– Чертовы птицы, – проворчал Лакруа. – Что бы мой садовник ни делал, они прилетают и прилетают… Раньше пытались вить тут гнезда. Можете себе представить?
– По-моему, они оживляют пейзаж, – ответил Леон, улыбаясь.
Тибальт с удивлением посмотрел на него и ничего не сказал.
К карете подбежал пожилой привратник.
– Господин Тибальт.
Он распахнул дверцу кареты.
– Вы сегодня рано.
Привратник низко поклонился.
– Я не надолго. Велите приготовить завтрак, или что там? Для обеда рано, для завтрака поздновато. Леон, как вы смотрите на холодные закуски?
– С превеликим удовольствием, господин.
– И очень хорошо! Знакомься. Это Жак, мой слуга, распорядитель, привратник, домоуправитель и все такое прочее в одном лице. Наш штат слуг не велик. Жак, это мой оруженосец Леон. И распрямитесь уже. Вы же знаете.
Леон обратил внимание, что его наставник обращается к слуге на «вы». То ли из-за его возраста, то ли по въевшейся в плоть столичной манере, где так разговаривали даже очень близкие знакомые. Сам Леон с трудом привыкал к этой особенности, предпочитая хотя бы в компании сверстников или друзей-кадетов обращаться на «ты».
– Прошу прощения. – Жак вежливо поклонился Леону. – Их сиятельство не любят, когда слуги гнут спину. А я считаю, что раз так положено, то и нужно придерживаться.
– Потом-потом. – Лакруа положил руку на плечо слуге. – Жак со мной столько, сколько я помню. И всегда делает по-своему. Запомните это, юноша, с Жаком спорить бессмысленно.
Он поднялся к дверям, потом остановился:
– Ах да, Жак. Поселите молодого человека во флигеле. Садовник там устроил черт знает что, наведите порядок. И еще, распорядитесь приготовить ему ванну. И к тому сроку пусть Мариза сбегает за портным. – Лакруа махнул Леону рукой. – Пойдемте, Леон, сначала нужно перекусить.
Они вошли в дом.
Леон вертел головой, стараясь разглядеть сразу и все. Картины на стенах, ковры, статуи, огромную прямую лестницу из красного камня, высокие вазы на полу… Ему казалось, что красивее дома не найти во всей столице. И тут… тут ему придется жить?!
Юноша почувствовал робость. Чувство, которое из него выбили в первые полгода учебы в школе паладинов. Кадет входил куда угодно, едва ли не открывая дверь ногой. Но здесь.
Лакруа легко взбежал по ступеням.
– Не отставайте, вы все-таки мой оруженосец. Что обо мне скажут, если я буду везде появляться впереди вас?
Леон густо покраснел и побежал по лестнице. Догнав Лакруа, он открыл перед ним дверь.
– Вот так, – сказал наставник, проходя внутрь. – Добро пожаловать. Это мой кабинет. Тут, а также в библиотеке я провожу большую часть времени, когда бываю дома.
Леон вошел. Кабинет был большим. И чем он отличался от собственно библиотеки, было не до конца ясно. Стены, уставленные книжными полками до самого потолка, огромный стол посреди, канделябр с оплывшими свечами, еще один стол, на котором была разложена подробная карта Империи, и два кресла. Дневной свет проникал через высокие, забранные решетками окна.
Тибальт свернул карту.
– Сейчас принесут еду. Что вы обычно пьете, Леон?
– Мед.
– Ничего не имею против этого замечательного напитка, но мы же с вами не в походе. – Лакруа подошел к полке с книгами, выдвинул несколько больших томов. В тот же миг часть полки ушла вглубь, открыв тайник. Наставник выудил оттуда пыльную бутыль. – Учитесь пить вино.
Глава 14
Все в мире относительно и доступно человеку лишь через призму его восприятия. Таким образом, ничего определенного нельзя сказать о тех блюдах, которые слуги принесли в кабинет Лакруа.
С точки зрения наставника нарезанная тонкими ломтями свежая говядина, посыпанная солью, перцем и разными специями, была чуть суховата. И к ней хорошо бы пошли разложенные на тарелочке солености, маленькие каперсы, небольшие крепкие помидорки, соленая цветная капуста вместе с молодыми початками кукурузы, такими нежными и хрустящими, и, конечно же, кстати были бы соленые грибочки. Крепкие и душистые. Но, увы, из солений были только огурчики. А этого откровенно недостаточно. Графу казалось, что паштет из печени цыпленка следовало бы подавать на тонких, еще теплых гренках со свежим маслом. А простой хлеб вместо гренок тоже хорош, но… И хотя, конечно, твердый соленый козий сыр, уложенный на блюдо с большими черными маслинами, сглаживал определенные недочеты повара, в целом Тибальт Лакруа был недоволен обедом.
