Я – паладин! - Косенков Виктор Викторович 6 стр.


Но мертвяк, которому Леон порвал брюхо, уже добрался до мальчишки. Путаясь в своих внутренностях, он схватил Леона за ноги, норовя подтянуть к себе, разорвать, вцепиться гнилыми мерзкими зубами!

Мальчик принялся брыкаться, но мертвый держал его как клещами, оттаскивая от костра.

И когда омерзительная харя оказалась близко-близко, когда из раззявленной пасти пахнуло прямо в лицо, Леон ткнул изо всех сил в раскрытый рот пылающим факелом. Надавил, чувствуя, как подается оружие внутрь! От соприкосновения с огнем лицо мертвеца съежилось, потекло густыми мерзкими сгустками. Обнажились кости.

Леон оттолкнул мертвеца ногами, вскочил, что было сил ударил его по голове и кинулся бежать туда, где все еще отмахивался пикой, встав спиной к костру, отец.

– Папа! Папа!

Мертвые обернулись, но шарахнулись в сторону, когда Леон, выставив перед собой факел, кинулся вперед, закрыв глаза от ужаса.

– Какого черта ты тут делаешь?! – рявкнул отец. – Почему не уехал?!

Его руки были заляпаны чем-то черным, пика обломана. Он отбивался, держа остатки черенка в одной руке, а лезвие с куском палки – в другой.

– Дай сюда! – Он выхватил из рук мальчишки факел и принялся размахивать им из стороны в сторону. Мертвые шарахались от огня, но подступали все ближе и ближе, стараясь загнать живых в костер.

– Сгорим!

Леон ухватил здоровенную головню и кинул ее в приближающихся мертвецов. Зомби отшатнулись. Но ненадолго. Из обступившей темноты, наполненной криками, хрипами и рычанием, лезли новые и новые рожи. Страшные. Уродливые. Почерневшие. Мерзкий смрад забивал ноздри, не давал дышать. А там, позади жутких рож, приближалось что-то совсем уж невозможное. Это Леон заметил только краем глаза. Там в черном небе низко метались будто бы языки пламени! И сам воздух гудел, звенел, а земля под ногами вздрагивала от невидимых ударов.

Когда отца отшвырнуло в сторону, Леон упал на спину и вжался в почерневший снег. Над ним склонились мертвяки, потянулись жадные вонючие руки! Земля загудела, Леон ощутил, как дробно бьется она ему в спину. Мальчишка заорал! И тут.

Из темноты выметнулась огромная, черная с пылающими глазами лошадь! В прыжке она распласталась во все небо, и всадник, огромный, больше всего небосвода, в броне, которая светилась ярче всех звезд, взмахнул пылающей булавой! С гулом и шипением сгусток пламени врезался в спину ближайшему мертвецу!

Сочно чавкнуло. Метнулась в стороны черная гниль. Лошадь со сказочным всадником перемахнула через костер и скрылась в ночи, оставив мертвых, которые уже не поднимутся из могилы.

А из темноты выскакивали новые и новые всадники!

Кто-то схватил Леона, притянул к себе. Мальчишка закричал, забился, как маленькая птичка в лапах хищника.

– Сынок! Сынок! – кричал кто-то черный и окровавленный. – Сынок, это я!

Леон с трудом узнал отца. Прижался к нему. Они оба скорчились в мокрой каше из крови, растаявшего снега и еще черт знает чего.

– Кто это? – Леон пытался отодвинуться, посмотреть, увидеть, что же там происходит. – Кто это?!

– Не шевелись, не шевелись! – страшно закричал отец. – Это паладины!

Вокруг все ревело. Казалось, мир рушится. Где-то вдали бил как припадочный колокол и тряслась земля под копытами.

Глава 10

Паладинский разъезд догнал их, когда они возвращались в деревню. Уже утром. Мокрые, замерзшие, грязные, они едва шли. Лошадь обнаружилась неподалеку. Со вспоротым брюхом, в луже крови и дерьма, она лежала, глядя бессмысленными глазами куда-то вверх. Мертвые оказались резвее Леона и догнали ее тогда, в страшной темноте.

За ранеными из деревни прислали сани. За ранеными и убитыми.

Остальные шли так. Позади чадно горели костры. Это работала погребальная команда. Жгли остатки мертвяков.

