? Конана беспокоили более серьезные мысли, чем отсутствие дичи. Свежее мясо иметь неплохо, но можно долго жить и без него. Он повернулся к Акиле. - Поедем к тому бархану, - сказал он, указывая рукой на высокую кучу песка в четверти мили слева от них. - Оттуда видно все вокруг. Они въехали на бархан, с вершины которого со всех сторон для обозрения открылся плоский монотонный пейзаж. - Ты не часто просишь, чтобы я сопровождала тебя в разведке. - Я хочу поговоршъ с тобой наедине. - Я так и думала. Что тебя беспокоит? - Вначале Джанагар искали близнецы. Теперь мы знаем об этом Фираги, и мне все это не нравится. - Когда они нанимали нас, то сказали, что и другие ищут этот город и что с их стороны нам может грозить опасность. - Да, но не кажется ли странным то, что люди, идущие за сокровищем, так мало беспокоятся о том, чтобы забрать его с собой? Искать город, полный сокровищ, но ничего не взять с собой, кроме тех верблюдов, на которых едешь сам и везешь воду и корм для обратного пути? Она задумчиво нахмурилась, но возразила: - Но разве они не сказали, что цель их путешествия - удостовериться в существовании города и сокровищ и установить его точное местонахождение? После этого они, конечно, соберут караван из сотен верблюдов и заберут сокровища. - Так говорят они. Но если верить Амраму, Фираги не готовился к обратному пути. Его явно не беспокоило то, что все его люди и все верблюды погибли по дороге к городу. Он не мог надеяться вернуться через пустыню один, однако он даже не обратил внимания на воду, а вошел в город и запер за собой ворота. - Да, но он, скорее всего, сумасшедший, как и близнецы, - ответила Акила, явно раздраженная таким рассуждением. - Ты слишком много беспокоишься, киммериец. Я бы не подумала, что ты будешь ныть при виде опасности. - Я не дурак! - сказал он, разозлившись. - И не хочу, чтобы меня им выставляли! - Тогда как ты сам все это объясняешь, Конан? - поинтересовалась она. Путешествие было бессмысленным и тогда, когда мы брались за него, и во время всего пути я не искала смысла. Я смотрю, тебе не так легко угодить. - Нелегко, - ответил он. - А говоря о том, как я это объясняю, скажу вот что: что бы ни искали эти сумасшедшие в Джанагаре, это не сокровище из камней и драгоценных металлов. Это что-то, для чего не нужно верблюдов, чтобы увезти, и я очень сильно подозреваю, что мы не сможем взять долю того, что они ищут. Акила снова нахмурилась, нервно теребя рукоять меча. - Да, вероятно, ты прав, - выдавила она из себя наконец. - Но что мы теперь можем сделать? - Почти ничего, - признал Конан. - Мы можем лишь идти дальше. Но когда дойдем до этого сказочного города, я ожидаю получить некоторые ответы от наших таинственных близнецов. И если они откроют ворота, я не буду лакать воду в желобе, а войду следом! К его удивлению, Акила рассмеялась: - Врагам тебя не застать с головой, сунутой в воду. Но я никак не пойму, отчего у тебя плохое настроение. Мы взялись за это предприятие для того, чтобы выбраться из Лонха, разве не так? - Да, - мрачно согласился Конан. - И разве мы не выбрались из Лонха? - Она обвела рукой вокруг, указав на бескрайние пески. - Выбрались, - согласился он, не в силах подавить улыбку. - Но сейчас Лонх мне не кажется таким уж плохим... - Он вдруг прервался. - Что там? - Она резко обернулась, желая узнать, что привлекло внимание Конана. Далеко на северо-востоке что-то поблескивало. - Нас преследуют всадники, - сказал он. - Да, там наши следы, - согласилась Акила. - Ты уверен, что это всадники? В этом песке много кристаллов и блестящих камней. - Они блестят иначе. Сталь сверкает ярче. И ты видишь, что вспышки движутся? Воительница пристально всмотрелась: - Да, вижу движение. И там не одна вспышка. Думаешь, что это броня? - Скорее, наконечники копий. Нужно быть стойким воином, чтобы носить броню в такую жару. Но эти к тому же мало беспокоятся о том, что их обнаружат, иначе они бы обернули наконечники тряпками. - Кто это может быть? - подумала вслух Акила. - Не знаю, но я начинаю думать о том человеке, что так интересовался нами в последнем городе. - Ты думаешь, что это он? - Собираюсь узнать это сегодня ночью. В тот вечер, когда они разбили лагерь, Конан сообщил об увиденном близнецам. - Что же, мы знаем, что и другие идут туда же, - философски заявил Монанд. - Я хочу проследить за ними, - сказал Конан. - Когда совсем стемнеет, я вернусь по нашему следу и посмотрю, кто там и сколько их. Если смогу подобраться близко, попытаюсь подслушать, о чем они говорят. - Я пойду с тобой, - сказала Акила. Конан предпочел бы отправиться один, но решил, что сейчас не время спорить с ней. - Ладно. - И мы! - произнесли три женщины одновременно. Глаза их на фоне черных волос сверкали, как у волчиц. - Нет, - ответила Акила раньше, чем Конан сам успел возразить. - Это разведка, а не налет. Хватит и двух пар глаз и ушей. В другой раз нам, возможно, понадобятся кинжалы и веревки, но не сейчас. Женщины недовольно подчинились и тут же принялись очень тщательно готовить свою царицу к ее ночному походу. Они вынули горшочки с краской и сняли с Акилы широкую одежду. И когда она сидела почти голая на коврике, они раскрашивали ее тело так, чтобы оно сливалось с залитой лунным светом пустыней, покрывая свою царицу коричневой краской и рисуя черные линии, пятна и точки. Конан готовился проще. Он тоже разделся и затем вывалялся в песке и пыли так, чтобы его не выдал блеск кожи. После этого он измазал себя сажей, смешанной с жиром, которую они купили, перед тем как войти в пустыню, - ею жители пустыни закрашивают кожу вокруг глаз, чтобы солнце не так слепило. При свете луны обоих их было не отличить от поверхности пустыни. Оружие они обмотали тряпками для того, чтобы шум не выдал их, и одновременно для того, чтобы замаскировать резкие очертания. Луна была почти полной и висела на полпути к зениту, когда Конан и Акила отправились в разведку, передвигаясь легкой трусцой, в темпе, который они смогут выдержать до тех пор, пока приблизятся к своей цели. Они вполне бы могли пройти по следам, оставленными ими раньше, но Конан не хотел, чтобы их преследователи на следующий день увидели следы его и Акилы. Узнав, что за ними наблюдали, преследователи могут встревожиться. Так что Конан и Акила направились по песку в полумиле к востоку от своих следов, надеясь, что преследователи не установили дозор в стороне от их пути. Конан всеми органами чувств пытался уловить малейшее движение. И это ему удавалось. Даже в глубине пустыни есть жизнь. Днем палящие лучи заставляют все живое прятаться, но ночью насекомые, ящерицы и мелкие млекопитающие выходят из укрытия в поисках пропитания. Змеи и другие хищники тоже выходят и охотятся на них. Киммериец заметил ящерицу, бегущую за жуком, и змею, ползущую боком по бархану. Один раз он заметил даже крохотную лису с огромными ушами, которая выискивала мышей. Иногда попадались летучие мыши, и бесшумно пролетали совы. Не прошло и часа, как вдруг впереди разведчики заметили мерцание костра; они остановились, чтобы посовещаться. - У них много вьючных животных, раз они привезли с собой дрова, заметила Акила. - Полагаю, что они просто серьезно подошли к своему предприятию, - сказал Конан, - хотя признаю, что это необычно, когда так глубоко в пустыню берут с собой дрова. Как правило, люди пытаются пройти эту часть пути как можно скорее и обходятся без такой роскоши, как костер. Варить почти нечего, а от ночного холода спасет и теплая одежда. Посмотрим поближе. Конан и Акила снова остановились, когда