– У нас в кладовой произошла одна неприятность. И вам надо ликвидировать ее последствия. Все просто.
Он распахнул перед кадетами высокую квадратную дверь, взял со стены факел и двинулся внутрь.
– Прошу, прошу, – донеслось изнутри.
Леон с другими юношами пробрался внутрь.
Сундук зажигал факелы. В их неровном свете было видно, какой разгром царил в кладовой. Мешки с крупами, луком, какими-то сушеными плодами были свалены в кучу. Некоторые порвались, просыпав содержимое на пол.
Полки, расположенные вдоль стен, пахли свежей доской и смолой.
– Что тут произошло? Землетрясение?
– Это как раз не ваше дело, господа кадеты! – Сундук уходил все дальше по длинному коридору, в котором располагалась кладовая, заканчивающаяся свежей каменной кладкой через добрую сотню шагов.
Теперь, когда горели все факелы, помещение уже не казалось бесконечным, оно казалось просто огромным.
– Так. – Пузатый Сундук с трудом протиснулся к дверям, переступая через бесконечные мешки. – Задача очень простая и доступная каждому. Все мешки расставить по своим местам. Лук к луку, крупу. Чтобы вы не запутались, господа кадеты, вам будет помогать этот молодой человек!
Сундук показал на худенького поваренка.
– Он точно знает, куда какие мешки класть, однако сам не поднимет и одного. Все понятно? Вопросы есть, господа кадеты? Вот и хорошо. – Сундук хлопнул дверью.
Все молча уставились на поваренка.
– Ну… В общем… – Он прокашлялся. – Порванные мешки надо вынести наружу и перебрать. А остальные разложить по местам.
Он боязливо посмотрел на кадетов.
– Д-давайте начнем.
Таскать мешки было не сложно. Леону такая работа даже нравилась. Все просто, никаких тебе «Почему так толсто режешь сало?!» или «В ведре густо, в брюхе пусто». Таскай и все.
Хлипкий поваренок оказался парнишкой деловым и шустрым. Он шнырял между рослыми кадетами, ловко указывая, куда нужно положить тот или иной мешок, сверток или коробку.
Разнося тяжелые свертки, Леон подобрался к концу кладовой. Вплотную к каменной кладке. Там он обратил внимание, что стены, на которых устроены полки, иссечены чем-то. Будто кто-то рубил их топором или секирой. А может, когтями?
Что же тут было?
Что могло произойти под замком паладинов, в самом центре столицы? Чертовщина…
Подошедший Артур тяжело бухнул на пол мешок. Отдышался.
– Что тут?
Леон, ни слова не говоря, кивнул на стену и на борозды, уходившие куда-то за недавно положенную стену.
– Ух ты!
– А ты думал, почему тут полки новые и все вот так валяется? Странно, что вообще что-то целое осталось.
– Как ты думаешь, что тут было? – Артур осматривался вокруг, словно впервые увидел эту комнату.
Леон пожал плечами.
– Мыши?..
С бардаком, царившим в кладовой, кадеты справились за два часа.
После этого их разобрали по своим надобностям повара.
Леон и Артур были откомандированы на чистку лука в массовых масштабах.
Для человека, выросшего в деревне, это было сродни приятному отпуску, сын же барона заливался слезами, беспрестанно утирая покрасневшее лицо рукавом.
Леон улыбался.
– Я и не знал, что учеба будет стоить мне стольких слез, – стараясь дышать в сторону, промычал Артур.
– Это еще не самое страшное, – ответил Леон. – Вот когда мы будем его резать, вот тогда будет действительно грустно. Не грех и всплакнуть.
– О. Даже так.
Леон засмеялся.
– Лучше не думай об этом. Просто делай свое дело, и все.
– Хорошо. – Артур, вероятно, стараясь переключить собственное внимание на что-то другое, спросил: – А тебе было трудно вначале?
– Конечно. – Леон пожал плечами. – Вначале всем трудно. Когда я пришел в школу, я ничего не умел. Мои сверстники были для меня недостижимой величиной. Приходилось стараться в два раза больше, чтобы хоть как-то нагнать их. Я упросил своего наставника, и он помог мне получить дополнительные уроки фехтования, обращения с копьем и верховой езды. Лакруа сказал, что это будет мне дорого стоить. Не знаю, что он имел в виду, пока никто не явился за долгом. Учитель фехтования вместо меча брал в руки прут. И лупил меня им, если я открывался или был недостаточно проворен. Он сказал, что этот метод очень древний и для такой неотесанной деревенщины, как я, самый подходящий. Сейчас так уже не учат. Но хуже всего было с магией. Для меня по сей день это самая трудная наука.