– Распустились, – ворчал граф. – Никакого понимания.
Леону же, умаявшемуся за ночь, пропустившему завтрак и привыкшему к простой кадетской еде, перловой каше с рубленым мясом, ржаному хлебу и кислым густым щам, казалось, что он попал за императорский стол. Ему чрезвычайно нравилась эта сырая, но невероятно вкусная говядина, эти маринованные огурчики, сыр. А паштет, намазанный на хлеб, вызывал настолько бурную реакцию, что ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не заурчать от удовольствия.
Единственное, что, может быть, смущало молодого человека, это количество еды. В школе он привык есть много.
Вино же показалось Леону кислым и слишком терпким. О чем он, естественно, ничего не сказал. Однако граф полагал вино именно тем продуктом, который не давал его сиятельству прямо сейчас встать, пойти на кухню и прогнать повара взашей.
Интересно, что сам повар совершенно не беспокоился о своей судьбе и считал закуски не то чтобы замечательными, но вполне терпимыми. Недостатки одного продукта покрывались достоинствами другого. Чего же еще нужно? Очень вероятно, что этот взгляд на вопрос более других приближался к Абсолюту.
К тому же повар хорошо знал привычки и вкусы своего хозяина и мог быть уверен в том, что уж кого-кого, а его никто не прогонит из этого дома.
Когда с едой было покончено, в дверь кабинета осторожно постучали.
– Входите. – Лакруа налил еще вина себе и Леону. – Думаю, это к вам.
В дверь протиснулся худющий субъект с вытянутым и каким-то мышиным лицом.
– Ваше сиятельство изволили…
– Проходите, проходите, Менге. Мы вас ждали.
Субъект поклонился и наконец вошел внутрь. В руках у него был маленький саквояжик потертой коричневой кожи, на носу круглые очки.
– Знакомьтесь, Леон. – Тибальт взмахнул рукой. – Это один из лучших портных столицы.
– Ну что вы, что вы… – забормотал портной, тряся головой. – Ну что вы.
– Просто он малоизвестен. Не в пример нашему знакомцу Лансье. Но при этом всю одежду я заказываю только у господина Менге. И вы тоже будете обшиваться у него. Если, конечно, у вас нет кого-то другого на примете, но, говоря откровенно, любой выбор не в пользу господина Менге будет не лучшим.
– Ну что вы, что вы… – по-прежнему бормотал портной, однако было заметно, что ему по душе слова графа.
– Я, безусловно, доверяю вашему выбору, мой господин. – Леон поклонился.
– Вот и хорошо. – Лакруа отошел к письменному столу, вынул из верхнего ящика кожаный мешочек, в котором что-то звякнуло. Мышиные глазки портного алчно сверкнули. – Перед вами, Менге, мой оруженосец. И ему нужна одежда. Хорошая, красивая одежда, в которой он будет сопровождать меня везде. Ему нужно платье для выхода в свет и походный костюм.
– Насколько полным должен быть гардероб? – Менге внимательно рассматривал Леона. Тому казалось, что его уже обмерили со всех сторон.
– От рубахи до кафтана, конечно. Считайте, что одеваете голого человека.
– Цвета?
– Мои. Мои фамильные. Что касается фасона и прочего, сверьтесь с имперским титулярным уложением. Там есть все, что вам будет нужно. А это, – наставник пододвинул мешочек с деньгами, – вам на материал. И вот еще что. Мне нужно одеть этого юношу сегодня к вечеру.
– Полностью? – Менге прижал худые лапки к груди.
– На выход в свет. Подойдет что-то готовое. Справитесь?
– Но, но… – Портной замотал головой, но потом его взгляд остановился на кошеле. – Да! Конечно.
– Вот и хорошо. Я знал, что не ошибся в вас, Менге. А потом мы с вами поговорим о зимней одежде.
Портной принялся кланяться. Для не слишком известного мастерового такой клиент, как Лакруа, был на вес золота.
Потом Леон долго и терпеливо выполнял указания Менге. Встань так, повернись эдак, подними руку, опусти, наклонись, присядь. Портной прыгал вокруг с метром, делал пометки в записной книжке и окончательно утомил Леона своим неумолчным бормотанием.