Горячий конь, черный, с паром, валящим из больших ноздрей, взрыл копытами снег рядом с Леоном.

– Крестьянин! – Всадник поднял маску шлема. Паладин был огромен. Широкие нагрудные пластины панциря сверкали, будто и не было ночного боя, грязи и крови. – Крестьянин, укажите путь к старосте!

Отец разогнул спину. Когда тот поклонился, Леон даже не заметил.

– В центре деревни. Там, где большой знаковый камень…

– Благодарю вас, крестьянин! – Голос у паладина был громкий и гулкий.

Он коротко крикнул, и конь, поднимая тучи снежной крошки, унесся прочь.

– Пап, – прошептал Леон.

– Что? – Голос отца был совсем слабым и тихим.

– Почему он так странно говорил?

– Так говорят в столице. В Фервале.

Но Леон не слышал, он глядел вслед ускакавшему паладину.

Когда они добрались до деревни, то их встретило оцепление из хмурых охотников на ведьм.

– Туда, туда! – Охотники махнули рукой куда-то в сторону центральной площади. – Все туда.

– Что там? – спросил отец. – У меня ребенок. Ему нужна сухая одежда.

Ближайший охотник покачал головой. Но потом, посмотрев на Леона, стащил с себя плащ и кинул его отцу.

– Вот.

И жестом показал, куда надо идти.

Укутанный в тяжелый черный с красным кантом имперский плащ Леон начисто утратил ощущение реальности.

На деревенской площади, где раньше, очень редко, староста собирал народ на сход, были установлены три больших шатра. Несмотря на то, что светило солнце, горели факелы и несколько больших масляных жаровен. Все жители деревни, от мала до велика, стояли большой очередью в эти шатры. Мужчины, женщины, дети, все раздельно, каждый в свой шатер.

– Что это, пап? – тихо спросил Леон.

– Не бойся. Ничего не бойся, – ответил отец и сказал, будто заклинание: – Все будет хорошо.

Леон впервые видел столько вооруженных людей сразу. Тут были уже знакомые ему охотники, были и лучники, одетые в зеленые с золотом плащи, и стражники с большими топорами на длинных ручках, называвшихся алебардами. У входа в каждый шатер стоял молодой человек в длинном одеянии. Он о чем-то спрашивал входящего и запускал внутрь. Что происходило там, внутри, видно не было. Те, кто выходил наружу, с другой стороны шатра, молчали. Вообще все происходило в странной пугающей тишине. Если кто-то и разговаривал, то шепотом, будто боясь быть услышанным. Там, на той стороне площади, Леон разглядел маму. Она держала на руках сестренку и тревожно смотрела в их сторону. Отец махнул ей рукой.

Чуть в стороне от других стоял староста. Рядом с ним сидел на раскладном стуле важный человек с золотой цепью на шее. Барон. Иногда он спрашивал о чем-то, и староста, подобострастно кланяясь, отвечал.

Неподалеку стоял, опершись на палку, грустный и осунувшийся отец Тиберий. Казалось, он чего-то ждет.

Еще дальше, там, где собирались люди, вышедшие из шатров, гарцевали кони паладинов. Всадников же видно не было. И Леон еще удивился, где же они…

Тем временем подошла его очередь. Молодой человек около шатра немного помедлил, перекинулся взглядом с кем-то, но пропустил Леона в шатер для взрослых мужчин. Мальчику показалось, что это из-за плаща, который согревал его.

Внутри было удивительно тепло. Под ногами постелен толстый войлок. Горело множество жаровен.

– Подойдите, крестьянин, – поманил его к себе человек в серой монашеской рясе. Он сидел за низким столиком, на котором уместились несколько свитков и принадлежности для письма. – Как вас зовут?

– Леон.

– Сколько вам лет?

– Лет? – Леон удивился, но сообразил. – Двенадцать зим, господин.

– Хорошо. – Монах что-то записал в свитке и махнул рукой. – Пройдите туда, крестьянин.

Леон прошел. Там его встретил молодой человек, довольно худой, с очень глубокими черными глазами на бледном лице. Некоторое время он рассматривал Леона молча. Затем дал ему небольшую склянку.

– Плюньте сюда.

Леон послушался.

Человек унес склянку за занавеску и вскоре вернулся.

– Раздевайтесь донага.

Леон помялся, но, вспомнив слова отца, послушался.