от преследователей их отделял лишь один бархан. - Дыма не чувствую, - прошептал Конан. - Нет ветра, - ответила ему Акила. - В такую ночь дым должен стелиться. Мы бы его чувствовали. - Говорить нечего. Давай смотреть. Они проползли по-пластунски еще несколько шагов. Затем приподняли головы. То, что они увидели, казалось вполне обычным: два десятка человек, половина из них сидит вокруг костра, четверо стоят на карауле в ста шагах в каждую сторону, остальные занимаются с четырьмя десятками верблюдов, распаковывают запасы или занимаются другими вполне земными делами. Но все же что-то, казалось, было не так, и через некоторое время Конан понял, что это было. - Костер! - прошептал он так тихо, что мышь, бежавшая по бархану в десяти шагах не слышала его. Акила ничего не ответила, но киммериец заметил, что глаза ее расширились, когда она увидела то же, что и он. Пламя мерцало, как у обыкновенного костра, но цвет был другим. Обычные тона красного, желтого и оранжевого присутствовали, но под ними лежал оттенок пурпурного, и не было дыма. Не слышно было потрескивания дров. Пламя поднималось от чего-то, похожего на горку блестящих камней. То, что они давали тепло, было очевидно, поскольку над огнем висел небольшой чайник, какой кочевники используют, чтобы заваривать травяной чай. Рядом с огнем разогревались плоские лепешки. - Что это значит? - спросила Акила. Когда она говорила, на мышь, бежавшую рядом, кинулась сова. Сова летела беззвучно, но мышь, перед тем как ее шейка была сломана клювом птицы, издала пронзительный писк. Люди у костра обернулись, и Конан с Акилой сделались еще более неподвижными. Сова взлетела с добычей в клюве, и сидевшие у костра снова занялись своими делами. - Видишь того, в красных сапогах, ближе всех к костру? - прошептал Конан. - Твой друг из Зардаса? - Да, это он. А тот человек в тюрбане рядом с ним... он, кажется, главный. Акила оглядела того человека, о котором говорил Конан. Одежда его была пурпурной, слишком роскошный цвет для того, кто путешествует по пустыне в компании товарищей такого злодейского вида. - Похоже, - согласилась она. - Надо подобраться поближе, если хотим что-нибудь услышать, - сказал киммериец. - Сделаем петлю на север и подползем с той стороны. - Это будет стоить нам времени, - возразила она. - Можно обползти этот бархан и незаметно подобраться к тому камню. - Можно, - сказал Конан, - но утром они найдут наши следы. Они шли по нашему следу с севера, так что маловероятно, что они пойдут утром назад. Если кто-нибудь и вернется, то наши следы будут так перемешаны с другими, что разберется в них только пиктский охотник. - Да, так будет лучше всего. Если надо быть осторожным, то будем осторожными во всем. Они отползли и пригнувшись, побежали на север, придерживая руками оружие. - Что ты думаешь о том костре? - спросила Акила, когда они свернули на запад. - Колдовство, - ответил он грустным голосом. - Нас преследует колдун. - Это очень полезное в пустыне колдовство, - сказала она. - Огонь без топлива. Если колдун так же может добывать и воду, то у них легкое путешествие. - Хорошего колдовства не бывает, - твердо заявил Конан. - Тебя волнует, что кто-то занимается колдовством, используя странные силы? - спросила Акила, ухмыляясь. - Я не люблю, когда оно используется против меня, но если колдовство действует в мою пользу, оно так же хорошо, как и любое другое преимущество. - Если ты пользуешься колдовством, - уверенно произнес Конан, - плата всегда окажется больше, чем цена преимущества. - Пусть будет по-твоему, - сказала она, пожав плечами, отчего могучие мускулы красиво заиграли в лунном свете. - Мне все равно. Вот мы и пришли. Они видели перед собой множество следов, оставленных их собственными верблюдами и верблюдами преследователей. По этим следам они пошли на юг. Увидев привязанных верблюдов, они остановились. Между постоянно топчущихся ног верблюдов им был виден свет этого странного костра. Примерно половина животных лежали, поджав под себя ноги. - Лучше всего пробраться между верблюдами, - сказал Конан. - Здесь мало других укрытий. - А они не зашумят и не выдадут нас? - Акила по-прежнему чувствовала себя неуютно рядом с этими животными. Среди лошадей она прошла бы спокойно. - Сейчас мы уже и сами пахнем, как верблюды, - успокоил ее киммериец. - К тому же верблюды шумят всю ночь. Если будем осторожны, животные не встревожатся. Караульный на этой стороне расхаживает на сто шагов туда и обратно. Я проберусь тогда, когда он отойдет подальше. После того как он пройдет мимо, присоединяйся ко мне. - А если нас обнаружат? - Их слишком много, чтобы мы смогли их одолеть. Запомни направление и беги в пустыню. Встретимся в нашем лагере. - Ладно, - сказала Акила. - Иди. Осторожно, будто крадущийся в траве кот, киммериец подобрался к часовому. Когда Конан подошел ближе, то увидел, что этот человек родился не в пустыне. Он носил длинные штаны и стеганую куртку, а не халат кочевника и в руках держал арбалет. Оружие в этих краях почти неизвестное. Расхаживая, он бубнил что-то и изредка окидывал взглядом пустыню. Такое поведение часового тоже говорило о том, что он пришел сюда из других краев. Это привычка солдата, стоящего на карауле в крепости. Кочевник меньше ходит и больше слушает. Ночью в пустыне уши намного нужнее глаз. Регулярный маршрут также говорил о неопытности. На стене крепости это не важно, но на ровном месте это просто подарок врагу: желающий пробраться точно знает, когда часовой обращен к нему спиной. Конан подождал, пока караульный окажется в десяти шагах от того места, где он обычно разворачивался, прополз на животе и очутился среди верблюдов. Несколько животных оглянулись, но все с тем же выражением утомленного безразличия. Киммериец замер. Через некоторое время к нему подползла Акила. Сейчас они не стали обмениваться словами, а начали медленно пробираться к костру. Конан нашел верблюда, сидящего напротив огня, прокрался к нему, прижался к боку животного и затем подвинулся так, чтобы выглянуть из-под длинной шеи. Он знал, что где-то рядом Акила делает то же самое. Конан понял, что время, провиденное воительницей по обычаю их племени в одиночестве среди холмов, не прошло даром: она хорошо умела красться в ночи. Киммериец приказал себе на время позабыть о женщине и сосредоточиться на мужчинах перед ним, которые уже поели и теперь просто сидели на коврах, разостланных на песке. Откинувшись на верблюжьи седла, они пили пряный травяной чай. Конан увидел, что примерно половина из этих людей были кочевниками, вероятно нанятыми, поскольку они знали пустыню и умели управлять верблюдами. На кочевниках были отличительные знаки по крайней мере трех различных племен. Остальные, как и караульный, имели вид солдат. Некоторые из них чистили броню или ухаживали за оружием, и киммериец заметил еще три арбалета. Форма у солдат была самая разная, так что Конан решил, что это наемники. Арбалеты - мощное и меткое оружие, но их слишком долго перезаряжать, вдвойне долго делать это верхом. Кочевники предпочитали короткие луки. У остальных были кривые сабли, длинные тонкие копья и небольшие круглые щиты. Пока киммериец смотрел, один наемник, убедившись, что его броня достаточно начищена, завернул ее в ткань и спрятал в мешок у седла. Как Конан и предполагал, в пустыне эти люди не несли на себе брони. Каждая военная деталь была важна. Теперь он принялся наблюдать за Владигом и за человеком в пурпурном тюрбане. Лишь железное самообладание киммерийца позволило ему не вскочить, когда вдруг человек в пурпурном одеянии три раза хлопнул в ладоши. Пламя погасло, и в том месте, где оно было, осталось лишь слабое сияние. Конан увидел, что сияние исходит от чего-то, похожего на горку кристаллов, положенных на плоский камень. - Нам уже не нужно тепло, - произнес человек в тюрбане.