– Твой наставник Тибальт Лакруа? – перебил Артур.
– Он. Его отряд подобрал меня там… – Леон почувствовал, как кольнуло что-то в груди, и перевел разговор. – Помню, когда у нас был первый бросок. Марш на Триэль. Сейчас это обычное дело… Но меня пришлось нести.
Леон засмеялся, вспомнив, как жалко он выглядел в мокром, пропотевшем гамбезоне, с криво сидящим шлемом и стертыми в кровь ногами.
– Паладины не могут оставить своего соратника, если он жив. И предпочитают не бросать, даже если он умер. Так что сержант признал меня раненным. Как же мне было стыдно, когда трое ребят из моей роты тащили меня, выбиваясь из сил… Но я не мог сделать ни шага!
– А что с тобой случилось?
– Удар. Почти то же самое, что было бы с тобой сегодня, если бы не пришел Прихлоп. Он сразу все понял. Умный. Так вот тогда мне было стыдно. Но потом, через полгода, когда уже я, в свою очередь, волок кого-то из новоприбывших на горбу во время марша через горы Сайкелана, я понял, что прежний мой стыд – это просто иллюзия. Каждого могут ранить, каждый может подвернуть ногу.
– Так уж и каждый.
– Каждый, – повторил Леон убежденно. – Этого нельзя стыдиться. Хотя, конечно, шансы у новичка всегда выше. Он еще не обучен. Но даже кадет, прошедший обучение, может совершить оплошность. В этом нет позора. Он в другом. И я это понял, когда волок того парня, сломавшего голень там, где прошли сотни человек, буквально на ровном месте. Позор для паладина – это бросить товарища. Подвести своих. Подвести Империю. Вот что важно! А сломать ногу может всякий.
Артур молча слушал.
– Знаешь, что было для меня самым трудным? – Леон усмехнулся.
– Что?
– Понять, что я теперь не один. Что я не сирота. Я слышал это много раз. От нашего капеллана, который рассказывал про то, что император – это наш отец, и что мы сыны своей страны, все, как одна большая семья. Но не верил. Это казалось мне глупостью. Но потом, это произошло не вдруг, нет, постепенно, я вдруг начал замечать за собой, что меняюсь. Я понял, что живу этим. – Леон обвел взглядом комнату, где они сидели, имея в виду весь замок, а может быть, и всю Империю. – Паладин не служит. Паладин так живет. Я думаю, твой отец это понимает. Поэтому ты тут, а не шляешься по улицам с алебардой на плече. Так что получается, что у тебя теперь очень большая семья.
И он почему-то снова вспомнил того паладина, что изменил его жизнь раз и навсегда.
«Прости! Прости меня, мальчик!!!»
– Когда-то я все это так ненавидел, – сказал Леон, но Артур его не понял.
Глава 11
К утру Леон начал неудержимо клевать носом.
Однако возможности прикорнуть где-нибудь в углу не представлялось.
Артур как мог старался взять на себя часть работы Леона, однако тот все равно несколько раз ронял котлы, слава Всевышнему, пустые, спотыкался и даже рассыпал миски по полу, чем вызвал крайнее недовольство старшего повара.
– Что, каши мало ел?! – осведомился тот, подойдя к двум кадетам. Двигался он тяжело, опираясь на палку, что заменяла ему ногу.
– Виноват. – Леон вытянулся.
– Не на плацу. – Повар ткнул его половником в живот. – Не спал?
– Не спал, – опустил голову Леон. – Из увольнения – в караул, из караула – сюда.
– По девкам, поди, бегал. – О старшем поваре говорили, что когда-то он жил далеко на Севере. Среди варваров. Бороздил моря, грабил торговые караваны и имел прозвище не то Кровавые Штаны, не то Квадратные Штаны, не упомнишь. Моряки часто лепили человеку самые невозможные клички, руководствуясь какими-то своими, удивительными морскими законами, так что все было возможно. Каким образом морской пират оказался на суше, да еще на паладинской кухне, никто не знал. Так же как и его настоящего имени. Звался повар просто – Сырник.