– Отрез ниже линии… косые вточки… ластовица… бочки… косой рукав? Конечно…
Леон заметил, что в книжечке портного был нарисован человек и масса стрелочек с незнакомыми обозначениями. Около этих стрелочек Менге и делал записи.
Леон был очень рад, когда пришел старик-привратник и сообщил, что ванна для молодого господина готова.
– Но я еще не закончил. Нужно обозначить допуски. Для зимней одежды это необходимо, – возмутился Менге.
– Оставьте, любезный, – отмахнулся Лакруа. – Еще успеете. У молодого человека было насыщенное утро. Дадим ему отдохнуть.
И буквально через несколько минут Леон уже нежился в горячей воде.
Это было действительно хорошо. По телу будто пробежали сотни маленьких коготков, и теперь кожа блаженно зудела. Конечно, кадеты регулярно мылись, даже посещали специально построенные для них бани, но ванну невозможно было сравнить с несколькими кадушками не сильно горячей воды, а ароматную, пахнущую цветами пену с жестким солдатским мылом.
Леон подумал, что быть оруженосцем – это как минимум приятно.
Он вытянулся и позволил себе задремать.
– Как хорошо, – выдохнул юноша.
– Подлить горячей воды? – донеслось сзади.
– Да, – протянул Леон и вдруг понял, что голос был женский и довольно юный.
Он попытался вскочить, поскользнулся и ухнул в воду с головой. Вынырнул, отфыркиваясь и утирая лицо, обернулся.
Перед ним стояла девушка. Густые рыжие волосы уложены в аккуратную прическу, острый носик, чуть полноватые губы и алебастровая кожа, какая обычно бывает у рыжих людей. Платье с глубоким декольте. Стройная фигурка.
Леон сглотнул. Девушка была невозможно хороша.
– Ну так что? Подлить? – В руках девушка держала большой исходящий паром кувшин. Не дождавшись реакции юноши, она опрокинула кипяток в ванну.
Леон заорал и вскочил!
– О… – Девушка чуть вздернула тонкую бровь. Она без всякого стеснения смотрела на Леона. Точнее, на его бедра.
Юноша прикрылся.
– Кто вы такая?! Что вы тут делаете?! – Ногам было горячо.
– Ах, как вы взволнованы… – Девушка обошла ванну кругом, откровенно рассматривая Леона. – Я тут живу, к вашему сведению.
– Вы прислуга? – спросил Леон и понял, что сказал глупость.
Девушка засмеялась.
– Ну нет! Я точно не прислуга. А вы новый оруженосец? Слышал, что случилось с предыдущим?
– Нет. Да кто вы такая?! – Леона начало раздражать ее назойливое внимание к его телу.
– А вам-то что?
Она вдруг шагнула к нему. Чуть наклонилась и прошептала:
– Хочешь примем ванну вместе? Я люблю, когда жарко.
Леон увидел совсем рядом ее прищуренные озорные глаза. Вдруг понял, что они зеленые, удивительного ровного цвета. Такие в народе называли – ведьмины. А еще юноша ощутил ее запах. Горькая полынь. Аромат прогретого солнцем поля.
Но ответить он не успел.
– Я вижу, вы уже познакомились? – раздался звучный голос.
Девушка дернулась. Засмеялась, ткнув Леона кулачком.
– Какой вы глупый! – Она обернулась.
В дверях стоял Тибальт Лакруа.
– Папочка, почему твои оруженосцы всегда такие глупые?
– Папочка? – прошептал Леон.
Девушка покосилась на него через плечо и произнесла уже тише:
– И хорошенькие…
Она снова захохотала.
Лакруа вздохнул.
– Леон, это моя дочь.
– Леон? – Девушка подошла к отцу, поцеловала его в щеку. – Вот как. Миленькое имя. Он сын какого-нибудь барона или маркиза?
– Нет, – жестко ответил граф. – Он мой оруженосец.
– Боже мой… Деревенщина… – Девушка покачала головой, закрыв ладошками лицо. – Какой ужас. Я так и знала, что мы до этого докатимся.
Но она не удержалась и снова фыркнула.
– Эту нахальную девчонку зовут Кира. Она моя дочь, которой в детстве не доставалось розог. – Лакруа снова вздохнул. – Конечно, все можно исправить.
– Ой, папа! – Кира с деланым ужасом уставилась на отца. – Ты прикажешь меня пороть?!