- Ни к чему использовать без надобности магическую эссенцию. - Истинные слова, господин Арсаций, - сказал Владиг, но не так подобострастно, как Амрам. Однако даже в этом случае острый слух Конана уловил в голосе этого человека явные нотки подчинения. - Сколько еще? - спросил один из кочевников. - Колдовское искусство хорошо нам послужило, господин Арсаций. Я не знал никого, кто так глубоко проникал в эти Пустые земли, но сейчас наши запасы на исходе. Если мы хотим вернуться, не потеряв ни людей, ни верблюдов, скоро надо поворачивать назад. - Зачем, друг мой Дауда? - мягко проговорил Арсаций. - Не снабжал ли я вас огнем, для которого не нужны дрова? - Он показал рукой на мерцающие кристаллы. - Не находил ли я вам источники, когда даже опытные кочевники считали, что воды нет? - Ты делал все это, мой господин, и мы благодарны тебе, но опасно дразнить богов пустыни. Если они посмотрят в нашу сторону и увидят, что мы нарушили их пределы, они обратят на нас свою страшную месть. - Ты преувеличиваешь свою значимость в кругу бытия, Дауда, - сказал Арсаций, и в его голосе слышалась насмешка. - Боги не замечают деяний простых смертных. Только воистину великие колдуны способны потревожить самые глубокие мысли высших существ. - Учение наших предков говорит иначе, волшебник, - возразил Дауда с чуть меньшим почтением в голосе. - Нас учат уважать законы богов и стараться не гневить их, чтобы не пострадал не только сам человек, но и все племя. - Набожность, достойная похвалы, - произнес Арсаций. - Особенно когда находишь ее у разбойников, воров и висельников! Но Дауду эта клевета не смутила. - Какое нам дело до законов жалких людишек, этих торговцев и горожан? Я говорю о законах богов пустыни, и мне кажется, что мы рискуем их нарушить. - Какая разница, - сказал Владиг, вставив свой голос для того, чтобы разрядить обстановку, которая начала накаляться. - Через день или через два мы придем, куда нам надо, ведь правда, мой господин? Арсаций гневно посмотрел на Дауду, затем сказал: - Да, правда. Не больше двух дней. Владиг повернулся к кочевнику: - Видишь? Всего два дня. У верблюдов горбы еще полны жира, да и нас совсем не мучает жажда. Еще два дня, а там повернем назад. Договорились? Рука Дауды, подобравшаяся уже к рукояти сабли, медленно опустилась. - Два дня еще сможем выжить. Но не больше. - Хватит этого... - Арсаций прервался, когда кристаллы перед ним вдруг замерцали сильнее. Казалось, будто они начали вспыхивать искорками и зашевелились. - Что это? - подумал он вслух. - Что это, мой господин? - спросил Владиг. Колдун принялся тихо бормотать, и кристаллы задвигались быстрее. У Конана зашевелились волосы на голове, когда кристаллы поднялись и образовали фигуру, напоминающую человека, который, пригнувшись, начал пристально глядеть вокруг, пытаясь увидеть что-то, скрытое в темноте. Вдруг он замер и вытянул кристаллическую "руку" в сторону верблюдов. Почти все кочевники затеребили амулеты и забормотали заговоры против зла, однако Дауда посмотрел на верблюдов. - Хазим, - сказал он, - посмотри, нет ли там чего среди верблюдов. - Разведчик? - спросил Владиг. - Тогда верблюды шумели бы сильнее, - ответил Дауда, - но посмотреть надо. Человек, названный Хазимом, вынув саблю, пошел к верблюдам. К нему присоединились еще двое или трое вооруженных людей. Один из них зашагал к тому верблюду, за которым лежал Конан. Киммериец знал, что в темноте люди в первую очередь видят движение, потом форму и цветов вообще не различают. Когда Конан хотел быть неподвижным, рядом с ним можно было скорее камень принять за живое существо. Если надо, он мог не моргая позволить мухе ползать по глазному яблоку. Человек прошел совсем рядом с киммерийцем, не видя ни движения, ни человеческой формы, не обращая внимания на бесформенную массу рядом с верблюдом. Человек оглянулся по сторонам. - Здесь ничего не видно, там что-нибудь есть, Вакир? - Только мой паршивый верблюд. Этот нечистый гомункул просто... а-а-а! Говоривший с криком отскочил. - Демон песка! Я на него наступил! Что-то вырвалось из песка у него под ногами, и Вакир отшатнулся назад, схватившись руками за лицо, по которому он только что получил удар тяжелой рукоятью меча. Остальные люди на мгновение замерли. - Это не демон! - прокричал Арсаций. - Это человек! Взять живым! Владиг бросился туда, где начался шум, и Конан выругался про себя, когда верблюд, за которым он притаился, поднялся на ноги. Теперь все верблюды топтались на ногах и громко ворчали, напуганные неожиданной активностью среди мирной ночи. Конан тоже поднялся на ноги, стараясь стоять так, чтобы верблюды скрывали его от преследователей. Киммериец не хотел вынимать меча, чтобы блеск не выдал его, но он держал рукоять в руке, готовый тут же выхватить оружие. - Вот он! - крикнул кто-то. Конан услышал хруст и возглас. Затем послышался звон стали. Киммериец мог бы легко бежать, но нужно было отвлечь внимание преследователей, чтобы помочь Акиле. Люди вокруг кристаллического костра уже все были на ногах, и почти все из них выхватили оружие. Конан побежал прямо на них, выхватив меч и во все горло крича киммерийский боевой клич. Люди, разинув рты, глядели на призрака, явившегося из глубины ночи. Но они были законченными негодяями, и перед Конаном уже стоял один, подняв щит и нацелив копье. Клинок киммерийца проломил легкий щит, будто он сделан из пергамента, и явно послышался хруст ломающейся руки. Другой человек подскочил справа, и Конан свалил его, нанеся удар изнутри наружу плоской стороной клинка по челюсти. Арсаций стоял и кричал что-то на незнакомом Конану языке. Человек в пурпурном тюрбане не пытался схватить оружие, но руки его были подняты, пальцы согнуты, будто когти, и он как бы царапал ими воздух, в то время как слова его приобретали зловещий ритм. На кончиках пальцев засветились огоньки. Люди бежали от верблюдов сюда, чтобы встретить эту новую опасность. - Это он! - кричал Владиг. - Киммериец! С саблей в руках Владиг бросился вперед. Люди бежали со всех сторон. Решив, что Акила, если она еще жива, воспользовалась общей сумятицей и удрала, Конан подумал: "Пора уходить." Сбив двух человек ударом меча и кулака, он бросился прочь. Через несколько секунд киммериец уже вырвался из круга преследователей. За спиной он услышал звон тетивы арбалета, затем свист стрелы, пролетевшей у него над плечом. Вот чего стоила вся их тщательная подготовка. От лагеря доносились слоги зловещего речитатива Арсация. Конан хотел знать, где же Акила. Сзади некоторое время слышался звук шагов людей, пытавшихся настичь киммерийца. Затем раздался голос, принадлежащий человеку по имени Дауда: - Назад! Он бежит, как антилопа, и вам его не догнать! Часовые! Вы что, спали? - А где другой? - раздался голос, казавшийся тихим из-за большого расстояния. - Тоже сбежал. - Говорю я вам, это демон! - Демоны не дерутся сталью, дурак! - заявил Дауда. - Тот, что бросился на нас, был человеком, с которым я говорил в Зардасе, - сказал Владиг. - Могу поспорить, что с ним была та вооруженная женщина. - Женщина не могла со мной этого сделать, - послышались слова человека, которого, судя по голосу, мучила сильная боль. Конан усмехнулся и пошел шагом. Если им и не удалось ничего другого, то хотя бы они посеяли