Леон уклончиво кивнул. В общем-то можно было сказать, что за девками он тоже бегал. Причем буквально.
– Понимаю. – Сырник засмеялся. Его деревяшка визгливо скрипнула по каменному полу. – В общем, так, сынок. Вот там мешки с мукой. Пойди и пересчитай их. Ясно?
Повар ткнул половником в сторону кладовки.
– Пересчитывай точно, не торопись. Через два часа доложишь.
Он развернулся и заковылял прочь.
– Чего их считать-то? – спросил Артур.
– Не. – Леон улыбнулся. – Это дело важное. Ответственное. Сырник он – наш человек… Без меня справишься?
Артур кивнул.
– Я пошел.
Забравшись в кладовую, он прикрыл дверь, оставив только узенькую щель, в которую проникал свет и приглушенные звуки из кухни, залез на вереницу огромных белых мешков и с чистым сердцем уснул. Двух часов ему вполне хватит, чтобы восстановить силы. А там.
Леон уснул сразу. Будто бы ухнул в темноту, как в колодец. Он тонул в этой темени, ощущая, как где-то совсем рядом, буквально касаясь его руками, плавает еще кто-то. Кто-то неизвестный. И неясно даже, враг это или друг. Или другой такой же усталый, равнодушный ко всему. На какой-то миг Леону показалось, что он стал ближе, буквально еще чуть-чуть – и получится его разглядеть.
Но нет. Невидимые течения темноты подхватили их и разнесли в разные стороны. Может быть, навсегда.
Проснулся Леон неожиданно и сразу. Будто и не спал, а только закрыл глаза. Из-за двери доносились голоса, звон посуды. Обычные кухонные звуки. Леон попытался сообразить, что же его разбудило. Резкий звук? Нет. Пришло время? Тоже вряд ли, если бы пришло время сменяться, за ним пришел бы Артур… Что не так?
Леон неожиданно понял. Вместе с ним в кладовой кто-то есть!
И это не поваренок, посланный за припасами. Этот бы вел себя шумно, принес бы с собой лампу. В кладовой же было темно и тихо. Даже полоска света, что проникала через неплотно закрытую дверь, была такой же узенькой.
Но рядом кто-то был!
Некстати припомнились следы на камне в подземелье.
Леон осторожно повернул голову.
Никого не видно.
– Проснулись, кадет?
Голос прозвучал так близко, что Леон вздрогнул и отшатнулся.
Дверь приоткрылась, пропуская внутрь больше света. Человек, что сидел рядом с Леоном, чуть наклонился. Его лицо вынырнуло из темноты, и юноша с облегчением узнал Тибальта Лакруа.
– Наставник… – Леон тяжело выдохнул. – Простите, я спал.
– Да, и весьма крепко и долго. – Лакруа снова отодвинулся в тень. – Вы разговаривали во сне. Вас что-то тревожит?
– Разговаривал? – Леон смутился. – Я не помню, что мне снилось, кажется, ничего.
– Не волнуйтесь, кадет. Вы просто бормотали, и все ваши тайны остались при вас.
– Простите, я вообще не должен был спать. Просто так получилось, что.
– Бурно провели увольнение? Я знаю. Потом караул. Потом наряд. Как ваш наставник я должен знать все, пусть вас это не удивляет, кадет.
Лакруа говорил официально, суховато. Это было не похоже на его обычный тон. Но Леона больше бы насторожило, начни Тибальт панибратствовать.
– Вы сказали, я долго спал. – Леон сел. – Который сейчас час?
– Утро уже наступило. – Леону показалось, что наставник улыбается. – Более того, вы пропустили завтрак.
– Как?! – Леон вскочил.
– Так хочется есть? – В голосе Лакруа послышались веселые нотки.
– Я же пропустил смену! Мну нужно явиться к дежурному офицеру.
– Нет нужды беспокоиться. Я уладил этот вопрос еще до того, как пришел.
– Благодарю, но это меня не оправдывает.
– Совершенно верно, – согласился Тибальт. – И я думаю, что вы сделаете нужные выводы. Собственно, именно за этим я и пришел к вам, Леон. Расскажите мне о вашем увольнении.
Вот тут Леону сделалось не по себе. Тон, с каким Лакруа произнес эту фразу, подразумевал, что ему что-то известно о ночных приключениях подопечного.
– Ну. Сначала я навестил сестру.
– Да, женский монастырь Служения Всевышнему. Знаю. Дальше.