Его одежду забрал другой мужчина, в длинном кузнечном фартуке и рукавицах. Унес за другую занавеску.

– Теперь туда. – Молодой человек махнул рукой дальше вдоль шатра.

Леон, неловко прикрываясь руками, прошел. В шатре было тепло, но все же не настолько, чтобы ходить нагишом.

За небольшой ширмой стояли два крепких мужика с дубинками на поясах и старик в длинном одеянии серого льна и колпаке.

– Мальчик, – резюмировал старик. – Вам надо было пойти в соседний шатер.

– Меня послали сюда, – Леон пожал худыми плечами.

– Н-да… – Старик вздохнул. – Будем считать, что вы юноша. Хорошо. Я осмотрю вас, юноша. Вы должны точно выполнять все то, что я вам скажу, и точно отвечать на вопросы. Вам понятно?

– Да…

– У вас что-то болит?

– Нет. – Леон покосился на несколько свежих синяков. – Только там, где ударили.

– Хорошо.

Потом старик заставлял Леона приседать, разводить руки в стороны, ложиться, вставать, прыгать и делать другие такие же глупости. Долго и внимательно рассматривал подмышки и пах мальчика. Что-то писал в свитке, бормотал себе под нос.

– Идите, юноша. – Он качнул головой в сторону выхода.

– А моя одежда?

– Идите, юноша, – нетерпеливо замахал руками старик.

Леон вышел и обнаружил, что за пологом шатра есть еще один, где на скамье аккуратно сложена его одежда. Вся, в том числе и красивый плащ. Одежда была сухой, теплой и даже чистой. Удивленный и обрадованный Леон оделся и вышел на улицу.

Его уже ждала мама. Тут же по рукам ходил большой ковш с горячим пряным вином.

Вскоре к ним присоединился отец. Он обнял обоих, прижал к себе и держал так. Долго-долго. И молчал.

Леон, прислонившись к отцу, вдруг почувствовал, что все кончилось. Что вот сейчас, и именно сейчас, все кончилось. И нет больше ужаса, когда не знаешь, что там, на той стороне линии света. Нет больше мертвецов. И не нужно нести вахту. Они больше не одни. И суровые солдаты вокруг, совсем не чужие, а свои, пришедшие защищать тех, кому нужна помощь. И их не нужно бояться.

Тем временем на дороге, что вела к площади, показался большой болочок, сани с крытым верхом. Тройка лошадей бойко несла экипаж по утоптанному снегу. Люди расступились. Кучер, крепкий дядька с курчавой черной бородищей, лихо подкатил прямо к месту, где сидел барон. Тот вскочил, поклонился. На деревенского старосту было страшно смотреть. Тот едва в землю не врос. К ним осторожно направился отец Тиберий.

Из болочка высунулась рука в перстнях. Барон принял ее, приложился губами. Помог человеку выбраться. На снег ступил невысокий, но грузный мужчина с гладко выбритым лицом. Он был одет в красную парчовую мантию. На плечах лежал отороченный мехом плащ.

Отец Тиберий подошел ближе, поклонился. И человек в мантии поклонился в ответ. Так же низко, как и Тиберий. Барона он не удостоил даже взглядом.

Из болочка следом выскочил секретарь. Бойко развернул небольшой столик. Поставил пюпитр. Щелкнул пальцами. Слуги барона поднесли ближе жаровню и еще два стула.

В центре сел приезжий, справа отец Тиберий, слева барон, а секретарь встал к пюпитру, приготовил свиток и чернильницу.

– Трибунал инквизиции готов к работе, – неожиданно громко произнес приезжий. У него был глубокий, поставленный голос. – Клянусь Всевышним, что в моих действиях нет корысти, а намерения чисты. Я, архиепископ Ланге, провозглашаю в этой деревне инквизицию.

Глава 11

Тем временем уже все жители деревни прошли через шатры. Инквизитору принесли свитки. Он развернул их, пробежал небрежно, передал старосте.

– Все тут?

Староста забормотал что-то, несколько раз уронил свиток.

Секретарь отвел его в сторону, помог развернуть бумагу.