смущение и панику среди преследователей. Он знал, что Акила вырвалась, но его беспокоило то, что она может быть ранена. Никто из тех людей не утверждал, что ударил ее, но в ночной неразберихе что угодно может произойти. Киммериец отбросил волнение. Нечего беспокоиться о том, что все равно не исправить. Звуки за спиной затихли. Все, кроме одного. Он остановился и прислушался, думая о том, что это может быть. Это был унылый пронзительный вой, не похожий ни на что, слышанное им раньше, и от этого звука у Конана по спине бегали мурашки. Вдруг он понял, что это такое: речитатив колдуна Арсация, достигший поистине сверхъестественной громкости. Киммерийцу вдруг показалось, что лучше всего как можно скорее вернуться в лагерь. Конан засеменил трусцой. Затем побежал. Он понимал, что бежать ночью по незнакомой местности очень неразумно. Даже такой физически развитый человек, как он, может упасть, если под ногу подвернется камень. Можно также попасть ногой в ямку и сломать щиколотку. Можно наступить на ядовитую змею и заплатить за то, что она была побеспокоена. Но самое страшное то, что можно забежать в зыбучие пески, которые могут поглотить даже всадника на верблюде. Несясь с такой скоростью, он может опомниться лишь тогда, когда окажется уже по колено в песке и когда уже не будет возможности выбраться на твердую поверхность. Но сейчас Конан был готов подвергнуться меньшей опасности, чтобы избежать большей. Поскольку он понимал, что колдун задумал что-то страшное, и задумал это против него. Но если колдун не знает, где киммериец, ему будет трудно точно направить свое заклятие. По крайней мере, Конан утешал себя этой мыслью. У него не было выбора. Он не боялся врага, выходившего против него с оружием, но с колдовством все было иначе. Когда он бежал, залитый лунным светом, пейзаж начал тускнеть. Это было странно. Киммериец взглянул на луну, и кровь его похолодела, так как серебристый диск сделался кроваво-красным. И когда он глядел, звезды начали гаснуть, вначале мелкие, затем более яркие. Конан снизил скорость и побежал трусцой, тогда вся пустыня сделалась мутной, и он пошел шагом. Если бежать по пустыне при луне неразумно, то в сплошной темноте делать это просто глупо. Наступала настоящая темнота, сомнений в этом не было. Что это за колдун, у которого есть силы погасить луну и звезды? Ведь такое могут сделать лишь самые великие из богов! Но как только он это подумал, то почувствовал, что на него сыплется что-то мелкое, Конан провел рукой по телу там, где это вещество прилипло к обмазанной жиром коже. Киммериец потер между пальцами жесткий порошок. Это был песок. Теперь он все понял, в некоторой степени: колдун поднял песчаную бурю, но это была буря без ветра. Что это может означать? Он понимал одно: в пустыне песок может нести смерть так же, как и любая другая из множества таящихся в ней опасностей, и не только зыбучие пески. Киммериец продолжал идти в сторону лагеря и на ходу отмотал часть тряпок от меча и повязал себе нос и рот, так как песок уже начал попадать в легкие. Вскоре он уже шел медленно, осторожно переставляя ноги, почти зажмурив глаза, но даже и это не помогало, и ему постоянно приходилось моргать, чтобы очистить глаза от мелкой песчаной пыли. Но что было еще хуже, Конан уже не был уверен, в правильном ли направлении он идет. Он имел почти сверхъестественное чувство направления, более развитое, чем у цивилизованного человека, отточенное многими годами пребывания в диких местностях от ледяных полей Асгарда до душных джунглей, но всему есть пределы. Без света, без ориентиров, без ветра ему не на что было равняться, кроме как на внутреннее чувство, которое тоже уже казалось ненадежным. Хотя киммериец и знал, что колдун не сможет долго поддерживать свою сверхъестественную "песчаную бурю", не в его характере было сидеть и ждать без дела. Ему всегда хотелось бороться и идти вперед, встречаясь с опасностью лицом к лицу. Этим, однако, сегодняшней ночью ничего не добиться. Может даже случиться так, что он сделает круг и снова наткнется на лагерь колдуна. Конан решил остановиться, пока он хотя бы наполовину был уверен в том, что идет в верном направлении. Проверив надежность песка под ногами, киммериец сел, скрестив ноги, лицом туда, куда он собирался идти, когда снова сможет видеть. Другой тряпкой он завязал себе глаза. Если все равно ничего не видно, нет надобности портить глаза. Конан начал медленно дышать, чтобы не набрать в легкие еще больше пыли. Было очень уныло сидеть так, когда песок сыпался на него, и киммериец пожалел, что при нем нет халата с капюшоном, что оказалось бы сейчас очень кстати. Но такой ход событий предвидеть было невозможно, так что он мог лишь ждать, стоически перенося это мучение. Вдруг, когда Конан уже начал думать, что настроил себя на то, чтобы перенести самое худшее, он что-то услышал. Киммериец напряг слух, стараясь расслышать сквозь шорох постоянно падающего песка. Он снова услышал: странный шелест, будто крылья летучих мышей. Но летучие мыши не полетят в песчаную бурю. Затем звук приблизился, и он был громче, чем звук, какой могут издать обычные летучие мыши. Конан осторожно приподнял пальцем повязку на глазах. Ничего не видно. Звук приближался справа. Затем киммериец опять услышал его, но слева. Что бы это ни было, оно было не одно. Медленно, не производя ни звука, Конан вынул меч. Еще более медленно он поднялся, не помогая себе руками, а просто разгибая ноги. Встав, он начал поводить головой из стороны в сторону, пытаясь уловить малейший шум. Вдруг киммериец почуял нечто, от чего сердце его бешено заколотилось. Но не звук, а запах: резкий, сильный, едкий запах мастерской. Те существа, что уничтожили племя кочевников, искали сейчас его. Конан скрипнул зубами и приготовился к смертельному бою. Он слышал звук только двух существ. В песчаной буре они явно тоже не могли видеть, поскольку не бросились на него сразу. Но они определенно на что-то ориентируются, и если не на звук, то, вероятно, на тепло, идущее от тела. Одно из существ издало звук немного ближе. Конан не любил драться в темноте даже с людьми. Может произойти слишком много случайностей. Варвар при помощи инстинктов чувствовал в темноте, где находился враг, но при этом можно пасть жертвой меча, которым неуклюже размахивает и неумелый фехтовальщик. Но сейчас киммериец столкнулся с чем-то, чего он не видит, не видел раньше и чью слабость, если такая имеется, он не знает. Конан не имел представления ни о размерах существа, ни о том, при помощи чего оно дерется - клыками, когтями или цепкими руками. Он лишь знал, что у демонов этих было оружие. Убивали они чудовищно и без содрогания. Однако у киммерийца были преимущества перед племенем кочевников. Его не смущало предубеждение о непобедимости демонов пустыни. Внимание его не отвлекало присутствие женщин и детей. Но прежде всего у него были сила, скорость, боевая сообразительность и киммерийское сердце. Он будет бесстрашно биться до последнего вздоха. Держа меч обеими руками, Конан ждал. Шорох слева усилился. Существо обнаружило человека. Послышался громкий шелест, и киммериец почувствовал давление рассекаемого воздуха. Он быстро развернулся, присев, вкладывая всю силу рук и спины в круговой горизонтальный удар мечом. Меч столкнулся с чем-то, и Конан, тут же отдернув его, отклонился в сторону, сделал кувырок и встал на ноги. Раздался дикий крик, и Конан обрадовался. Им можно причинить вред! Он ранил одно существо, а то, что можно ранить, можно и убить. Снова послышался шум, и