– Потом мы подрались.
– Вы один?
– Нет. Я пошел в «Зеленую утку», это такая корчма, и там.
– И там подрались с лучниками, – закончил за него Тибальт. – Это старая школьная традиция. Дальше.
– Потом мы разошлись. Ребята направились в веселые кварталы. И я вместе с ними. Там я гулял до утра.
– Только там?
– Да. Еще бродил по городу.
– Интересно посмотреть на столицу?
– Да. – Леон старательно избегал прямой лжи. Паладин не должен бояться правды.
– Прогулка затянулась, как я понял. К тому же получилась бурной настолько, что вы вернулись едва ли не полуголым. Я видел вашу рубашку. Пришлось подраться?
Леон не знал, что ответить. Врать наставнику было невозможно. Но говорить правду?..
– Согласно донесениям стражи, более-менее серьезная схватка была только одна. У дома почтенного господина Лансье. Неизвестные попытались взять его дом штурмом. Скажите мне, Леон, что вы там делали? Только не пытайтесь обмануть или уйти от ответа. Это очень важно, кадет.
– Я следовал за девушкой. Она показалась мне знакомой. И я и сам не знаю, зачем влез в дом к Лансье. Но так уж получилось. А когда завязался бой, я выступил на стороне защитников. Это мне показалось правильным.
– Может быть, может быть. А вы что-нибудь слышали? Какие-то разговоры?
– Там было темно, и я, если честно, заблудился. Попал на чердак. А когда спустился вниз, уже произошло нападение. Стало не до разговоров.
– Но как-то вы определили, на чьей стороне драться.
– Я узнал Лансье. Это было не сложно.
– Вот так в темноте, в неизвестном месте. Как часто вы встречаете этого господина, кадет?
– Не часто. Я видел его несколько раз, когда он приезжал в замок. – Это была правда, и Леон ухватился за нее. – Я как раз стоял на воротах в тот день. Вы можете проверить.
В темноте было не видно, но Леону показалось, что Лакруа кивнул.
– Это само по себе уже проступок. Влезть в чужой дом. Это преступление.
Он замолчал, словно ожидая, что Леон что-то скажет, но тот не проронил ни звука.
– Но Лансье не сделал никакого заявления относительно вас, кадет. А мог бы.
– Понимаю.
– Так что впредь будьте более осмотрительны. И еще… – Лакруа поднялся. – Всегда придерживайтесь той версии случившегося, которую мне сейчас рассказали. Девушка, старое чувство, ревность, погоня… Пусть ваш случай не выходит за рамки обычной юношеской глупости. Вы меня понимаете?
– Да, кажется, понимаю, – ответил Леон.
– Как паладин, как будущий паладин, вы не можете врать, кадет. Но так или иначе вы будете поставлены в условия, когда будете вынуждены выбирать. Между тем, чтобы соблюсти мораль и выполнить миссию, сказать правду и спасти товарищей. Это очень опасный путь. Тяжелый и сложный. Это все равно что идти по лезвию меча. Слева и справа от вас будет пропасть, а под вами – верная гибель, которая может разрезать вашу душу напополам. Быть паладином – это уметь ходить по мечу.
Леон молчал. Тибальт открыл дверь.
– У вас есть выбор, Леон. Вы можете выйти отсюда человеком, у которого есть цель. А можете.
«Не выйти», – подумал Леон.
– А можете просто забыть наш разговор, – сказал Лакруа. – Если сможете.
Глава 12
– Настали смутные времена, Леон. Они требуют решительных действий. – Лакруа шагал быстро. Он ориентировался в замке паладинов, наверное, лучше, чем у себя дома. Что было неудивительно. Родной замок наставника находился где-то под Тругардом. Довольно далеко от столицы, где Тибальт проводил большую часть времени. Его жизнь принадлежала Империи. – Раньше нам предстояло бы пройти множество проволочек, формальных и действительных испытаний, ритуалов. И это не так уж и плохо. Даже наоборот!
Он экспрессивно рубанул воздух ладонью.
– Я совершенно уверен, что жизнь человека не может проходить второпях. Она должна быть окружена какими-то особенностями, ритуалами, таинством! Она должна быть самобытна, наконец. Империя тем и хороша, что в ней есть место разным традициям, идущим от самой земли. Там, где эта связь теряется, ничего хорошего уже не происходит… Но время, Леон.