– Все можно исправить, – с нажимом повторил граф.
– Мне уже страшно, – со смиренным видом сказала девушка. Она опустила глаза и сложила руки, демонстрируя свою добропорядочность. – Позвольте мне идти… Меня ждут учителя.
Она вышла, не дожидаясь ответа отца.
Леон стоял, не зная, что делать. Он совершенно не был готов к тому, что ему придется присутствовать на семейной сцене. Это было очень странно и неприятно.
Лакруа подошел к окну.
– Это моя дочь, – снова сказал он. – И все, что осталось от моей жены. Я часто слишком занят. И ее воспитание, увы, хромает. Простите, Леон, ее выходку. Взбалмошная девица уже не раз заставляет меня краснеть.
И он вышел.
Леон снова опустился в горячую воду.
Жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом, отводя ему место пассивного наблюдателя. Свыкнуться с этим было непросто.
Глава 15
Верхний город вечером был совсем не похож на Нижний.
Тут было не так оживленно, здесь правила совсем другая жизнь. Более чопорная, более скрытная, более солидная, однако не менее яростная, чем внизу.
Карета графа несла их куда-то. Теперь Леон сидел около кучера, как полагается оруженосцу. Новая одежда была великолепна, сидела так, что казалась второй кожей, хотя Менге принес сверток с костюмом лично и еще долго рассыпался в извинениях, что шить пришлось впопыхах, что-то подогнано на живую нитку и вообще перешитое готовое сидит совсем не так. Но самому Леону, да, впрочем, и его наставнику одежда казалась очень качественной и добротно сшитой.
– Вот именно поэтому Менге не самый известный мастер, – сказал Лакруа, когда портной ушел.
– Почему? – Леон, как мальчишка, крутился перед зеркалом.
– Он все старается довести до абсолюта. Его костюмы прекрасны, но время, потраченное на их изготовление, не выдерживает никакой критики.
– Но сегодня он справился очень быстро. – Леон старался заглянуть за спину, чтобы увидеть, как сходятся швы.
– Для него это не работа. Это халтура. Он перешил готовое. Ваш основной гардероб придется подождать. Пойдемте.
– Куда мы едем? – спросил Леон, когда они вышли на улицу.
– На торжественный прием. Туда приглашен я, а следовательно, и вы, как мой оруженосец. Я попрошу вас держаться около меня. Не встревать в разговоры. Смотреть в оба. Запоминать каждое слово. И ничему не удивляться. Вам ясно?
– Конечно. – Леон кивнул.
Теперь он трясся на козлах около хмурого кучера.
– А это вы во флигельке поселились? – поинтересовался тот.
– Да. Меня зовут Леон.
– Умгу… – промычал кучер и непонятно пробормотал. – Незадача.
– Почему же?
– А? – Кучер будто проснулся. – А, да это я так. Садовник там инвентарь держал… всякий.
Леон знал, что за «инвентарь» прятал во флигеле вечно выпивший садовник. После ванной он вместе с Жаком выгребал из своей будущей квартиры огромные пустые бутыли, а также другие, наполненные мутной жидкостью, и здоровенный агрегат, состоящий из трубок и каких-то медных котлов. Ко всему прочему на втором этаже флигеля одуряюще воняло брагой, которая кисла в больших глиняных горшках.
Прибежавший на шум садовник божился, что это все «удобрения для кустов господина графа» и их совсем никак нельзя выкидывать. Особенно трясся он за странный агрегат, называл его чудом инженерной мысли и намекал, что чертежик он купил у какого-то жадного гнома за собственный золотой зуб. От садовника сильно шибало сивухой, вид он имел всклокоченный, но в целом был очень миролюбив. Бутыли, горшки и «инвентарь» он уволок в глубину сада и еще долго крутился рядом в надежде, что найдется еще что-нибудь. Ничего, однако, кроме пыли и множества каких-то прозрачнокрылых мотыльков, во флигеле не обнаружилось. Несколько старых ковров Жак обещал вычистить, а помещение проветрить. Это было весьма кстати, потому что запах браги буквально валил с ног. В остальном новый дом Леону понравился. Крепкая постройка, надежная крыша, широкий камин. Верхний этаж был отведен под большую спальню, внизу располагались столовая, уборная и небольшая кухонька. Когда-то около крыльца росли розы, но потом они выродились в бурно разросшийся шиповник, о чем Леону радостно поведал садовник.