киммериец ударил вновь, но на этот раз ни во что не попал. Существо прошло над клинком, но Конан не стал тратить времени на проклятия. Изменив направление движения меча, отчего чуть не вывернул себе кисть, он ударил сверху как раз в тот момент, когда что-то толкнуло его в живот. Падая, Конан почувствовал, что меч его вошел во что-то и что-то вцепилось ему в спину и обожгло сильнее огня. Он уцепился рукой за шкуру, которую, похоже, украшала и шерсть, и чешуя, и потянул на себя, одновременно нанося удар рукоятью туда, где должна быть голова существа. Что-то с хрустом проломилось, и его обрызгала горячая мерзкая жидкость. Он удвоил силу удара, когда почувствовал, что зловонная жидкость жжет кожу сильнее огня. Конан подтянул руку к себе и изо всех сил нанес колющий удар, его длинный клинок прошел сквозь что-то похожее на кость и погрузился во внутренности. Снова раздался жуткий вой, и существо выпустило его. Конан перекувырнулся назад несколько раз, стараясь соскрести со спины жгучую жидкость. К счастью, песок хорошо ее впитывал, и она не приставала к жиру, которым было обмазано его тело. Конан поднялся на ноги и стал ждать, сжимая рукоять меча обеими руками. Он слышал звуки, издаваемые обоими существами, они были разозлены, но они также были и ранены. Крик одного существа вдруг затих и оборвался последним хрипом. Конан мрачно улыбнулся. Одно из них наверняка сдохло. Другое рыскало вокруг, шелестя и завывая, но явно слышалось также, что передвигалось оно неровно, одна из конечностей была повреждена. Через некоторое время воцарилась тишина. Конан стоял неподвижно, почти задыхаясь от кислой вони. Затем он медленно присел и несколько раз погрузил свой меч в песок, очищая клинок от мерзкой жидкости. Затем он снова принялся ждать. Через час Конан заметил сквозь повязку слабый свет. Он снова приподнял пальцем тряпку. Сейчас можно было видеть на несколько шагов вокруг. Свет рассеивался, но киммериец понял, что источник его находится слева, так что он стоит лицом к югу. Через несколько минут песок осел, и Конан снял повязки с глаз, носа и рта. На востоке над барханами вставало солнце, и вокруг не было и следа ни человека, ни животного. Песок толстым слоем засыпал все. Перед тем как отыскивать ориентиры, киммериец порылся в песке, продвигаясь по расширяющейся спирали. Он заметил, что его грудь и плечи усеяны красными пятнами, в середине которых уже появились волдыри. Конан осмотрел ткань, которую использовал в качестве повязок, и обнаружил на ней множество дырочек. Киммериец понял, как легко он мог остаться без зрения. У этих существ кислота в крови или в слюне. Конан нащупал в песке какую-то массу и потыкал в нее мечом. Он заметил, что когда-то блестящая сталь сейчас была вся в черных, коричневых и синих полосах. Киммериец поднес клинок ближе к глазам и увидел, что на нем было множество крошечных каверн. Снова действие кислоты. Хорошо, что он очистил тогда клинок, иначе сталь была бы совсем испорчена. Из песка Конан откопал странные фрагменты. Больше всего они походили на разбитую скорлупу краба. Но эта скорлупа была пузырчатая, и ее покрывала дряблая жесткая кожа. Местами кожа поросла жирными волосами. Конан обнаружил соединение костей, напоминающее руку, и понял, что этим ему и вцепились тогда в спину. На отходящей от когтей длинной кости висела жесткая пленка, похожая на мембрану атрофированного крыла летучей мыши. На единственном пальце ноги был кривой коготь из чего-то белого, полупрозрачного, похожего на алебастр. На вид он казался хрупким, но когда Конан провел им по изъеденному мечу, осталась царапина. Такие когти и оставили царапины на камне в месте засады. Конан еще раз копнул мечом и достал череп твари. - Кром! - прохрипел киммериец. По форме и пропорциям череп напоминал человеческий. Но вместо человеческих челюстей были два вертикальных ряда членистых отростков, как у насекомых. И вместо глубоких глазниц было два небольших углубления, занимавших в два раза больше места, чем глаза человека. Ноздри отсутствовали совсем. Череп с одной стороны был проломлен в том месте, где рукоять меча ударила по хитиновой оболочке. Существо это явно сочетало в себе черты различных животных: летучей мыши, насекомого, даже рептилии. Под обломками хитина Конан обнаружил стеклообразную массу, часть которой пристала к кусочкам кости и скорлупы. Результат действия кислоты на песок? Или это разлагающиеся внутренности существа? Существо разлагалось действительно неестественно быстро. В прошлом Конану приходилось сталкиваться с различными странными созданиями, и он знал, что существа, явившиеся из другого мира, часто не могли поддерживать в этом мире свое структурное единство, когда магическая сила, вызвавшая их, прекращала действие либо когда неземная жизнь покидала тела, оставляя их в чуждом им мире. Киммериец снова вложил меч в
Глава 8
Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, когда киммериец остановился и начал ругаться. Сначала ругался он шепотом, затем вполголоса. Скоро он ругался уже в полный голос, и наконец он орал от ярости и отчаяния. Малочисленность киммерийского пантеона не давала широкой возможности для богохульства, так что Конан быстро переключился на богов Асгарда и Ванахейма, на суровых и простых нравами богов. Он проделал путь по запутанному пантеону Немедии и добрался до упаднических и развратных богов Заморы. Конан был не просто зол, он был смущен - редкое для него чувство. Поскольку случилось то, что редко происходило с ним в жизни: Конан-киммериец заблудился. Куда бы он ни посмотрел, он видел лишь бескрайние барханы. Все утро Конан шел на юг, уверенный, что направляется прямо к своим товарищам, но через час он понял, что каким-то образом прошел мимо. Тогда он пошел на юг зигзагом, как корабль, лавирующий против ветра, надеясь наткнуться на их след. Опять ничего. Не имея выбора, киммериец продолжал идти на юг. Они шли в этом направлении, значит, только там их и можно найти. Ему даже в голову не пришло повернуть на север и попытаться вернуться. Выбраться из пустыни живым он мог, но не в его характере было бросать друзей в трудном положении. По пути Конан думал об Акиле. Не могла ли и она потеряться? Он боялся, что так и произошло. Если это так, то женщине грозит еще большая опасность, чем ему, поскольку солнце поднималось, а здесь главным врагом было именно солнце. Так как она почти голая, за день солнечные лучи успеют убить ее. Конан так же был открыт стихии, как и Акила, но он много лет провел в жарких странах, в то время как для нее это первое путешествие на юг. Поскольку Акила привычна к суровому северному климату, то ей и в голову не придет, как она уязвима. Из всех тряпок, какие у него были, киммериец сделал повязку на голову. Это лучше, чем вообще никакой защиты от горячих, отупляющих мозг лучей. Остальное тело, конечно, обгорит, но он постарается пережить это. Здесь нет ни дерева, ни кустика, нет ткани или шкуры для палатки, нет даже скального навеса, где можно укрыться. В этой выжженной солнцем пустыне единственной тенью была собственная тень киммерийца. Перед ним колыхался нагретый песком воздух. В более низких местах пустыни мираж образовывал серебряные озера. Он знал, что по мере того, как жажда будет усиливаться, будет возрастать и кажущаяся реальность этой "воды". Даже опытные путешественники заканчивали тем, что гонялись за миражом тогда, когда были действительно измучены недостатком воды. Конан неутомимо шел вперед, не обращая внимания ни на солнце, ни на жару, ни на усиливающуюся