Солдаты сворачивали лагерь. Неведомо откуда на площадь въехали длинные полозья, на которые в определенном порядке и были уложены шатры, жаровни, перегородки, столы и стулья. Странно было наблюдать за этими сборами. Каждый точно знал, что должен делать, куда идти, что брать. Не было суеты, толкотни, солдаты действовали слаженно. Немного в стороне лекари разбирались со своим хитрым хозяйством. Разложили широкую жаровню, из которой потянулся неприятный, щиплющий глаза серный дым. В дым, как в воду, окунались инструменты. Леон разглядел блестящие, согнутые клещи, странные железки совершенно бессмысленных форм, ножи. За их действиями пристально следила бабка-знахарка. Леон понимал ее интерес. Так он сам обычно присматривался к ребятам из соседней деревни, встретив их на ярмарке или когда отец ездил на торг. Леон ревностно разглядывал их игрушки. Сравнивал. И радовался, когда приходил к выводу, что свое, то, что осталось дома, – лучше. У старушки-знахарки поводов для радости было не много.

Когда на площади не осталось ничего, полозья с грузом неторопливо поползли куда-то за дома, прочь из деревни.

– Приступим к опросу свидетелей. – Инквизитор грел руки у жаровни. – Скажите, отец Тиберий, сколько гонцов послали за помощью?

– Троих, ваше святейшество. Троих. – Отец Тиберий зябко поежился.

Инквизитор этот жест заметил. Поднялся. Самолично взял тяжелую жаровню за рукоятки, пододвинул ближе к священнику. Тот поблагодарил.

– Ваш возраст, отец Тиберий, и опыт мне видятся более чем достаточными, чтобы занимать более. – Инквизитор пошевелил пальцами, словно в поисках подходящего слова. – Достойный пост. Почему вы остались в этой деревне? Я знаю, вам делались предложения.

– Вы преувеличиваете мои способности, ваше святейшество. Если бы я обладал хоть десятой частью тех достоинств, о которых вы говорите, а уж тем более опытом, ваш визит в наши края был бы излишним.

– Если бы не вы, то мой визит мог бы вообще не состояться. Это тоже надо понимать. Вы сказали, было послано три гонца?

– Три, ваше святейшество.

– И все они…

Тиберий молча развел руки.

– И после этого вы почуяли неладное?

– Да. Помощь могла задержаться, мог задержаться гонец, могло что-то произойти по дороге, но три человека, и такой срок.

– Это заставило вас обратиться к помощи Господа?

– Да. Я вижу, что моя молитва была услышана, ваше святейшество.

– Безусловно. – Инквизитор склонил голову. – Безусловно. Как вы себя чувствуете?

– Плохо. – Отец Тиберий улыбнулся. – Это естественно. В моем возрасте такие подвиги даются нелегко.

– Понимаю.

– Но пусть это вас не тревожит. Я достаточно пожил на свете, чтобы не бояться смерти.

Инквизитор внимательно посмотрел на отца Тиберия.

– Это достойные слова. Не многие, увы, из церковной братии могут сказать так же.

– Может быть, это одна из причин, по которой я не сделал карьеры. Тут, на границе, честным быть проще, чем в столице.

– Да, да… – Инквизитор кивнул. – Это тоже справедливо.

Он повернулся к барону.

– А вы? Что скажете вы?

– Я? – Тот, казалось, был удивлен. – Что я могу сказать?

– Именно это интересует меня. – Инквизитор говорил уже совсем другим тоном. – Что вы можете сказать? Что вы скажете мне как человек, наделенный властью? Вы знаете, что такое власть?

– Конечно же, я знаю, что такое власть. – Барон засмеялся. – Странный вопрос.

– У инквизиции не бывает странных вопросов, – отрезал архиепископ Ланге. – Не бывает! Что, по-вашему, власть?

– Власть – это… – Барон вдруг ощутил себя школьником. В церковно-приходской школе. – Это способность осуществлять волю. Мою и императора. Я наделен властью, потому что я благородный человек. Потому что я.

– В Империи вы прежде всего чиновник. И наделены властью прежде всего потому, что некогда император пожаловал вашим предкам эти земли. Пожаловал не просто так! А только для того, чтобы вы заботились о них и о тех, кто проживает на этих землях. Способствовали повышению благосостояния этих земель. Император повелел крестьянам, – инквизитор махнул рукой в сторону молчавшей толпы, – платить вам оброк! Содержать вас и вашу челядь. Чтобы вы, человек благородного происхождения, обеспечили им защиту и возможность процветать в лоне империи! Чтобы вы, дорогой барон, думали о благе для этой самой Империи.

Назад Дальше