жажду. О голоде он даже и не думал. Человек умирает от жажды намного раньше, чем его начинает мучить голод. Когда жар, отражающийся от песка, начал резать глаза, несмотря на черную краску, Конан снова сделал повязку на глаза из куска ткани. От воздействия кислоты тряпка сделалась похожей на кружево, и он мог достаточно хорошо видеть сквозь нее, а лучи не так слепили. Солнце стояло низко над горизонтом, и свет его отбрасывал длинную тень, когда киммериец вдруг нашел следы. Они шли с северо-востока, и он присел, чтобы изучить их. Следы были велики для женщины, но он узнал в них отпечатки ног Акилы. Эта женщина никогда не носила обуви, и к тому же киммериец уже достаточно видел ее следы и сразу мог узнать их. Вид их восстановил силы киммерийца, и он поспешил по ним, не делая больше зигзагов. Остальные друзья пока подождут, сейчас он в первую очередь интересовался царицей амазонок. На протяжении нескольких миль следы говорили о том, что Акила шла обычным своим широким шагом, затем следы начали немного меняться. Вначале за пятками появились длинные канавки, будто с каждым шагом Акила все больше волочила ноги. Затем эти канавки соединились вместе. Женщина уже не отрывала ног от песка. Она быстро слабела. Вскоре он нашел следы, говорящие о том, что женщина упала: углубления от колен и отпечатки рук там, где она оперлась на них, поднимаясь. Немного дальше Акила начала падать во весь рост, подниматься и, шатаясь, продвигаться вперед. Прямая линия ее следов сделалась извилистой. Один раз Акила прошла даже несколько шагов назад, на север, но, должно быть, увидела собственные следы, так как потом снова повернула на юг. Увидев, что она уже ползет на четвереньках, Конан понял, что Акила где-то рядом. Когда нижний край солнца касался линии горизонта, он нашел ее. Царица амазонок, свернувшись, лежала на боку в небольшом углублении в песке. Даже киммериец поморщился, увидев, как обгорела Акила. Ее загорелая кожа сейчас была красная, как кирпич. По крайней мере, женщина дышала. Конан бросился к ней, сел рядом, осторожно перекатил на спину. - Оставь меня, - едва слышно прохрипела Акила. Она поглядела вверх, но, казалось, не увидела Конана. - Не хочу, чтобы мужчины видели меня такой. Уходи. Нет, вначале забросай меня песком и дай умереть. Не хочу, чтобы меня видели такой даже мертвой. Конан грустно улыбнулся. У нее еще хватает духа сопротивляться ему. - Ты слишком быстро сдаешься, женщина. Выживем. - Киммериец? Нет, я не выживу, да и не хочу. Я ослепла. Если бы у меня были силы, я бы положила всему этому конец моим кинжалом. Конан помахал перед ее лицом рукой и не увидел никакой реакции. - Когда ты потеряла зрение? - Как раз перед тем, как упасть в последний раз. Может быть, час назад. С полудня я видела все хуже и хуже. Солнце в этих краях ослепило меня. Это не моя земля, и она не хочет, чтобы я была здесь. Солнце - единственный господин в этом богами забытом месте. - Час назад? Тогда радуйся, это ненадолго. Это временная слепота. Разве с тобой такого не случалось на ярком снегу? - Случалось, но тогда не было так больно. - Все равно это то же самое. К утру ты снова будешь видеть, а сейчас мы сделаем тебе маску для глаз, такую же как у меня. - Правда? - прохрипела она, и в голосе появилась нота надежды. - Я тебе обещаю. Солнце почти село. Когда совсем стемнеет, пойдем дальше. Сейчас отдыхай. - Я должна найти своих женщин и Джебу, - проговорила Акила. - Я их царица, и я не могу оставить их в этом аду. - Держись этой мысли, - похвалил ее Конан. - Ты не похожа на обычных женщин и не должна умирать, как они. Она ничего не сказала, а просто повалилась без сознания ему на руки. Наконец солнце зашло за горизонт, дав отдохнуть от своих ужасных лучей. При быстро гаснущем свете Конан осмотрел Акилу. Насколько он видел, у женщины отсутствовали какие-либо раны, кроме ожогов от солнца. Ноги не стерты, подошвы ее были грубые, как кожа, которой обтягивают щит. Это уже хорошо. Он дал ей поспать часа три, а сам тем временем восстанавливал собственные силы. Затем он растолкал Акилу. Женщина вздрогнула и схватилась за оружие. Она широко раскрыла глаза и оглянулась. Затем плечи ее опустились. - Я все еще здесь, - уныло сказала она. - И я все еще слепа. - К утру будешь видеть, - заверил Конан ее еще раз, поднимаясь на ноги. Он взял Акилу за руки. - Вставай. Надо идти. Она распрямилась во весь рост. Лицо Акилы сделалось неподвижной маской, когда она изо всех сил пыталась не вскрикнуть. Конан понимал, что ей должно казаться, что с нее содрали всю кожу. Он и сам не в лучшем состоянии. - Понимаю, - сказал Конан. - Чувствуешь себя так, будто тебя опустили в кипящее масло. Но это тебя не убьет, как бы ты сама того ни хотела. - Как я могу идти вслепую? - спросила она. Голос ее сделался сильнее и менее грубым. - Положи руку мне на плечо и иди следом. Я буду предупреждать об опасности на пути. И так они пошли, а наверху светила луна и сияли миллионы звезд. Конан шагал уверенно, хотя необходимость вести за собой женщину немного замедляла его продвижение. Акила была слишком гордой, чтобы ступать неуверенно. - Видишь лунный свет хоть немного? - спросил Конан. - Ничего не вижу, - ответила она, тряхнув головой так, что концы ее волос пощекотали Конана по спине. - Как ты все это переносишь? Ты ведь тоже северянин? - Но я киммериец, - ответил он так, будто это объясняло все. Акила презрительно фыркнула. Сил у нее хватило почти на всю ночь. Без солнца идти было намного легче. Когда на западе луна заходила, Акила остановилась и указала рукой в том направлении: - Это луна? - Да. Ты ее видишь? - Только свет, - ответила она неуверенно. - Но это значит, что к тебе возвращается зрение. Разве я не говорил, что ты будешь видеть. - Говорил, - неохотно признала она. - Но видеть свет - это еще не орлиное зрение. Хотя это только начало. Они двинулись дальше. Когда луна зашла, оставался лишь свет звезд, но в пустыне киммерийцу даже этого было достаточно. После того как солнце окрасило восток, Конан завязал Акиле глаза. - Я вижу зарю, - сказала она. - Но меньше всего я хочу видеть солнце! Она скрипнула зубами и пошла дальше. Теперь киммериец положил ей руку на плечо, чтобы направлять ее. Он шел слева от Акилы, пытаясь, насколько это возможно, заслонить ее от солнца. Скоро уверенность ее шагов сказала киммерийцу о том, что Акила уже достаточно хорошо видит сквозь изъеденную кислотой повязку. От также отметил, усмехнувшись, что она не потребовала, чтобы он убрал свою руку. - Та песчаная буря, - сказала Акила, - это природное явление? - Нет, колдовство. Даже в пустыне без ветра песок подняться в воздух не может. На тебя не напали в темноте демоны пустыни? - Демоны пустыни? Тогда он должен был рассказать ей о своей отчаянной слепой схватке с мерзкими тварями. Акила не поверила. - Два существа из тех, что уничтожили караван? И ты убил одно и прогнал другое, даже на видя их? - Я не вышел из этого боя совершенно невредимым. Когда у тебя улучшится зрение, я покажу тебе отметины. Задолго до полудня Акила начала покачиваться. Лишь сила духа заставляла ее идти, и сила эта начала сдавать. Когда солнце было прямо над головой, ноги Акилы подкосились, и она, вскрикнув, села на песок. - Бесполезно, - с трудом выговорила она распухшим языком и потрескавшимися губами. - Ты еще можешь поднять меч. Убей меня и иди дальше. - Что, захотелось пить? - спросил он, присев рядом с ней. - Не издевайся. Где твой клинок? - Если ты этого хочешь, то пусть так и будет. Он вынул кинжал, а она ждала, гордо подняв голову. Конан снял с ее глаз повязку, и Акила посмотрела на него: зрение к ней вернулось полностью. Конан вытянул перед лицом женщины руку с кинжалом и вскрыл себе вену на предплечье: - Вот. Пей. - Я что, вампир? - В глазах ее было отвращение и что-то похожее на удивление. - Это киммерийская кровь, женщина, самая сильная в мире. Не расходуй ее зря. Он взял Акилу за затылок и прижал ее рот к своей руке. Некоторое время женщина вяло сопротивлялась, затем сдалась и начала пить. Когда Конан отпустил женщину, она легла на песок. Маленькая рана уже начала заживать, кровь на ней моментально свернулась. - Ты необычный мужчина, Конан, - сказала Акила, силы уже начали возвращаться к ней. - И ты не похожа на других женщин. Это я делаю не для каждого. Она посмотрела на него и вдруг рассмеялась. - Что здесь смешного? - спросил он недоумевая. - Вид у тебя как у пятнистого кота! - ответила она, показывая на его грудь, на которой было множество ожогов от кислоты. - Это случается, когда в темноте дерешься с демонами. Теперь веришь мне? - Ладно. На этот раз поверю. Идем дальше? Я чувствую себя лучше. - Можем и пойти. Солнце все равно сжигает тебя, идешь ты или сидишь. Они встали и пошли. Когда приблизился вечер, силы, подпитанные кровью, иссякли, и женщина снова повалилась и не могла даже говорить от изнеможения. Конану тоже было не до разговоров. Без слов он нагнулся, взял ее на руки и перекинул через плечо. Вес Акила имела немалый, но силы киммерийца были огромны, и, неся на спине женщину, он шел ничуть не медленнее. Каждый час он перекладывал ее с одного плеча на другое в течение всего остатка дня и всю ночь. Он шел как автомат, равномерно переставляя ноги, не обращая внимания на боль ожогов и усталость в плечах, думая лишь о том, что он должен выжить и доставить Акилу туда, где есть вода и тень, и сделать это нужно скорее. Она не перенесет еще одного дня под солнцем пустыни. Усилия настолько отупляли сознание, что, когда наступил рассвет, Конан не сразу заметил всадников. Киммериец вздрогнул, услышав крики и увидев, что на него несутся четыре верблюда. Солнце еще только показалось над горизонтом, и он осторожно положил женщину на песок и вынул меч. Затем он услышал радостные возгласы и увидел, как три дикарки и карлик спрыгнули с верблюдов и бросились к своей царице. К его удивлению, у них были толстые бурдюки с водой. Женщины приподняли голову своей царицы, расцеловали лицо, расточительно полили тело водой и поднесли один из бурдюков к ее губам. Акила жадно принялась пить, закашлялась, ее вырвало, затем она снова начала пить. На лицах женщин слезы прочертили черные полоски. - Полегче, - выговорил Конан, еле ворочая распухшим языком. - Она умрет, если сразу столько выпьет. Женщины не обратили на него никакого внимания. Они накрыли Акилу халатами и понесли к одному из верблюдов. Карлик подошел к Конану и подал ему бурдюк: - Сколько ты ее нес? Киммериец набрал в рот воды, прополоскал рот, после чего заставил себя выплюнуть воду на песок. Затем он отхлебнул немного и проглотил. Облегчение ни с чем нельзя было сравнить. - Всю ночь и большую часть дня до этого. Она некоторое время была слепа. Конан сделал еще один осторожный глоток. К его удивлению, карлик обнял короткими руками его за пояс и крепко сжал: - Ты спас нашу царицу! Мы твои рабы до смерти! - Где ты это взял? - спросил Конан, подняв бурдюк с водой. - Увидишь. Это недалеко. Идем. Женщины погрузили Акилу на верблюда, и Ломби придерживала ее. Конан сел на другое животное, а за спиной устроился карлик. Когда они поехали, Конан продолжал отхлебывать из бурдюка. Он чувствовал, как благословенная жидкость пробирается из желудка в его утомленные члены. - Где остальные? - спросил Конан. - Ждут нас, - ответил карлик. - Во всяком случае, некоторые, - поправился он. - Теперь расскажи, что произошло, после того как ты ушел из лагеря. Конану пришлось потратить некоторое время на то, чтобы рассказать о своем походе в разведку, о драке и о бегстве из лагеря, о песчаной буре и о своей необычной битве вслепую с демонами пустыни. Через два часа бурдюк Конана был почти пуст, и киммериец чувствовал себя намного лучше. К нему начало возвращаться чувство голода. Затем они въехали на бархан, и он увидел город. Джанагар лежал в безупречно круглом углублении, в точности как и описывал Амрам. Он не был огромным, но, казалось, почти полностью состоял из замысловатых строений, так что за стенами мало оставалось свободной земли. Перед сверкающими воротами Конан увидел желоб с водой, о котором рассказывал Амрам, и рядом с ним привязанных верблюдов. Тут же были разбиты палатки. Когда путники спустились с бархана, киммериец заметил, что недостает белых верблюдов. - Где близнецы? - Мы думаем, что они внутри, - сказал карлик. - Ты скоро услышишь об этом. К ним, улыбаясь, подскочили гирканийцы. - Рады снова тебя видеть, Конан! - воскликнул Ки-Де. Киммериец, превозмогая боль от ожогов, слез с верблюда. - Вижу, вы нас не искали, - произнес он сурово. Ки-Де снова улыбнулся и пожал плечами: - Нам казалось, что тебя наказали местные боги. Как можно вмешиваться в их решение? - Сохрани меня Кром от религиозных фанатиков, - произнес Конан, направляясь к желобу. Он увидел, что в желоб непрерывно текла вода с одного конца и сливалась с другого. Как ни хотелось киммерийцу обследовать местность вокруг и узнать, что же случилось, вода тянула его сильнее. Сбросив кожаный пояс, он сел на корточки под тем краем желоба, где стекала вода, и сидел там, пока вода промывала его волосы, удаляла с тела остатки песка и жира. Боль была невыносимой, но когда он встал, вымывшись первый раз за много дней, то чувствовал себя совершенно другим человеком. Женщины поднесли Акилу к желобу и осторожно опустили в воду. Акила широко раскрыла глаза и вскрикнула, когда женщины плеснули воду ей на голову. - Осторожнее! - крикнул Конан. - Она сильно обгорела. - Сами знаем! - огрызнулась Паина. Затем ее яростный оскал вдруг сменился выражением стыда. Женщина бросилась на землю и коснулась лбом ног киммерийца. - Прости меня, господин! Ты спас нашу царицу, и мы поклоняемся тебе! Карлик ухмыльнулся и посмотрел на Конана: - Им нелегко быть вежливыми с мужчиной. - Этих женщин бросает в крайности, - сказал Конан. Он помог амазонкам соорудить над желобом навес для Акилы, чтобы она спокойно полежала в воде некоторое время. Затем он пошел в палатку и принялся есть из бывших в запасе продуктов, каждый кусочек обильно запивая водой. Карлик присоединился к нему, и, когда Конан поел, Джеба рассказал ему о том, что произошло. - После того как вы ушли в разведку, мы стали ждать. Гирканийцы легли спать, а близнецы говорили с Амрамом... - Кстати, где Амрам? - спросил Конан. - Услышишь. Мы ждали возвращения Акилы, когда вдруг туча песка заслонила луну. Не успели мы опомниться, как туча нашла на нас. Но перед тем как нас окутала тьма, я увидел, как Амрам и близнецы сели на верблюдов и поехали на юг. Во время этой странной бури мы очень волновались и постоянно выкрикивали имя нашей царицы, надеясь, что она услышит и выйдет на нас, но она не появлялась. Утром песок осел, и мы по-прежнему были одни. Женщины хотели немедленно приступить к поискам, но я настоял на том, чтобы вначале найти воду. Конан кивнул: - Это разумно. - Да. Я чувствовал, что наша царица могла в темноте пройти мимо нас, так что мы с одинаковым успехом могли искать ее и южнее. Если близнецы и Амрам оставили нас, это должно было значить, что город и вода рядом. Через полдня мы нашли след близнецов и Амрама и через несколько часов нашли и это место. Мы дали верблюдам напиться и немного отдохнуть, наполнили бурдюки и начали обыскивать пустыню к северу. - И вы не видели ни близнецов, ни Амрама? - Мы прошли по их следам прямо до этих ворот, - сказал Джеба, указывая на огромные створки. - Очень невежливо с их стороны покидать нас, не простившись, - проговорил Конан. - Когда Акила отдохнет и немного поправится, мы войдем внутрь и упрекнем их в этом. После этих слов киммериец зевнул, растянулся на одеяле и крепко уснул. Он проспал оставшуюся часть дня, всю ночь и проснулся утром. Первые лучи уже окрасили восток, когда он вышел из палатки, прошел мимо спящих верблюдов и обмакнул голову в желоб. Киммериец выпрямился, фыркнул и потряс головой, разбрызгивая капли воды со своих длинных волос. Он подошел к палатке Акилы и заглянул внутрь. Три дикие женщины спали, сидя прямо и выставив ноги перед собой. Акила, поскольку ей было больно лежать на одеяле, лежала на их бедрах, положив голову на колени Паины. Пятки находились на животе Джебы, который вовсю храпел. Они смазали лицо и тело царицы маслом, отчего вся она мягко блестела в утреннем свете. Киммериец отошел от палатки, довольный тем, что Акила дышит ровно и спокойно. Он знал, что теперь она поправится быстро, она самая сильная женщина из всех, каких он когда-либо встречал. Гирканийцы лежали на своих одеялах и спали спокойно, как собаки, ни о чем не думая и не беспокоясь. Рядом с желобом росла трава. Ее хватит верблюдам на несколько дней, хотя здесь и нет ни деревца, ни даже кустика. Пора поглядеть вокруг. Вначале он обследовал местность. Что-то в этом совершенной формы углублении беспокоило Конана. Оно не походило ни на какое естественное образование пустыни, поскольку барханы надвигались неумолимо, песок сдувался с их вершин и накапливался на подветренной стороне. И таким образом барханы передвигались, будто бесконечно медленные волны желто-коричневого моря. Обычно они не образуют совершенных по форме кратеров. Здесь же, вокруг мертвого города, будто был возведен кольцевой барьер. Вдруг Конан вспомнил, что это ему напоминает: границу травы вокруг разрушенного храма, где близнецы молча общались с бородатым стариком. Там невидимый барьер имел форму огромного прямоугольника, здесь это был круг, но киммериец ощущал сходство. Он подошел к воротам и осмотрел их. Рассказы об опалах оказались правдой. Они сверкали среди вычурного геометрического узора, и края узора были четкими и чистыми, будто он выполнен несколько дней назад и не был подвержен выветриванию в течение веков. Но еще более странными казались створки, поскольку даже самое крепкое дерево в этом климате уже давно должно было погибнуть. Киммериец чувствовал, что это не самое таинственное из того, что он встретит в Джанагаре. Он медленно обошел стены вокруг, осматривая каждый камень, отыскивая трещины, свисающие лианы, что угодно, что может облегчить доступ в город. Но стены находились в безупречном состоянии, и он не видел на них никаких следов растений. Стены были не настолько высоки, чтобы он не смог забросить на них петлю, но парапет был гладким, без каких-либо выступов. Ни Конану, ни кому другому и в голову не пришло взять с собой кошки, и не имели они также и кузнечных инструментов, чтобы сделать кошки из имеющегося у них металла. Город казался грандиозным призраком среди безлюдной пустыни, но он был меньше многих городов, какие видел Конан во время своих путешествий. Когда он обошел стены кругом, полдень еще не настал. Гирканийцы и карлик завтракали. Ки-Де улыбнулся, увидев приближающегося киммерийца: - Нашел для нас черный ход? - Нет. И помощи от вас, подлецов, валяющихся все утро в постели, я не дождался. Мог бы подкрасться враг и перерезать вам глотки. - Кто-то рожден для того, чтобы вставать рано и работать. Остальные из нас знают, как хорошо пожить. Что ты нашел? Конан описал то, что увидел, и гирканиец кивнул: - Про вас, киммерийцев, говорят, что вы ближайшие родственники горных козлов. Ты пытался влезть на стену? - В десятке мест. Камни слишком тщательно подогнаны друг к другу, и они совершенно не выветрены. Если бы я мог зацепиться хоть пальцем, я бы влез - стены не так высоки, но даже этого не сделал. Это ненормально, когда древние камни остаются такими гладкими. - Заколдованное место, - произнес карлик, нахмурившись. - Здесь мы не найдем ничего хорошего. - Посмотрим, сказал Конан. - Я не уйду, пока не получу некоторые ответы. - Он обратился к Джебе: - Как себя чувствует твоя царица? - Она отдыхает. Утром она ненадолго проснулась, и мы дали ей воды. Сейчас она снова спит. - Это хорошо, что она спит. Тело ее заживет быстрее. - Киммериец поднялся. - Пойдем, Джеба, вместе посмотрим на ворота. Они подошли к воротам, и карлик пнул тяжелое дерево, будто проверяя, нет ли там термитов. - Может быть, попробовать поджечь? - предложил он. - Такое плотное дерево тяжело загорается. Чтобы прожечь его насквозь, потребуется много дней. Но я отозвал тебя в сторону не для этого. - Для чего же? Конан пристально посмотрел на карлика: - Как она потеряла свое царство, Джеба? Как случилось, что она сделалась скиталицей без племени? Карлик нахмурился и отвел взгляд в сторону: - Не знаю. Об этом она не говорит даже мне, а я верно иду за ней несколько лет. - А женщины, они ничего не говорили? Джеба неловко потоптался. - И что за слова? - не отставал Конан. - Ладно... - Джеба оглянулся по сторонам, будто убеждаясь, что никто не подслушивает. - Расскажу тебе, поскольку ты доказал свою преданность царице. - Понятно, - нетерпеливо произнес Конан. - Давай рассказывай! - Ладно, однажды, несколько лет назад, Ломби напилась в пивной деревни, которую мы грабили. Она рассказала мне, что, когда Акила не процарствовала и двух лет, она так сильно согрешила против своего народа, что почти все обратились против нее, возглавляемые младшей сестрой царицы. С царицей осталось лишь ее "степные сестры". Те женщины, которые в юности вместе с ней провели время, оставленные одни среди холмов. Такие женщины сохраняют свой союз в течение всей жизни. Их изгнали из племени, а младшая сестра сделалась царицей. Когда Акила взяла меня к себе, оставалось еще два десятка степных сестер. Теперь их у нее только три. - И больше Ломби ничего не рассказала? Карлик покачал своей большой головой: - У нее не было возможности. Вошла Паина и услышала несколько слов. Она до полусмерти избила Ломби и обещала обойтись со мной еще хуже, если я повторю когда-нибудь то, что слышал. Вот, киммериец, моя жизнь в твоих руках, поскольку Паина сделает то, что обещала. - Тебе нечего бояться, - успокоил его Конан. - В любом случае сейчас меня беспокоит другое. - То, как проникнуть в город? - спросил карлик. - И это в том числе. Потом у нас есть преследователи, которые шли сразу за нами. Где они сейчас? Шли они сюда, но здесь не показались. Они должны были пройти мимо, когда я шел пешком, но они не прошли. В какую игру эти люди играют? - Вероятно, они задохнулись в песчаной буре, - предположил Джеба. - Митра знает, мы сами едва остались живы! - Сомневаюсь, - мрачно проговорил Конан. - Стал бы колдун вызывать бурю, которая их всех погубит? Нет, из его слов я понял, что он тот человек, что ждет и наблюдает, пока другие рискуют, а потом добычу забирает себе. Думаю, что он рядом, за барханами, и наблюдает. Весь тот день они отдыхали, чинили поврежденное снаряжение и ухаживали за верблюдами. Вечером появилась Акила, вся в ожогах, но на ногах. - Завтра идем в город, - объявила она.